О языке трагедии. Всякое имя бывает или общеупотребительное, или глосса, или

...Всякое имя бывает или общеупотребительное, или глосса, или

метафора, или сочиненное, или укороченное, или измененное.

Общеупотребительным я называю то, которым все пользуются; глоссой - которым пользуются некоторые... Метафора есть перенесение необычного имени или с рода на вид, или с вида на род, или по аналогии...

С рода на вид я разумею, например, в выражении " вон и корабль мой

стоит", так как " стоять на якоре" есть часть понятия " стоять". С вида на

род, например, " истинно, тьму славных дел Одиссей совершает", так как

" тьма", значит " много", то (поэт) и воспользовался тут (этим словом) вместо

слова " много". С вида же на вид, например, " вычерпать душу мечом" и " отсекши несокрушимым мечом", так как здесь " вычерпать" в смысле " отсечь", а " отсечь" в смысле " вычерпать", а оба эти слова значат " отнять" что-нибудь. А под аналогией я разумею тот случай, когда второе относится к первому так же, как четвертое к третьему; поэтому поэт может сказать вместо второго четвертое или вместо четвертого второе, а иногда прибавляют (к метафоре) и то имя, к которому относится заменяющая его метафора, то есть, например, чаша так же относится к Дионису, как щит к Арею, следовательно, поэт может назвать чашу щитом Диониса, а щит чашею Арея. Или: что старость для жизни, то и вечер для дня, поэтому можно назвать вечер старостью дня, а старость - вечером жизни.

Достоинство словесного выражения - быть ясным и не быть низким. Самое ясное выражение, конечно, состоит из общеупотребительных слов, но оно низкое. Благородное же и свободное от тривиальности выражение есть то, которое пользуется необычными словами. А необычным я называю глоссу, метафору, удлинение и все уклоняющееся от общеупотребительного. Должно как-нибудь перемешивать эти выражения: одно, как глосса, метафора, украшение и прочие указанные виды, сделает речь не тривиальной и не низкой, а слова общеупотребительные (придадут ей) ясность...

Но если кто-нибудь сделает такою всю речь, то получится или загадка,

или варваризм; если она будет состоять из метафор, - то загадка, а если из

глосс, - то варваризм. Следовательно, должны как-нибудь перемешиваться эти выражения: одно, как глосса, метафора, украшение и прочие указанные виды, сделает речь не тривиальной и не низкой, а слова общеупотребительные (придадут ей) ясность.

Весьма важно пользоваться кстати каждым из указанных (способов

выражения), так же как и сложными словами и глоссами, а всего важнее - быть искусным в метафорах. Только этого нельзя перенять от другого: это – признак таланта, потому что слагать хорошо метафоры - значит подмечать сходство (в природе). Из слов сложные наиболее подходят к дифирамбам, глоссы - к героическим, а метафоры - к ямбическим стихам. В героических стихах употребительно и все выше сказанное, а в ямбических - подходящие слова все те, которыми пользуются в разговорах, так как эти стихи особенно подражают разговорной речи, а таковы общеупотребительные слова, метафоры и украшающие эпитеты.

Аристотель

1 В этом принципиально важном положении Аристотель подчеркивает, что поэт не должен копировать жизнь, что задача поэта - изображать сущность, общее. Но тут же кроется и непонимание Аристотелем того, что поэт изображает общее в единичном.

2 Аристотель подчеркивает познавательную функцию искусства, и этим он резко отличается от своего учителя Платона, который не признавал, что искусство дает знание действительности.

3 Аристотель связывает характер поэтических жанров (особенно трагедии и комедии) с моральным обликом личности поэта. Данный взгляд Аристотеля совершенно неприменим к таким драматургам, которые создавали и трагедии и комедии.

4 Положение Аристотеля относительно " очищения", совершающегося через страх и сострадание, вызвало многочисленные объяснения, так как сам Аристотель его не раскрывает. Надо думать, что под " очищением" (катарсис) Аристотель понимал воспитательное воздействие трагедии, которая была детищем греческой демократии и воспитывала в гражданах чувство коллективизма и стойкость в борьбе с жизненными препятствиями.

5 Аристотель сначала рассматривает трагедию и комедию исторически,

правильно связывая эти жанры с культовой основой, а потом приходит к

признанию какого-то имманентного развития трагедии и комедии. В этом сказываются те колебания Аристотеля между идеализмом и материализмом, которые ярко проявляются и в самой философии этого мыслителя.

6 Аристотель правильно отмечает, что трагедия изображает действие,

напряженную борьбу; дальше он верно и тонко рассуждает, как в зависимости от этой специфики отличается и композиция трагедии по сравнению с композицией эпоса. Но в этом же положении Аристотель допускает неправильное толкование роли характеров трагедии. Он считает (вероятно, учитывая современную ему античную поэтическую практику), что для трагедии важнее фабула, чем характеры; Аристотель даже замечает, что трагедия может быть без характеров, а без фабулы - никогда. Такой отрыв характеров от фабулы, с нашей точки зрения, не верен, так как фабула дается через изображение поступков людей, через характеры, а не вне их.

7 Таким образом, Аристотель не связывает вопрос о благородном герое с

происхождением последнего.