Идеология и практика модели 1 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Период 1953—1964 годов явился этапом определенной коррекции теоретических воззрений, утвердившихся и господствовавших в сталинскую эпоху. Естественно, что отправной точкой пересмотра многих теоретических положений стал вопрос о «культе личности» как определенной системе взглядов на развитие общества и государства. Демонтаж сталинской идеологии открывал новому руководству существенный простор для поисков путей реализации его замыслов и стремлений. Одним из главных направлений этого поиска стало выдвижение и обоснование идеи общенародного государства, которая воплотила в себе и конкретизировала представление о развернутом коммунистическом строительстве. Провозглашение идеи общенародного государства было напрямую связано с пересмотром отношения к построению коммунизма не как к далекой отвлеченной цели, а как к непосредственной реальной задаче всего советского общества. Это объективно требовало уточнения форм движения, демонстрации возможностей для достижения выдвинутых планов.

Широкое появление темы общенародного государства в идеологической практике конца 50-х годов выглядело не совсем традиционно. Представление о развитии государства долгое время покоилось на прочном фундаменте учения о диктатуре пролетариата, законсервированного Сталиным, который произвел серьезные уточнения в содержании самой концепции построения коммунизма. Эти уточнения не просто отличались от традиционных положений марксизма-ленинизма, но и даже противоречили выводам классиков. Как известно, по всем этим вопросам, имеющим важное теоретическое значение, высказывались и Маркс, и Энгельс, и Ленин. В их произведениях сформулирован определенный взгляд на эту проблему, разделявшийся многочисленными последователями в разных странах, включая СССР. Одним из главных постулатов марксистского учения о государстве являлось положение о его отмирании по мере приближения к высшей фазе общественного развития. Основополагающей здесь признавалась широко известная мысль Ф. Энгельса, изложенная им в «Анти-Дюринге»: «Когда не будет общественных классов, которые нужно держать в подчинении, когда не будет господства одного класса над другим и борьбы за существование, коренящейся в современной анархии производства, когда будут устранены вытекающие отсюда столкновения и насилие, тогда уже некого будет подавлять и сдерживать, тогда исчезнет надобность в государственной власти, исполняющей ныне эту функцию. Первый акт, в котором государство выступит действительным представителем всего общества — обращение средств производства в общественную собственность, — будет его последним самостоятельным действием в качестве государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения станет мало-помалу излишним и прекратится само собой… Государство не " отменяется", оно отмирает»[cxl].

Мы привели это высказывание Энгельса, так как именно оно являлось отправной точкой многих размышлений о судьбе государства после завершения социалистической революции. В частности, В. И. Ленин в своем труде «Государство и революция», рассматривая вопрос о перспективах государственной власти в новую историческую эпоху, также опирается на приведенную мысль своего предшественника, характеризуя ее «действительным достоянием социалистической мысли»[cxli]. Ленинский анализ теории государства находился в русле воззрений основоположников марксизма. Хотя при этом необходимо отметить, что вождь Октябрьской революции, столкнувшись с практикой, высказывался об отмирании государства утвердительно, но с некоторыми оговорками типа «… мы вправе говорить лишь о неизбежном отмирании государства, подчеркивая длительность этого процесса, его зависимость от быстроты развития высшей фазы коммунизма и оставляя совершенно открытым вопрос о сроках или о конкретных формах отмирания, ибо материала для решения таких вопросов нет»[cxlii]. Тем не менее в отношении времени, когда должна произойти ликвидация государственной власти, Ленин выдвигал вполне определенный содержательный ориентир: полное отмирание государства произойдет при переходе от первой фазы общественного развития (переходного периода от социалистической революции) к высшей его фазе (коммунизму). Магистральным путем такого перехода определялось все более, а затем поголовное привлечение трудящихся к государственному управлению. В завершенном виде эта идея была озвучена Лениным перед делегатами VII съезда РКП(б): «Переход через Советское государство к постепенному уничтожению государства путем систематического привлечения все большего числа граждан, а затем и поголовно всех граждан к непосредственному и ежедневному несению своей доли тягот по управлению государством»[cxliii].

