Встреча

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Встреча

У мистера Пиквика возникли некоторые опасения, вызванные необычным

отсутствием двух его друзей, чье таинственное поведение в течение целого

утра отнюдь не давало повода к уменьшению его тревоги. Тем с большей

радостью встал он, чтобы поздороваться с ними, когда они вошли, и тем с

большим интересом осведомился, что могло их задержать. В ответ на его

вопросы мистер Снодграсс собрался дать исторический обзор событий, только

что изложенных, как вдруг запнулся, заметив, что здесь присутствуют не

только мистер Тапмен и вчерашний их товарищ по пассажирской карете, но еще

какой-то незнакомец, не менее странного вида. Это был изможденный человек с

желтоватым лицом и глубоко запавшими глазами, которые казались еще более

странными, чем создала их природа, благодаря прямым черным волосам,

ниспадавшим ему на лицо. Глаза у него отличались почти неестественным

блеском и пронзительной остротою, скулы торчали, а челюсти выдавались так,

что наблюдатель мог бы предположить, будто каким-то сокращением мускулов он

вдруг втянул щеки, если бы полуоткрытый рот и неподвижная физиономия не

свидетельствовали о том, что такова была обычная его внешность. Шею он

обмотал зеленым шарфом, длинные концы которого спускались ему на грудь и

виднелись сквозь обтрепанные петли старого жилета. Верхней одеждой служил

ему длинный черный сюртук, под которым были широкие темные панталоны и

высокие сапоги, быстро приближавшиеся к стадии полного разрушения.

На этом странном субъекте остановился взгляд мистера Уинкля, и на него

- Друг нашего друга. Сегодня утром мы узнали, что наш Друг связан со

здешним театром, хотя и не имеет желания доводить это до всеобщего сведения,

а этот джентльмен является представителем той же профессии. Когда вы вошли,

он как раз собирался развлечь нас связанным с нею небольшим рассказом.

- Масса рассказов, - сказал вчерашний незнакомец в зеленом фраке,

приближаясь к мистеру Уинклю и говоря тихо и конфиденциально. - Чудак - -

выполняет тяжелую работу - - не актер - - странный человек - - всякие

бедствия - " мрачный Джимми" - - мы так его называем.

Мистер Уинкль и мистер Снодграсс вежливо приветствовали джентльмена,

носившего изысканное прозвище " мрачный Джимми", и по примеру остальной

- А теперь, сэр, - сказал мистер Пиквик, - не угодно ли вам будет

Мрачный субъект вынул из кармана грязную свернутую в трубку рукопись и,

обращаясь к мистеру Снодграссу, который только что извлек свою записную

книжку, произнес глухим голосом, вполне соответствовавшим его внешности:

- Я... я... до некоторой степени, - ответил мистер Снодграсс, слегка

- А! Для жизни поэзия - то же, что музыка и свет для сцены; у одной

отнимите мишурные ее украшения, у другой - ее иллюзии, и останется ли хоть

что-нибудь ценное в жизни и на сцене, ради чего стоило бы жить и

- Совершенно верно, сэр! - отозвался мистер Снодграсс.

- Находиться перед рампой, - продолжал мрачный субъект, - то же, что

присутствовать на приеме при дворе и восхищаться шелковыми платьями пестрой

толпы; находиться за рампой - значит превратиться в тех, кто создает это

великолепие, - заброшенных и никому неведомых, - тех, кому предоставляется

право по произволу судьбы утонуть или выплыть, умереть с голоду или жить.

- Верно! - произнес мистер Снодграсс, ибо ввалившиеся глаза мрачного

субъекта устремлены были на него, и он почитал нужным что-нибудь сказать.

- Начинайте, Джимми, - сказал испанский путешественник, - как черноокая

Сьюзен * - - весь в Даунсе - - нечего каркать - - выскажитесь - - смотрите

- Не приготовите ли вы себе еще стакан, сэр, прежде чем начать? -

Мрачный субъект последовал совету и, смешав в стакане бренди с водою,

выпил не спеша половину, развернул рукопись и начал излагать, то читая, то

рассказывая, нижеследующее происшествие, сообщение о котором мы находим в

протоколах клуба под названием " Рассказ странствующего актера".

