Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже.
Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал.
Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее. ✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать». Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами! Церковные и Противоцерковные Направления во второй половине XV В.
Для того чтобы уяснить идейную обстановку, в которой создавалась русская литература на протяжении XV—XVI и отчасти XVII вв., необходимо познакомиться с церковными и противоцер-ковными направлениями, оформившимися во второй половине XV в. и своим идейным и культурным характером воздействовавшими в очень большой мере на характер развития литературы. Начиная с XIV в. на Руси получают усиленное развитие монастыри. Как крупные землевладельческие центры, сосредоточившие в своих руках обширную территорию с многочисленным крестьянским населением, они представляли собой внушительную силу. Эта сила во многих случаях становилась в противоречие с интересами феодального государства в целом, поскольку духовенство выступало конкурентом светского землевладения — боярского, а позднее дворянского. Государство двояко относилось к экономическим притязаниям церкви: с одной стороны, церковь, представляя собой как бы самостоятельную организацию, в этих притязаниях стояла во многих случаях на пути государства, но, с другой стороны, колонизаторская деятельность монастырей была на руку государству. Иосифлянское монашество, названное так по имени главного вождя этого движения Иосифа Волоцкого, игумена Волоколамского монастыря (1439—1515), отстаивало право монастырей владеть землёй и экономически обогащаться. В своих произведениях, главным образом в посланиях, Иосиф Волоцкий отстаивал законность крупного монастырского землевладения, ссылаясь на то, что монастыри являются значительной не только религиозной, но и политической силой '. Другое течение в области церковной мысли представлено было «заволжскими старцами» во главе с Нилом Сорским (1433—1508), т. е. монахами, обитавшими в заволжских монастырях. Они отрицали право монастырей владеть землями и заботиться об экономическом обогащении. С точки зрения Нила Сорского и заволжских старцев, обязанностями монаха были прежде всего подвижничество, аскетизм и полное отрешение от тех материальных забот и политических функций, которые брало на себя иосифлянское духовенство. Монах, по взгляду заволжцев, должен обнаруживать критическое отношение к «писанию», чего совершенно не было у иосифлян, не умевших отличать авторитетного в этом «писании» от неавторитетного, внутренний его смысл от мёртвой буквы. В основу учения Нила Сорского и его единомышленников легло мистико-созерцательное мировоззрение, незадолго до этого получившее большое распространение на Афоне и в южнославянских землях и оттуда проникшее на Русь. Нил Сорский, так же как и примыкавшие к нему заволжские старцы, был выразителем интересов главным образом боярства, которое наиболее страдало от церковных притязаний, так как экономическое обогащение церкви, расширение её земельных угодий отражались отрицательно на экономических интересах бояр и на боярском землевладении. Недаром ряд заволжских старцев были выходцами из боярской среды, и многие бояре поддерживали заволжских старцев. Обе эти церковные группировки вступают в борьбу между собой, но в итоге победа оказалась на стороне иосифлян, которые сумели договориться со светской властью, и на протяжении всего XVI в. культурное, идеологическое и литературное влияние их сказывается в полной мере. Они в конечном счёте политически смыкаются с дворянством и в значительной мере становятся его идеологами. Торжеством политики иосифлян, которые в конце концов поступились рядом своих экономических преимуществ и пошли на компромисс с государством, сделав в то же время очень многое для укрепления авторитета власти московского великого князя и затем царя, объясняется и судьба оппозиционных религиозных группировок, возникших на Руси под именем ересей и в основе своей теснейшим образом связанных с экономической ситуацией, которая имела место в Новгороде, Пскове и затем в Москве. Первым таким крупным религиозным движением, зародившимся ещё в середине XIV в. в Новгороде и затем перекинувшимся в Псков, было так называемое «стригольничество», получившее своё название от обряда посвящения в ересь, сопровождавшегося стрижкой волос. В основе ереси «стригольников» лежало прежде всего отрицание церковной иерархии на том основании, что эта иерархия существует «на мзде», т. е. церковники добывают себе места за плату. Дело в том, что Новгород, где зародилась ересь, в лице своего городского, посадского люда испытывал материальные тяготы от поборов, которые брало с него новгородское духовенство. Другой существенной особенностью стригольнической ереси было отрицание необходимости молитв за умерших. Такие молитвы обычно сопровождались «вкладами по душе», часто разорявшими вкладчиков и потому, естественно, вызывавшими их сопротивление. Но стригольничество не было так влиятельно и так чревато всякими событиями в церковной истории, как другая ересь, которая зародилась