Претворение в жизнь задач социалистического строительства, уничтожение частной собственности на средства производства, ликвидация эксплуататорских классов, происшедшие в СССР в 20—30-х годах, коренным образом изменили лицо советского общества. Основываясь на этих достижениях, Сталин перевел в практическую плоскость теоретические рассуждения о строительстве высшей фазы общественного развития. Однако постановка этой цели и движение к ней объективно требовали прояснения вопроса о судьбе государства. Следование марксистско-ленинским канонам (создание основ социализма, формирование новых социальных параметров) логически подводило к воплощению в жизнь концепции отмирания государства, так как учение в неразрывной связи рассматривало процессы коммунизации общества и постепенного сведения на нет роли государства. Сталин же пошел совершенно другим путем, выдвинув прямо противоположное положение об усилении государственной власти в ходе построения коммунизма. Осуществляя такой неожиданный поворот, вождь вносил неизбежные и необходимые для этого уточнения. Он пояснял: «Не может быть сомнения, что Ленин имел в виду во второй части своей книги («Государство и революция» — А.П.) разработать и развить дальше теорию государства, опираясь на опыт существования Советской власти в нашей стране. Но смерть помешала ему выполнить эту задачу. Но чего не успел сделать Ленин, должны сделать его ученики»[cxliv].

Нетрудно догадаться, кого здесь имел в виду вождь и кто должен был завершить начатое Лениным. В сталинской «Краткой биографии» читаем: «Товарищ Сталин, опираясь на гигантский опыт более чем двадцатилетнего существования Советского социалистического государства в условиях капиталистического окружения, создал цельное и законченное учение о социалистическом государстве»[cxlv]. Приняв эстафету от классиков марксизма-ленинизма, Сталин, однако, ориентировался не на сбережение идейного наследия, а на собственные цели и нужды, важные для него прежде всего с прагматической точки зрения, с позиций сохранения и осуществления режима личной власти. В самом деле, трудно представить личность и деятельность вождя в условиях ослабления государства (не говоря уже о большем), без всесилия карательных органов, без сохранения бесконтрольности аппарата. Под угрозой оказались бы и масштабные сталинские планы по расширению советской экспансии, установлению мировой гегемонии. В этом смысле любое покушение на доктрину государства в форме диктатуры пролетариата, дискуссии на тему его постепенного отмирания даже со ссылками на основателей марксистско-ленинского учения не могли быть приняты и тем более реализованы.

Его суть заключалась в обосновании возрастания роли государства в общественной жизни страны. Любые отступления от заданных координат трактовались как политическая близорукость, уступка империалистическим силам, а осмеливавшиеся сомневаться мгновенно причислялись к «врагам народа». Сталин постоянно поддерживал теорию усиления классовой борьбы по мере продвижения к социализму, идейно оберегая главный инструмент этой борьбы — диктатуру пролетариата. Необходимо заметить, что такие взгляды заметно расходились с теоретическими воззрениями классиков марксизма-ленинизма, которые обосновывали как раз обратное, прогнозируя процесс постепенного отмирания государства, передачу его функций различным общественным силам. Однако Сталин утверждал и эксплуатировал иной подход, заявляя, что «отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих классов и организовать оборону против капиталистического окружения, которое далеко еще не уничтожено и не скоро еще будет уничтожено»[cxlvi].

