Примечание к части. https://ficbook.net/readfic/4474800

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Автор: Warped Brain (https://ficbook.net/authors/595829)
Беты (редакторы): Северный-ледовитый. (https://ficbook.net/authors/423303)
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: Ким Чонин (Кай), До Кёнсу (ДиО)
Пейринг или персонажи: Чонин/Кёнсу
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Драма, AU, Исторические эпохи
Предупреждения: Кинк
Размер: Драббл, 14 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Пока стоит этот мир, Дженни, всему свое время…
Пытаясь достичь проблеска света в конце пути,
Я буду стараться пробраться сквозь темноту.

Посвящение:
Независимый критик, менеджер-ним ♥
София, даю добро. Ну ты понял.

Посвящается тем, кто любит кайсу во всех проявлениях всех исторических эпох.

Примечания автора:
Работа написана на #KINKFEST для EXO fanfiction & сборник фанфиков (https://vk.com/exo_fanfiction)
- кинк: кроссдрессинг
- обязательный ключ: вино.

Драма. Я сделал это снова. Зачем, спросите вы, и я отвечу: " Не знаю".
Это не мой стиль, но почему-то виделось все именно так.
Но не пугайтесь, драмы тут кот наплакал, и конец безбожно слит, но так было нужно.
Возможно, однажды, это превратится в полноценную историю, но, скорее всего, не в этой жизни.

Лето тридцать девятого выдалось на редкость жарким. Все в поместье, включая самого Кёнсу, весь день слонялись по дому в поисках прохладного местечка, чтобы спастись от жары. Кёнсу же по привычке сначала заглядывал в библиотеку на втором этаже, и, вооружившись очередной толстой книжкой, забирался в глубокое кресло в гостиной, устраивая книгу на худых коленках. Он меланхолично переворачивал страницу за страницей, не замечая ничего вокруг, полностью погружаясь в чтение или свои мысли, для которых книга служила лишь прикрытием. Сомин, волоча за собой любимую куклу с длинными золотистыми кудрями, забиралась на подлокотник и укладывала свою маленькую голову ему на плечо, пялясь в раскрытую книгу, как будто что-то понимала. Кёнсу не обращал на нее внимания, и ей быстро наскучивало равнодушие старшего брата, и она, сгребая в охапку куклу, отправлялась на поиски новой жертвы, которую можно было доставать своим нытьем и глупыми играми.

Но в этот день ей удалось своими воплями поднять на уши весь дом. Было около полудня, и Кёнсу уже успел прочитать большую часть книги, что начал еще вчера, когда со второго этажа послышался звонкий голос Сомин, а следом за ним быстрый топот ее туфелек.

— Су-я, Су-я, братик вернулся! К нам гости! — верещала она, сбегая вниз по лестнице. Кёнсу и бровью не повел, делая вид, что слишком увлечен чтением.

Приезд Минсу не приносил ему особой радости. Это для Сомин их старший брат был любимым, предметом для подражания и тем, кто всегда снисходительно относился к ее поистине огромной коллекции кукол, и даже иногда позволял ей играть в его присутствии. А для Кёнсу он всегда оставался старшим братом, за которым приходилось донашивать одежду и, как говорил отец, брать с него пример.

Когда в дверях послышались голоса и веселый визг Сомин, Кёнсу, наконец, оторвал глаза от книги. Спустилась мать. В легком платье и с аккуратной прической, как всегда безупречна. Она подозвала к себе Кёнсу, сказав, что не вежливо встречать гостей сидя в кресле, и он нехотя поднялся, оставив книгу. Внесли чемоданы, и следом за ними в дом вошел Минсу, держа на руках весело смеющуюся сестру в обнимку с новой куклой. Кёнсу поморщился. Он любил их младшую, но иногда она была просто невыносимо раздражающей.

— Мам, знакомься, это Чонин, я писал тебе о нем, — сказал Минсу, опуская Сомин на землю.

Представить своего друга младшему брату он, видимо, не посчитал нужным, но Кёнсу это не помешало беззастенчиво глазеть на прибывшего гостя. Мать была слишком занята приветствием друга Минсу, чтобы одернуть мальчишку, ведь нельзя так открыто пялиться на незнакомых людей.

Чонин был красивым. Высокий, широкоплечий, не чета низкорослому, совсем не привлекательному Минсу. Кёнсу не раз думал о том, что могло заставить такого человека, как Чонин, сдружиться с его братом. Вряд ли это было для того, чтобы привлечь к себе как можно больше внимания, как это делают девчонки, выбирая себе в подружки серых мышек, чтобы на их фоне казаться привлекательнее. Одетый по последней лондонской моде, в белой рубашке, аккуратно заправленной в темно-коричневые брюки, в начищенных до блеска туфлях и с сияющей улыбкой на лице, он покорил сердца всех в этом доме, едва появившись на пороге. Даже Сомин, позабыв о своей кукле, подаренной Минсу, раскрыв рот, восхищенным взглядом ловила каждое его движение.

Кёнсу втянул голову в плечи, когда Чонин дружелюбно растрепал его волосы. Он едва доставал ему макушкой до носа, как и Минсу, хотя между ними было почти пять лет разницы.

— А это наш Кёнсу, — гадко усмехнулся Минсу. — Он не особо разговорчивый, и если тебе удастся оторвать его от книжки и вытянуть из него хоть слово, считай, что тебе повезло.

Кёнсу нахмурился, исподлобья глядя на Чонина. Почему-то именно в этот момент он почувствовал жгучую ревность и обиду на старшего брата за то, что ему в очередной раз досталось все самое лучшее. Чонин добродушно улыбался, и на секунду Кёнсу показалось, что в его взгляде промелькнула мрачная серьезность, которую он принял за укор, натягивая на лицо приветливую улыбку.

