Глава 6.

Такси медленно отъезжало от моего дома, рокот двигателя постепенно стихал в падающем снеге. В Низинах повсюду жгли костры и окрестности оглашались радостными воплями, но здесь, на моей улице, было тихо. Пирс почти бесшумно шагал рядом со мной, пока мы добирались до крыльца.
Подходя к крыльцу, я посмотрела на заснеженные черные ветви клена, который посадила после смерти папы. Горло сжалось, и я мимоходом провела по нему ладонью. Я была рада, что папа находился в состоянии покоя, но мне так хотелось, чтобы он вернулся, – как Пирс, хотя бы на одну ночь. Пирс неуверенно шагнул назад, когда я поднялась по трем бетонным ступенькам и безрезультатно подергала дверную ручку.
– Должно быть, мамы нет, – сказала я, потянувшись к сумке в поисках ключа. На крыльце горел свет, а следы на снегу следовали к гаражу. Может быть, решила что-то купить в последний момент? Или уехала в ОВ забирать Робби? У меня было плохое предчувствие, что второй вариант вернее.
– Это очень красивый дом, – сказал Пирс, оглядывая дворик с яркими фонарями и гвардией снеговиков.
– Спасибо, – сказала я и откопала ключ в кармане джинсов. – Большинство колдунов проживают в Низинах через реку в Кентукки, но мама захотела жить здесь.
Вытащив ключ, я подняла голову и увидела легкое недоумение в его взгляде.
– И она, и мой папа ходили в школу во время Поворота, и мне кажется, она любит «пассивные» неприятности, например такие, которые могут возникнуть из-за ее соседства с обычными людьми.
– И дочь вся в мать? – сухо спросил он.
Ключ в ладонях согрелся, и я отперла замок.
– Как вам нравится.
Только теперь Пирс поднялся по лестнице, оглядывая улицу в последний раз.
– Мама? – позвала я, когда открыла дверь, но я знала по легкой подсветке в зале, исходящей из кухни, что в доме никого нет. Взглянув на Пирса, топтавшегося на пороге, я улыбнулась.
– Заходите.
Пирс посмотрел на заляпанные слякотью ботинки.
– Я не хотел бы испачкать ваши ковры.
– Ну так потопайте ногами, – сказала я, взяв его за руку и потянув в дом. – Закройте дверь, пока тепло не ушло.
В темноте, из-за закрытой двери, я щелкнула выключателем в прихожей, и Пирс покосился на лампу. Я ненавидела зеленый цвет, которым были окрашены прихожая и гостиная. Рамки с фотографиями висели на стенах в коридоре перед кухней: фотографии мои и Робби, кусочки нашей жизни. Я оглянулась на Пирса, который все еще смотрел на лампу, но, несомненно, прикладывал много усилий, чтобы ни о чем не спрашивать. Я спрятала улыбку и спросила себя, когда любопытство возьмет верх над его попытками скрыть впечатления.
– У вас так много ковров, – произнес он, наконец, шагая за мной.
– Спасибо, – снова сказала я и сняла пальто.
Взгляд Пирса, наконец, уперся в стены.
– И фотографии. В цвете.
– Вы видели фотографии? – удивилась я и он кивнул.
– У меня было изображение со мной, – с гордостью проговорил он и протянул руку к портрету.
– Это вы? Она прекрасна! – произнес он в благоговении. – Выражение, запечатленное художником, захватывает дух. Ни один из Божьих пейзажей не выглядел бы так красиво.
Я смотрела на фото, которого он касался в почтении, а затем на Пирса со смешанными чувствами.
Это было мое лицо среди осенних листьев, глаза столь же зеленые и живые, как вся вселенная, волосы переливаются всеми оттенками осени. Я только что вернулась из больницы, и можно заметить, что я была больна по бледной коже и похудевшему лицу. Но моя улыбка была действительно красивой; улыбка, которую я подарила папе, когда он щёлкнул затвор, поблагодарив его за радость, которую мы нашли в простых удовольствиях обычного дня.
