💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

ГЛАВА 3 1 страница

Несколько раз я бывал на волосок от смерти. Я охотился на бурого медведя, одного из самых свирепых животных, вооруженный всего лишь луком и стрелой. Я стал лучником, пока мы снимали «Александра Великого». Мне нравилась стрельба из лука; я упивался красотой изогнутого лука и отлично сбалансированной стрелой. Поражение цели с помощью сделанной вручную стрелы – это настоящее искусство. Я достаточно напрактиковался и стал довольно искусен в этом деле. Я охотился на оленя и кабана, так что когда представители телешоу «Американские спортсмены» предложили мне поохотиться с луком на бурого медведя на Аляске, я подумал, что это будет захватывающее приключение.

Я не представлял, во что ввязываюсь. Где-то в уголке моего разума таилась мысль, что я не пострадаю, ведь только каскадеры получают травмы. Наверное, я начал понимать, что это не совсем так, когда мы сходили с самолета в Анкоридже (Аляска) и наблюдали, как из маленького самолета вынесли на носилках двух мужчин и быстро погрузили в машину «скорой помощи», которая тут же умчалась с ревущими сиренами. Я спросил конвоира, что это было, и он мрачно ответил: «Их растерзал гризли». Кто-то еще мне рассказывал о большом бараке из гофрированного железа времен Второй мировой войны, вся задняя стена которого была завешена шкурой гигантского гризли. И я слышал истории об индейской деревне, уничтоженной бешеным гризли, убившим двенадцать человек. Медведь-гризли – невероятно сильное животное. На короткой дистанции он быстрее скаковой лошади, одним ударом лапы он может сломать спину северному оленю, а когда ему угрожают, он атакует.

Бурый медведь еще крупнее и свирепее, чем гризли. Бурый медведь достигает роста девяти футов и может весить более тысячи фунтов. У меня же были лук и стрела.

Мы полетели к Алеутским островам. По сути, это было более сложное и опасное дело, чем просто охота; и я только что сам видел результаты такой охоты – их вынесли на носилках из самолета. Вот для телевидения это была охота, имея в виду, что операторская команда должна следовать строго позади меня и сделать последовательный ряд кинокадров за один раз. «Поражение с одного раза» – так мы это назвали. Если зрители не увидят, как моя стрела поражает медведя, они могут заподозрить, что это монтаж, – подумали мы. Помимо меня наша команда состояла из двух кинооператоров и профессионального гида, вооруженного мощной винтовкой.

Десять дней мы жили в лачуге на берегу речки, и этого времени было более чем достаточно, чтобы я начал подвергать сомнению всю эту затею. Неужели есть что-то более ужасающее, чем сама мысль о гигантском существе, пожирающем тебя живьём? Не ударяя тебя сходу насмерть, не начиная с твоего горла, а разрывая твое нутро огромными когтями, пока ты еще в сознании. Медведи убивают, вырывая твои внутренности; ты не умираешь тотчас же. У меня начались кошмары. Мне снилось, что я не знаю, как реагировать в тот момент, когда животное разозлилось и смотрит на меня, а мне нужно стрелять. Один выстрел, у меня только один выстрел. Там не было каскадеров, не было дублей, только я, вооруженный луком и одной стрелой. Это было сумасшествие. И тот медведь не знал, что я всего лишь актер.

«Что я здесь делаю?» — спрашивал я себя каждый день. В итоге, спустя десять дней нам передали по радио, что в нашем направлении идет медведь. Его заприметили с аэроплана, что было против правил, но это ведь американское телевидение. Мы ждали у речки. Противоположный берег реки был покрыт полосой деревьев и кустарника, а позади – бесконечная тундра. Мы старались много не разговаривать, и думаю, что остальные члены команды нервничали не меньше меня.