Они собирались пробыть в поместье семьи До весь июль и середину августа, пока не настанет время возвращаться обратно в город, готовиться к наступлению нового учебного года. Сомин все это время не отлипала от Чонина, приставая к нему с кучей вопросов и просьбами поиграть с ней в куклы. Минсу посмеивался над своим бедным другом, сидя в кресле в гостиной в полосатом халате, и, подражая отцу, разворачивал свежий номер The London Gazette.

Чонин на удивление хорошо ладил с Сомин, с энтузиазмом возясь вместе с ней в огромном ворохе кукольных платьев, помогая подобрать для каждой свое. Кёнсу, забираясь на кресло с ногами и скрываясь за очередной книгой, раздумывал о том, надолго ли хватит его вежливости, и когда эта противная Сомин, наконец, поймет, что Чонин, черт возьми, приехал сюда не ради ее дурацких кукол.

— Сомин, почему бы тебе не оставить нашего гостя в покое? — наконец оторвался от газеты Минсу. Девчонка насупилась, глядя на старшего брата, и сложила руки на груди.

— В самом деле, мальчики, — в гостиной появилась мама, неся в руках поднос с прозрачным кувшином, наполненным лимонадом, и четырьмя стаканами. — Почему бы вам не сходить искупаться? Погода отличная, выберетесь на свежий воздух.

— И я! И я! — тут же радостно взвизгнула Сомин, но мать одернула ее, поднимая за руку с пола, где они все это время сидели с Чонином, окруженные кучей девичьих игрушек. — Но мама!

Сомин была готова разрыдаться, но Чонин, наклонившись, шепнул ей что-то на ушко, и она тут же замолчала, покорно следуя за матерью.

— Обычно ее невозможно успокоить, что ты ей такого сказал? — любопытно поинтересовался Минсу.

Чонин загадочно ухмыльнулся, а Кёнсу с облегчением вздохнул, возвращаясь к чтению. Наконец-то его оставят в покое.

— Кёнсу, — послышался голос матери с лестницы, ведущей на второй этаж. — К тебе это тоже относится. Нельзя все время сидеть дома, иначе покроешься плесенью. И, ради Бога, оставь свои книги хоть на несколько часов.

Кёнсу скривил недовольную гримасу и нехотя поднялся с кресла, откладывая книгу на стол. Чонин окинул его худую фигуру взглядом, думая, что если бы не был знаком с ним, то подумал бы, что он просто-напросто болен чем-нибудь, судя по его вечным синякам под глазами и нездоровой бледности кожи. За все те несколько недель, что он пребывал в доме До, он ни разу не видел Кёнсу без книги, разве что за обеденным столом. Он был странным малым, но было в его странностях что-то особенно привлекательное, что заставляло Чонина подолгу наблюдать за ним, когда тот его не видел, или позволять украдкой разглядывать себя, когда Кёнсу думал, что не видят его.

Он сидел на шезлонге, уложив подбородок на коленки, и упрямо глядел перед собой, прячась от солнечных лучей в тени зонтика. Минсу плавал неподалеку на спине, ведя непринужденную беседу с Чонином, который, уже успев вдоволь накупаться, обсыхал на солнце, вытянувшись на шезлонге во весь рост. Солнечные очки скрывали его взгляд, и он мог беззастенчиво разглядывать Кёнсу, скользя взглядом от ссутуленных плеч вниз по выпирающим позвонкам, огибая бедра, подниматься к острым коленкам, останавливаясь на выразительном профиле и приоткрытых пухлых губах. Они с Минсу были совсем разные, не похожие друг на друга как внешне, так и внутренне, и только Сомин, кажется, собрала в себе все качества обоих братьев: любящая без умолку болтать, как Минсу, она становилась чрезвычайно серьезной и спокойной, стоило ей сосредоточиться на чем-то одном.

Кёнсу смотрел куда угодно, но не мог заставить себя отвлечься, и его взгляд то и дело возвращался к лежащему неподалеку Чонину, задерживаясь на нем всего на несколько мгновений, которых с лихвой хватало, чтобы тут же боязливо отвести взгляд, боясь быть замеченным. Смотреть на его голый торс было слишком откровенно для него, хотя он не испытывал ни стыда, ни даже смущения, но по сравнению с ним Кёнсу казался себе костлявым младшеклассником, хотя они оба уже перешагнули черту зрелости.

— Эй, Кёнсу, не хочешь окунуться? Вода просто шикарная! Отмокнешь, наконец, от своей книжной пыли, — крикнул Минсу, выбираясь на берег.

Кёнсу не стал отвечать, только обтянул пониже футболку и отвернулся, нахмурившись. Минсу, взяв полотенце, накинул его себе на плечи и, уперев руки в бока, посмотрел в сторону младшего брата.

— Он всегда такой? — Чонин поднялся с шезлонга, снимая очки.

Он переглянулся с Чонином, заговорщически усмехаясь. И в следующее мгновение они, подбежав к Кёнсу, хватали его за запястья и лодыжки, поднимая с шезлонга. Он не успел сообразить, что происходит, оказываясь в плену чужих рук, но когда они потащили его к воде, начал отчаянно вырываться.

— О, оказывается, ты и разговаривать умеешь, — усмехнулся Чонин, крепко стискивая лодыжки Кёнсу.

Он брыкался, пытаясь освободиться, до тех пор, пока парни, громко считая вслух, не начали раскачивать его. В глазах Кёнсу застыл немой ужас.

Кёнсу упал в воду, обдавая брызгами смеющихся Минсу и Чонина. Он беспомощно хватал ртом воду, пытаясь вздохнуть и выплыть на поверхность, но руки и ноги не слушались его, и словно какая-то неведомая сила тянула его на дно.

— Эй, Кёнсу, как водичка? Вижу, тебе понравилось, — смеясь, крикнул Минсу, но младший брат не ответил ему, а через несколько мгновений и вовсе перестал барахтаться в воде, размахивая руками. — Кёнсу…

В глазах Минсу промелькнул страх, и он переглянулся с Чонином.