– Его сделал мой папа, – тихо проговорила я, отводя взгляд в сторону. – Проходите на кухню, – пригласила я, смаргивая слезы, навернувшиеся на глаза.
Это я должна была умереть раньше него, а не наоборот.
– Я не знаю, как долго мамы не будет, – громко сказала я, услышав его шаги за спиной. – Но если мы сможем найти то, что нам пригодится, и уйти, все будет в порядке. Прощаться проще, чем получать разрешение.
Пирс медленно вошел, нерешительно оглядывая стол, настенные часы, холодную плиту, раковину и посмотрел на меня, когда я бросила пальто и сумку на стул.
– Вы и ваша мать живете тут одни? – спросил он.
Удивленная интонацией его вопроса, я заколебалась.
– Мм... Да. Робби приехал с Западного побережья, но он возвращается на следующей неделе.
Он перевел яркие синие глаза с потолка на меня.
– Калифорния?
– Орегон.
Пирс снова взглянул на холодную плиту, видимо, угадав ее предназначение по медному котелку с традиционным клюквенным чаем на солнцестояние, который уже остыл.
– Ваша мать очень храбрая женщина, раз воспитала вас в одиночестве.
Если бы он только знал, как часто все происходило наоборот.
– Может да, а может и нет, – сказала я, направляясь к кофеварке, и заглянула внутрь, проверяя фильтр. – Не хотите кофе?
Пирс снял пальто и аккуратно повесил его на спинку стула. Руки потянулись к несуществующему галстуку, как будто он хотел ослабить его.
– Я бы не отказался, но наше ограниченное время это позволяет?
Я щелкнула выключателем, и кофеварка заработала. Мне понравились его слова. Очень стильно у него получалось.
– Да. Вы хотите помочь мне на чердаке?
Не дожидаясь ответа, я вышла в коридор, направляясь в остальную часть дома. Пирс следовал прямо за мной.
– Это ванная, – сообщила я, когда мы прошли мимо. – Моя комната находится в конце коридора, а мамина рядом. Комната Робби рядом с гостиной, хотя сейчас она больше похожа на чулан.
– А слуги живут на чердаке? – спросил он, когда мы остановились перед выдвигающейся лестницей.
– Слуги? – спросила я, уставившись на него. – У нас нет слуг.
Пирс выглядел таким же удивленным, как я себя чувствовала.
– Но ковры, фотографии, тепло вашего дома, его обстановка… – он замолчал, вопросительно разведя руками, и я покраснела, когда до меня дошло.
– Пирс, – смущенно начала я. – Мы принадлежим к среднему классу. А единственный раз, когда у меня был слуга, это когда Робби проиграл пари и драил мою комнату целый месяц.
Его рот приоткрылся.
– Это средний класс?
И я кивнула, вытянув сверху шнур и всем весом повиснув на нем.
– Большая часть города.
Люк сдвинулся всего на дюйм, и руки ослабли. Веревка вырвалась, люк захлопнулся, а я свалилась на четвереньки. Противно. Пирс взял шнур и встал под люком. Он был ненамного меня выше, но намного мускулистее.
– Я сама могу, – сказала я, но руки дрожали. Я наблюдала, как он потянул вниз, и лестница опустилась, будто ничего не весила. Но весила она прилично. Пирс посмотрел наверх в темноту, подул прохладный воздух, и он вздрогнул, когда я включила свет.
