💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Повесть о Новгородском белом клобуке

Возникновение повести, последние события которой приурочиваются ко времени архиепископства в Новгороде Василия (1330— i 1352), относится, видимо, к концу XV в. Во второй четверти i XVI в. она была переработана и затем перерабатывалась ещё не-s сколько раз, дойдя до нас в количестве свыше 250 списков XVI— XIX вв. Автором первой переработки, возможно, был переводчик, (толмач) Дмитрий Герасимов, деятельный сотрудник новгородско­го архиепископа Геннадия по собиранию и переводу библейских книг, ездивший по посольским делам и по делу о составлении пасхалии в Рим.

Повести предшествует предисловие в форме послания Дмитрия архиепископу Геннадию, сообщающее, что Дмитрий благополучно доехал до Рима, где ему поручено было разыскать писание о белом j клобуке. Это писание, по его словам, не заслуживающим, впрочем, доверия, он раздобыл с большим трудом, так как в Риме его тща-с тельно скрывали «срама ради». Книгохранитель римской церкви, Иаков, почувствовав расположение к Дмитрию и снизойдя к его мольбам, сообщил ему, что греческий подлинник повести о беломклобуке, привезённый благочестивыми греками в Рим после паде-, ния Константинополя, уничтожен начальниками Рима, и хранится: втайне лишь римский перевод его. Этот перевод Дмитрий, как он говорит, вымолил у римского книгохранителя и в русском перело­жении сообщает его Геннадию.

Самая повесть начинается с легендарного рассказа о том, что римский император Константин Великий (IV в.), преследовавший» христиан и римского епископа Сильвестра, сам становится христианином после того, как Сильвестр, крестив Константина, чудесно исцеляет его от проказы. В благодарность за это Константин хочет возложить на голову Сильвестра царский венец, но папа смиренно отказывается от него, и после этого, по указанию явившихся? Константину в видении Петра и Павла, царь торжественно в храме. возлагает на голову Сильвестра белый клобук. Испросив у царя золотое блюдо, на котором кладётся царский венец, Сильвестр по­ложил на блюдо белый клобук, хранившийся им в церкви «в наро-чите месте», и надевал его лишь по большим праздникам. То же он завещал делать и своим преемникам после своей смерти. На три­надцатом году своего царствования Константин решил, что там, где установлена «святительская власть», неприлично быть власти земного царя, и, передав папе Сильвестру Рим, переселился в Ви­зантию, где и основал «Константинград».

По смерти папы Сильвестра все православные папы и епископы воздавали клобуку великую честь, как заповедал Сильвестр. И так прошло много времени. Но противник человеческого рода, «супостат дьявол», воздвиг некоего царя, именем Карула, и папу Формоза и научил их «прельстити- християнский род своими ложными словесы и учении», и они отступили от православной веры и разорвали «соединение благочестия святыя апостольския церк­ви» (речь идёт о разделении церквей, к которому, однако, папа Формоз не имел отношения). Оба они не любили белый клобук и чести ему не воздавали. Клобук был спрятан в церковном приде­ле, затем новый папа хотел его сжечь, бог же не допустил этого, и решено было клобук отправить в дальние заморские страны, что­бы там надругаться над ним и истребить его. Но клобук был чу­десно спасён одним благочестивым человеком и снова возвращён в Рим, где ему, однако, по-прежнему не воздавали почестей. По «повелению божию», переданному папе через ангела, явившегося ему во сне, клобук переслан был в Константинополь патриарху Филофею.

В то время Филофею в ночном видении явился светлый юноша, который, рассказав патриарху историю клобука, велел по прибы­тии его в Константинополь отослать в Русскую землю, в Новгород, для ношения его тамошним архиепископом Василием: «тамо бо (т. е. в Новгороде) ныне воистину славима есть христова вера». Патриарх с великою честью встретил клобук и положил его на тор­жественном месте в храме св. Софии до того времени, пока по со­вету с царём не будет решено, как поступить с ним дальше.

Папа же римский, отпустив клобук, раскаялся в этом и потре­бовал было его возвращения, но патриарх с проклятием и укорами папе отказал ему в этом. Прочитав ответное послание Филофея и узнав, что патриарх принял клубок с честью и хочет отправить его в Новгород, папа разъярился и впал в болезнь: так он не лю­бил Русской земли из-за того, что она соблюдала веру христову. Его постигли тяжёлые и отвратительные болезни, и смрад великий стал исходить от него. Он до того дошёл, что псом и волком выл и ел собственные нечистоты. И так он окончил свою жизнь.