Нет ничего чудесного в том, что я собираюсь рассказать, - начал мрачный

субъект, - нет в этом и ничего из ряда вон выходящего. Нужда и болезнь -

явления столь заурядные на многих этапах жизни, что заслуживают не больше

внимания, чем принято уделять самым обыкновенным изменениям в человеческой

природе. Эти заметки я набросал потому, что объектом их является человек,

которого я хорошо знал в течение многих лет. Я следил, как он постепенно

опускался, пока, наконец, не впал в крайнюю нищету, из которой уже не

Человек, о котором я говорю, был маленький пантомимный актер и горький

пьяница, как многие представители этой профессии. В лучшие дни, когда

беспутная жизнь еще не лишила его сил и болезнь не изнурила, получал он

хорошее жалование и, будь он осторожен и благоразумен, пожалуй, продолжал бы

его получать в течение еще нескольких лет - немногих, ибо люди эти или рано

умирают, или, чрезмерно расходуя энергию, теряют преждевременно физические

силы, от которых всецело зависит их существование. Однако порочная его

наклонность приобрела такую власть над ним, что оказалось невозможным давать

ему те роли, в которых он действительно был полезен театру. Трактир имел для

него притягательную силу, и с нею он не мог бороться. Запущенная болезнь и

безысходная бедность должны были выпасть ему на долю неизбежно, как сама

смерть, если бы он продолжал идти упорно этим путем; он и в самом деле

упорствовал, и о последствиях можно догадаться. Он не мог получить

Каждый, кто хоть сколько-нибудь знаком с театральной жизнью, знает,

какая орава оборванных бедняков толчется за кулисами любого большого театра,

это не актеры, получившие ангажемент, - это кордебалет, статисты, акробаты

словом, те, которых принимают для выступления в пантомимах или в пасхальном

спектакле, а затем увольняют, пока снова не понадобятся их услуги для

какой-нибудь постановки, требующей много участников. Такую же жизнь вынужден

был вести этот человек; подвизаясь каждый вечер в каком-нибудь маленьком

театре, он зарабатывал несколько лишних шиллингов в неделю и имел

возможность удовлетворять старую наклонность. Но и этот источник вскоре для

него иссяк. Безалаберность его была слишком велика, он лишился даже такого

ничтожного заработка, дошел до того, что ему буквально грозила голодная

смерть, и лишь изредка выпрашивал какую-нибудь мелочь взаймы у старых

товарищей или добивался выступления в уличных театриках; и когда случалось

ему что-нибудь заработать, деньги он тратил по-старому.

Больше года никто не знал, как ухитряется он сводить концы с концами.

Приблизительно в это время я был приглашен для нескольких выступлений в

одном из театров на Сарийской стороне * Темзы, и здесь я увидел этого

человека, которого потерял было из виду, так как я разъезжал по провинции, а

он прозябал где-то в закоулках Лондона. Я уже оделся, чтобы идти домой, и

шел по сцене, направляясь к выходу, когда он хлопнул меня по плечу. Никогда

не забуду того отталкивающего зрелища, какое представилось моим глазам,

когда я оглянулся. Он был одет для выступления в пантомиме в нелепейший

костюм клоуна. Призрачные фигуры в " Пляске смерти", чудовищные образы,

запечатленные на холсте искуснейшим художником, не были столь жуткими.

Раздувшееся его тело и сухопарые ноги - уродство их увеличивалось во сто раз

от фантастического костюма, - мутные глаза, резко выделявшиеся на фоне

белил, которые густым слоем покрывали его лицо, трясущаяся голова в

причудливом уборе и длинные костлявые руки, натертые мелом, - все это

придавало ему отвратительный и неестественный вид, о котором никакой

описание не даст полного представления и который я и по сей день вспоминаю с

содроганием. Голос его звучал глухо и дрожал, когда он отвел меня в сторону

и отрывисто сообщил длинный перечень болезней и лишений, закончив, по

обыкновению, настойчивой просьбой ссудить ничтожную сумму. Я сунул ему в

руку несколько шиллингов и, уходя, слышал взрыв смеха, которым встречен был

Спустя несколько дней какой-то мальчик вручил мне грязный обрывок

бумаги, где было нацарапано несколько слов карандашом; меня уведомляли, что

человек этот опасно заболел и просит, чтобы я зашел к нему на квартиру на

такой-то улице, - не припомню сейчас ее названия, - находящейся неподалеку

от театра. Я обещал исполнить просьбу, как только освобожусь, и, когда

опустился занавес, отправился в свое печальное путешествие.

