Диалектика и синергетика. Роль синергетики в осмыслении эволюционных процессов. Эвристическое значение принципа глобального эволюционизма.

И. Валлерстайн// Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 34 – 37.

1. Чем обусловлен разрыв между наукой и философией в первой половине XIX в.? К каким последствиям он привёл?

Секуляризация общества, ставшая неотъемлемым элементом развития современной миро-системы, воплотить в двух этапах эволюции мира науки. На первом из них теологии было отказана в статусе привилегированного познания. Её место заняла философия. Сам человек, а не Бог стал считаться источником знания. На практике это означало, что определение истинности знания перешло в ведение новых авторитетов. Но и эта смена авторитетов показалась недостаточной тем, кто считал, что фил. новая теология. Критики настаивали на том, что необходимо доказательства, полученных в ходе изучения эмпирической реальности. Только на таких формах могла основываться иная форма познания, называемая ими наукой. Истинность любого утверждения, кто бы с ним ни выступал, могла быть проверена любым другим учёным просто посредством повторения эмпирических наблюдений или расчётов. Поскольку этот тип познания приводил также и к полезным изобретениям, он претендовал на то, чтобы считаться наиболее эффективным. Поэтому вскоре наука добилась господствующих позиций в иерархии областей знания.

Это породило проблемы: а) эмпирическая наука считала, что не располагает средствами, позволяющими отделять хорошее от плохого, она считала своей прерогативой только установление границы между истинным и ложным. Люди науки изящно снимали эту проблему с повестки дня, утверждая, что намерены заниматься только поиском истины, а поиск блага готовы отдать на откуп философии. б) возник вопрос о том, кто способен рассудить спор между соперничающими искателями истины. в) очень многие не желали жестко отделять поиск истины от поиска блага. Усилия учёных, направленные на чёткое разграничение этих двух видов деятельности, наталкивались на психологический протест, особенно если объектом исследования становилась социальная реальность.

2. Каковы предпосылки преодоления этого разрыва в современную науку?

Сегодня мы оказались в качественно иной ситуации. С одной стороны, теория неравновесных систем подчёркивает стрелы времени, что всегда было присуще обществоведению. Исследователю таких систем обращают внимание на их сложность и указывают, что социальные системы являются самыми сложными из нам известных. Они убеждены в присущей природе креативности, тем самым распространяя на весь материальный мир то, что прежде считалось исключительной чертой Homosapiens.

3. Что можно ожидать от нового синтеза философии и науки?

Культурологи сосредотачиваются на социальном контексте, в котором создаются и воспроизводится все тексты и коммуникативные связи. Ятем самым они разрабатывают тему, всегда остававшуюся ключевой для обществоведения. Они подчеркивает неоднородность социальной реальности и необходимость признании рациональности тог, что выделяется из общего ряда.

И. Пригожин, И. Стенгерс// Практикум по философии: В 2-ух ч. Ч.1. – Мн., 2004. – С. 475 – 477.

1. Какие радикальные изменения в научной картине мира произошли в конце XX века?

Наше видение природы претерпевает радикальные изменения в сторону множественности, темпоральности и сложности. Мы искали общие, всеобъемлющие схемы, которые допускали бы описание на языке вечных законов, но обнаружили время, события, частицы, претерпевающие различные превращения. Занимаясь поиском симметрии, мы с удивлением обнаружили на всех уровнях — от элементарных частиц до биологии и экологии — процессы, сопровождавшиеся нарушением симметрии. Долгое время в западной науке доминировала механистическая картина мироздания. Ныне мы сознаём, что живем в плюралистическом мире.

2. Как понимаются материя и движение в современной науке?

Материя — более не пассивная субстанция, описываемая в рамках механистической картины мира, ей также свойственна спонтанная активность.Отличие нового взгляда на мир от традиционного столь глубоко, что мы можем с полным основанием говорить о новом диалоге человека с природой.

3. Какую роль концепция развития нестабильных систем может сыграть в обществознании?

Это вселяет в нас одновременно надежду и тревогу: надежду на то, что даже малые флуктуации могут усиливаться и изменять всю их структуру (это означает, в частности, что индивидуальная активность вовсе не обречена на бессмысленность); тревогу — потому что наш мир, по-видимому, навсегда лишился гарантий стабильных, непреходящих законов.

А.П. Назаретян// Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 639 – 643.

1. Каковы научные предпосылки становления концепции коэволюции природы и общества?

Концепция всемирной истории изначально носила ев­роцентричный характер, за что в XIX и особенно в XX в. подверглась острой критике сторонниками «цивилизационного» под­хода (Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, ранний А. Тойнби и др.), а затем «исторического партикуляризма», «постмодернизма», национального и религиозного фундаментализма. Вместе с евроцентричной идеологией была отвергнута сама идея общечеловеческой истории, вплоть до того, что Шпенглер предложил сохранить за понятием человечество исклю­чительно «зоологическое» значение. Было две классические теории исторического развития: 1) концепция, которая утверждает, что есть преемственность между цивилизациями; 2) концепция, которая утверждает, что преемственности нет.