Была поздняя осень. Я был одет в пухлую парку. Мне никогда не приходилось стрелять из лука в такой одежде – я чувствовал себя неуклюже. Пока мы ждали, гид указал на низкую поросль с густой ежевикой. Медведь пробирался понизу, скрытый зарослями. Я не видел его. Между деревьями был просвет, и тут он появился. «Вот что он собирается сделать, – прошептал гид. – Он подойдет ближе к деревьям, станет на краю на задние лапы и будет озираться. Если он нас не заметит и не учует, он опустится на все лапы и пойдет в нашу сторону. Если он поймёт, что мы тут, он побежит в тундру, на открытое пространство».

Меня затрясло. Один выстрел. Я актер, я актер. Наконец зверь вышел на открытую местность и встал. Это было самое великолепное и ужасающее существо, что я когда-либо видел; он казался почти доисторическим. Он был в сорока ярдах от нас, и только в этот момент я оценил то опасное положение, в которое себя поставил. И только потом я осознал весь ужас.

Он опустился на все лапы и пошел в нашу сторону. Но вместо того, чтобы пойти вдоль речки, он спустился в ее русло, которое было на два фута ниже уровня земли. Я видел, как его спина перемещалась по диагонали на уровне горизонта. Абсолютно инстинктивно – разумеется, я совершенно об этом не думал, – я выскочил на открытое пространство и побежал к медведю. Операторы бежали позади меня. Я прицелился. Медведь развернулся от меня под прямым углом, представляя собой уже более узкую мишень, но я на бегу поднял лук и пустил стрелу. Я следил взглядом за ее полётом, как если бы она двигалась на транспортёре. Казалось, что она летит точно в медведя. Но медведь продолжал бежать; он повернул и скрылся в деревьях.

Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что мы находимся всего в двадцати-тридцати ярдах от раненого животного. Мы не знали, что он там делает. Гид поднял винтовку и несколько раз выстрелил, ожидая, что медведь выскочит из лесополосы прямо на нас. Даже сквозь густую листву мы услышали, как он с треском повалился, а затем всё стихло. Гид так спокойно, как будто мы были не на ТВ-шоу, а в фильме, сказал: «Нам попался какой-то неправильный медведь». Никто не шевельнулся; мы поняли, что на нас набрёл доведённый до отчаяния зверь.

Мы сели там же, где стояли, ожидая в полнейшей тишине, нарушаемой только биением моего сердца. В отличие от пули, убивающей ударом, стрела имеет три-четыре лезвия и убивает порезом, так что подстреленное животное падает и истекает кровью до смерти.

Раненое животное ждет, чтобы атаковать. Мы выждали полчаса, а затем гид пошел в лесок в поисках этого медведя. Операторы пошли за ним. Они обнаружили мёртвого зверя в кустарнике. В солнечном свете по его гигантской спине плясали тени, и медведь казался еще живым и страшным. Мы ткнули его – убедиться, что он действительно мертв.

И в тот момент во мне что-то изменилось – из охотника я превратился в того, кто, поймав муху, выпускает ее в окно. Я больше ни разу не выстрелил в живое существо. Глядя на это величественное животное, я осознал поразительную глупость того, что я только что сделал, и это повергло меня в шок. Я понял, что уничтожить чью-то жизнь – значит уничтожить частицу себя. Это тщеславие, этот идиотизм… И пока я смотрел на медведя, я понял, что тут нет ничего общего с отвагой.

Например, с такой, что вывела меня на сцену вместе с красавицей Франс Нуйен в пьесе «Мир Сьюзи Вонг». Мы с Глорией переехали обратно в Нью-Йорк и купили небольшой домик в Хастингсе-на-Гудзоне за девятнадцать тысяч долларов. Это было большим шагом для меня и это подстёгивало. Для актера подобные обязательства могут быть пугающими. Но я был уверен, что потяну их, ведь мне должны будут платить за главную роль в бродвейском шоу по семьсот пятьдесят долларов в неделю. Это были огромные деньги для 1958-го года. Моё имя должно будет красоваться над названием пьесы: «УИЛЬЯМ ШАТНЕР В…» С подсветкой: «УИЛЬЯМ ШАТНЕР В…» Я помню, как название пьесы впервые вывесили на козырьке. Я ходил взад-вперед по Западной 44-й улице, просто чтобы полюбоваться на него, а затем возвращался вечером – посмотреть на него в подсветке.