Было поздно, так как я играл в последней пьесе; а по случаю бенефиса

представление тянулось дольше, чем обычно. Была темная холодная ночь с

пронизывающим, сырым ветром, под напором которого дождь тяжело стучал в окна

и стены домов. В узких и безлюдных улицах стояли лужи, а так как от резкого

ветра потухло большинство немногочисленных фонарей, то прогулка эта была не

только неприятной, но и весьма рискованной. Однако мне посчастливилось не

сбиться с дороги и без особых затруднений отыскать дом, который был указан в

записке, - угольный сарай, над которым был надстроен один этаж, где в задней

На лестнице меня встретила жалкая женщина, жена этого человека, и,

сообщив, что он только что впал в забытье, ввела меня тихонько в комнату и

поставила для меня стул у кровати. Больной лежал, повернувшись лицом к

стене, и, так как на мой приход он не обращал ни малейшего внимания, у меня

Он лежал на старой откидной кровати. У изголовья висела рваная

клетчатая занавеска, служившая защитой от ветра, который проникал в эту

убогую комнату сквозь многочисленные щели в двери, и занавеска все время

развевалась. На заржавленной поломанной решетке камина тлели угли; перед ним

был выдвинут старый покрытый пятнами треугольный стол, на котором стояли

склянки с микстурой, треснутый стакан, какие-то мелкие домашние вещи. На

полу, на импровизированной постели, спал ребенок, а возле него на стуле

сидела женщина. На полке были расставлены тарелки и чашки с блюдцами; под

нею висели балетные туфли и пара рапир. Больше ничего не было в комнате,

кроме каких-то лохмотьев и узлов, валявшихся по углам.

Я успел рассмотреть все эти мелкие детали и заметить тяжелое дыхание и

лихорадочную дрожь больного, прежде чем он обратил внимание на мое

присутствие. В беспокойных попытках улечься поудобнее он свесил руку с

кровати, и она коснулась моей руки. Он вздрогнул и тревожно заглянул мне в

- Джон, это мистер Хатли, - сказала его жена. Мистер Хатли, за которым

- А... - протянул больной, проводя рукою по лбу. Хатли... Хатли...

Дайте вспомнить. - В течение нескольких секунд он, казалось, старался

собраться с мыслями, потом крепко схватил меня за руку и сказал: - Не

бросайте меня, старина, не бросайте. Она меня убьет, я знаю, что убьет.

- Давно он в таком состоянии? - спросил я у его плачущей жены.

- Со вчерашнего вечера, - ответила она. - Джон, Джон, неужели ты меня

- Не подпускайте ее ко мне! - содрогнувшись, сказал больной, когда она

склонилась к нему. - Уведите се, я не могу ее видеть. - В смертельном испуге

он не спускал с нее дикого взора, потом стал шептать мне на ухо: - Я колотил

ее, Джем... вчера ее побил, да и раньше бил не раз. Я морил голодом и ее и

мальчика, а теперь, когда я слаб и беспомощен, она меня убьет за это,

Джем... знаю, что убьет. Вы бы убедились в этом, если бы видели, как она

Он разжал руку и в изнеможении откинулся на подушку.

Я слишком хорошо понимал, что это значит. Если бы хоть на секунду

возникли у меня какие-нибудь сомнения, один взгляд, брошенный на бледную и

изможденную женщину, объяснил бы мне истинное положение вещей.

- Отойдите лучше, - сказал я этой несчастной. Ему вы помочь не можете.

Пожалуй, он успокоится, если не будет вас видеть.

Она отошла. Через несколько секунд он открыл глаза и тревожно

- А я вам говорю, Джем, что она обижает меня, тихо сказал он. - Глаза у

нее такие, что меня охватывает смертельный страх, я чуть с ума не схожу. Всю

прошлую ночь ее большие, широко раскрытые глаза и бледное лицо преследовали

меня, я отворачивался, они были передо мною, и каждый раз, когда я

просыпался, она сидела у кровати и смотрела на меня. - Он притянул меня к

себе и прошептал глухо и тревожно: - Джем, должно быть, это злой дух...