столетие спустя, в 70-х годах XV в., также в Новгороде. Имеем в виду ересь «жидовствующих», прозванную так яростным противником её—Иосифом Волоцким, в опровержение её написавшим обширное сочинение, озаглавленное «Просветитель». Однако связь этой ереси с еврейством не подтверждается источниками. «Просветитель» указывает на еврея Схарию, который якобы приехал из Киева в Новгород и явился главным проводником ереси, но свидетельство Иосифа Волоцкого, нигде более не поддержанное, является, очевидно, вымышленным. Существенно, однако, что последователями ереси оказались на первых порах представители белого духовенства, два новгородских священника; очень хорошо известно, что ересь расположила к себе и других представителей белого новгородского духовенства, проникла в Москву и пользовалась если не гласным, то во всяком случае тайным сочувствием со стороны великого князя Ивана III. Покровителями еретиков были невестка Ивана, глава посольского приказа Фёдор Курицын и даже, что было уже совершенно необычно для официальной обстановки, сам митрополит Зосима. Ересь получила название «жидовствующей», видимо, потому, что еретики отрицали прежде всего божественность Христа. Они утверждали, что Христос такой же человек, как и Моисей; затем они отрицали существование святых, почитание храмов и икон и, так же как и «стригольники», не признавали церковной иерархии. Очевидно, ересь «жидовствующих» была своего рода предварением протестантизма. Элементов иудейства в ней было столько же, сколько в любом западном реформационном движении. Есть основание думать, что в этой ереси мы имеем отзвук идей, зародившихся в эпоху Ренессанса. Это прежде всего идея секуляризации мысли от тех традиционных догматов и традиционных точек зрения, которые были так типичны для ортодоксальной религии и от которых освобождалась Западная Европа в период Ренессанса и Реформации. Поскольку последователями ереси были низшее и среднее духовенство, затем примкнувшие к нему горожане, совершенно ясно, что пропаганда «жидовствующих» и самое существо их учения отражали борьбу, которую вело низшее и среднее духовенство в союзе с посадскими людьми с экономическим засилием официальной церкви в лице её высшего духовенства. Если ересь «жидовствующих» находила себе тайное, а иногда и явное сочувствие в верхах московского общества, то это потому, что «жидовствующие», отвергая церковную иерархию и её экономические притязания, конечно, тем самым играли на руку государству, которое само стремилось к тому, чтобы умерить притязания иосиф-лянской церкви, противоречившие интересам светской власти. Но, с другой стороны, государству невыгодно было сколько-нибудь радикальное расхождение с официальной церковью, оказывавшей немало услуг централизаторским тенденциям Москвы и укреплявшей авторитет московского князя. В конце концов иосифлянское духовенство, пойдя на ряд уступок государственной власти, окончательно склонило её на свою сторону, и к началу XVI в. ересь была ликвидирована. Многие еретики были сожжены, частью же сосланы или заточены. Из всего сказанного становится ясным, что ереси и «стригольников» и «жидовствующих» в основе своей имели социальную и политическую подкладку. Энгельс в «Крестьянской войне в Германии» писал о том, что в обстановке средневековья «все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все революционные — социальные и политические — доктрины должны были по преимуществу представлять из себя одновременно и богословские ереси. Для того чтобы возможно было нападать на существующие общественные отношения, нужно было сорвать с них ореол святости» '. Как в отношении ереси «стригольников», так и в отношении ереси «жидовствующих» в значительной мере применимо то, что Энгельс говорил о ереси средневековых городов, отражавшей бюргерскую оппозицию: «Ересь городов — а она собственно является официальной ересью средневековья, — писал он, — была направлена против попов, на богатства и политическое положение которых она и нападала. Подобно тому, как в настоящее время буржуазия требует gouvernement a bon marche, дешевого правительства, точно так же и средневековые бюргеры требовали прежде всего eglise a bon marche, дешевой церкви» '. Ересь «жидовствующих» сильно всколыхнула умы русского общества. Памятники свидетельствуют о том, что религиозная смута, возбуждённая ересью, была очень значительна: повсюду «и на торжищах, и в домех о вере любопрение творяху и сомнение имяху». В ереси «жидовствующих» обнаружился тот критический элемент, которого не хватало иосифлянам и который присутствовал в практике заволжских старцев. Возглавлявшие еретическое движение были люди по тому времени образованные, имевшие свою литературу. Так, например, от них дошли до нас «Логика» учёного еврея Маймонида, «Шестокрыл», астрологические сочинения, т. е. такая литература, которая во всяком случае расширяла горизонт древнерусского читателя и будила его критическую мысль. Отсюда та терпимость к «жидовствующим», которая была у заволжских старцев. Те и другие сходились, во-первых, в своём отрицательном отношении к монастырскому землевладению; во-вторых, заволж-цев роднила с «жидовствующими» критическая установка на то, что сплошь считалось «божественным писанием», которой не было у иосифлян. Иосифляне (это было очень характерно для них и в позднейшее время, в XVI в.) в своём некритическом отношении к писанию всё написанное считали авторитетным, если только оно в какой-либо степени соответствовало их интересам. Они часто не различали канонических книг от апокрифических; у них не было и той строгой аргументации, которая являлась результатом критического отношения к материалу, т. е. не было той дисциплины мысли, какая была и у заволжских старцев и у еретиков. Существенным результатом борьбы официальной церкви с ересью «жидовствующих» было появление полного свода библейских книг, отсутствовавшего до тех пор на Руси. Так как «жидов-ствующие» в своей пропаганде опирались в значительной мере на библейские тексты, то для противодействия еретикам их противникам необходимо было самим обладать достаточно исправным текстом Библии во всём её объёме. Это предприятие было осуществлено активным борцом с ересью новгородским архиепископом Геннадием в период с 1498 до 1499 г., причём использованы были не только старые переводы библейских текстов с греческого языка, но и новые, специально предпринятые — с латинского и отчасти с еврейского и немецкого языков '. Две основные церковно-монастырские группировки — иосифлян и заволжских старцев — определили собой в XV и XVI вв. характерные особенности идейного содержания житийной литературы. В зависимости от того, к какой из этих двух группировок принадлежал автор житийной повести, внутреннее содержание её, сказывавшееся в облике святого и в общей её направленности, было различно. В одних житиях святой в своём мировоззрении и в своей практике выступал как приверженец внешнего, чисто обрядового благочестия и «божественного писания», вообще критически не осмысленного, часто смешиваемого с апокрифом и легендой, защитником права монастырей на обогащение земельными угодьями и денежными капиталами, непримиримым противником еретиков и всех инакомысливших, сторонником светской власти и апологетом политической мощи московского князя. Таковы иосифлянские жития XV в., например житие Пафнутия Боровского, написанное братом Иосифа Волоцкого Вассианом Саниным, и др. В других житиях у святого на первый план выдвигалось стремление к внутреннему самосовершенствованию и критическое отношение к «писанию», заставлявшее его строго отделять подлинно авторитетное с точки зрения христианской догматики от всего сомнительного, отрицательное отношение к монастырскому «стяжательству», терпимость к еретикам и сочувствие закабалённому крестьянству, наконец, сдержанное отношение к великокняжеской и вообще светской власти — всё это как результат тесной связи заволжского монашества с ущемлённой экономически и политически и потому оппозиционно настроенной княжеско-боярскои группировкой, которая оттеснялась постепенно входившей в силу группировкой дворянской, социально смыкавшейся с иосифлянством. Такой тип святого фигурирует в житиях Дмитрия Прилуцкого, Дионисия Глушицко-го и др., созданных в среде заволжских старцев 2. ЛИТЕРАТУРА С ПРЕОБЛАДАЮЩИМИ ОБЛАСТНИЧЕСКИМИ ТЕНДЕНЦИЯМИ (НОВГОРОДСКАЯ, ТВЕРСКАЯ, СМОЛЕНСКАЯ, ПСКОВСКАЯ) Ещё в киевский период и затем позднее Новгород был весьма заметным книжным центром, но произведения новгородской письменности на первых порах в чисто литературном отношении не представляют собой чего-либо значительного. Ранняя новгородская летопись была по преимуществу фактична и не содержала в себе тех поэтических черт, которые были характерны для летописей южных. Остальная новгородская литература отличалась той я< е склонностью к документальности и к голому дидактизму. В XV в., в связи с явно определившейся тенденцией Москвы к подчинению себе Новгорода, в Новгороде возникает ряд произведений легендарно-повествовательного и житийного характера, стремящихся окружить ореолом его историческое и религиозное прошлое. Эти произведения отражают идеологию новгородского боярства заинтересованного в неприкосновенности своих крупных земельных владений, и богатого купечества, которому невыгодна была конкуренция с Москвой в торговле с Западом. Новгородскому боярству и купечеству, примыкавшему в большинстве к «литовской» партии, противостояли демократические слои Новгорода, тяготевшие к Москве с её сильной княжеской властью. Боярство и купечество находило себе поддержку у высшего духовенства. Политическая и идейная борьба между сторонниками литовской и московской ориентации нашла живое отражение в новгородской литературе, особенно усилившись ко времени окончательного покорения Новгорода Москвой (1478 г.). В деле апологии и возвеличения прошлого Новгорода очень потрудился новгородский архиепископ Евфимий. При нём, между прочим, составляются около 1432 г. «Софийский временник» и затем около того же времени другой свод — крупные летописные предприятия, в которых Новгороду отводится центральное место, хотя второй из упомянутых сводов носил уже общерусский характер. В большинстве сказаний о прошлом Новгорода фигурирует популярное имя новгородского архиепископа Ильи-Иоанна (1163—1186).
|