Пересмотр сталинских положений о государстве происходил в русле объявленного партией возвращения к истокам ленинского наследия и очищения его от культовых наслоений. Как подчеркивалось в научной литературе тех лет, исключительно отрицательное влияние на развитие советской науки оказало широко бытовавшее утверждение о создании Сталиным цельного и законченного учения о государстве. Это ориентировало общество на полную решенность вопросов государственного и связанного с ним правового строительства, а представителям науки ничего не оставалось, как только излагать и комментировать высказывания вождя[cxlvii]. Преодоление последствий «культа личности» в этой сфере базировалось на возрождении ленинских идей государственного строительства. С конца 50-х годов стали широко пропагандироваться идеи о том, что диктатура пролетариата необходима только на период перехода от капитализма к социализму, что марксистско-ленинское учение о государстве предполагает отказ от диктатуры рабочего класса раньше, чем отомрет государство, которое сохраняется до полной победы коммунизма в качестве общенародной организации. Во главу угла ставилось ленинское высказывание: «Государство отмирает, поскольку капиталистов уже нет, классов уже нет, подавлять поэтому какой бы то ни было класс нельзя. Но государство еще не отмерло совсем»[cxlviii].

В ходе подготовки к празднованию 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции тема перехода от диктатуры пролетариата к общенародному государству встала «в полный рост», получив конкретные очертания. В Архиве Президента Российской Федерации находится записка О. Куусинена с приложением проекта доклада Н. С. Хрущева. В них четко сформулирована концепция общенародного государства, приведена аргументация относительно исчерпания своих функций диктатуры пролетариата на новом этапе развития советского общества. Подчеркивая эту мысль, О. Куусинен пишет: «Что в таком случае в нашей стране осталось от диктатуры пролетариата? Очевидно, самой диктатуры не осталось в действительности. Остались только славные страницы истории диктатуры пролетариата — истории борьбы и побед, которые в свое время привели к неоценимому результату всемирно-исторического значения — к созданию социалистического общества»[cxlix].

Однако на имя Н. С. Хрущева поступили и возражения на взгляды, пропагандируемые О. Куусиненом. Их суть заключалась в следующем: нельзя говорить о том, что диктатура пролетариата исчерпала себя, поскольку это утверждение ставит под сомнение ее высший принцип — союз рабочего класса и крестьянства. В советском обществе существуют различные массовые общественные организации, которыми руководит Коммунистическая партия и совокупность которых составляет систему диктатуры пролетариата[cl].

Но эта аргументация никак не вдохновляла лидера Советского государства и не разделялась им. Н. С. Хрущев связывал будущее госстроительства с утверждением модели общенародного государства, в чем он видел преодоление сталинского наследия и возвращение к ленинским истокам. Получив жизнь, данная тема заняла одно из центральных мест в научной литературе, особенно в период проведения ХХII съезда КПСС[cli]. Научная общественность выработала отношение к диктатуре пролетариата и общенародному государству как к двум конкретным выражениям одной и той же сущности, взятых лишь на различных этапах развития и отличающихся по широте своей социальной базы, по степени охвата этим государством различных слоев общества, которые наряду с рабочим классом в разнообразных формах участвуют в управлении государством. Речь шла о развитии государства на основе неуклонного расширения его общественной базы, включения в управление государственными делами все большей части, а затем и всего общества. В этом состояло превращение диктатуры пролетариата в общенародное государство. Данное положение получило конкретное оформление еще на ХХI съезде КПСС, где главным направлением развития социалистической государственности было названо вовлечение самых широких слоев населения в управление всеми делами страны, к участию всех граждан в руководстве хозяйственным и культурным строительством[clii]. Необходимо отметить, что такой подход наиболее полно отвечал господствовавшему тогда пониманию преодоления последствий эпохи «культа личности», когда происходило принижение роли народных масс в общественной и экономической жизни. Секретарь ЦК КПСС Ильичев прямо подчеркивал именно эту мысль: «Главный удар был направлен против одного из наиболее опасных порождений культа личности — принижения роли народных масс в историческом строительстве»[cliii].