Конечно, я понимал весь риск. Бродвейское шоу может открыться и закрыться в одну ночь. Если ты получаешь плохие отзывы, то на следующее утро освобождаешь гримёрку. И если бы такое произошло со мной, мне бы заплатили седьмую часть от недельной зарплаты – то есть я бы получил сотню долларов за спектакль и сердечное рукопожатие. А плату по закладным в конце месяца никто не отменял.

Но меня это не волновало. Я работал с королями Бродвея: Мерриком, Озборном и Джошем Логаном. Логан режиссировал такие шоу, как «Мистер Робертс», «Юг Тихого океана», «Фанни» и «Энни получает ваше оружие»; он выиграл Пулитцеровскую премию, а годом ранее номинировался на «Оскар» за режиссуру фильма «Сайонара». Меррик продюсировал «Фанни» и «Сводника». Пол Озборн сочинил бродвейскую классику «Morning’s at Seven», а также сценарии к фильмам «К Востоку от рая» и «Юг Тихого океана». Их имен на афише было достаточно, чтобы впервые в истории Бродвея собрать более миллиона долларов на предварительной продаже билетов. Большая часть этих денег поступила благодаря новому бродвейскому феномену: пригородные театральные сообщества – большие группы людей – выкупали целые блоки билетов, основываясь только на анонсах. Но подозреваю, что в нашем случае, некоторые из них ошибочно полагали, что покупают билеты на новый мюзикл Роджера и Хаммерстайна «Песня барабана цветов», что открывался через дорогу напротив. Но я был более чем уверен в успехе. Привет, Бродвей! Встречайте меня! Я – мистер Бродвей, я поймал этот город за хвост!

Не помню точно, в какой момент я понял, что «Мир Сьюзи Вонг» – настоящее бедствие. Возможно, осознание пришло во время репетиций, когда соисполнительница главной роли, Франс Нуйен, перестала разговаривать с Джошем Логаном, из-за чего он прекратил ходить на репетиции. А может, это произошло во время наших первых спектаклей, во время злополучной драки на сцене с одним из актеров, когда тот актер замахнулся на меня и промазал, случайно ударив восьмидесятишестилетнего заведующего реквизитом. Или это случилось на одном из первых спектаклей, когда я услышал, как в зрительном зале кто-то громко прошептал: «Ты после этого еще будешь меня любить?»

Меррик и Логан, должно быть, понимали – они были слишком умны и опытны, чтобы не понимать, – что к тому времени, когда они пускали в плавание этот бродвейский «Титаник», в кассе было слишком много авансовых обязательств, чтобы закрыть его. Проблемы начались с Франс Нуйен, которая еще три года назад работала портнихой во Франции, где ее и нашел на пляже фотограф журнала «Жизнь» Филипп Хальсман. Почти сразу же после приезда в Америку Джош Логан снял ее в киноверсии «Юга Тихого океана», где она была великолепна, потому что ее героиня говорила только на ломаном английском. Воодушевлённый ее успехом, он предложил ей главную роль китайской проститутки в пьесе «Мир Сьюзи Вонг».

Франс Нуйен была невероятно красива, люди были поражены ее красотой. Она могла бы стать звездой на фотографиях или в музее восковых фигур, но на Бродвее актеры должны еще и говорить, и двигаться, и выражать эмоции – а это очень сложные вещи для актрисы, не говорящей по-английски. Она заучивала свои реплики фонетически и в большинстве случаев не понимала эмоциональной окраски слов, которые произносила. Она совершенно не представляла, что значит играть на сцене. И, насколько я знаю, она никогда даже не видела ни одного бродвейского шоу.