Между тем патриарх делал попытки удержать клобук в Кон­стантинополе, мысля носить его на своей голове. Но в видении ему явились два светлых незнаемых мужа, оказавшихся папой Силь­вестром и царём Константином, и запретили ему помышлять об удержании клобука, ибо_< через некоторое время Константинополем овладеют — за умножение грехов человеческих — агаряне (мусуль­мане) и осквернят все святыни, как предсказано было при самом основании города (имеется, очевидно, в виду вступление к повести Нестора-Искандера о взятии Царьграда). «Ветхий бо Рим, — го­ворит Сильвестр, — отпаде славы и от веры христовы гордостию и своею волею; в новом же Риме, еже есть в Коньстянтинеграде, насилием агарянским такоже християнская вера погибнет; на тре-тием же Риме, еже есть на Русской земли, благодать святаго духа воссия». «И да веси, Филофие, — продолжает Сильвестр, — яко вся християньская приидут в конец и снидутся во едино царство Рус-кое, православия ради. В древняя бо лета, изволением земнаго ца­ря Констянтина, от царствующаго сего града царьский венец дан бысть рускому царю; белый же сей клобук изволением небеснаго царя Христа ныне дан будет архиепископу Великаго Новаграда, и колми сий (т. е. клобук) честнее онаго (т. е. царского венца), по­неже архангельскаго чина есть царский венец и духовнаго суть». Сильвестр велит Филофею незамедлительно отправить клобук в Новгород. Как отнята была благодать от Рима, так отнимется она и от Константинополя, «и вся святая предана будет от бога вели-цей Рустей земли во времена своя, и царя рускаго возвеличит гос­подь над многими языки, и подо властию их мнози царей будут от иноязычных, под властию их и патриаршеский чин от царствую-щаго сего града такожде дан будет Рустей земли во времена своя, и страна наречется светлая Росия...»

Проснувшись в ужасе, Филофей много плакал, вспоминая слы­шанное о белом клобуке и о грядущей судьбе Константинополя, и наутро, после литургии, с честью отправил клобук в Новгород к архиепископу Василию со многими дарами и с «крещатыми» ри­зами. Василий же в то время, задремав, увидел во сне ангела с бе­лым клобуком на голове. Ангел объяснил ему происхождение кло­бука, который отныне будет носить он и последующие нов­городские архиепископы, и велел утром идти навстречу клобуку. Василий торжественно со всем церковным собором и множеством народа встретил греческого епископа, принесшего в Новгород кло­бук. И с тех пор утвердился белый клобук на головах новгородских архиепископов. Потом стали приходить в Новгород люди из мно­гих городов и царств, дивились, как на чудо, видя тамошнего архиепископа, ходящего в белом клобуке, и рассказывали об этом во всех царствах и странах '.

Повесть о белом клобуке, обосновывающая идею преемствен­ности духовной власти фактом преемственности материальных символов этой власти, исходила из тех же тенденциозных пред­посылок, что и повести о Вавилоне и «Сказание о князех Влади­мирских», написанные на тему о преемственности власти светской.

Наша повесть заняла явно компромиссную позицию. В пору, когда Новгород был покорён Москвой, уже поздно было ему пре­тендовать на византийское политическое наследство: это наслед­ство он уступает «русскому царю», т. е. князю московскому, но право на преемство церковное, как видим, Новгород оставляет за собой. И что очень показательно для понимания этого скрытого компромисса, так это как бы мимоходом брошенная оговорка о том, насколько белый клобук, «архангельского чина царский венец», «честнее» царского венца в буквальном его понимании. Этой ого­воркой повесть не только закрепляла непререкаемый авторитет новгородской церкви, но и утверждала превосходство «священ­ства» над «царством» — тенденцию, во всей своей остроте выдви­нутую через полтораста с лишком лет патриархом Никоном в его кончившейся поражением борьбе с царём Алексеем Михайловичем. И недаром поэтому московский собор 1666—1667 гг., низложивший Никона, определил повесть о белом клобуке как писание «лживо и неправо», а об авторе её, Дмитрии-толмаче, отозвался как о чело­веке, «еже писа от ветра главы своея». Отрицательный отзыв собо­ра о повести обусловлен был и тем, что она приобрела большую популярность у старообрядцев, так как подрывала авторитет гре­ческой церкви, поддерживавшийся никонианами.

Наша повесть, помимо новгородской легенды о белом клобуке, использовала также переводные житие Константина и его подлож­ную грамоту (так называемый «Дар Константина» — «Donatio Constantini»), сфабрикованную, видимо, в VIII в. в интересах пап­ства в его борьбе со светской властью за свои привилегии. Разобла­чение фальшивого документа было начато итальянскими гумани­стами в XV в., но католические богословы окончательно перестали защищать его подлинность лишь в XIX столетии. Русская повесть при всём том отличается острой противокатолической и противо-папской направленностью, что явилось естественной реакцией на Флорентийскую унию.

В начале XVI в. в Новгороде, при архиепископе Серапионе, возникло сказание о Тихвинской иконе божьей матери, по своему идейному смыслу сходное с повестью о белом клобуке. Рассказ приурочен к 1383 г., за 70 лет до падения Константинополя. В это время в пределах Новгорода, на Ладожском озере, говорится в ска­зании, явилась икона богоматери, «по божию благоволению» ушед­шая из Царьграда, чтобы ею не овладели агаряне. Рыбаки, ловив­шие в озере рыбу, увидели, как икона шествовала по воздуху над водной пучиной, а затем унеслась вдаль и несколько раз появля­лась невдалеке от Тихвина. На местах появления иконы жители строили часовни и церкви в честь богородицы. Наконец, икона остановилась на Тихвине, где её торжественно встретили духовенство и народ и где построена была после этого церковь во имя Успения. Вскоре затем сама богородица в чудесном видении яви­лась некоему богобоязненному мужу, велев при этом поставить на церкви в её честь не железный крест, как было предположено сде­лать, а деревянный. При великом князе Василии Ивановиче соору­жена была в честь богородицы каменная церковь, освящённая ар­хиепископом Серапионом в 1515 г., и тогда же было положено начало Тихвинскому монастырю.