Участие широких слоев трудящихся в управлении государственными делами планировалось реализовать посредством постепенной передачи функций государства обществу в лице общественных организаций. С трибуны XIII съезда комсомола в апреле 1958 года Хрущев заявлял: «Мы говорим, что при коммунизме государство отомрет. Какие же органы сохранятся? Общественные! Будут ли они называться комсомолом, профсоюзами или как-то по-другому, но это будут общественные организации, через которые общество будет регулировать свои отношения. Надо сейчас расчищать пути к этому, приучать людей, чтобы у них вырабатывались навыки таких действий»[cliv]. С конца 50-х годов темы трансформации государства, повышения роли общественных организаций становятся крайне популярными. Однако важно заметить: у руководства страны не было на этот счет единой позиции. Некоторые члены Президиума ЦК оказались не готовы к такому идеологическому повороту, с осторожностью и недоверием подходили к пропаганде и реализации данных идей. Это хорошо видно из стенограммы выступления секретаря ЦК КПСС А. Кириченко на Всесоюзном совещании работников КГБ 14 мая 1959 года. Касаясь темы о переходе государственных функций к обществу, он отмечал: «…хочу подчеркнуть, что это не значит, что на нынешнем этапе в какой-то мере должны быть принижены и роль и значение государства, государственных органов…» и далее: «Всякие толки об ослаблении роли государства и его органов в современных условиях — это вредные, антиленинские, ревизионистские. Подобные разговоры исходят только от людей, пытающихся ослабить силу советского государства, усыпить нашу бдительность, убаюкать нас, разоружить перед лицом, жаждущих удушить нас империалистических сил»[clv].

Эти взгляды разделялись многими членами руководства страны, которые выступали против форсированной передачи государственных функций общественным организациям. Не случайно, что на ХХI съезде КПСС в отличие от ХХII этот вопрос в докладе Хрущева еще подан осмотрительно, без присущего ему чрезмерного энтузиазма. На этом внеочередном партийном форуме первый секретарь ЦК разъяснял: при коммунизме государство отомрет, функции управления утратят свой политический характер, превратятся в непосредственное народное управление делами общества, «но нельзя упрощенно представлять процесс отмирания органов государства наподобие осеннего листопада, когда в результате опадания листьев у дерева остаются одни голые ветви». Придавая реализм этому процессу, Хрущев называл конкретные сферы, где, по его мнению, возможна передача функций государственных органов общественным организациям. Это вопросы культурного обслуживания населения, курортного отдыха и частично здравоохранения, управления массовым физкультурным движением, создание системы добровольных спортивных обществ, обеспечения общественного порядка и правил социалистического общежития[clvi].

Но эта программа, озвученная первым секретарем ЦК, предстала перед делегатами съезда не во всей полноте. Мыслилась она более широко и масштабно. Об этом свидетельствуют материалы декабрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС, обсудившего новое место профсоюзов в политической системе советского общества. Реформаторский курс Хрущева заключался в существенном увеличении веса ВЦСПС в общественной жизни страны. По его замыслу, профсоюзам планировалось передать целый ряд государственных функций, таких как управление страхованием, контроль в области охраны труда, всего социального обеспечения рабочих и служащих и т. д. Это вызвало непонимание и озабоченность со стороны многих членов Центрального Комитета, особенно касательно вопроса о передаче профсоюзам системы социального обеспечения. Ряд функционеров — Спиридонов (первый секретарь Ленинградского обкома КПСС), Шелепин (первый секретарь ЦК ВЛКСМ), Муравьева (министр социального обеспечения СССР) — были категорически против такой переориентации этой сферы, приводя множество аргументов в пользу сохранения прежнего положения[clvii]. Речь шла о слабости профсоюзов, их удаленности от реальной жизни, невозможности осилить такие важные участки работы. По-видимому, в какой-то степени это оказалось неожиданным для Хрущева. В своем заключительном выступлении он не без доли осторожности отмечал: «Вопрос, который стоит на пленуме, заслуживает большого внимания. Думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы сейчас, видимо, не подготовлены, чтобы принять по этому вопросу какие-то исчерпывающие решения… Я думаю, надо наметить общую линию по этому вопросу, чтобы не связывать себе руки при решении конкретных вопросов»[clviii].