дьявол. Тише! Я это знаю. Будь она женщиной, она бы давным-давно умерла. Ни

одна женщина не вынесла бы того, что вынесла она.

С болью в сердце подумал я о том, как жесток и черств был этот человек

в течение многих лет, если могла им овладеть такая мысль. Мне нечего было

ему ответить, да и кто мог бы принести надежду или утешение жалкому

Я просидел у него больше двух часов, а он все время метался, тихонько

вскрикивая от боли или волненья, тревожно размахивая руками и ворочаясь с

боку на бок. Наконец, он погрузился в то полубессознательное состояние,

когда память в смятении переходит от картины к картине и с места на место,

ускользая от контроля разума, но не освободившись от неописуемого ощущения

испытываемых страданий. Убедившись в этом на основании бессвязного бреда и

зная, что в ближайшее время лихорадка вряд ли усилится, я расстался с ним,

обещав несчастной его жене вернуться завтра к вечеру и, в случае

Я сдержал слово. За последние сутки произошла потрясающая перемена.

Глаза, хотя и глубоко запавшие, с тяжелыми веками, сверкали, и жутко было

видеть этот блеск. Губы запеклись и потрескались; от жара высохла и стала

шершавой кожа, и дикий, нечеловеческий страх отражался на его лице, еще

резче подчеркивая гибельное действие недуга. Жар был у него очень сильный.

Я занял то же место, что и накануне, и просидел несколько часов,

прислушиваясь к звукам, которые могли потрясти сердце самого бесчувственного

человека, к ужасному бреду умирающего. Я слышал мнение врача и понимал, что

надежды нет никакой: я сидел у смертного одра. Я видел, как в мучительном

жару извивалось это исхудавшее тело, которое несколько часов назад корчилось

на потеху буйной галерки, я слышал пронзительный смех клоуна, переходивший в

Тяжело и трогательно следить за тем, как память обращается к

повседневным занятиям и обязанностям здорового человека, когда перед вами

лежит его слабое и беспомощное тело; но если характер этих занятий резко

противоречит всему, что мы связываем с представлением о могиле или с

возвышенными идеями о смерти, впечатление создается бесконечно более

сильное. Театр и трактир вот о чем бредил несчастный. Чудилось ему - был

вечер, он должен играть в вечернем спектакле, поздно, он торопится выйти из

дому. Зачем его удерживают, не дают уйти?.. Он лишится заработка... Ему

нужно идти. Нет! Его не пускают. Он закрыл лицо горячими руками и тихо

сетовал на собственную свою слабость и жестокость преследователей. Короткая

пауза, и он выкрикнул какие-то вирши - последние им заученные. Он

приподнялся на кровати, вытянул тощие ноги, вертелся, принимая нелепые позы;

он играл роль - он был на сцене. Минутное молчание - и он тихо затянул

припев разухабистой песни. Наконец-то добрался он до старого пристанища: как

жарко в зале! Он был болен, очень болен, ну а сейчас он здоров и счастлив.

Наполните ему стакан. Кто выбил у него стакан из рук? Опять тот же, кто и

раньше его преследовал. Он упал на подушку и громко застонал. Краткий период

забытья, а затем начались его скитания по нескончаемому лабиринту низких

сводчатых комнат таких низких, что иногда приходилось пробираться на

четвереньках; было душно и темно, и куда бы он ни сворачивал - всюду

натыкался на препятствия. Вот какие-то насекомые, мерзкие извивающиеся

твари, таращат на него глаза и кишат в воздухе, жутко поблескивая в глубоком

мраке. Стены и потолок словно движутся - так много на них пресмыкающихся...

склеп раздвигается до необъятных размеров... мелькают страшные тени, а среди

них люди, которых он когда-то знал, но лица их отвратительно искажены

усмешками и гримасами; они прижигают его раскаленным железом, стягивают ему

голову веревками, пока не хлынула кровь; он отчаянно боролся за жизнь.

