Глава III. -- устройство сношений с Греками. 4 страница

По договору, в Киев должны были отправиться и Греческие послы, чтобы взять клятву от Игоря и от всей Руси в самом её гнезде.

" Говорите, что сказал ваш царь"? -- вопросил Игорь, когда Греческие послы явились пред его лицем. " Наш царь рад миру, отвечали Греки; мир и любовь хочет иметь с Князем Русским. Твои послы водили нашего царя к клятве, и наш царь послал водить к клятве тебя и твоих мужей". -- " Хорошо", сказал Игорь. Утром, на другой день с послами он вышел на холм, где стоял Перун. Там Русь положила перед истуканом свое оружие: щиты, мечи и прочее, и золото (обручи и с шеи ожерелья -- гривны). И клялся Игорь и все люди, сколько их было некрещеных; а христианская Русь клялась в своей соборной церкви Св. Илии. Много было христиан Варягов. Сущность клятвы, и у христиан, и у язычников выражалась одинаково: да не имеют помощи от Бога, чтобы защитить себя; да будут рабы в сей век и в будущий; да погибнут от своего оружия. Утвердив мир, Игорь на отпуске одарил греческих послов Русскими товарами: дорогими мехами, челядью, воском.

Составилось мнение, по толкованию Эверса, что Игорев договор, вынужденный будто бы плохими обстоятельствами Руси, не был для нее выгоден; что в нем содержатся постановления, " исключительно относящиеся к пользе Греков; что говорящими, требующими, предлагающими и предписывающими мир являются одни только Греки", между тем как в Олеговом договоре говорящим лицом является Русь, именно потому будто бы, что Олег был победителем, а Игорь побежденным. Это не совсем так. Нам кажется, что существенный смысл и того и другого договора ставить обстоятельства совсем иначе, наоборот. Нам кажется, что по этому смыслу выходить только одно, что при Олеге Русь просила мира, а при Игоре того же просили именно Греки. По этой причине и говорящими лицами являются именно те, которые нуждались в правильном устройстве отношений.

Эверс доказывал также, что Игорев договор в сущности есть как бы дополнительная статья, как бы только прибавление к Олегову; так он неполон и односторонен. Но конечно всякий новый договор, развивающий одне и те же отношения, всегда будет как бы дополнением старого. В Игоревом договоре, после 30 лет мира, мы действительно находим новое подтверждение и дополнение прежних договорных статей, на которые прямо и ссылается договор, выражаясь, " как уставлено прежде". Все новые условия явились по необходимости от развития отношений. Греки выговаривали сеое безопасность от беспаспортных кораблей и людей, от того, чтобы Русь не зимовала в Царьграде, от того, чтобы Русь не поступала самоуправно с виноватыми Греками. Все это по опыту обнаруживало, что Русь вообще была народ беспокойный и неуступчивый в своих правах. Ей сказано было, чтобы жить в Царьграде у Св. Мамы, но не было определено, когда уезжать; она оставалась жить на зиму, тем больше, что и съестные припасы установлено было выдавать ей в течении 6 месяцев. Если Руссы приезжали в июне, то по уставу же могли оставаться чуть не до Декабря, а в Декабре по Черному морю в ладьях возврата домой был совсем невозможен. Ясно, что необходимо было зимовать. Тогда выдача съестного прекращалась и Русь добывала пропитание уже собственным промыслом. Вот этот собственный промысл вероятно и беспокоил Греков. Теперь они с честью выпроваживали Русь на зиму домой. Это была теснота только для запоздавших. На подобные требования, кто хотел жить в мире, нельзя было не согласиться. Но запоздавшие в Царьграде, могли запоздать и на самом море, могли застать зиму в родном Днепре. В таком случае они поселялись на зиму где либо в устьях Днестра, Буга и Днепра, и между прочим на острове Березани. Теперь Греки и здесь не позволяли зимовать. По-видимому, это запрещение явилось больше всего для охраны Корсунцев, потому что в указанных зимовниках главным образом скрывались вероятно разбойные Русские ладьи.