Новации на тему общенародного государства вызывали резкое неприятие у недавних союзников по социалистическому блоку. В частности, китайское руководство критику КПСС в первую очередь связывало с критикой теории общенародного государства и реформированием социалистической системы в постсталинский период. В редакционной статье газеты «Женьминь жибао» и журнала «Хунци» в июне 1964 года говорилось: «На XXII съезде КПСС хрущевская ревизионистская клика не только возвела в систему свою антиреволюционную теорию так называемого мирного сосуществования, мирного соревнования и мирного перехода, но и объявила, что в Советском Союзе диктатура пролетариата перестала быть необходимой, выдвинула вздорную версию о так называемых общенародном государстве и партии всего народа. Таким образом, окончательно сформировалась ее ревизионистская система». В этой (еще раз подчеркнем — официальной) статье говорилось: «Хрущев агитирует за буржуазную идеологию, рекламирует буржуазную свободу, равенство, братство и человечность, обрабатывает советский народ в духе реакционной идеологии буржуазного идеализма и метафизики, а также буржуазного индивидуализма и национализма, подрывает социалистическую мораль»[clix].

Таким образом, КПК относила к буржуазным, несоциалистическим такие ценности, как свободу, равенство, братство, человечность, гуманность. Центральный комитет китайской компартии в своем Предложении о генеральной линии коммунистического движения от 14 июня 1963 года указывал, что «подмена государства диктатуры пролетариата " общенародным государством" и подмена партии — авангарда пролетариата — " всенародной партией" теоретически является абсурдной, а практически крайне вредной». КПК считала это огромным шагом назад в ходе исторического развития, не имеющим ничего общего с переходом к коммунизму, реставрацией капитализма. Выступая с критикой XXII съезда КПСС, провозгласившего создание в СССР общенародного государства, КПК подчеркивала, что говорить о «всенародном», «надклассовом» государстве — значит отходить от классовой сути государственной власти, от марксистско-ленинского учения»[clx].

Развитие концепции общенародного государства осуществлялось в СССР стремительно. Забегание вперед, идеализация коммунистических перспектив на рубеже 50—60-х годов становятся здесь определяющими. Пример этому прежде всего подавал сам Хрущев. В беседе с корреспондентом американского агентства «UP” Г. Шапиро он с оптимизмом убеждал, что процесс отмирания государства у нас, собственно говоря, уже идет[clxi]. Официальная наука, реагируя на эти внезапные выводы, поспешила дать теоретические комментарии, чтобы сгладить эффект прозвучавшего заявления. Разъяснения сводились к следующей оригинальной мысли: «…необходимо иметь в виду, что слово " отмирание" имеет двойной смысл — отмирание как постепенный процесс и отмирание как конечный результат этого процесса. Как процесс отмирание государства начинается с социалистического переустройства общества. Как конечный результат оно достижимо только при полном коммунизме, когда не будет империалистического лагеря и отпадет опасность агрессии со стороны империалистических государств»[clxii].

Поспешные заявления об открывающихся безграничных перспективах в связи с коммунистическим строительством стали присущи всем важным направлениям жизни общества. Это ярко проявилось и в утверждениях о возможности создания материально-технической базы коммунизма, для чего считалось достаточным сплошной электрификации страны, комплексной механизации и массовой автоматизации производств, широкого использования химии и атомной энергии. На достижение этих рубежей отводилась пара ближайших десятилетий[clxiii]. Ничем реально не обоснованные принципы коммунистических отношений выдвигались и во всех сферах общественной жизни. Например, широкое распространение получило мнение о перерастании советского права в систему норм коммунистического общежития. Под этим подразумевался переход к неправовым нормам, при котором часть правовых норм отпадет без какой-либо замены, а другая часть вместе с моралью, обычаями постепенно трансформируется в единую систему правил коммунистического общежития[clxiv]. Такие зигзаги теоретической мысли вызывали настороженность руководства КПСС, вынуждая время от времени одергивать увлекавшихся ими авторов. На одном из совещаний идеологических работников секретарь ЦК А. Ф. Ильичев предостерегал: «…у нас имеется еще немало легкомыслящих спекуляций вокруг здорового стремления советских людей заглянуть в свое будущее, в коммунистическое завтра. Некоторые научные работники, писатели и публицисты с излишней самоуверенностью и претенциозностью берутся за характеристику деталей будущего коммунистического общества, полагаясь главным образом на свои фантазии»[clxv].