– Простите, – сказала я и, пользуясь его удивлением, прошла мимо него и поднялась по лестнице. – Я сейчас вернусь, - проговорила я, наслаждаясь прохладным воздухом с ароматами древесины и пыли. Шум от проезжавших машин звучал здесь странно и близко. Обхватив себя руками, я смотрела на разные коробки, сваленные в кучу, как воспоминания в человеческом мозге. Все такое знакомое. Слабая улыбка появилась на лице, и я шагнула к украшениям на Хэллоуин, дотронувшись рукой до пыльной коробки. Мои глаза загорелись, увидев ящики с красными пометками, где хранились мои мягкие игрушки. У меня их было около двухсот, все собранные во время моего лечения. Я придумывала им имена как моим настоящим друзьям, которых у меня не было в больнице. Я знала, мама хотела выбросить их, но у меня рука не поднималась, и как только я перееду, я заберу их с собой. Я подняла одну коробку и отложила ее в сторону, чтобы посмотреть на ту, которая стояла под ней. Это были папины вещи, спрятанные моей мамой в припадке меланхолии. Некоторые из его любимых вещей. Я вцепилась ногтями в крышку коробки, кряхтя, когда она не собиралась открываться. Боже, ее гвоздями, что ли, прибили?
– Позвольте мне, – раздался за мной голос Пирса, и его рука коснулась моего локтя. Я подскочила.
– Святое дерьмо! – воскликнула я, потом закрыла рот, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – О! Мне очень жаль. Я не знала, что вы здесь. Шок Пирса от моей брани почти растворился в смехе.
– Мои извинения, – сказал он, я отодвинулась и Пирс открыл коробку с завидной легкостью. – Я люблю чердаки. Они мирные, как Божьи церкви. Одинокие и обособленные, но человек может услышать глас Божий и понять себя. Прошлое хранится, как старые воспоминания, скрытые, но не забытые.
Прислушиваясь к холодной ночи, я улыбнулась.
– Я точно знаю, о чем вы говорите.
Смотря под ноги, я последовала за ним к лестнице. Он взял коробку из моих рук и жестом показал идти перед ним, что я и сделала, польщенная столь рыцарским поведением. Плечи сразу же охватило теплом, как только я спустилась, и я подождала в стороне, пока спустится Пирс. Он снова передал мне коробку, чтобы самому закрыть люк, и, колеблясь, посмотрел на лампу, освещающую чердак. Затем, не спрашивая моего разрешения, протянул руку к выключателю и щелкнул его вниз. Естественно, свет погас. Восхищенная улыбка озарила его лицо, и я загадала, поиграет он с выключателем или нет, но к его чести он сложил лестницу и задвинул ее наверх. Я наблюдала за его взглядом, будто запоминающим каждое движение и результат.
– Спасибо, – сказала я, и пошла перед ним на кухню с коробкой в руках. Кофеварка уже вовсю кипела и булькала, и Пирс посмотрел на нее, выясняя, откуда исходит богатый аромат, заполнивший всю кухню.
– А кофе не перельется через край? – спросил он, задумчиво наблюдая за кофе-машиной.
– Я сейчас налью, – сказала я, подходя к шкафу. Аромат стал еще насыщенней, когда я наполнила две чашки и передала ему одну, коснувшись его пальцев. Он улыбнулся, и что-то екнуло в моей груди. Боже, я же не влюбилась в него. Он мертвый. Но какая у него красивая, озорная улыбка.
– Надеюсь, я не совершу ошибки, выпив это? – спросил он. – Насколько я живой?
Я пожала плечами, и он пригубил кружку, глядя на меня через край, так что у меня перехватило дыхание. Боже, у него прекрасные глаза. Тут его брови поползли вверх, и он сильно закашлялся.
– О, черт возьми, – воскликнула я, и, вспомнив, что не стоит ругаться, я забрала у него чашку, прежде чем он обольется. – Я так сожалею, вы не можете пить, да?
– Крепкий, – ахнул он, синие глаза блестели, как драгоценные камни, поскольку на них выступили слезы. – Действительно крепкий.
Я поднесла свою чашку ко рту и отхлебнула. Мой рот сморщился, и я заставила себя проглотить это пойло. Дерьмо, мама заполнила фильтр так, что столько кофеина может умертвить кошку.
– Фу, это нельзя пить, – проговорила я, взяв чашки, и направилась к раковине. – Это ужасно.