«Мир Сьюзи Вонг» – это любовная история, происходящая в Гонконге. Я играл канадского художника, влюбляющегося в китайскую проститутку и пытающегося направить ее на путь истинный. Нас встретили прохладными отзывами, и если бы не театральные сообщества, мы бы закрылись на следующее утро. Но билеты были распроданы на три месяца вперед, так что шоу должно было продолжаться. Публика возненавидела спектакль. К нему прекрасно подойдет старая шутка: наше шоу так трогало зрителей – что они буквально трогались с места целыми рядами и покидали шоу на середине представления. И эти люди предпочитали стоять на зимнем холоде, ожидая автобус на углу Манхеттена, чтобы добраться до своих пригородов, чем сидеть в тепле и смотреть наше шоу.

Я буквально видел, как моя карьера летит под откос. Я был в отчаянии. И как раз в тот момент, когда кажется, что хуже уже ничего не случится, медведь встал на задние лапы! Он был ужасен. Франс Нуйен была удивительно наивной девушкой – и в то же время чрезвычайно заносчивой. Это был какой-то дворовый гонор, защитный механизм, выражающийся гневом. Я никогда не видел ничего подобного. Если ей что-то не нравилось, она становилась настоящей фурией. Будь она опытным актером, она могла бы использовать эти эмоции в своей игре, но она просто бесилась. Я уже толком и не помню, чем Джош Логан разозлил ее, но после этого она отказалась с ним разговаривать. И не просто разговаривать – она сказала, что, если Логан придет в театр и станет за кулисами, – она вообще больше слова не произнесет. Какова наглость! Эта девчонка велела королю Бродвея держаться подальше от театра! Хотя, по правде говоря, подозреваю, что Логан не сильно огорчился. Спасение этого шоу было за пределами его необыкновенных талантов. А у меня, однако, был двухлетний контракт. Я был обязан находиться с ней на сцене каждый вечер.

На одном из спектаклей, вскоре после премьеры, я произнес очередную реплику и ждал ее ответа. В театре есть старое правило: если драматург потрудился написать реплику, предполагается, что актер должен ее произнести. Не зависимо от желания актера. Но она сидела на стуле, уставившись в зрительный зал, – в абсолютном молчании. Она не собиралась говорить. Скорее всего, в слабом освещении зала ей показалось, что в последних рядах стоит Логан. После нескольких секунд ожидания я выдал что-то экспромтом и снова ждал ее очереди. Но она опять не произнесла ни слова. Пришлось придумать что-то еще. Для актера это еще хуже, чем просто забыть свои слова – по крайней мере, если ты забыл, есть вероятность того, что тебе кто-то подскажет. Но это… В подобных случаях ты должен сделать что угодно, лишь бы спасти ситуацию. Поглубже вдохнуть и начать говорить. В какой-то момент я даже выбежал за кулисы, чтобы спросить помощника режиссера, что делать. Но помощник режиссера, руководивший спектаклем в отсутствие Логана, лишь пожал плечами. Я выскочил обратно на сцену и продолжил говорить. К счастью, наконец-то опустился занавес, завершая акт.

«Ты совсем рехнулась?» – должен был я ей сказать. Но вместо этого я спросил, в чем дело.

Медведь посмотрел на меня и произнёс с ужасным французским акцентом: «Я видела Логана».

С каждым вечером становилось только хуже. К тому же она безумно влюбилась в Марлона Брандо и хотела покинуть шоу. Но продюсеры отказались освободить ее от контракта, поэтому она решила, что заболеет пневмонией. В перерыве одного из спектаклей она вышла на улицу и стояла под дождём, а затем вернулась на сцену, совершенно мокрая, как только что из душа.

День за днем я не знал, что она выкинет еще. Иногда она просто уходила со сцены и не возвращалась. Иногда она отказывалась говорить. Я не знал, на какую тропу свернёт этот медведь. Я находился на сцене в течение всей пьесы, поэтому начал готовить монологи на тот случай, если она снова решит уйти за кулисы.

