💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Белые, чёрные и беленькие

– Мы думали, что гонимся за разносчиком з-заразы, а на самом деле несли её сами. Беда шла не впереди нас, а по нашим следам. Разве не так? Приезжаем в новую деревню, там мир и покой. Стоит нам уехать, туда врывается смерть. Помните, доктор назвал нашу пёструю компанию «санитарно-эпидемическим отрядом»? Первую половину определения нужно выкинуть – наш отряд был просто эпидемическим, то есть распространял эпидемию…

– Погодь, погодь, Ераст Петрович! – воскликнул оторопевший урядник, как обычно, в минуту крайнего волнения переходя на «ты». – Ты к чему ведёшь-то?

– Толкователь п-пророчества (пока назовём этого человека так) был среди нас.

Никифор Андронович фыркнул:

– Ну уж это… Чёрт знает что! Кто же, по-вашему, сия староверческая Кассандра? Кирилла, что ли?

Подумав, Фандорин покачал головой:

– Нет, не годится. Вы говорите, она направилась в пустой скит. Как его…?

– Старосвятский.

– Да, Старосвятский. Но там никто не живёт, а «спасителю овец» нужны новые жертвы – п-пресловутые б-беленькие. Провокатор, сеющий смерть, вовсе не обязательно старообрядец.

– Ераст Петрович, не томи. Скажи, кто, – попросил Ульян.

– Да любой! Например, Лев Сократович К-Крыжов, поминающий Сергея Геннадьевича, чьим единомышленником он, судя по всему, является…

– Какого Сергея Геннадьевича? – не понял Евпатьев.

– Нигилиста Нечаева. Того самого, кто тридцать лет назад Русь к топору звал и «Катехизис революционера» составил. Я этот замечательный д-документ наизусть помню, потому что он ещё немало бед наделает. «Революционер в глубине своего существа разорвал всякую связь со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нём, то только для того, чтобы его вернее разрушить». Или, уж совсем напрямую: «У товарищества нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда. Но убеждённые в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путём всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию». С точки зрения нигилиста любое потрясение, выводящее народную массу из равновесия, приближает великий бунт. Чем хуже народу, тем быстрей даст течь корабль государственной власти, который Крыжов называет «кораблём д-дураков»…

– Точно! Крыжов это! – закричал полицейский. – Тут давеча господин ротмистр из Охранного занятию проводил, про революцьонеров-нигилистов разобъяснял. Они – собаки бешеные, державу погубить хотят!

Евпатьев сделался очень серьёзен:

– Хм, а в самом деле… Крыжов во всех деревнях бывал неоднократно. Местные жители его знают, имеют к нему доверие! Нужно немедленно в Бесчегду!

– П-постойте. Не нравится мне и наш психиатр, Анатолий Иванович Шешулин. Сам его приезд из столицы довольно подозрителен – прямо к очагу самоубийств, которые он с непостижимой прозорливостью предсказал. Я наблюдал за этим человеком. Он одержим очень сильным бесом, имя которому честолюбие, причём в одной из самых болезненных форм – честолюбие научное. Уж не поддался ли доктор соблазну слегка п-помочь своему прогнозу? Не за тем ли и приехал? Ему с трудом удавалось скрыть радость всякий раз, когда появлялись новые жертвы. Это раз. Не будем игнорировать и гипнотические способности Шешулина, которые он продемонстрировал во время припадка Лаврентия. Анатолий Иванович – исследователь механизма внушаемости. Это два. Ну и третье. Почему этот блестящий психиатр, без усилия подчинивший юродивого своей воле, ни разу не попытался дезавуировать ложную версию, которой мы руководствовались? Ведь он должен был после того случая понять, что блаженный относится не к числу внушающих, а к числу внушаемых, и, значит, мало подходит на роль возмутителя душ.

– Верно, верно! – стукнул кулаком по столу Никифор Андронович. – Он и мне с самого начала не понравился. «Я предсказывал! Надо мной смеялись! Мой доклад в Петербурге станет сенсацией!» А какой у него взгляд? В самую душу вбуравливается!

Урядник схватил шапку.

– Господа хорошие, время теряем! Куды он двинул? В Салазкино? Это пять вёрст всего. Мы его, иуду, прям щас возьмём!