– Нет, это хорошо, – я замерла, когда он поймал меня за руку. Я повернулась к нему, все еще чувствуя его прикосновение. Где-то во мне стала зарождаться медленная дрожь, и я попыталась заглушить ее, прежде чем она достигнет тела. Я вдруг очень хорошо поняла, что мы тут одни. Я почти слышала его мысли, которые вертелись вокруг того же. Что-то может произойти. Он был другим. Сильный, но не уверенный. Умный, но потерянный. Он знал о моей болезни и не обращался со мной как с ребенком. Он мне нравился. И даже больше. И ему нужна моя помощь. Никто никогда не нуждался в моей помощи прежде. Никто. Особенно кто-то такой умный и сильный, как он.
– Это непригодно для питья, – ответила я, когда голос вернулся ко мне, и он взял чашку из моих рук.
– Все, что вы делаете, божественно, – сказал он, улыбаясь, как сам дьявол, и я почувствовала, как сердце выпрыгивает из груди, поскольку он явно со мной заигрывал. Его пальцы перестали касаться моих, и присутствие духа вернулось ко мне. Я не какая-то дебютантка, чтобы упасть в обморок от внимания к своей персоне, но все же было безумно приятно видеть, как человек пьет ради меня отвратительное варево. Я нахмурила брови и подумала, как далеко он зайдет. В голове были мысли, не остановить ли его попытки польстить мне, выпив эту гадость.
– Благодарю вас, Пирс, – сказала я, улыбаясь. – Вы истинный джентльмен.
Я отвернулась, чтобы открыть окно, оглянувшись через плечо как раз в тот момент, когда он печально вздохнул, глядя в кружку. Десять против одного, он собирался это вылить.
Пыль защекотала в носу, когда я открыла коробку. Медленная улыбка появилась на губах, когда я посмотрела туда и увидела папу в каждой вещи. Он создал очень много вещей самостоятельно, при помощи магии лей-линий, и, будучи больной, я сидела дома большую часть времени и часто видела его за разработкой новых способов для поимки плохих парней. Одно из ранних воспоминаний было о том, как мы сидим за столом. У меня цветные карандаши, у него магнитный мел, и пока я разукрашивала эльфов и фей, он рисовал пентаграммы, растапливал воск и записывал какие-то лей-линейные заметки, пока мама вскидывала руки и жаловалась на запах, тайно гордясь папой. Улыбаясь прошлому, я провела рукой по волосам, вспоминая, как они вставали дыбом во время папиных экспериментов с лей-линейной магией, и его радостный взгляд, когда эксперимент удавался.
Тихий стук поставленной на стол чашки отвлек меня от воспоминаний, и я посмотрела на Пирса.
– Есть ли тут что-нибудь, что можно использовать? – спросила я, толкая коробку поближе к нему, и мы оба склонились над ней. – Я больше ведьма земли. Или буду ей, когда получу лицензию.
– Мисс Рэйчел, – сказал он, шутливо переведя взгляд на окно и мозолистыми пальцами указывая на окрестности. – Не много я встречал ведьм, способных с непревзойдённым мастерством устраивать беспорядки и предоставлять тела неуспокоенным душам. – В глазах мелькнула улыбка. – Пусть даже на одну ночь.
Смутившись, я пожала одним плечом.
– Ну, это не все моя заслуга. Большая часть энергии появилась из коллективных эмоций на площади.
- А кому принадлежала идея активировать чары на площади? – спросил он, вытаскивая из коробки
несколько металлических дисков и штырьков и складывая их в кучку на столе.
Я вспомнила. Пойти на концерт и использовать эмоции, чтобы чары активировались, было моей идеей, но площадь предложил Робби.
– Робби, вроде.
Пирс что-то рассматривал на свету.
– О, - удовлетворенно сказал он, – это я могу использовать.
Я посмотрела на толстую серебряную шайбу со штырем посередине. Если не считать каких-то лей-линейных надписей на ней, она была похожа на те, что он отложил.
– Что это такое?
Улыбка молодого человека стала поистине дьявольской.
– Этот кусочек магии – шумная отмычка для двери, – ответил он и положил шайбу рядом с чашкой кофе.