После одного из таких пароксизмов, когда я с великим трудом удерживал

его в постели, он погрузился, по-видимому, в дремоту. Устав от бессонницы и

напряжения, я на несколько минут закрыл глаза, как вдруг почувствовал, что

кто-то вцепился мне в плечо. Я мгновенно проснулся. Он приподнялся, стараясь

сесть в постели, - лицо его страшно изменилось, но сознание вернулось к

нему, так как он, очевидно, узнал меня. Ребенок, которого давно уже разбудил

его бред, вскочил с постели и, закричав от испуга, бросился к отцу; мать

поспешила схватить его на руки, чтобы отец в припадке безумия не ушиб его,

но в ужасе от происшедшей с больным перемены остановилась, остолбенев, у

кровати. Он судорожно сжал мне плечо и, ударяя себя другою рукою в грудь,

сделал отчаянную попытку заговорить. Попытка не удалась; он простер к ним

руки и снова попробовал заговорить. Из горла вырвались хрипы... глаза

расширились... короткий приглушенный стон... и он упал навзничь мертвый! "

С величайшим удовольствием сообщили бы мы мнение мистера Пиквика о

вышеизложенной истории. Мы нимало не сомневаемся о том, что нам

представилась бы возможность познакомить с ним наших читателей, если бы не

Мистер Пикник поставил на стол стакан, который он к концу повествования

держал в руке, и только что собрался заговорить, - ссылаясь на записную

книжку мистера Снодграсса, мы смеем утверждать, что он уже рот открыл, - как

Можно думать, что мистер Пиквик в тот момент, когда его прервали,

готовился высказать замечания, которые если и не зажгли бы Темзы, то во

всяком случае озарили бы мир, ибо он сурово воззрился на физиономию лакея, а

затем окинул взглядом всю компанию, словно требовал сведений о вновь

- О! - воскликнул мистер Уинкль, вставая. - Это мои приятели. Просите

их! Очень симпатичные люди, добавил, мистер Уинкль, когда лакей удалился.

Офицеры Девяносто седьмого полка, сегодня утром я с ними познакомился при

довольно странных обстоятельствах. Вам они очень понравятся.

Мистер Пиквик немедленно обрел утраченное спокойствие.

Лакей вернулся и ввел в комнату трех джентльменов.

- Лейтенант Теплтон, - сказал мистер Уинкль. Лейтенант Теплтон - мистер

Пиквик; доктор Пейн - мистер Пиквик; мистер Снодграсс - с ним вы уже

знакомы; мой друг мистер Тапмен - доктор Пейн; доктор Слеммер - мистер

Тут мистер Уинкль запнулся, ибо на физиономиях как мистера Тапмена, так

- Этого джентльмена я уже встречал, - с ударением сказал доктор.

- И... и этого человека тоже, если не ошибаюсь, добавил доктор,

устремив испытующий взгляд на незнакомца в зеленом фраке. - Вчера вечером я

сделал этому субъекту одно весьма настоятельное предложение, которое он счел

С этими словами доктор грозно посмотрел на незнакомца и шепнул что-то

- Не может быть! - воскликнул этот джентльмен, когда замер шепот. - Я

- Вы обязаны рассчитаться с ним сейчас же! - внушительно пробормотал

- Не волнуйтесь, Пейн, - вмешался лейтенант. - Разрешите вас спросить,

сэр, - обратился он к мистеру Пиквику, который был весьма озадачен этой

неучтивой интермедией, - разрешите вас спросить, принадлежит ли этот человек

- Нет, сэр, - ответил мистер Пиквик. - Он - наш гость.

- Если не ошибаюсь, он состоит членом вашего клуба? - осведомился

- И он не носит значка вашего клуба? - продолжал лейтенант.

Лейтенант Теплтон круто повернулся к своему другу доктору Слеммеру,

слегка пожав плечами, словно не совсем доверял его памяти. У маленького

доктора вид был гневный, но озадаченный, а мистер Пейн злобно взирал на

лучезарную физиономию ничего не подозревавшего мистера Пиквика.

- Сэр! - сказал доктор, внезапно обратившись к мистеру Тапмену, таким

тоном, что этот джентльмен вздрогнул, как будто ему в икру коварно воткнули

булавку. Вчера вечером вы были здесь на балу?