— Кёнсу, вылезай! Хватит ломать комедию, мы же просто пошутили!

Но младший брат не отзывался. Минсу застыл на месте, полными ужаса глазами глядя на ровную водную поверхность. Чонин среагировал быстрее него, бросаясь в воду, пытаясь сквозь мутную пелену перед глазами разглядеть тонущего мальчишку. Он схватил его поперек груди, подтягивая к поверхности, и поплыл к берегу, помогая себе одной рукой.

— Минсу, помоги мне, — Чонин пытался вытащить Кёнсу на берег, но у него с трудом получалось поднять его тело на деревянный помост.

— Я… Я позову на помощь, — Минсу попятился назад.

— Черт бы тебя побрал, Минсу! — кричал Чонин вслед убегающему парню.

Он подтянулся на помост, вытаскивая за собой Кёнсу. Нельзя было терять ни минуты, и он навалился на его грудь ладонями, ритмично надавливая на грудную клетку. Двумя пальцами зажав нос, он осторожно вдул воздух в его открытый рот, и Кёнсу захрипел, а после громко закашлялся, выплевывая скопившуюся в легких воду. Он тяжело дышал, распластавшись на помосте и уставившись перед собой. Чонин сидел рядом, беспокойно глядя на него.

— Почему ты не сказал, что не умеешь плавать? — виновато спросил Чонин.

— Я просил меня отпустить. И то, что я оказался там, отчасти твоя вина. И если ты думаешь, что я буду благодарен тебе за свое спасение, то ты…

Кёнсу умолк, когда Чонин навис над ним, тенью скрывая солнечный свет, и прижался к его губам своими, а его горячий язык оказался у него во рту. Кёнсу не мог пошевелиться, то ли от недостатка сил, то ли от оцепенения, и только беспомощно вздохнул, когда Чонин, наконец, оторвался от его губ. Приняв этот вздох за стон, Чонин вновь поцеловал его и, не встретив ни капли сопротивления, снова принялся вылизывать его изнутри, пока зубы Кёнсу не сомкнулись на кончике его языка, и парень тут же отпрянул, прикрывая ладонью рот. Кёнсу, как только смог, поспешно вскочил на ноги и, пошатнувшись, бросился прочь, оставляя Чонина на берегу одного.

Никто из них троих больше не вспоминал об этом случае. Может быть, из-за тяжелой обиды на старшего брата, а может быть просто в силу своей неразговорчивости, но Кёнсу в присутствии Минсу все время молчал, даже за обеденным столом, когда отец обсуждал с ними новости, работу, или просто справлялся об их делах. Книги с тех пор Кёнсу предпочитал читать в библиотеке, просиживая там целыми днями в одиночестве и только из окна наблюдая за весело проводящими время Чонином, Минсу и Сомин. Девчонка все так же бегала за Чонином, таская за собой своих кукол, а парень до сих пор возился с ней, словно она была ему младшей сестрой. Он пытался несколько раз завести разговор с Кёнсу, но тот отвечал ему молчаливым отказом.

— Что читаешь? — Кёнсу не заметил, как оказался в библиотеке не один, слишком погруженный скорее в свои раздумья, чем в чтение толстенной книжки.

— Астрономия? Мечтаешь стать великим астрономом? — по-доброму усмехнулся Чонин.

Кёнсу поднял взгляд и отложил книгу, разглядывая парня с ног до головы. Все та же белоснежная рубашка, заправленная на этот раз в удлиненные бежевые шорты, ничего необычного — внешне он оставался таким же, но отныне их объединяла одна маленькая тайна, и Кёнсу отчего-то казалось, что он может увидеть в Чонине то, чего не видят другие.

— Может, посоветуешь что-нибудь? — Чонин отошел к длинному высокому стеллажу с книгами, проводя тонким пальцем по обложкам.

— Тебе нравится Сомин или ее куклы? — Кёнсу со скучающим видом наблюдал, как парень вытаскивает одну за другой книги, возвращая их на место.

— Дети в ее возрасте порой бывают чересчур активными, — улыбнулся Чонин.

Кёнсу сощурился, за разглядыванием Чонина замечая маленький кусок белоснежной ткани, торчащей из его кармана. Ее легко можно было бы принять за носовой платок, но в Кёнсу взыграло любопытство.

— А в моем возрасте? — он стал позади Чонина, аккуратно протягивая руку к его карману.

— Ты уже не ребенок, Кёнсу, — парень ухмыльнулся.

— А кто-то до сих пор играет в куклы… — пробормотал Кёнсу, разглядывая кружевные кукольные панталоны в своих руках, которые ему удалось незаметно вытащить из кармана Чонина.

— Что?.. — парень обернулся, меняясь в лице. — Отдай сейчас же.

Кёнсу отступил назад, пряча за спиной трофей. Чонин выставил вперед руку, наступая, пока Кёнсу не оказался прижатым спиной к стене.

— Отдай. Сейчас же, — Чонин пристально смотрел на него, упершись ладонью в стену.

Рядом с Чонином Кёнсу выглядел сущим мальчишкой: почти на голову ниже, с узкими плечами и озорным блеском в глазах в ответ на немую угрозу в голосе парня.

— Нет, — прошептал он совсем тихо, глядя в потемневшие глаза напротив.

Чонин наклонился к его лицу, опуская взгляд вниз. Кончиками пальцев он коснулся его острой коленки, и короткими прикосновениями медленно поднимался вверх по обнаженному бедру до самой кромки шорт. Кёнсу кусал нижнюю губу, наблюдая за его действиями и чувствуя на щеке чужое теплое дыхание.

— Чонин! — парень тут же отскочил от Кёнсу. — Чонин! Дженни соскучилась по тебе! Она хочет, чтобы мы вместе переодели ее к обеду. Где ты, Чонин?