– Шумная отмычка?
Пирс снова рылся в коробке.
– Эти чары не просто открывают замок, они сносят дверь с петель.
– О-о, – я заглянула в коробку с большим интересом и руками удерживала крышку. Это походило на большую коробку незнакомых конфет, вкус которых не узнаешь, пока не откусишь кусочек.
Пирс с удовлетворением хмыкнул и извлек еще одну шайбу, проведя пальцами по выгравированным на ней символам.
– Вот эта штука улавливает мощную магию. Может, она все еще работает? – он вытащил штырек, наблюдая за амулетом. Внутренняя часть шайбы приняла ярко-красную окраску. Пирс как будто удивился, затем рассмеялся. – О, я дурак. Держите его, – сказал он, протягивая амулет мне. Я взяла его, удивившись, когда Пирс отошел почти до самой гостиной. Слабые импульсы от амулета, казалось, заставляли ладонь пульсировать, а яркий красный цвет плавно перешел в розовый. Я взглянула на коробку с лей-линейными принадлежностями, Пирс покачал головой, возвращаясь и забирая амулет. Он опять загорелся красным.
– Он функционирует нормально, – сказал Пирс, и шайба потемнела, когда он воткнул штырь на место. – Я даже не представляю, насколько он будет эффективным, если так ярко светится от меня. – И аккуратно положил амулет на стол.
Моя челюсть поползла вниз, и я смотрела на Пирса.
– Вы его активируете? Я думала, он рассчитан на обнаружение заклинаний.
Пирс засмеялся приятным смехом.
– Я призрак, соединение земли и тела, в коротком шаге о реальности. Я полагаю, это определяется как сильные чары.
Взволнованная, я пожала плечами, и он снова полез в коробку.
– Это – для работы с фамилиаром, – сказал он, положив амулет в кучу с другими шайбами. – Это –чтобы скрыться от людей, которые вас ищут. А вот это странно, – сказал он, вертя в руке амулет. – Чары для роста горба на спине? Это, должно быть, ошибка.
Я взяла амулет, постаравшись, чтобы наши пальцы соприкоснулись. Да, он был мертв, но я жива.
– Нет. Все правильно, – сказала я. – Это для костюма. Папа как-то использовал его на Хэллоуин.
– Хэллоуин? – спросил Пирс, и я кивнула, снова углубившись в омут памяти.
– Для " Откупись, а то заколдую! ". Я была сумасшедшим ученым, а он моим помощником. Мы хотели пройтись по всем залам больницы… – сглотнув подступающие слезы, я продолжила. – Мы начали с детского отделения, а затем пошли в отделение для престарелых.
Я не хотела говорить об этом, пальцы печально поглаживали амулет. Казалось, Пирс все понял. Немного помолчав, он сказал.
– Вы выглядите очень здоровой, мисс Рэйчел. Решительной, энергичной, молодой женщиной.
Сморщив губу, я бросила амулет обратно в коробку.
– Что ж, попытайтесь рассказать это моему брату.
Он опять замолчал, и я подумала, как в девятнадцатом веке относились к такой упорной решимости, как у меня. Он сказал, что я энергичная, но не думаю, что в его время это считалось ценным качеством для женщины.
– Если позволите, я хотел бы взять это, – сказал Пирс, вытащив довольно крупный, размером с ладонь, металлический амулет. – Это инструмент для выявления людей в ограниченном пространстве.
– Круто, – сказала я, взяв его и вытащив штырек. – Он работает?
Ладонь снова запульсировала, весь центр амулета стал непрозрачным, показывая две точки в центре. Нас, видимо.
– Все работает, – сказала я, вставив штырь, и передала амулет ему. – Вы можете его взять. Мне он навряд ли пригодится.
– Спасибо, – поблагодарил он и положил амулет в карман вместе с шумной отмычкой. – А этот? Он создает отвлечение.
Я усмехнулась.
– Заклинание для большого бума?
– Большой бум? – переспросил он, затем кивнул. – Да, заклинание для большого бума. Они очень эффективные. Так как я буду один, мне потребуется что-то для отвлечения.