Позднее Тихвинская икона отождествлялась с иконой «богоматери-Римляныни», которая написана была, как передаёт предание, по распоряжению патриарха Германа и во время иконоборства отпущена им в Рим. Через 150 лет она вернулась в Византию, а за­тем перешла в пределы Новгорода. Таким образом, Тихвинская икона, как и белый клобук, связывается не только с Византией, но и с Римом '.

К концу XV или к началу XVI в. относится и житийное офор­мление новгородского предания о прибытии в XII в. в Новгород из Рима тамошнего святого Антония. В житии Антония говорится, что он родился в Риме от «християну родителю» и воспитан был в христианской вере, которой родители его держались тайно, пото­му что Рим отпал от христианской веры и впал в «богомерзкую» латинскую ересь. По смерти родителей Антоний роздал часть их богатства нищим, а прочее вместе с драгоценными церковными со­судами вложил в бочку, которую бросил в море, и ушёл в дальнюю пустыню, скрываясь от еретиков в пещерах и земных расселинах. В пустыне он нашёл монахов, «живущих и тружающихся бога ра­ди», и пробыл там двадцать лет в непрестанной молитве и посте. Затем, по наущению дьявола, князья и папы стали преследовать живших в пустыне монахов, которые, спасаясь от преследования, разбежались. Антоний направился к морскому берегу и там про­должал своё подвижничество, пребывая всё время на одном камне. Однажды, когда он стал на камень, поднялось сильное волнение, и камень, точно корабль, поплыл по морю и попал в реку Неву, за­тем в Ладожское озеро, из озера поплыл вверх по Волхову и оста­новился у сельца Волховска. Выучившись русскому языку, Анто­ний продолжал жить на камне, по-прежнему день и ночь пребывая в молитве. Потом, по настоянию архиерея, он построил на том ме­сте, где причалил камень, церковь в честь рождества богородицы.

Через год после прибытия Антония в новгородские пределы рыбаки, ловившие рыбу около антониева камня, вместе с рыбой поймали и ту самую бочку, которую некогда Антоний бросил в мо­ре, и хотели её присвоить, но по приговору суда бочка была отдана Антонию. На золото и серебро, находившиеся в бочке, были по­строены богато украшенная каменная церковь и монастырь, игу­меном которого стал Антоний, пробывший в этом сане шестьдесят лет, до своей смерти '.

Изучение литературной традиции в Новгороде в XV и в нача­ле XVI в. свидетельствует о том, что издавна, ещё в XI в., обна­ружившаяся там литературная культура в дальнейшем не только не ослабела, но ко времени политического падения Новгорода всё более и более возрастала. Эта культура, развивавшаяся параллель­но с общей культурой города, выразилась и в значительном разви­тии былевого эпоса, отразившего бурную политическую действи­тельность Новгорода, его бытовой уклад, торговую практику и т. д.

Книжная новгородская литература особенно горячо отклика­лась на те события, которые так или иначе были связаны с полити­ческой судьбой некогда вольного города, постепенно утрачивавше­го свою независимость. «В нашей истории немного эпох, которые были бы окружены таким роем поэтических сказаний, как падение новгородской вольности, — писал Ключевский.— Казалось, «госпо­дин Великий Новгород», чувствуя, что слабеет его жизненный пульс, перенёс свои думы с Ярославова двора, где замолкал его го­лос, на св. Софию и другие местные святыни, вызывая из них пре­дания старины» ².

Тверь, соперничавшая с Москвой в XIV и XV вв. за политиче­ское первенство, создала ряд литературных памятников, частично отразивших в себе политическое самосознание верхов тверского общества. Прежде всего следует отметить довольно интенсивное развитие в Твери ещё с конца XIII в. летописного дела, приведшее к образованию уже в начале XV в. общетверского летописного свода ³. В 1406 г., как указано было выше, в пределах Твери воз­никает так называемая «Арсеньевская» редакция Киево-Печерско-го патерика. В XV в. переделывается в новой риторически-витиева­той манере написанная ещё в начале XIV в. повесть об убиении в Орде великого князя тверского Михаила Ярославича⁴. В том же XV в., при князе Борисе Александровиче, складывается житие тверского великого князя Михаила Александровича (ум. в 1399 г.)¹, Особенно интересно второе произведение. Устанавливая генеало­гию Михаила Александровича и ведя его родословие от киевского князя святого Владимира, как это будет делать позже и в отноше­нии других князей «Степенная книга», автор жития стремится воз­дать честь Михаилу Александровичу, «да всем ведомо будет, от котораго богосадна кореню таковая богосадная отрасль израсте». Оба произведения написаны тверскими патриотами и ставят зада­чей прославить князей, отстаивавших независимость Тверского княжества.