Мистер Тапмен слабо прошептал " да", не спуская в то же время глаз с

_ Этот человек вас сопровождал? - продолжал доктор, указывая на

_ Итак, сэр, - сказал доктор незнакомцу, - я вас спрашиваю еще раз, в

присутствии этих джентльменов, угодно ли вам вручить мне вашу визитную

карточку и дать мне возможность обращаться с вами, как с джентльменом, или

вы вынудите меня расправиться с вами самолично и незамедлительно?

- Позвольте, сэр! - сказал мистер Пиквик. - Не получив некоторых

объяснений, я не могу допустить дальнейшего развития этой истории. Тапмен,

После такого торжественного призыва к нему лично мистер Тапмен вкратце

изложил суть дела; слегка коснулся вопроса о позаимствованном фраке;

распространился на тему о том, что все произошло " после обеда"; в заключение

добавил несколько покаянных слов и предоставил незнакомцу оправдываться по

Тот, казалось, готов был приступить к делу, как вдруг лейтенант

Теплтон, посматривавший на него с большим любопытством, спросил, не скрывая

- Несомненно, - ответил незнакомец, нимало не смутясь.

- Это странствующий актер! - презрительно сказал лейтенант, обращаясь к

доктору Слеммеру. - Он играет в пьесе, которая идет завтра вечером в

Рочестерском театре для офицеров Пятьдесят второго полка. Вы не можете

требовать от него удовлетворения, Слеммер... это невозможно!

- Сожалею, что поставил вас в такое неприятное положение, - обратился

лейтенант Теплтон к мистеру Пиквику. - Разрешите вам сказать, что во

избежание повторения подобных сцен следует быть более осмотрительным в

выборе друзей. Прощайте, сэр! - И лейтенант быстро вышел из комнаты.

- А мне разрешите сказать, сэр, - произнес вспыльчивый доктор Пейн,

что, будь я Теплтоном или будь я Слеммером, я дернул бы за нос вас, сэр, и

всех ваших друзей. Да, сэр, всех. Меня зовут Пейн, сэр, доктор Пейн Сорок

Закончив свою речь и произнеся последние два слова на высокой ноте, он

величественно прошествовал вслед за своим другом; за ним по пятам шел доктор

Слеммер, который не сказал ничего и удовольствовался лишь тем, что испепелил

В продолжение вышеизложенных вызывающих речей крайнее недоумение и

ярость распирали благородную грудь мистера Пикника, грозя разорвать его

жилет. Оп стоял окаменевший и смотрел в пространство. Стук захлопнувшейся

двери заставил его опомниться. Ярость была написана на его лице, и глаза

пылали, когда он ринулся вперед. Уже рука его коснулась дверной ручки; еще

секунда - и она впилась бы в горло доктора Пейна 43-го полка, если бы мистер

Снодграсс не ухватил своего высокочтимого наставника за фалды фрака и не

- Держите его! - кричал мистер Снодграсс. Уинкль, Тапмеп! Он не смеет

из-за этого подвергать опасности свою драгоценную жизнь.

- Держите его крепко! - кричал мистер Снодграсс: и соединенными

усилиями всей компании мистер Пиквик; был водружен в кресло.

- Оставьте его в покое, - сказал незнакомец в зеленом фраке. - Грогу -

забавный старый джентльмен - - какой вздор - - проглотите-ка этого - - ах! -

Проверив предварительно доброкачественность смеси, приготовленной

мрачным субъектом, незнакомец поднес стакан к губам мистера Пиквика, и

Наступила короткая пауза; грог сделал свое дело; добродушная физиономия

мистера Пиквика быстро обрела свойственное ей выражение.

- Они недостойны вашего внимания, - сказал мрачный гость.

- Вы правы, сэр, - ответил мистер Пиквик. - Я стыжусь, что так

Мрачный субъект с готовностью повиновался; круг снова сомкнулся за

столом, и гармония восстановилась. Какая-то затаенная досада, пожалуй, нашла

себе пристанище в груди мистера Уинкля, вызванная, быть мажет. временным

захватом его фрака, хотя вряд ли разумно будет предположить, что такое

пустячное обстоятельство могло возбудить хотя бы и мимолетное раздражение в

груди пиквикиста. Во всех же остальных отношениях благодушие было вновь

обретено полностью, и вечер закончился так же весело, как начался.