Важнейшее постановление Игорева договора заключалось именно в охранении от Русского господства и владычества Корсунской страны, которую Русский князь обязался защищать и от западных её соседей, от Дунайских Болгар и от восточных, т. е. от Печенегов, имени которых хитрые дипломаты -- Греки прямо не упомянули, потому что боялись их и вели с ними уговор и дружбу, даже против Руси. Но на случай, они и с Русью заключали договор, обещаясь Игорю помогать против врагов войском, сколько ни потребует.

Соглашаясь не зимовать по берегам своего родного моря, где, по всему вероятию, зимовали больше всего только разбойные ладьи, Русь тем самым показывала, что её цели были иного свойства, что она всеми силами добивалась только правильного и безопасного торга с Царем-градом, что для выгод торговли она соглашалась оберегать и Корсунцев. Всеми предложенными статьями Греки стремились отделить от торгового промысла Руси её разбойные промыслы, желали, чтобы разбойного дела не было совсем. Того желала и соглашалась на все подобные статьи и Киевская Русь, ибо и для торговой Руси, как и для Греков, разбойники опасны были одинаково. Недаром и Шлецер замечает о договоре Игоря, что " в некоторых его статьях виден настоящий ум негоциатора и законодателя".

Но именно при помощи Шлецеровского же воззрения на древнюю Русь, как на разбойное норманское гнездо, составилось мнение, что все первые походы Руси на Царьград были только разбойными набегами для грабеж, в роде Печенежских или Половецких набегов на Русь, и что мирные отношения и связи с Византией были уже последствием этих набегов ⁹⁷. Эверс прямо говорите, что Игорев набег был предпринят единственно для грабежа, как и Олегов, " только с тою целию, чтобы обогатить себя добычею и взять дань". Так необходимо должно выходить, если допустим, что руководителями этих набегов были Норманны, истые разбойники, как их описывает Вайер, Шлецер и их многочисленные ученики. Между тем, всмотревшись ближе во все обстоятельства, т. е. не в одни слова, а в самые дела, видим, что вообще Русские походы на Царьград были предприятиями вынужденными, которые требовали больших забот и хлопот по части собрания войска и кораблей или морских лодок, и руководились единственно только мирными, гражданскими, т. е. торговыми целями всей Земли и конечно воинственным желанием восстановить свои права и отмстить свои обиды. Главное, чего добивалась Русь ог Царьграда, и что очень явственно высказывается в её договорах -- это главное был Цареградский торг, куда Греки не совсем радушно допускали иноземцев, особенно варваров. Здесь скрывался узел всех Русских отношений к Грекам и всех ее набегов которых в добавок на 80 лет случилось всего четыре, да и то один из них, именно Олегов, говорят, сомнителен, а другой, Игорев, не состоялся по случаю мирного разрешения ссоры. При этом сомнительный Олегов после Аскольдова случился спустя слишком 40 лет. (865 -- 907), а несчастный Игорев спустя еще 35 лет (941). В таком продолжительном мире очень редко уживаются и теперешние христианские, просвещенные высокообразованные государства, вовсе не похожие на нашу древнюю варварскую и, по рисунку норманистов, грабительскую Русь. Уже это одно показывает, сколько эта грабительская Русь дорожила своими связями с Грецией и как заботливо охраняла себя от враждебных столкновений с богатым и очень полезным ей народом. О грабеже и неистовстве ратных надо припомнить только одно, что в то время это был обычный способ войны ни у одних варваров, но и у христиан -- Греков, как и у всех христиан западной Европы с Карлом Великим во главе. Однако способ войны не есть характер народности, и норманисты внесли великую ложь в начальную Русскую Историю, заставивши исследователей беспрестанно повторять заученные фразы о разбойном характере первых Руссов, и главное о том, что будто бы и государство основано разбойными делами. Так действительно основывали государства Норманны и вообще Германское племя, но не совсем так его основывали Славяне и в особенности наши Руссы -- Венды. В течении 80 лет они сделали два похода на Царьград, вынужденные, конечно, греческими обидами и за это прославлены Историей кровожадными разбойниками! Так ложная точка отправления всегда превращаем и всякую истину в ложь, почему и вопрос о происхождении Руси очень важен именно в том отношении, что его норманское или собственно немецкое решение во многом совсем исказило первоначальный образ Русской Истории.

