Торжество бессилия

Постмодернизм ниспровергает основные гуманистические догматы эпохи Просвещения – способность языка к формированию мира и способность сознания к формированию личности. Соответственно образуется постмодернистская лакуна, общая идея того, что стремление к эмансипации и свободе, обещанным гуманистическими принципами субъективизма, удовлетворено быть не может. Постмодернисты рассматривают сознание как лингвистический договор; как сказал Уильям Берроуз, «Ваше представление о собственном «я» совершенно иллюзорно».

Совершенно очевидно, что знаменитый идеал индивидуализма [Ahtar17] уже давно угнетен. В действительности, капитализм достиг успеха в восхвалении индивида, одновременно уничтожая его. Работы Маркса и Фрейда внесли большой вклад в разоблачение ошибочной и наивной веры в независимое рациональное кантианское «я», отвечающее за реальность. А современные структуралистские интерпретаторы Альтюссер и Лакан содействовали этому разоблачению и скорректировали его в соответствии с новыми реалиями. Но в настоящее время давление на индивидуализм так сильно, что термин «индивид» считается устаревшим – и его заменили «субъектом», который имеет постоянную коннотацию «состоять в подданстве» (как, например, в устаревшем выражении «быть подданным короля»). Даже некоторые радикальные либертарианцы, такие как группа «Вопросы», хором повторяют за постмодернистами тезис об отвержении индивида в качестве ценового критерия, вследствие того, что идеология и история девальвировали данную категорию.[Ahtar18]

Таким образом, постмодернизм показывает, что автономия – это миф, а заветные [Ahtar19] идеалы власти и воли – заблуждения. Но если посредством этого [Ahtar20] нам обещают новую, серьезную попытку демистификации власти, скрывающейся под обликом буржуазной гуманистической «свободы», то в этом случае субъект определен настолько туманно, что его – в качестве какого-либо агента действия вообще – можно считать бессильным и даже несуществующим. Тогда кто или что может достичь освобождения – или это еще один воздушный замок? Позиция постмодернизма двояка[Ahtar21]: думающий человек должен быть «подвергнут стиранию», в то время как само существование его критики зависит от таких дискредитировавших себя идей, как субъективизм. Фред Дэллмэйр[Ahtar22], осознавая широкое распространение концепции современного антигуманизма, предупреждает нас о потерях, которые, прежде всего, несут моральные критерии и рефлексия. Если будет доказано, что мы являемся преимущественно языковыми инстанциями[Ahtar23], то совершенно очевидно, что мы лишимся способности постижения целого, причем именно в тот момент, когда нам это крайне необходимо. Неудивительно, что для некоторых постмодернизм на поверку оказывается эквивалентом обыкновенного либерализма без субъекта[Ahtar24], хотя феминисток, которые пытаются определить или возвратить обратно подлинность и автономию женской личности, вряд ли можно в этом убедить.

Постмодернистский субъект, вернее то, что предположительно осталось от субъектности, судя по всему – в основном личность, сконструированная технологическим капиталом в собственных целях. Теоретик марксизма Терри Иглтон описывал этот субъект так: «Дисперсная, децентрализованная сеть либидозных привязок, лишенная этического содержания и физической сущности, эфемерная функция того или иного акта потребления, посредничества, сексуальных отношений, тенденции или моды». Если считать данное Иглтоном определение теперешнего не-субъекта не соответствующим точке зрения постмодернистов, то найти аргументы против уничижительного вывода Иглтона крайне сложно. В постмодерне исчезает даже отчуждение, так как отсутствует сам субъект, подвергаемый отчуждению! Сложно представить себе лучшее доказательство нынешней фрагментации и бессилия, как сложно представить ситуацию, в которой гнев и недовольство игнорировались бы так же тщательно.