Белый орёл

Барон Золтан из дружины братиславского бургграфа* был завзятым охотником. Мало ему было охот, которые граф то и дело устраивал для своей дружины. Барон Золтан в любое время готов был идти в лес на охоту.

- Пойду-ка я завтра поохочусь у Железного ключа, - сказал он как-то старому сокольничему.

- Завтра, благородный пан? – удивился старик. – Завтра ведь канун Нового года!

- Ну и что? Выходит, ты тоже веришь этим сказкам, будто под Новый год нельзя охотиться?

- Пан, это не сказки. Это как бы закон.

- Не смеши меня, старик. И кто же издал этот твой закон?

- Этого я сказать не могу, благородный пан, но соблюдают его все. В этот день звери празднуют лесной мир, лес одевается в праздничный наряд, и не полагается осквернять его кровью. Мои деды и прадеды занимались охотой, но никогда не нарушали закона о лесном мире.

- Лесной мир! – взорвался барон. – От каждого только и слышу: «Лесной мир! Лесной мир!» Да кто из вас его видел? Как он выглядит, этот ваш лесной мир?

- Не знаю, видел его кто-нибудь или нет, - спокойно отвечал старик, но все его чтят. Бывают такие вещи между небом и землёй, который полагается чтить, даже если они и невидимы.

Барон отвернулся и не сказал больше ни слова. Но на лице у него было написано упрямство. Нет, уж ему-то никто помешать не сможет. Что он, слуга или раб чей-нибудь, чтобы подчиняться какому-то закону, да ещё и неписаному?

Итак, в последний день старого года, ранним утром, барон отправился в лес с ружьём на плече. Он шёл к Железному ключу.

День стоял белый, затянутый молочной мглой, ближний лес словно закутали семью муслиновыми покрывалами. Но когда барон углубился в лес, он невольно поразился: всё вокруг так таинственно сияло, как будто стволы и ветки были налиты светом. Безмятежная сияющая тишина стояла кругом.

Сторожким шагом он дошёл до самого родника Железный ключ – так его называют из-за красных камней, которые отражаются в его воде, окрашивая её в красноватый цвет.

И там он их увидел – лесных зверей. Увидел, как старательно готовятся они к своему празднику. Медведица растапливала печь. Олень месил тесто в большом деревянном корыте, которое тоже так и сияло. Белка щёлкала орехи: ядра клала в одно блестящее ведёрко, скорлупки – в другое. Крот с серебряными очками на носу перебирал изюм. Ёж мелко-мелко строгал яблоки. Волк золотым пестиком толок в ступе мак. Дикий кабан взбивал снег, барсук смазывал жиром противень, а там, в глубине леса, ещё кто-то чем-то занимался, но этого уже было не разглядеть. Все в лесу усердно готовились печь новогодний пирог. Одна только лиса ничего не делала, а всё шныряла по лесу туда-сюда, распушив воротник, и глазами стреляла.

«Так вот как он выглядит, лесной мир!» - подумал Золтан, глядя на эту картину как зачарованный.

Вдруг раздался над лесом какой-то шум, шелест. Поднял охотник голову и глазам своим не верит: вот это красота невиданная, неслыханная! Раскинув огромные крылья, плывёт над верхушками деревьев орёл, перья – как свежевыпавший снег, клюв и когти слепят глаза серебряным блеском.

«Такого трофея ни у кого ещё не было! – промелькнуло в голове у барона. – Голова царь-птицы с серебряным клювом!»

Он сорвал с плеча ружьё и прицелился.

Первой заметила это лиса. Теперь уже было ясно, что она не шныряла впустую по лесу, а глядела во все глаза, сторожа лесной мир.

Увидев, как охотник сдёрнул с плеча ружьё, она залаяла своим лисьим лаем, похожим на собачий. На лесном языке это, должно быть, означало: «Белый орёл, берегись!»

Орёл махнул гигантским крылом, глянул зорким глазом и сразу увидел, откуда грозит опасность. Серебряным клювом он выдернул белое пёрышко и уронил его.

Странно летело это перо – словно тяжелело на лету. Стальной стрелой слетело оно вниз и пронзило охотнику руку в тот самый миг, когда он собирался спустить курок. Вскрикнув, охотник уронил ружьё. Кровь хлынула струёй из пронзённой ладони и окрасила безупречную лесную белизну.

Тогда лиса снова залаяла своим странным лаем, похожим на собачий, и на лесном языке это означало:

- Какое безобразие! Кровавые пятна на снегу новогоднего леса!

Она схватила охотника за рукав и потянула его к Железному ключу. Родник был покрыт хрупким, как кружевным льдом, лишь посредине светилось красноватое отверстие, похожее на зрачок в заячьем глазу.

Охотник плеснул воды на пробитую руку – и диво-дивное! Кровь сразу перестала течь, и рана закрылась.

Тут лиса живо выпроводила его из леса на опушку. Барон до того был ошеломлён всем происшедшим, что ему в голову не пришло оглянуться. А потому он не видел, как приплыло и остановилось над лесом седое облачко, как оно высыпало на поляну несколько охапок снега.

Снежинки прикрыли красные кровяные пятна, засыпали отброшенное ружьё и даже следы охотника. Лес опять засверкал девственной белизной, и звери спокойно допекли наконец свой новогодний пирог.

Барон Золтан никогда и никому словом не обмолвился, где он был в тот день и что испытал – да и чем было хвалиться?

А всё же люди прознали об этом, ведь недаром дошло до нас это предание. Может, кто-нибудь видел, как он, вернувшись из леса, недоуменно разглядывает свою правую ладонь. А может, он во сне проговорился. Но скорее всего люди догадались обо всём по шраму у него на руке. Его так и называли с тех пор: «Барон с пробитой рукой».

* Бургграф – королевский наместник в больших городах.