Игорев договор с довольной ясностью вообще раскрывает, что после 30 лет мира с Греками, Русь стала сильнее прежнего; по крайней мере так смотрят на нее сами Греки. Из опасенья к ней, они держать дружбу с Печенегами, именно по тому поводу, что Печенеги могут во всякое время вредить Киевскому гнезду. Однако и при Печенегах Русь все-таки распространяет свое владычество над Корсунскою страною, о чем прямо говорят Греки и выговаривают у Русского князя даже охранение этой страны. Они теперь останавливают это естественное, так сказать, стихийное течение Русской силы на Таврический полуостров. Затем, еще примета явной Русской силы -- при Олеге сама Русь очень хлопочет, чтобы в Царьграде не было с нею самоуправства, а теперь Греки выговаривают, чтоб Русь в Греции же не поступала самоуправно с виноватыми Греками.

Таким образом, если Игорь вообще не был счастлив в своих предприятиях, за то его княжение неизменно продолжало дело отцов и к концу укрепилось с Греками отцовскими же постановлениями. Он с честью обновил ветхий -- древний и устаревший мир, допустив неизбежные дополнения и изменения в условиях, какие сами собою наросли в течевии мирных 30 лет.

Ко времени остановленного похода в Грецию, по арабским свидетельствам относится Русский поход на Каспийское море. Очень естественно предполагать, что по заключении мира с Греками, оставшись без дела, некоторые дружины Руссов вспомнили о Каспийском погроме и пошли мстить и конечно грабить тамошние богатые края. Один Армянский писатель, почти современник события, рассказывает об этом следующее ⁹⁸: " В то время (944г.) с севера грянул народ дикий и чуждый, Рузики. Они подобно вихрю распространились по всему Каспийскому морю.... Не было возможности сопротивляться им. Они предали город Бердаа лезвью меча и завладели всем имуществом жителей. Туземный воевода осадил их в городе, но не мог нанесть им никакого вреда, ибо они были непобедимы силою. Женщины города, прибегнув к коварству, стали отравлять Рузов; но те, узнав об этой измене, безжалостно истребили женщин и детей их и пробыв в городе 6-ть месяцев, совершенно опустошили его. Остальные, подобно трусам (!), отправились в страну свою с несметною добычею."

Арабы рассказывают подробнее об этом событии: " В это время в Хозарском море появились Руссы. Одна их ватага поднявшись вверх по реке Куру, внезапно напала на город Бердаа. В один час они разбили выступившее им на встречу туземное войско в числе 5, 000 чел. Жители метались из города, спасаясь, кто куда. Но вступив в город, Руссы объявили всем помилование и поступали с жителями хорошо. Народ однако очень враждовал и беспокоил пришельцев. Тогда победители послали по городу вестника с объявлением, чтобы все выходили вон из города, и дали сроку три дня. Одни успели выбраться, другие не успели. Оставшихся Руссы, иных умертвили, иных забрали в плен (будто бы 10, 000 чел.). Всех достаточных, от которых надеялись получить выкуп, заперли в мечеть. Тут вступился за несчастных один христианин и сторговался о цене выкупа. Решено было брать 20-ть диргемов за голову. Большая часть отказалась платить выкуп. Руссы всех до последнего умертвили. После того они разграбили город, взяли в рабство детей и отобрали себе женщин самых красавиц" ⁹⁹.

По всей стране разнеслись слухи о бедствии города и мусульмане поднялись всеобщим ополчением; собралось больше 30-ти тысяч войска. Сражались и утром, и вечером; но Руссы разбили ополчение и, собравшись в тамошний кремль, расположились по-видиму зимовать в городе. Только один враг мог выжить непрошенных гостей, -- это чрезвычайное изобилие в стране всякого рода садовых плодов, от употребления которых между Руссами распространилась повальная болезнь, еще больше усилившаяся, когда они заперлись в крепости. Смерть опустошала их ряды; они хоронили покойников вместе с их оружием и другим имуществом. После их ухода мусульмане добыли много вещей из их могил. Между тем выпал уже снег. Живя все-таки в осаде со стороны туземцев и видя неминуемую погибель от повальной болезни, Руссы порешили уйти домой. Ночью они перебрались с захваченной добычею на свои корабли и удалились без всякого преследования. Так Аллах очистил от них страну. Насчитывали убитыми в это время до 20-ти тысяч. Но для русских поход все-таки не был особенно благополучен.