Следует сказать, что такие настроения возникли на рубеже 50—60-х годов не случайно. Социально-экономическое развитие страны в послесталинский период отличалось динамичностью, начавшимся духовным раскрепощением. Многие современные исследователи указывают на существенное улучшение состояния советского общества с позиций качественных характеристик общемирового прогресса. В этой связи уместно привести оценку российского ученого В. Красильщикова: «Хрущевское десятилетие — один из самых важных периодов в истории России/СССР ХХ века с точки зрения модернизации. Никогда на протяжении XVIII—XX веков разрыв между Россией/СССР и Западом не был так мал, как в эти годы…»[clxvi]. Все это объективно вселяло оптимизм и веру в реальность достижения дальнейших целей, возможность решения глобальных задач. Поэтому крайне важное значение имеет представление о той конкретной социально-экономической обстановке, в которой происходило выдвижение идеи развернутого построения коммунизма, разработка новых подходов в государственном строительстве.

В 1959 году на ХХI съезде КПСС была выдвинута задача — в кратчайший срок «догнать и перегнать» ведущие капиталистические страны по производству продукции промышленности и сельского хозяйства на душу населения. Принятая в 1961 году XXII съездом партии Программа впервые провозгласила, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме уже к началу 80-х годов[clxvii]. Предполагалось, что все объективные факторы для скачка в коммунизм уже созрели, остается лишь мобилизовать субъективный фактор, подчинить энергию трудящихся реализации поставленных целей. Рекламировалось, что в 1980 году на каждого советского человека будет приходиться 58 кв. метров ткани, 44 кг сахара, 85 кг мяса, 467 литров молока и т. д.[clxviii]. В речи на Красной площади по случаю полета первого космонавта Ю. Гагарина Хрущев говорил: «Выполнение семилетнего плана (1959—1965 гг. — А.П.) приблизит нас к тому, что мы переступим высший рубеж достижений капиталистического мира и вырвемся, как мы вырвались сейчас в космос, вперед в развитии всей нашей экономики, в удовлетворении запросов народа. Материальные и культурные потребности советских людей будут удовлетворяться полнее, чем это могут обеспечить самые развитые страны капиталистического мира[clxix].

Сразу после смерти Сталина предпринимались меры по улучшению социально-экономического положения граждан: на четвертой сессии Верховного Совета СССР 15 марта 1953 года в докладе Г. М. Маленкова было официально заявлено, что законом для нашего правительства является обязанность неослабно заботиться о благе народа, о максимальном удовлетворении материальных и культурных потребностей. Уже 1 апреля 1953 года решением правительства СССР были снижены розничные цены на продукты, одежду, бензин, стройматериалы[clxx]. На шестой сессии Верховного Совета СССР Г. М. Маленков сформулировал задачу — в ближайшие 2—3 года добиться создания обилия продовольствия для населения и сырья для легкой промышленности[clxxi]. Была поставлена задача изменить отношение к личному хозяйству колхозников, расширить жилищное строительство, развить товарооборот и розничную торговлю. Существенно возрастали капиталовложения на развитие легкой, пищевой, рыбной промышленности. Снижались налоги на сельскохозяйственную продукцию, производимую колхозами. Важное значение имело сокращение сельскохозяйственного налога с приусадебных участков, обмена натурального пайка и замена его денежным, повышение закупочных цен на излишки сельхозпродукции. Больше того, компенсировались накопившиеся за прошлые годы недоплаты по сельскохозяйственному налогу. Денежный налог по Закону о сельскохозяйственном налоге, принятый в августе 1953 года, был снижен с каждого колхозного двора фактически в два раза. Как признавалось, приусадебное хозяйство крестьянина и рабочего провинциальных городов являлось главным источником поддержания собственного существования и источником снабжения сельхозпродуктами значительной части населения страны[clxxii].