– Или вот тоже б-благочинный, – задумчиво продолжил Фандорин, не обращая внимания на Ульяна. – Если действовать по принципу «ищи, кому выгодно», то отец Викентий – лицо, чрезвычайно заинтересованное в распространении эпидемии. Сейчас он влачит жалчайшее существование. Пастырь без паствы, мелкий вымогатель, самый презираемый с-субъект во всей округе. Он должен люто ненавидеть старообрядчество и старообрядцев. Что это за странный объезд? Неужели только из-за поборов? Вы заметили, что в каждой из деревень он отправлялся по домам – с наставительной беседой? А может быть, чтобы показывать «Видение» и пугать им тех, кто посуеверней? После того как весть о стерженецких самоубийствах разнесётся по России, начальство наверняка примет самые суровые меры к искоренению в этих краях раскола. То-то отцу Викентию будет раздолье.

– Правда! Поп этот – всем нам первый враг, – горячо подтвердил Евпатьев. – Он больше всего чего боится? Что в нашем старообрядстве возобладает разумное, организованное начало. Что народ обратится из беспоповства к староверию цивилизованному, со своими священниками и епископами. Тут ему, кровососу, конец. Нет, Крыжов и Шешулин – люди просвещённые, а тут чувствуется поповская, иезуитская метода!

– Ещё дьякон этот при нём, – подхватил урядник. – Вроде лопух лопухом, а всюду шныряет, вынюхивает. Ушки на макушке, зенками так и постреливает. Если это поп гадит, то Варнава ему способствует. Я знаю, как надо! Меня учили. Следоват их обоих взять и поврозь допросить. Коли завиляют, собьются, зачнут разное врать – тут им конец.

Никифор Андронович с тревогой сказал:

– Они в Латынино пошли. Я предлагал мой возок взять, кучера давал – не захотели. Мы, говорят, на лыжах. Не больно-то раньше благочинный любил попусту брюхо растрясать.

– А латынинцев у нас белоголовыми дразнят! – вспомнил вдруг урядник. – Они и вправду сильно белобрысые все. Они и есть «беленькие»! Это попы за ними пошли! Едем, господа, скорей!

– Митька! – громко крикнул кучеру промышленник, приоткрыв дверь. – Запрягай! Да поживее!

– Кстати о Митьке… – все тем же тоном произнёс Эраст Петрович, и промышленник замер. – Тоже и ваш кучер – чем не кандидат? За всё время пути я не слышал от него ни единого слова. Неприметен, прячет г-глаза, явно старается не привлекать к себе внимания. Когда приезжаем в очередную деревню, куда-то исчезает. Потом так же внезапно появляется. Что он за ч-человек? Набожен? Старинные книги читать любит?

– Как большинство старообрядцев, – растерянно пробормотал Евпатьев, прикрыл дверь и опустился на лавку. – Господи, всех, что ли, подозревать?

Дальнейшая дедукция шла уже сама, без непосредственного участия замолчавшего Фандорина, который снова взял в руки грамотку.

– Статиста главного забыли! – спохватился урядник. – А его забывать не след!

– Кохановский? Да брось! – Никифор Андронович рассмеялся. – Нашёл злодея! Чем он тебе не потрафил?

– Юдей! Они Христа распяли и на хрестьян злобствуют!

– Кто иудей? Алоизий Степанович? С чего ты взял? Да ты живого еврея в глаза не видывал!

– Я, может, и не видывал, а господин ротмистр из Охранного нам инструкцию давал. У еврея волос чёрный, носище вот такой и непременно стеклы на носу. Вылитый Кохановский и есть. Имя опять же подозрительное – Алоизий.

– Подумаешь! Если б Яков, Борис, или там Семён – это да. А то Алоизий. Я думаю, он из поляков.

– Тож хорошего мало.

Пока они спорили по поводу национальной принадлежности Кохановского, между Фандориным и Масой состоялся разговор по-японски.

– Господин, священника с Барунаба-сан и статистика с помощником следует исключить из числа подозреваемых. Они приехали в самую первую деревню одновременно с нами. К этому времени там уже погибли три человека. Кто-то предложил им стать «белыми овцами», и они согласились. Вот доктор Сесюрин – другое дело. Он был в деревне. И эти двое, между прочим, тоже…

– Я думал про это. Но никого исключать нельзя, – вздохнул Эраст Петрович. – И благочинный, и статистики часто бывают в этих краях. Могли закинуть крючок и раньше.