В Киеве тоже готовилось общее горе. Наступала осень. По обычаю следовало идти за сбором дани. Игорь почему-то с особым решением остановился на Древлянах и задумал промыслить на них еще большую дань. В то время собралась к нему дружина и стала говорить: " Ты Свентельду отдал Древлянскую дань. Ты ему же отдал дань Уличей. Ты отдал одному много, а другим мало. Свентельдовы люди довольны всем, изоделись оружием и платьем, а мы у тебя наги. Пойди, княже, в дань, а мы с тобою; и ты, господине, добудешь, и мы". Здесь в летописи в первый раз дружина заговорила своим обычным языком и в первый раз высказала свои обычные стремления и цели.

Не послушать этого голоса храбрых и сильных людей было невозможно. Князь жил дружиною, ею был силен и велик. Без дружины он и сам не значил ничего. Игорь принял совет и отправился в Дерева. Как сказано, он промышлял к установленной первой дани еще большую, конечно, употребляя всякие вымогательства и насилие. Бояре по своим местам делали тоже. Вот уже земля была выхожена вдоль и поперек, дань была собрана и все возвращались домой. Но князь, поразмыслив, сказал боярам: " Вы идите домой, в Киев, а я останусь и еще похожу", -- и направился с небольшим отрядом к городу Искоростеню. Услыхавши, что Игорь опять поворотил, Древляне стали думать-гадать со своим князем, как быть? Они узнали, что Русский князь идет в малой дружине, на легке, и порешили так: " Повадится волк в овцы, то выносит все стадо. Так и волк -- Русский князь, всех нас погубить, если не убьем его." Однако прежде всего они послали сказать Игорю: " Почто опять ищешь? Ведь ты собрал всю дань, еще и больше своего урока? " Игорь не слушал и шел своею дорогою; но Древляне предупредили его, выбежали из города и напали на волчье стадо. Князь был убит и вся дружина перебита до одного. У Греков рассказывали, что Древляне совершили над князем убийство позорное. Они привязали его к двум нагнутым деревьям и заживо растерзали пополам, распустивши связанные деревья.

" Есть его могила у города Искоростеня и до сего дня", прибавляет летописец ¹⁰⁰. Не без особой мысли он рассказывает подробности о злосчастном походе Игоря к Древлянам. По-видимому, народная память сохраняла их, как любезный пример того возмедия какое всегда ожидало недоброго князя в его отношениях к земству.

Князь Горяй окончил свою жизнь бедою, по той причине, что много слушался дружины, слушался её без разума и подчинялся её алчным советам во вред Земле. Как видно, советы дружины воспитали в нем лютого волка. По волчьи он теснил Древлян, по волчьи он совсем отогнал с своих мест Уличей. И самый сбор даней между дружинниками он делил также по-волчьи, с обидою, отдавал одному много, другим мало. Наконец у Древлян он сам явился последним из дружинников, сам, как жадный и ненасытный слуга дружины, побежал отнимать у народа последнее, что можно было еще отнять. Все это народ очень хорошо помнил долгое время и на память самим же князьям занес в летопись историю княжеского хищничества с её поучительным концом.

Однако в этих самых злосчастных делах и неудачах Игорева княжения завязаны были многие узлы, которых молодая Русь не могла оставить без развязки. Таковы были отношения к Поволжью, Булгарскому и Буртасскому, и к самым Хозарам, где совершился бедственный возврата Руси с Каспийского моря. Этого горя, этой обиды невозможно было забыть ¹⁰¹. Еще тяжеле была кровавая обида от Древлян. Накопившаяся обида возбуждала чувство мести и должна была, рано или поздно, породить свои особые дела. С Древлянами расправа произошла очень скоро.