У меня было чувство, что он выбирает те инструменты, которые знал, как активировать без посторонней помощи. Он взорвал двери в здании ОВ, затем установил печать на них. Без меня он не подключился бы к линии. Я реально могу помочь ему, не только заполнить карманы амулетами, но также прийти на помощь девочке.
– Пирс, – сказала я, вертя в руках амулет для роста горба. Внимание молодого человека было полностью поглощено коробкой, но, кажется, он прочел мои мысли.
– Нет никакой необходимости сопровождать меня, мисс Рэйчел. Я не позволю вам рисковать своим здоровьем. Мои решения отразятся только на мне.
Он вытащил еще один кругляшок.
– Этот тоже пригодится.
Мгновенно отвлекшись, я наклонилась вперед, касаясь его плеча.
– Что это такое?
Пирс отодвинулся немного, увеличив пространство между нами.
– Это позволяет слушать человека через несколько комнат.
Нахмурив брови, я воскликнула.
– Так вот как они всегда узнавали, что я делала!
Он засмеялся, и мужской смех будто впитывался в стены кухни, как вода впитывается в песчаное сухое русло ручья. В доме было так пусто, и этот смех пробудил еще более отчаянное одиночество.
– Ваш отец был злодеем, – сказал Пирс, не подозревающий, что я была уже на пределе, еле сдерживая слезы.
– Вы говорите так, будто это плохо, – огрызнулась я. Почему это так сильно меня задело? Думаю, это все разбитые надежды увидеть папу еще хоть раз.
– О, взгляните, – сказала я, и вытащила знакомый амулет. – Что он тут делает? Это мамин.

Пирс взял амулет, касаясь моих пальцев дольше, чем обычно, но глаза смотрели на шайбу со штырьком из красного дерева. Затем он положил его обратно в коробку.
– Эти чары создают круг безвременья, это магия земли, но для этого нужно подключиться в линии.
– О, мама совсем ничего не понимает в лей-линиях, – сказала я. – Папа всегда устанавливал круги для нее, а мама занималась земной магией для него.
Я видела, как Пирс напрягся, когда я вытащила амулет из коробки и повесила себе на шею.
– Я могу подключиться к линии. Он будет работать для меня.
– Нет, – сказал он, прожигая меня взглядом. – Вы не пойдете. Я запрещаю.
Я выдохнула со смешком.
– Вы мне запрещаете? – спросила я, задирая подбородок. – Видите ли, Пирс, – заявила я, упершись руками в бедра. – Вы не можете мне ничего запретить. Я делаю то, что хочу.
– Я запретил вам сопровождать меня, – отрезал он. – Я благодарен вам за все, что вы сделали. И ваше позволение использовать инструменты вашего отца показывает ваш добрый и благородный дух. Так докажите это и останьтесь дома.
– Вы маленькая шовинистическая свинья! – воскликнула я, чувствуя, как ускоряется пульс и слабеют колени. Стараясь скрыть это, я скрестила руки на груди и оперлась бедром на стол. – Я могу помочь вам, и вы знаете это. Например, как вы собираетесь туда добраться, господин человек из прошлого? Пешком? По снегу? Расстояние не меньше пятнадцати километров.
Пирса же мое настроение абсолютно не испугало, что разозлило меня еще больше. Он спокойно пожал плечами и наклонился к коробке.
– Я все еще могу взять это? – спросил он, приподняв брови.
– Я сказала, что можете, – резко ответила я. – И я тоже пойду.
– Благодарю вас, – сказал он, убирая амулеты в карман. – Я постараюсь сделать все возможное, чтобы вернуть вам инструменты вашего отца, но это маловероятно.
Он отвернулся от меня, направившись к выходу.
– Вы не можете просто взять и выйти отсюда, – сказала я, направляясь за ним. Ноги дрожали от усталости. Черт побери, как я ненавидела это. – Вы не знаете, куда идти.