Кёнсу закатил глаза, отпрянув от стены. Сомин нашла их даже здесь, в библиотеке, хотя раньше добровольно сюда и носу не казала. Чонину, наверное, с трудом удалось отвязаться от нее.

— Вот ты где! — Сомин повисла на руке парня, другой рукой прижимая к себе свою любимую куклу. — Кёнсу, мама сказала спускаться к обеду, ты идешь?

Девчонка потащила за собой Чонина, и Кёнсу нехотя поплелся за ними, идя чуть позади. Чонин вздрогнул, когда бедра коснулись чужие теплые пальцы, а в карман проскользнул украденный кусок материи.

Встретить Чонина в библиотеке отныне было практически невозможно. Близился конец июля, и Сомин, чуя скорый отъезд парней, не отпускала его от себя ни на секунду, таская повсюду за собой вместе со своими куклами. Мать не раз твердила ей, что это не вежливо, но стоило ей сказать что-то против, как девчонка тут же закатывала истерику. Она не понимала, почему нельзя играть с Чонином днями напролет, если он сам совсем не против.

Миссис До выгоняла их на террасу, где они могли удобно расположиться в тени на свежем воздухе. Кёнсу забирался с ногами в плетеное кресло-качалку, раскрывая перед собой книгу где-то на середине, а Минсу со скучающим видом наблюдал, как Сомин, устроившись на коленях Чонина, расчесывала длинные кудри своей златовласки.

Кёнсу не читал, пристально наблюдал за Чонином поверх книги, иногда пересекаясь с ним взглядами, но совсем ненадолго: сестра словно чувствовала, что все внимание парня принадлежит не ей, и обязательно отвлекала его чем-нибудь, заставляя Кёнсу в негодовании жевать нижнюю губу.

Сомин притихла, аккуратно и сосредоточенно разбирая золотистые прядки волос Дженни, и Чонин, тихо вздохнув, откинулся на спинку кресла, из-под прикрытых век разглядывая сидящего напротив него Кёнсу. Он, скорее, полулежал на сидении, поджав под себя ноги и развернувшись боком так, что его короткие синие шорты совсем не скрывали его бледные бедра до самой складки под ягодицами. Чонин медленно скользил по ногам Кёнсу взглядом, натыкаясь на ступни, облаченные в белоснежные короткие носочки, приводящие его в жуткий восторг. Он облизнул нижнюю губу, встречаясь с взглядом Кёнсу, и младший нетерпеливо заерзал на месте, заставляя кресло покачнуться. Чонин едва заметно улыбнулся, когда Кёнсу съехал по спинке кресла вниз, ставя обе ноги на подлокотник. Сущее бесстыдство.

— Чонин-а, смотри, — Кёнсу едва не чертыхнулся, когда Сомин отвлекла парня, обращая внимание на себя. Но тут на пороге появился отец.

— Парни, мне нужна ваша помощь, — он с серьезным видом, держа в руках какой-то инструмент, кивнул головой, и Кёнсу показалось, что Чонин с неким облегчением снял со своих колен Сомин, усаживая на кресло.

Девчонка обиженно надулась, отбросив куклу, но отец поторопил парней, и как только они скрылись в доме, Кёнсу тут же вскочил, хватая Дженни за ее прекрасные длинные волосы. Он бросился через двор к фонтану, победно усмехаясь, когда услышал за собой топот маленьких ножек и срывающийся на рыдания крик младшей сестры.

— Кёнсу, отдай! — вопила она, но он взобрался на мраморное ограждение, держа куклу над водой.

Сомин захлебывалась слезами, искажая милое личико отвратительной гримасой, и тянула руки к Дженни, надеясь, что брат перестанет издеваться над ней и отдаст куклу, но Кёнсу только улыбался, отпуская золотистые волосы прядка за прядкой до тех пор, пока в его кулаке не остались зажатыми лишь несколько клочков. Девчонка надрывалась, широко раскрыв рот, и когда на пороге дома появились перепуганные слуги, а за ними Минсу и Чонин, Кёнсу, широко улыбнувшись, разжал пальцы.

Кукла упала в воду, гулко булькнув, и Сомин заорала с новой силой, повернувшись спиной к Кёнсу. Он спрыгнул на землю и направился к дому, оставляя сестру посреди двора. Но долго стоять ей не пришлось: она тут же сорвалась с места, убегая вперед, в надежде найти утешение в объятиях матери, появившейся вслед за остальными на террасе.

— В свою комнату, живо. И можешь не спускаться к обеду и ужину, — строго сказала мать, успокаивая младшую сестру, всхлипывающую у нее на плече.

Дженни вытащили из фонтана, но отныне она была безнадежно испорчена. Сомин отказывалась играть с другими куклами, и даже Чонин не мог вызвать на губах девчонки улыбку. Правда, уже через несколько дней все вернулось на свои места, об испорченной кукле никто не вспоминал, а Сомин носилась по дому с десятком других.

В честь отъезда старшего сына отец решил устроить ужин, и весь день в поместье царила суета. Кёнсу прятался от нее в библиотеке, но на этот раз не открыл ни одной книги. Толстый том лежал перед ним забытый, а Кёнсу сидел за столом, опустив голову на сложенные руки. Отъезд Минсу его мало волновал, он раздумывал над тем, что так и не успел попрощаться с Чонином. И уже вряд ли успеет, несмотря на то, что отъезд назначен только на вечер завтрашнего дня. Найти его сейчас не представлялось возможным, завтра весь дом снова будет занят сборами, оставался, разве что, только вечер.

Кёнсу прошелся вдоль стеллажей с книгами, проводя пальцем по корешкам, и улыбнулся, воскрешая в памяти встречу с Чонином несколькими неделями ранее. Он тихо хихикнул, вспомнив украденный из его кармана кусок шелка. Интересно, может быть, тот крохотный предмет нижнего белья принадлежал Дженни?..