Что-то произошло между нами. Возможно из-за сигары, когда я глубоко затянулся и выдохнул ей прямо в лицо, – но она прекратила разговаривать и со мной. Большинство актеров были молодыми азиатами, такими же неопытными, как и она, и они тоже перестали со мной разговаривать. И вот я играю главную роль на Бродвее, моё имя – над входом в театр, мистер Бродвей, мой город, и никто со мной не разговаривает, за исключением парочки белокожих актеров. Ну, слава богу, думал я, у меня хоть есть, с кем поговорить; правда, это было еще до драки.

Одним из этих актеров был австралиец – олимпийский чемпион по плаванию, и, к несчастью, он считал, что должен получать больше денег. Меррик ему отказал, и поэтому он тоже был зол на всех. У нас с ним была большая совместная сцена, благодаря которой он имел свою порцию зрительского смеха. Обычно после финальной генеральной репетиции шоу замораживается – то есть предполагается, что в таком виде спектакль и будет исполняться каждый вечер. Но, как правило, так случается, что спектакль «скользит» – согласование действий по времени немного меняется, а спустя некоторое время эти небольшие изменения становятся гигантскими. Такое происходит с каждым шоу, и обычно режиссер через несколько недель корректирует его. Но Логану было отказано от театра – поэтому он так и не пришел. Вместо него корректировал пьесу его помощник, и в итоге её всю перекосило. Она развалилась на куски.

После того как этот австралийский актер произносил свою смешную реплику, он клал руку мне на плечо. Спустя несколько недель я заметил, что если зрители смеются, то он спокойно кладет свою крепкую руку на моё плечо – но если публика молчит, то этот олимпийский пловец, который был сложен как австралийский олимпийский пловец, сильно бьёт меня по плечу. В итоге я пошел жаловаться помощнику режиссера: «Я в ужасе жду этого момента. Если публика не смеётся, он колотит меня. Не могли бы вы любезно сказать ему: «Пожалуйста, не бей Билла по плечу?»

Однако это только еще больше разозлило его, и он начал бить меня сильнее и сильнее. Я ходил и к Джошу Логану, и в профсоюз. Я испробовал всё, лишь бы остановить этого парня. Но никто не мог мне помочь, потому что пьеса превратилась в хаос. Она полностью вышла из-под контроля.

Как-то раз перед спектаклем я зашел в его гримёрку: «Я тебя уже вежливо просил, – начал я, – теперь же я говорю тебе. Если ударишь меня еще раз, я врежу тебе прямо на сцене».

Но вместо того чтобы считать это предупреждением, он воспринял мои слова как вызов. И на спектакле хлопнул меня по плечу. Я развернулся и вмазал ему. Он остолбенел, но кое-как всё же убрался со сцены. В тот момент, когда закончился первый акт и опустился занавес, он метнулся через сцену и приготовился дать мне такого тумака, что я вылетел бы оттуда прямо на Аллею Шуберта. Я ловко уклонился от удара, и вместо меня он ударил нашего восьмидесятишестилетнего заведующего реквизитом. Тот рухнул без чувств прямо на сцене. Как раз тогда, когда начал подниматься занавес.

Я был в отчаянии. У меня были жена, и ребенок, и ипотека. И в этом отчаянии я начал говорить свои реплики быстрее. Я менял интонации и эмоции. Только за счет ускорения темпа и смещения логического ударения слов я сократил пьесу на пятнадцать минут – и зрители начали смеяться. «Я люблю тебя» превратилось в «я люблю тебя?» Мы будто издевались над этой высокопарной мелодрамой, превратив ее в легкомысленную комедию.

И шоу стало хитом. Комедией. Мы играли ее четырнадцать месяцев, и я выиграл несколько актерских премий от крупных театральных организаций. А потом, когда сняли киноверсию, мне предложили купить билет и посмотреть, как Уильям Холден исполняет мою роль. Я был удивлен его игрой. Очевидно, он совсем не понял пьесу – он думал, что это серьезная история о любви.