Промышленник с полицейским замолчали, глядя друг на друга тяжёлым взглядом. По-японски они не понимали, но, кажется, пришли, к тому же выводу, что Маса.

– А тебе, Никифор Андроныч, тоже веры нет, – недобро улыбаясь, молвил Одинцов. – Тебе беспоповские раскольники давно кость в горле. Хочешь всех в поповцы переписать. Скольки разов сам говорил, и в газете твоей что ни день про то ж пишут. Мужик ты башковитый, дальнего ума. Часом не задумал обчество от старцев, шептунов да блаженных разом в свою сторону повернуть? Куды как ловко!

– Ты что несёшь, скотина! – ахнул Евпатьев. – Может, это ты провокатор и есть? С тебя, сумы перемётной, станется! Для старовера нет хуже врага, чем отступник! Идейка эта подлая Охранным отделением смердит! Под веру нашу подкоп ведёте? Я знаю! Это тебя ротмистр подговорил, про которого ты всё поешь! Признавайся, иуда!

Промышленник схватил полицейского за грудки, Ульян его за ворот, и в следующую минуту непременно свершилось бы насилие, если бы не Маса.

Японец легонько стукнул урядника ребром ладони по локтю – рука у Одинцова онемела и повисла. С капиталистом Маса обошёлся чуть деликатней: стиснул запястья, и пальцы Никифора Андроновича разжались сами собой.

– Берых овец у нас нету, – миролюбиво сказал азиат. – Вусе чёруные.

Порядок был восстановлен. Драчуны все ещё тяжело дышали, но больше друг на друга не кидались, а Никифору Андроновичу, по всей видимости, было ещё и стыдно: как это он, солидный человек, предприниматель, владелец газеты опустился до стычки с нижним чином.

– Что-то Митька никак с дровами не закончит. Надо печку затопить, холодно. К ночи примораживает… Хм-хм. – Евпатьев покашлял, посмотрел вокруг. – А девочка Кириллина шарф забыла…

Он поднял с пола драную шерстяную тряпку, которую можно было назвать «шарфом» лишь весьма условно.

– Не простудилась бы. Шейка-то худенькая. Искус искусом, но могла бы Кирилла поводырку и потеплее одевать. До скита путь неблизкий, а на девочке обноски да опорки…

– Я заметил, вы никогда не называете Полкашу по имени. Почему? – спросил Фандорин, подняв глаза от грамотки.

– Что ж это за имя?

– Я думал какое-нибудь старинное, с-староверческое.

Евпатьев обиженно качнул головой.

– Хорошего вы о нас мнения. Мы людей по-собачьему не называем! Это девочку для поношения так нарекли, временно. Полкан – полковой пёс. Так обзывали раскольника, который своей волей шёл на государеву службу, в солдаты или в полицейские. – Он покосился на Одинцова. – Полкашка – кличка нарочито зазорная. Чтоб девочка смирению училась. Гнусный обычай! Я считаю, что через унижение человека ничему научить…

– Псица! – воскликнул Эраст Петрович.

– Что?

– Здесь сказано: «Псица же не устрашилась, беленьких мне с поля собрала». О Боже… Неужели…

Он передёрнулся.

– Кирилла?! Кирилла!? – в голос закричали промышленник и полицейский.

И Маса тоже взвизгнул:

– Кирира-сан?!

– Обе. Они действовали вдвоём. Но не в том дело… – Эраст Петрович ударил себя кулаком по лбу. – Раньше нужно было! …Господа, я знаю, кто это – «беленькие»! Пока Кирилла ходила по домам и беседовала со взрослыми, её псица обрабатывала детей. Я видел это собственными глазами и не придал значения! Т-турист……! – употребил он нецензурный эпитет, что во всю жизнь случалось с бывшим статским советником не более шести раз. – Вот как истолковала Кирилла слова Отца Игумена: «Меленьки да беленьки, на крыла да в ангели». Всех взрослых всё равно не «спасти», так хоть невинных детей! Потому и поводырку собачьей кличкой нарекла! И ещё… Опять-таки следовало сразу сообразить. «Обитель, древним благочестием светлая» – это же и есть Старосвятский скит. Почти полностью совпадает! Сколько времени зря потеряно! Только б успеть! Наверняка у них и день, и час заранее сговорён!

Толкаясь плечами, четверо мужчин бросились к двери.