Сомин в этот вечер ни чем не отличалась от своих кукол: одетая в выходное платье с бесконечным количеством кружев, девочка вся светилась от счастья, сидя на соседнем стуле рядом с Чонином. Она покраснела до кончиков ушей, когда парень сделал ей комплимент, что рассмешило мистера и миссис До, и вовсе не радовало Кёнсу, сидящего напротив. Он весь вечер со скучающим видом ковырялся в тарелке, украдкой наблюдая за сидящими за столом и изредка поднимая свой бокал, наполненный темно-красным вином. Родители разрешили ему выпить, но совсем немного, когда в его бокале оставалось еще около половины от налитого, остальные поднимали уже третий или четвертый по счету.

Массивный дубовый стол был таким длинным и широким, что иногда Кёнсу казалось, что под ним можно жить, а тяжелая скатерть опускалась по краям до самых ног так, что иногда приходилось изрядно постараться и быть аккуратным, чтобы ее не запачкать. Он подцеплял ногтем кружево, обрамляющее края скатерти, не обращая внимания на веселый смех родителей, брата и даже Сомин. Девчонка не понимала, о чем говорят захмелевшие взрослые, но смеялась наравне со всеми, будто и в ее высоком стакане вместо вишневого сока плескалось красное вино. Отец что-то оживленно обсуждал, вступая в спор со старшим сыном. Они оба о чем-то громко кричали, призывая Чонина встать на сторону одного из них, и Кёнсу внимательно наблюдал за его смущенной улыбкой и покрасневшими то ли от жары, то ли от выпитого щеками. Он медленно скользил по десертной ложке языком, слизывая остатки прохладного мороженого, когда Чонин, отшутившись от старшего До, мельком взглянул на него, нервно облизав нижнюю губу.

У Кёнсу были странные привычки, но некоторые из них сводили Чонина с ума. Он завороженно наблюдал, как Кёнсу погружает ложку в подтаявшее мороженое, возит ею по всей вазочке, а затем вытаскивает ее, облизывая сначала с одной, а после с другой стороны. Чонин невольно облизывается сам, замечая остатки сливочной сладости у него на губах, а Кёнсу смотрит в упор без всякого стеснения, обхватывая ложку губами. За столом раздается громкий смех мистера До, и Чонин отвлекается, вытирая вспотевшие ладони о брюки.

Никто не слышит тонкого звона ложки, упавшей на пол и не обращает внимания на макушку Кёнсу, скрывающуюся под столом. Он, затаив дыхание, на четвереньках подползает к ногам Чонина, закусывая нижнюю губу, прежде чем осторожно коснуться его колена. Чонин вздрагивает, но не подает виду, пытаясь поддержать разговор с четой До и их сыном, пока младший, шагая двумя пальчиками, поднимается вверх по его бедру. Он подсовывает руку под скатерть, хватая Кёнсу за запястье, от неожиданности тот вздрагивает, но продолжает свою пытку уже другой рукой, зная, что Чонин не сможет его остановить. Парень опускает взгляд вниз, когда скатерть шевелится, и из-под нее показываются два пальчика, настойчиво продвигающихся вверх. Он стискивает зубы, натянуто улыбаясь в ответ на шутку мистера До, готовый скинуть под стол целую вазу с мороженым, только бы добраться до несносного мальчишки. Кёнсу не видит того, что происходит: скатерть скрывает от него большую часть, но зато прекрасно чувствует, как напрягается Чонин, когда его рука достигает заветной цели. Он стискивает его запястье до боли, Кёнсу сдерживает в себе писк, но руку не убирает, указательным пальцем медленно проводя по его ширинке.

— Кёнсу, золотце, с тобой все хорошо? — раздается взволнованный голос миссис До, и шаловливая ручонка тут же исчезает.

— Кажется, — хихикает захмелевший Минсу. — Наш Кёнсу потерял там какое-то сокровище.

— Все в порядке, мама, просто уронил, — улыбается Кёнсу, демонстрируя ложку, и, как ни в чем не бывало, возвращается к в конец растаявшему мороженому.

До конца ужина Чонин и Кёнсу ведут себя так, будто ничего не произошло. Парень вливается в очередной спор с мистером До, а Кёнсу нетерпеливо ерзает на стуле, пытаясь уличить удачный момент, чтобы покинуть стол. Когда Сомин начинает клевать носом, мать встает из-за стола, чтобы отнести девочку в постель, и Кёнсу, оправдывая себя головной болью, вызывается сделать это сам.

— Видимо, он никогда не привыкнет к нашим разговорам, — смеется отец. — Кёнсу, ведь в твоих книжках такого не напишут!

— Оставь мальчика в покое, — на плечо мужчины ложится рука миссис До. — Он еще слишком молод для этих ваших серьезных дискуссий.

Кёнсу устало улыбнулся, подняв задремавшую Сомин на руки. Девочка положила свою голову ему на плечо и сладко засопела, пока он поднимался вместе с ней на второй этаж, оставляя взрослых внизу. Оказавшись в комнате сестры, Кёнсу аккуратно уложил Сомин на постель и, убедившись, что она крепко заснула, тихими шагами осторожно подошел к платяному шкафу. Распахнув дверцы, он осторожно поднялся на носочки, дотягиваясь до верхней полки: там их мать хранила платья, которые были достаточно велики Сомин, чтобы носить сейчас. Кёнсу аккуратно потянулся, вытаскивая из стопки самое нижнее, до которого только смог достать. Зажав платье подмышкой, он бесшумно выдвинул нижний ящик комода, стоящего неподалеку. В темноте было плохо видно, и Кёнсу едва различил очертания того, что ему было нужно. Прикрыв дверцы шкафа, он на цыпочках покинул комнату сестры, быстрым шагом добираясь до своей комнаты и запирая за собой дверь.