– Я знаю, где он был раньше. Маловероятно, что он переместился.
Мы вышли в прихожую, и я почти налетела на него, когда он резко остановился у двери, глядя на ручку.
– Вы собираетесь идти? – недоверчиво спросила я.
Он открыл дверь и глубоко вдохнул сухой холодный воздух.
– Да, таковы мои намерения.
Холод добрался до меня, и я скрестила руки на груди, стараясь сохранить тепло.
– Это совсем другой мир, Пирс. Все изменилось, и вы не сможете в одиночку справиться.
Возникла пауза.
– Я найду его, – сказал он, выходя на заснеженное крыльцо. – Я должен. Моя душа и девочка зависят от этого.
– Вы не найдете их до восхода солнца, – бросила я ему в след. Боже, ну что не так с этими гордыми мужчинами?
– Тогда мне следует поспешить.
«Тогда мне следует поспешить», – повторила я мысленно и шагнула на крыльцо.
– Пирс, – позвала я, он обернулся.
В его глазах была такая теплота, что все слова выветрились из моей головы. Я уставилась на него, ошеломленная этим теплом, направленным на меня. Его не удивлял мой характер. Он не беспокоился об этом. Он уважал его, даже когда говорил «нет».
– Благодарю вас, мисс Рэйчел, – сказал он, и я шагнула назад, переведя на мгновение взгляд на дверь, когда подперла ее пяткой. – Я не могу больше подвергать вас опасности.
Он наклонялся ко мне, и я замерла. Мое сердце забилось сильнее. Руки коснулись его груди, но я не оттолкнула его.
– Вы огненная и храбрая, – прошептал он мне на ухо, и я вздрогнула. – Как сказочная кобыла, знающая свои мечты и не отступающая от них. Я не буду утонченным. Я хотел бы ухаживать за вами, проживать каждый час, зарабатывая ваше доверие и внимание. Но я жив только в эту ночь, и мои слова должны быть смелыми, несмотря на риск обидеть вас и получить пощечину.
– Вы не обидели меня, – прошептала я, поглаживая ладонями его грудь. Я вся дрожала внутри в ожидании. – Я бы все отдала за ваш поцелуй, – почти беззвучно прошептала я.
– Я хочу сказать, – продолжила я, когда его глаза в шоке расширились. – Я и раньше целовала парней. Это вроде рукопожатия в наши дни, – я лгала, просто мне хотелось узнать вкус его губ. – А если вы уходите, то это почти обязательно.
Он колебался, и мои плечи упали, когда его руки начали ускользать.
– Ах, дьявол все забери! – вдруг воскликнул он и подался вперед. Прежде чем я поняла, что он делает - одной рукой он обнял меня, а другой оперся о дверной косяк возле моей головы. Я не успела перевести дыхание от неожиданности, и тут его губы нашли мои. Слабый стон вырвался из меня, и я широко распахнула глаза. Я стояла на крыльце, окутанная холодом и электрическим светом, и была слишком потрясена, чтобы делать что-нибудь еще. Его губы были прохладны, но они согрелись о мои, и борода была очень мягкой. Рука, прижимавшая меня к нему, была и защищающей и агрессивной в тоже время. Теплые волны проходили сквозь меня, вызывая покалывания где-то глубоко внутри.
– Пирс! – пробормотала я, доведенная почти до безумия внезапной страстью. Но когда он чуть отодвинулся, я притянула его к себе, обхватив за талию. Черт, я и раньше целовалась, но это были неопытные слюнявые поцелуи с путешествующими по телу руками и влажным языком. А этот был… изысканным, он затронул во мне ту струну, о которой я и не подозревала. Он почувствовал мое нарастающее пламя страсти, и с тихим стоном желания и сожаления прервал поцелуй. Наши губы разомкнулись, и я уставилась на него, потрясённая до глубины души. Проклятье, хорошо же он целуется.
– Вы самая замечательная женщина, – прошептал он. – Я благодарю вас за тот шанс, который вы мне подарили для искупления моих грехов.