Несколько лет спустя я работал в «Стар Треке», и там была роль азиатской девушки. Меня спросили, что я думаю на счет выбора на роль Франс Нуйен. Прошло несколько лет, и мне было любопытно, что с ней стало. Возьмите ее, сказал я, она будет великолепна. Она пришла на площадку и выглядела восхитительно. То ее защитное поведение, что я так хорошо помнил, казалось, ушло совсем, и я даже удивлялся, что же тогда могло быть не так? Затем ей предложили нанести грим, и она сказала: «Грим. Слушайте сюда». И я всё вспомнил. Ту спесивость – я вспомнил всё в мельчайших подробностях.

Само собой, мы с Франс оба стали старше, мудрее, умнее и красивее, и… что ж, мы работали вместе еще в нескольких проектах. Но никогда не обсуждали те старые времена.

Прежде чем мы продолжим беседовать о моей жизни, позвольте мне прерваться на пару секунд, чтобы проверить последние добавления на ShatnerVision.com – веб-сайте, который ведет моя дочь Лизбет. Она пока еще не родилась – в рамках этой книги я имею в виду. ShatnerVision – это подборка коротких видео-роликов. О, посмотрите сюда, как здорово. Отлично! Я вижу, они добавили ролик, который я сделал специально для вас. Только взгляните, его легко найти – там есть ваше имя.

Но, пожалуйста, не путайте ShatnerVision и WilliamShatner.com. Последний – мой официальный веб-сайт. Здесь легко ошибиться, но сайты совершенно разные. Например, замечательный магазин, в котором вы можете заказать что-либо, начиная с фильма на дивиди со мной в главной роли под названием «Инкубус» (единственный художественный фильм, сделанный на искусственном языке эсперанто), и кончая эксклюзивной фигуркой окровавленного Кирка, выпущенной к двадцатипятилетней годовщине «Гнева Хана», – находится на WilliamShatner.com, в то время как видео, объясняющее, почему мне не нравится снимать штаны в «Юристах Бостона», можно найти на ShatnerVision. Но что меня больше всего удивило, так это необычайно низкие цены на массу замечательных товаров. Я мог бы купить свой собственный автограф по цене более низкой, чем мог бы ожидать. И если бы я послал чек, я должен был бы подписать его и тем самым поставил бы себя в довольно странное положение, при котором я использую свой автограф для покупки своего же автографа. Разумеется, у вас таких проблем не возникнет. Ну вот, я вам всё разъяснил.

А теперь вернемся к моей жизни. Каким-то образом мне удалось сделать так, что «Сьюзи Вонг» не повредила моей репутации. Фактически, как только шоу более-менее устроилось, я начал работать в телевизионных программах днём, а затем мчался в театр, чтобы сыграть вечером. Днём я был уважаемым телевизионным актером: я играл слепого сенатора в постановке, написанной Гором Видалом; появился в «Зале славы Hallmark» (Hallmark Hall of Fame) с Эллен Бёрстин, Кэрол Чэннинг и Морисом Эвансом; а также сыграл главную роль в одной из первых общенациональных телепередач Общественной службы телевещания (PBS) The Night of the Auk. Это была пьеса, что несколько лет назад потерпела фиаско на Бродвее – в главных ролях, понятное дело, Кристофер Пламмер и Клод Рейнс. Действие происходит на космическом корабле, вернувшемся на Землю после первого успешного приземления на Луну. Я играл богатого молодого человека, спонсировавшего всю экспедицию. Это был мой первый вояж на телевизионном звездолёте, но после этого сложилась устойчивая традиция: если Шатнер на борту космического корабля, то имеется гарантия, что обязательно случится что-то нехорошее. В данной истории – атомная война на Земле и нехватка кислорода на корабле. Там на корабле было пять пассажиров, но кислорода, чтобы в срок вернуться на Землю и умереть в войне, хватило бы только для двоих. Наверное, не стоит рассказывать вам окончание этой истории – посмотрите сами, – лишь только скажу, что в атомной войне я не погибну.