Чонин устало поднялся по ступенькам и бесшумно отворил дверь гостевой комнаты. Из не зашторенных окон лился лунный свет, но в спальне было по-прежнему темно. Он сбросил со своих плеч пиджак и дотянулся рукой до ночника над кроватью, дергая за выключатель. Чонин не сразу обратил внимание на то, что в комнате он не один. Он сделал глоток из недопитой бутылки вина и, прихватив ее с собой, направился к окну.

Сидя на невысоком широком подоконнике, Кёнсу все же умудрялся болтать ногами, едва доставая до пола. Упираясь ладонями позади себя, он, наклонив голову вбок, с любопытством разглядывал подходящего к нему Чонина. Кажется, тот не сразу поверил своим глазам, и только оказавшись совсем близко, оперся руками на подоконник, нависая над Кёнсу, и прошептал:

— Скажи мне, я ведь не мог допиться до такого, во мне нет и двух бутылок, — Чонин усмехнулся и, закусив губу, медленно опустил взгляд вниз.

Кажущееся серым в тусклом свете ночника платье стягивало узкую талию Кёнсу, рукава-фонарики, обрамленные прозрачным кружевом, обнимали тонкие предплечья, бросая на кожу неровные тени, а тонкая полоска рюш с маленькими бусинками пуговок в середине делила верх платья на две половины. Широкая атласная лента на талии вплеталась в бант на пояснице, а пышная юбка едва доходила до середины бедра. Наверное, платье все же было Кёнсу не по размеру, и очаровательные рюши подъюбника рассыпались по его ногам, бесстыдно оголяя колени. Чонин нервно облизнул пересохшие губы, наблюдая, как Кёнсу приподнимает ножку, и тонкими пальчиками тянет за подол платья, поднимая его выше положенного. Парень замирает.

Нежное бедро перетягивает плотная резинка белых полупрозрачных чулок, заставляя Чонина невольно подумать о том, что после нее на молочной коже наверняка останется след. Он чувствует, как дрожат его руки, когда несмелым движением накрывает острую коленку Кёнсу. Мальчишка улыбается и прикрывает глаза, чувствуя теплые прикосновения Чонина, забирающиеся под подол юбки.

— Мне нужно выпить, — хрипло шепчет Чонин, отступая назад и прикладываясь к бутылке с вином. Он делает несколько жадных глотков, пока Кёнсу не соскакивает с подоконника, вырывая бутылку из его рук.

Он обхватывает горлышко губами, запрокидывая голову и ухватившись двумя руками за бутылку. Допивая все до последней капли, он облизывает губы, глядя на парня, и вздрагивая, когда тот падает перед ним на колени, обхватывая горячими ладонями тонкую щиколотку и прижимаясь губами к шершавой ткани чулок над коленкой.

Кёнсу не знает, пьян или безумен Чонин, когда тот поднимает на него затуманенный взгляд и бросается беспорядочно покрывать его колени поцелуями, что-то бормоча.

Кёнсу выпускает бутылку из рук, и глухой стук выводит Чонина из беспамятства. Он поднимается с колен, и осторожно касается щеки мальчишки костяшками пальцев. Кёнсу перехватывает его запястье и сжимает ладонь в своей.

— Почему Чонин не спас Дженни? Почему не наказал этого противного мальчишку, испортившего ее платье? — Кёнсу аккуратно ступает назад, ведя Чонина за собой за руку.

Он забирается на широкую постель, усаживаясь среди пуховых подушек, и терпеливо ждет. Чонин тянется к нему, но мальчишка упирается носком в его плечо, слабо отталкивая от себя. Парень возвышается над ним, стоя на коленях, и тяжело вздыхает, чувствуя, как он, вытягивая ножку, проводит носком от его плеча вниз к груди, напряженному животу и замирает на поясе брюк. Пальчики, обтянутые плотной тканью чулок, касаются чуть ниже и слегка надавливают, отчего Чонин скалится и рычит, хватая Кёнсу за щиколотку и дергая на себя. Мальчишка оказывается под ним, беззащитно раскинувшись на постели, и испуганно смотрит прямо в глаза, ощущая чужое горячее дыхание на своих губах. Он осторожно касается его щеки, проводит ладонью по крепкой шее и расстегивает пуговицу ворота его рубашки, за ней вторую, третью и так до конца, вытягивая ее из брюк и оголяя широкие плечи.

Чонин скидывает с себя рубашку и стягивает майку, откидывая куда-то в сторону, из-под прикрытых ресниц наблюдая за восхищенным взглядом Кёнсу, которым он смотрит на его полуобнаженное тело. Мальчишка тянется, касаясь ладонью его груди, и Чонин позволяет трогать себя везде, докуда только он может дотянуться. Парень прижимается губами к запястью Кёнсу, выцеловывая тонкую ручку до изгиба локтя. Рукава платья скрывают угловатые плечи, но Чонин не спешит раздевать Кёнсу. Влажным поцелуем он припадает к его шее, и до него доносится короткий всхлип, а за плечи хватаются цепкие пальцы. Он покусывает маленькое ушко, гладя приятную на ощупь ткань платья на груди Кёнсу, ощущая под ладонью волны рюш и бусины пуговиц, и прохладный атлас ленты. Чонин целует мягкую щеку мальчишки, подбородок, и под облегченный тихий стон накрывает, наконец, его губы своими. Кёнсу, не сопротивляясь, впускает его язык в свой рот, позволяя целовать до последнего вздоха. Шурша подъюбником, Чонин задирает его платье, с особым наслаждением чувствуя, как шершавая ткань чулка переходит в нежную горячую кожу. Он забирается пальцем под резинку, оттягивая и приспуская чулок, чтобы убедиться, что он действительно оставил след на бедре Кёнсу — ровную красную полосу. Он тут же спускается, чтобы провести по нему влажными губами, двинуться вверх, поднимая юбку, и сорвать с губ мальчишки первый стон.