Основоположниками глобальной истории стали советский биохи­мик В.И. Вернадский, а также французские антрополог П. Тейяр де Шарден и философ Э. Леруа, доказавшие, что история человечества представляет собой фазу эволюции земного шара, которая заверша­ется созданием ноосферы. Такой подход остается влиятельным и в современной науке.

До Вернадского над согласованием прогрессистской филосо­фии с естественно-научными представлениями бились другие выда­ющиеся умы, от Ж. Кондорсе до Ф. Энгельса. И приходили к столь же обескураживающему результату: немыслима бесконечная перспектива при конечной судьбе Земли и Солнца. В лучшем случае, допускалось, что вечная материя постоянно рождает в разных точках космического пространства всплески подобные земной истории, но какая бы то ни было поступательная преемственность между ними исключена. Только самые безоглядные «космисты» - Г. Фихте, А. Гумбольдт, Н.Ф. Фе­доров и К.Э. Циолковский, рискуя выглядеть посмешищами в глазах образованных современников, доказывали, что разум выведет человека за пределы планеты-колыбели. Его влияние распространится на кос­мическое пространство, бесконечность которого и служит гарантией безграничного прогресса.

2. Что такое Универсальная (Большая) история?

Концепция Универсальной (Большой) истории как цельной картины эволюционных процессов от Большого Взрыва до современного обще­ства оформилась в 1980-90-х годах. Ее предпосылками послужили два ключевых достижения в науке XX в. Во-первых, релятивистские модели эволюционной космологии получили косвенные подтверждения (эффект красного смещения, реликтовое излучение и т.д.) и широкое признание.

А. Эйнштейн обращал внимание на то, что появление живой клетки и цивилизации изменяет состояние Вселенной. Станов­ление же ноосферы означает, что на некоторой стадии универсального развития начался обратный процесс расширения конуса: сфера влияния разума увеличивалась, и нет веских оснований принципиально ограни­чивать потенциальную возможность ее дальнейшего расширения.

3. Какова природа эндо-экзогенных кризисов?

Еще в 1947 г. Э. Шредингер показал, что работа против энтропии не может производиться иначе, как за счет «потребления упорядоченнос­ти», т.е. ценой роста энтропии других систем. При внешнем изобилии открытые неравновесные системы наращивают объем антиэнтропийной работы, захватывая в меру возможностей пространство жизнедеятель­ности. Рано или поздно экстенсивный рост приводит к исчерпанию доступных ресурсов - и в результате обостряется специфический кризис в отношениях между неравновесной системой и средой. Как мы видим влияние человека на природу приводит к кризису развития общества.

Если невозможно сменить среду обитания, то дальнейшие события сводятся, в конечном счете, к двум сценариям. Либо система приближается к равновесию, т.е. деградирует (простой аттрактор), либо еще более удаляется от него, усовершенствовав антиэнтропийные механизмы. Последнее достигается ростом внутреннего разнообразия и усложнением структуры, а также формированием более динамичной и дифференцированной модели мира. Открытые системы необходимы для развития взаимодействия с другими системами. Внешний кризис вызывает внутренний. В дальнейшем возникает социальный кризис.

4. Каким образом человечество выходит из этих кризисов?

Сценарий выхода из кризиса за счет повышения уровня неравно­весности называется странным аттрактором. Это уже «квазицелевая» ситуация - в том смысле, что актуальная задача сохранения оборачи­вается устремленностью системы к качественно новому состоянию. В развитом обществе эта общеэволюционная закономерность принимает форму сознательных проектов по переустройству технологической базы, организационных и психологических основ.

Применение синергетической модели в культурной антропологии позволило включить в Универсально-исторический контекст генезис и эволюцию духовной культуры, также опосредованные антропогенными кризисами. Показано, в частности, что инструментальный интеллект, как всякий орган антиэнтропийной активности, при определенном уровне развития обернулся смертельной опасностью для ранних гоминид: был нарушен этологический баланс между природной вооруженностью животных и прочностью инстинктивного торможения внутривидовой агрессии. В новых противоестественных условиях выжить смогли лишь немногие стада HomohaЫlis, в которых сформировались специфические фобии, искусственно ограничившие агрессию против сородичей и выра­зившиеся заботой о мертвых, а также о больных и раненых. Такие стада стали первыми носителями протокультуры и зачинателями качественно нового витка эволюции.

Подчеркнем, что конструктивное разрешение каждого антропоген­ного кризиса сопровождалось очередным повышением неравновесности социальной системы, усилением искусственной опосредованности социоприродных и внутрисоциальных отношений и в целом — удалением общества вместе с природной средой от естественного (дикого) состо­яния. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить собирательство и охоту с земледелием и скотоводством (неолитическая революция), сельское хозяйство с промышленностью (индустриальная революция) или промышленное производство с компьютерным (информационная революция).

Разумеется, Универсальная история – не философское, а общенауч­ное направление. Но оно остро нуждается в философском осмыслении и представляет философам обширный «фронт работ». Здесь выделена одна, синергетическая версия, представляющаяся автору наиболее раз­работанной и методологически фундированной.