Я никогда не славился талантами планирования карьеры. Это – роскошь, которой обладают не так много актеров. Финансовая незащищенность – часть нашей профессии. В общих словах можно сказать, что планирование моей карьеры – это ответы на телефонные звонки. Моя проблема состояла в том, что у меня не было человека, который мог бы дать мне совет, не было никого, кому бы я мог доверить управление своей карьерой. Поэтому все решения, что я принимал, основывались почти всегда на инстинктивных чувствах. Актерство – одна из немногих профессий, когда ты можешь радоваться, отвергнув какое-либо предложение о работе. Несколько позже, когда у меня будут трое детей, я часто начну браться за работу исключительно ради денег, при этом совсем не радуясь самой работе, – и наоборот, чувствовать себя прекрасно, когда, будучи финансово защищенным, я отклоню предложение, которое, по моему мнению, не следует принимать. Я готов подписаться под тем, что чем больше ты работаешь, тем больше у тебя работы, – чем больше продюсеров и режиссеров видят твою работу, тем больше шансов, что они предложат тебе еще. Довольно часто случалось так, что я брал роли, которые не должен был бы брать с точки зрения дальнейшей перспективы для карьеры, но за работу хорошо платили, и надо мной всегда довлела просьба отца не становиться приживалой.

Когда ты берешь роль, ты никогда не знаешь, что в итоге выйдет. Мог ли я подумать (когда Джон Литгоу предложил мне прославленную роль Большой Гигантской Головы в своем ситкоме «Третья планета о Солнца»), что меня впервые в жизни номинируют на «Эмми»? Приходило ли мне в голову, что люди смогут разглядеть мастерство, благодаря которому надлежащим образом была раскрыта эмоциональная жизнь Гигантской Головы? Всё, о чем я тогда думал: что мне нужно прийти, произнести свои реплики, и мне заплатят. Актерская игра, только и всего.

Хотя иногда дело в самой роли. В возможности использовать данный тебе талант, чтобы сделать важное заявление. Разумеется, актерам приходится выживать, но иногда тебе действительно предлагают такую роль, которой ты наслаждаешься, которую ты поистине хочешь сыграть.

Великий продюсер-режиссер фильмов категории «С» Роджер Корман предложил мне такую роль. Серьёзно говорю. Роджер Корман, что прославился такими фильмами, как «Атака Крабов-Монстров», «Существо из моря призраков» и «Маленький магазинчик ужасов» – дешевенькие ужастики, чья художественная ценность была так же невелика, как и их бюджеты. И по какой-то причине он хотел снять этот фильм. К тому времени он уже снял семнадцать фильмов – все до одного прибыльные, – но ни одна студия, куда он приносил сценарий, не хотела взяться за него. По всей видимости, создание данного фильма настолько много значило для него, что он и его брат Джин заложили свои дома, только чтобы снять фильм. Возможно, я немного приукрасил, но я точно помню, что Роджер и Джин сделали что-то очень смелое, чтобы добыть денег на съемку фильма. Роджер видел меня в «Тамерлане Великом» и послал мне сценарий. И как только я прочитал сценарий, я понял, что хочу сыграть эту роль. Этот фильм изменил мою жизнь.

Фильм назывался «Захватчик» (The Intruder). В основе фильма лежала новелла очень уважаемого автора по имени Чарльз Бомонт. Действие происходило на Дальнем Юге сразу после решения Верховного Суда 1954 г. об интеграции школ. Сюжет основывался на реальной истории оголтелого расиста из Нью-Йорка, неонациста, путешествовавшего по южным штатам и организовывающего нечто вроде ку-клукс-клановского движения среди граждан, разжигая массовые беспорядки. Это был самый гадкий и презренный персонаж из всех, что я когда-либо играл. Но в то же время это был прекрасно написанный портрет наихудшего из расистов. Я вырос в Канаде и не думал, что в Соединенных Штатах существует такой организованный расизм. Я был потрясен, когда узнал, что это правда.