Кёнсу замирает, закрывая рот рукой, боясь, что его кто-то мог услышать, но это не останавливает Чонина, и в следующее мгновение он зажмуривается сильнее, когда парень разводит его ноги и проводит горячим языком возле самой кромки белья.

Тонкая белая ткань с ажурным кружевом по краям сводит Чонина с ума, он сжимает пальцами жаркие бедра Кёнсу, стянув чулки ниже колен, и прижимается губами к его промежности с диким желанием приласкать то, что скрывает девичье нижнее белье. Щеки Кёнсу горят, но едва ли от смущения. Он запускает пальцы в волосы Чонина, мягко тянет за прядки и кусает губу, когда Чонин поднимает на него томный взгляд.

Кёнсу ойкает, когда парень одним рывком переворачивает его на живот и ставит на колени, заставляя опереться на руки. Он тянет за ленту, развязывая бант и отпуская концы струящейся волной на постель, расстегивает молнию на спине, но платье не снимает, задирая юбку до самой талии, и проводит широкими влажными ладонями по бедрам Кёнсу, останавливаясь на бледных ягодицах и мягко сжимая их пальцами. Кёнсу коротко стонет, руки не держат его, и он падает, подтягивая к себе подушку, чтобы спрятать в ней свое пылающее лицо.

Чонин с благоговейным трепетом стягивает с Кёнсу нижнее белье, облизывая вмиг пересохшие губы. Он целует, прихватывая губами нежную кожу, проводит горячим языком на месте складочек под ягодицами, наслаждаясь тяжелыми вздохами и задушенными стонами мальчишки. Кёнсу крепко зажимает себе рот ладонью, чтобы ненароком не вскрикнуть, когда чувствует, как Чонин влажно касается его входа, а его длинные пальцы обхватывают возбужденный член, уже успевший испортить белье, что теперь болталось где-то в коленках.

Дышать становится тяжело, ноги не разъезжаются, только удерживаемые Чонином, Кёнсу утыкается носом в подушку, заглушая бесстыдные стоны, и сжимает в ладонях простынь, выгибаясь от сладкой ласки. Разомлев, он падает на постель, из-за вороха ткани платья наблюдая затуманенным взглядом за тем, как Чонин избавляется от брюк и нижнего белья и достает из-под кровати чемодан. Он копается в нем несколько секунд, бросая что-то на постель, и забирается наверх, глядя на мальчишку.

Вид растленного Кёнсу прекрасен: обнаженные изгибы угловатого тела со сбитым где-то в подмышках платьем, отливающим розовым в рассеянном свете ночника, с небрежно оставленным на нем Чонином нижним бельем, скатавшемся под коленками, и белыми чулками, спущенными в беспорядке. Прикрыв глаза, он позволяет Чонину стянуть с него, наконец, трусы и вновь поставить на колени.

Кёнсу всхлипнул, почувствовав, как Чонин проникает в него пальцем, смазанным чем-то скользким, и задрожал, когда его губы начали оставлять один за другим горячие поцелуи на его ягодицах. Мальчишка крепко зажмуривается, болезненно стеная, совсем позабыв о том, что его могли услышать.

Такие простые слова, произнесенные горячим шепотом на ушко, заставляют Кёнсу расслабиться и довериться рукам Чонина, привыкая к доселе неведомой ласке. Когда болезненные стоны постепенно сменяются тихими вздохами удовольствия, пальцы Чонина покидают тело Кёнсу, но только для того, чтобы в следующий момент он вторгнулся в его тело горячим пульсирующим членом. Мальчишка распахивает глаза, открывая рот в немом стоне, и хватается руками за простынь под собой, натягивая ее до треска ткани. Чонин входит до конца, прижимаясь к нему бедрами и сжимая ладонями худые бока, и тихо стонет, в блаженстве закрывая глаза. Кёнсу вымученно вздыхает, всхлипывает, кусает губы до противного вкуса во рту. Чонин медленно проводит теплой рукой по его выгнутой спине, нажимая и заставляя прогнуться, вместе с тем осторожно покидает его тело, чтобы в следующее мгновение резко качнуть бедрами, с низким стоном вновь заполняя его. Вскрик Кёнсу тонет в подушке, мальчишка вздрагивает, но покорно прогибается, упираясь ладонями в постель. Он тяжело дышит, терзая губами нижнюю губу, зажмуриваясь и тихо поскуливая, пока Чонин вновь и вновь вжимается в его ягодицы своими бедрами, держась за узкую талию и заставляя подаваться назад.

Постепенно движения Чонина становятся более плавными и ленивыми, Кёнсу чувствует, как его тело расслабляется, и он закрывает глаза, проводя языком по искусанным губам. Чонин помогает ему освободиться от плена целого вороха мятой ткани, бросая платье бесформенным комком на пол, и, не прекращая тягуче-медленно двигать бедрами, наклоняется к нему, прижимаясь грудью к спине. Он целует изгиб его шеи, оглаживает ладонями плечи, грудь, бока, спускаясь поцелуями по позвоночнику, гладит нежную кожу бедер и сжимает пальцы на мягких ягодицах.

Кёнсу вскрикивает, когда Чонин, замахнувшись, прикладывается ладонью к его ягодице, делая вместе с тем резкий толчок бедрами. Кожа под его ладонью горит, и от движения внизу по телу Кёнсу разливается такое же обжигающее тепло, захлестывающее его с головой. Он напрягает живот и сам вжимается в Чонина, желая поскорее почувствовать до одури приятную ласку. Чонин усмехается, возобновляя быстрые и резкие толчки, замахивается и вновь шлепает по розовеющей ягодице. Мальчишка несдержанно вскрикивает снова, срываясь на стон, и тогда Чонин зажимает его рот ладонью, притянув к себе за предплечье. Стоны Кёнсу походят на беспомощное мычание, парень не прекращает двигать бедрами, несдержанно толкаясь внутрь податливого тела, и наклоняется к его уху.