Немаловажное значение имело то, что государство реально оценивало состояние сельского хозяйства, его низкий уровень развития. В январском номере журнала «Коммунист», еще при жизни Сталина, в духе того времени говорилось, что «зерновая проблема, считавшаяся ранее наиболее острой проблемой, решена прочно и окончательно». В 13-м номере журнала, т. е. после кончины вождя, признавались серьезные проблемы в состоянии сельскохозяйственного производства[clxxiii]. Н. С. Хрущев признавал, что заявления о разрешении зерновой проблемы были лживыми[clxxiv].

Предпринятые меры дали позитивный результат, для сельских жителей и отчасти горожан существенно улучшалась обеспеченность продуктами питания. В свою очередь это свидетельствовало, что дальнейшее изменение положения крестьянства могло привести к значительному подъему сельского хозяйства, но это противоречило бы существовавшей системе.

В СССР рост национального дохода шел в основном за счет развития группы «А» — тяжелая индустрия. После смерти И. В. Сталина руководители страны и партии взяли курс на гармоничное развитие группы «Б» — строительство, сельскохозяйственное производство, на социально ориентированную экономику. В августе 1953 года на сессии Верховного Совета СССР была принята программа подъема производства предметов народного потребления. Пленумы ЦК КПСС регулярно рассматривали вопросы увеличения производства предметов потребления — сентябрь 1953 года, февраль—март, затем июнь 1954 года, январь 1955 года. В сельскохозяйственное производство, хотя и неуверенно, внедрялся принцип материальной заинтересованности. Было решено ослабить давление на колхозников — снижались сельхозналоги, увеличивались размеры приусадебных хозяйств, повышались закупочные цены, причем существенно — на мясо в 5, 5 раза, молоко и масло — в 2 раза, зерно — наполовину, давались государственные дотации на выпуск ширпотреба. Эта линия открывала перспективу возможной интенсификации производства на базе возрастания (но и всячески ограничиваемой) материальной заинтересованности в труде, в результате чего уже в первой половине 1953 года производительность труда возросла на 62%, материалоемкость снизилась на 5%.

В 1957 году началась реализация широкой программы повышения зарплаты: в 1961 году по сравнению с 1950 годом она возросла в 1, 3 раза, а с учетом выплат и льгот из общественных фондов потребления — в 1, 35 раза. Общее число рабочих и служащих возросло с 40 до 62 миллионов человек[clxxv].

В 50-х годах ощутим был рост промышленного производства и увеличение государственных доходов за счет налога с оборота, а также роста цен на продукты питания и товары народного потребления. Рост цен происходил систематически параллельно росту номинальной заработной платы и оплаты коммунальных услуг.

После ХХ съезда КПСС была введена новая система пенсионного обеспечения, размер пенсий существенно вырос. Пенсии зависели от стажа работы и возраста трудящегося: для мужчин 60 лет при стаже работы в 25 лет, для женщин — 55 лет при стаже работы в 20 лет. Впервые в стране были установлены государственные пенсии для колхозников: для мужчин в возрасте от 65 лет, для женщин — от 60 лет, но лишь в том случае, если они продолжали работать в колхозах.

Вместе с тем государственное законодательство не пошло на устранение всякого рода персональных пенсий, предназначаемых за особые заслуги перед государством. С персональными пенсиями были связаны и другие привилегии — 50% оплаты коммунальных услуг, бесплатный проезд на общественном транспорте, ежегодная бесплатная путевка в дома отдыха и санатории, т. н. лечебные и другое. Этими привилегиями пользовались партийные и государственные работники, ветераны партии, лауреаты премий. Особая система пенсий сохранялась для военнослужащих, сотрудников органов государственной безопасности и внутренних дел, научных работников.