Фильм был черно-белым, и мы сняли его за три недели. Весь бюджет равнялся приблизительно восьмидесяти тысячам долларов – чуть побольше, чем стоимость обедов на «Карамазовых». Чтобы помочь Корманам снять фильм, я согласился на процент от прибыли вместо получения зарплаты. Временами я действительно позорил свой диплом по коммерции. В итоге я получил на двести долларов больше, чем стоили мои расходы.

Проект был особенно волнующим, потому что по какой-то необъяснимой причине Роджер Корман решил, что снимать фильм мы будем на Юге. Был 1961 год, и в школах по всему Югу все еще проводилась принудительная интеграция. Прошло меньше пяти лет с тех пор, как президент Эйзенхауэр был вынужден послать Национальную Гвардию для сопровождения черных учеников средней школы в Литтл Роке. Мы поехали снимать в Чарльстон, Миссури, графство Миссисипи, что в паре миль от границы с Кентукки, Арканзаса и Теннеси.

Все актеры и съемочная группа поселились в маленьком мотеле на окраине города. Как только мы приехали, местный полицейский кратко описал обстановку и дал нам совет: «Будь я на вашем месте, я бы выделил пару минут и составил план спасения». План спасения? Как он объяснил, местные жители узнали, что фильм будет про них, и это их не обрадовало. Совсем не обрадовало. Единственной интегрированной группой на весь город была тюремная банда, и якобы их наняли, чтобы убить нас в этом мотеле. «Мы, конечно, в курсе, – сказал полицейский, – но мы не можем сдержать бурю».

Убить меня? Но я ведь всего лишь актер! И мне заплатят всего лишь процент от прибыли.

Неприятности не раз случались в моей карьере, но никогда прежде мне не приходилось составлять план спасения. И я придумал довольно хороший. В туалете было окно, которое выходило на кукурузное поле. И в случае необходимости я взберусь на унитаз, выпрыгну в окно и побегу в поле. Я решил, что смогу спрятаться в кукурузе.

Думаю, что во всей труппе было человек пять профессиональных актеров. В целях экономии братья Корманы наняли местных жителей для исполнения второстепенных ролей. Но на всякий случай они дали им другой сценарий, не тот, по которому мы снимали, – в том сценарии не было некоторых провокационных сцен и диалогов. Среди профессиональных актеров был Лео Гордон, сделавший славную карьеру, играя роли крутых парней, но в этом фильме ему досталась роль обычного рабочего. Кстати, в армии Гордон был чемпионом по боксу и знал, как себя защитить. Как-то раз мы с ним болтали возле его машины, и он между делом открыл багажник – а там практически был целый арсенал. Полный багажник оружия. Он взял то, что ему было нужно, захлопнул крышку, даже не упомянув, что он битком забит оружием.

Ну ладно, он тоже всего лишь актер. Однако он – хорошо вооруженный актер. Я начал пересматривать свой план спасения.

Естественно, я старался подружиться с максимальным количеством местных жителей. В частности, там был один парень, который почти каждый день приходил поглазеть на съемки. Он был большой, просто огромный, и поговаривали, что он один из самых плохих парней в городе. Но очевидно, ему было очень любопытно, как снимается фильм, и он постоянно вызывался помочь. Давайте я передвину этот фонарь. Нельзя, это работа персонала. Но я хочу помочь. Он был из тех людей, чьи предложения помочь звучат как угрозы.

И каким-то образом я с ним подружился. Наверное, я думал, что смогу поладить с ним, если вовлеку его в общий процесс. И со временем он фактически стал членом нашей съемочной группы, и он был такой здоровый, что, когда другие рабочие тащили один фонарь, он мог унести два. Работал он хорошо, но даже если бы было наоборот – ничего бы не изменилось. Поверьте мне, никто бы не рискнул его уволить.