— Несносный мальчишка, — раздается звонкий шлепок, Кёнсу зажмуривается и мычит, хватаясь за руку Чонина, что зажимает его рот. — Постарайся не кричать, ты же не хочешь, чтобы нас кто-нибудь услышал, верно?

Парень отпускает его, и Кёнсу без сил падает на постель, упираясь лбом в свои ладони. Он изо всех сил сдерживает в себе рвущиеся наружу стоны, пока Чонин, впившись пальцами в его бедра, вбивается в его тело. Когда широкая ладонь обхватывает его влажный член, он всхлипывает и раскрывает рот в беззвучном стоне, закусывает мятую простынь, выгибаясь и напрягаясь, словно струна. Чонин рычит, двигаясь быстрее и вместе с тем ускоряя движения своей ладони. Кёнсу сдерживает обещание: не испытанное доселе удовольствие проходит сквозь все его тело крупной дрожью, и он только беспомощно хватает губами воздух, в забытьи падая на кровать. Чонин выходит из него, и, сжав одной рукой его ягодицу с красными следами своей ладони, другой рукой доводит себя до пика, пачкая его бедра, лодыжки и марая некогда белоснежные чулки.

Ночник давно выключен, но в комнате постепенно становится светло из-за сереющего предрассветного неба. Кёнсу бездумно пялится в высокий потолок, лежа на кровати полностью обнаженный, не считая чулок, в которые все еще облачены его ступни, и медленно перебирает прядки волос на макушке Чонина. Парень прижимается щекой к его бедру, свернувшись на постели в клубок у его ног, и, абсолютно не стыдясь своей наготы, гладит большим пальцем его коленку, что-то беззвучно бормоча себе под нос.

— Милая хохотушка Дженни… Чья голова покоится на моих коленях… — неумело напевает Чонин. — Если ты думаешь обо мне, то о чем твои мысли?.. О, моя прекрасная Дженни, присядь, я наполнил наши бокалы, давай же выпьем… Не дай мне подумать о тебе…

Кёнсу прикрывает глаза, гладит Чонина по голове и шевелит губами, беззвучно подпевая. Мелодия выходит нестройной, отрывистой, перемешанной с теплым дыханием Чонина, что ощущает Кёнсу на своем бедре.

— Пока стоит этот мир, Дженни, всему свое время… Пытаясь достичь проблеска света в конце пути, я буду стараться пробраться сквозь темноту. Только один поцелуй, прощай, моя милая…

Машина, чтобы отвести Минсу и Чонина в город, приехала вечером, когда небо затягивалось ночными тучами. Мать, держа на руках сонную Сомин, горячо прощалась со старшим сыном, утирая скупые слезы в уголках глаз. Отец по-мужски обнял обоих парней, похлопав по спине, и помог погрузить чемоданы. Кёнсу все это время прятался за колонной, не желая спускаться во двор, но Минсу нашел его, вытащив на ступеньки, чтобы крепко обнять и растрепать волосы на макушке, пытаясь спрятать под неловкой улыбкой дрожащий подбородок. Кёнсу знал, что он до сих пор помнит и сожалеет о том, что произошло, но слова прощения так и не сорвались с его губ. Чонин, улыбаясь, гладил Сомин по волосам, обещая приехать на рождественские каникулы, а Кёнсу, стоя неподалеку, хмуро смотрел в его сторону, кутаясь в теплую кофту.

— Я привезу тебе новых книг в твою библиотеку, — улыбнулся Чонин, подходя к нему. Он по-братски обнял его, и тихо прошептал в самое ушко. — Только один поцелуй…

Кёнсу почувствовал теплый поцелуй на своем виске и боязливо оглянулся, но, к счастью, их прощание осталось незамеченным.

Жара в августе сорокового казалась Кёнсу просто невыносимой. Он мог поклясться, что это был самый жаркий месяц за всю его жизнь. Целый день он проводил, лежа на узкой койке и пялясь в потолок. Кругом было шумно, и в ушах стоял непрестанный гул чьих-то голосов, сливающихся в один монотонный болезненный стон, не прекращающийся ни на секунду. Иногда ему удавалось провалиться в короткий стон или уловить чей-нибудь разговор неподалеку.

Кёнсу улыбнулся и закрыл глаза, проваливаясь в забытье. Когда он пришел в себя, над ним был белоснежный потолок гостевой комнаты, только он казался немного выше, чем представлялось ему. Вокруг стояла оглушающая тишина. Кёнсу прикрыл глаза. Он ощущал тяжесть головы Чонина на своем бедре, его теплые пальцы на коленке и прядки шелковых волос, скользящие между его собственных пальцев. До него донеслось тихое пение парня, и он разлепил пересохшие губы, чтобы подпеть.

— Милая хохотушка Дженни… Чья голова покоится на моих коленях…

Кёнсу чувствует, как Чонин оставляет теплый поцелуй на нежной коже выше колена, у самой кромки белоснежно-белых чулок.

— О, моя прекрасная Дженни… Давай же выпьем…

Пустая бутылка вина выпадает из разжатых пальцев Кёнсу, катясь по полу.

Алая лента обнимает голову солдата, стискивая лоб, но парень улыбается, сжимая в руке бледные холодные пальцы мальчишки, лежащего рядом.

— Пока стоит этот мир, Дженни, всему свое время…

Чонин забирается под юбку, и Кёнсу смеется, откидываясь на подушки. Парень нависает сверху, и он чувствует его теплые мягкие губы на своих губах.

Песня, что поют Чонин и Кёнсу - свободный перевод строчек из стихотворения Данте Габриэля Россетти " Jenny".

Не забудьте оставить свой отзыв: https://ficbook.net/readfic/4474800