Искупление грехов. Мда. Я стояла, как идиотка, пока он быстрым шагом спускался с лестницы. Не колеблясь ни секунды, он повернул налево и побежал.
Проклятье.
Я сглотнула, пытаясь прийти в себя. Обхватив себя руками, я посмотрела по сторонам на заснеженную улицу, не заметив никого, кто бы наблюдал за нами. Никого не было, но я вообразила, как кто-то смотрит на мой поцелуй с Пирсом на крыльце… мда.
– Проклятье, – прошептала я, потом сделала глубокий вдох, почувствовав, как холодный воздух вытесняет жар. Он, конечно, знал, что делает. Мало того, он оставил меня дома, а я и не злилась. Должно быть, какие-то чары.
Чары. Да, с чарами у него проблем не было.
С ускоренным пульсом я зашла домой. Выключив кофеварку, я быстро набросала записку для мамы, сообщив ей, что Робби в ОВ, а я убежала с тем, кого встретила на Площади, кто знал о местонахождении Сары. У меня есть машина, и я решила ему помочь. Я вернусь после восхода солнца. Посмотрела на записку, потом добавила «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ – РЭЙЧЕЛ».
Я вздрогнула, когда протянула руку в пальто. Я решила помочь призраку спасти пропавшего без вести ребенка от вампиров. Боже! Неживого вампа, причем.
– Это то, чем ты хочешь заниматься всю жизнь, – буркнула я, дрожащими пальцами схватив брелок с ключами. – Если ты не сможешь сделать этого сейчас, можешь сразу отправляться на побережье с братом.
Ни за что. Я чувствовала жизнь, сердце колотилось, эмоции накалились. В таком возбужденном состоянии я добралась до гаража. Чуть подпрыгнув, я потянула дверь наверх со вполне приличной скоростью. Обычно я ждала маму, чтобы сделать это. Когда я шагнула внутрь, мои пальцы погладили плавные линии видавшего вида Фольксвагена, который я купила на оставшиеся от «Бэтмена» деньги. Обычно он заводился. Я села, чувствуя насколько жесткими стали виниловые чехлы от мороза. Теперь, когда снегопад прекратился, температура медленно понижалась, и я дрожала от холода.
– Пожалуйста, заводись! – попросила я, и погладила рулевое колесо, когда машина завелась. – Скажи мне, что я могу ехать, – прошептала я, оглядываясь назад, когда машина вдруг издала «бип-бип». Окей, реальных водительских прав у меня не было, но кто мне их выдаст на солнцестояние? Скрудж?
Медленно проезжая по улице с включенными фарами, я осматривала местность. Я нашла его в двух кварталах от дома. Он по-прежнему бежал, но уже медленно, по нерасчищенным дорожкам – видимо, соседи расслабились в честь праздника. Я опустила стекло и остановилась перед ним. Пирс взглянул на меня, затем остановился, не зная, что сказать. Я усмехнулась.
– Извините за бесполезность вашей прощальной речи. Мне очень понравилось. Не хотите прокатиться?
– Вы можете ездить? – спросил он, разглядывая странную форму автомобиля.
– Конечно, могу.
Было холодно, и я включила печку. Почти теплый воздух развевал мои волосы, и я заметила его взгляд, направленный на играющие пряди, поймав себя на мысли, а что будет, если эти пряди обовьются вокруг его пальцев. Он стоял в морозной ночи, выглядя очаровательно в своей нерешительности.
– Так сложно бежать и не пытаться вдохнуть, – наконец, произнес он. – Вы знаете дорогу к восточным холмам?
Я кивнула и улыбнулась шире. Понурив голову, он обошел машину спереди, направляясь к двери, и яркий свет фар осветил его поджатые губы. Пряча улыбку, я наблюдала, как он возился с дверью и, наконец, устраивается на сидении. Машина тронулась.
– Вы останетесь в карете, когда мы туда доберемся, – проворчал он, стряхивая снег с ботинок, и я только хмыкнула.
Ага. Конечно.