Проблема власти в исторических хрониках Шекспира.

Исторические хроники Шекспира. Все хроники Шекспира представляют собой единый цикл, посвященный становлению современной для писателя английской государственности. Если его 10 хроник расположить не в последовательности их написания, а в последовательности происходящих в них событий, то получится следующий ряд (в скобках указываются годы правления изображенных в хрониках королей): хроника-пролог «Король Джон» (этот король правил в 1199–1216 гг.), «Ричард II» (1377–1399, убит), «Генрих IV» — части 1 и 2 (1399–1413), «Генрих V» (1413–1422), «Генрих VI» — части 1, 2 и 3 (1422–1461, убит), «Ричард III», где появляются короли из династии Йорков Эдуард IV 1461–1483, вероятно, отравлен), юный Эдуард V (убит в 1483 г.), Ричард III (1483–1485, убит в битве при Босворте), граф Ричмонд — будущий Генрих VII, основатель династии Тюдоров (1485–1509), хроника-эпилог «Генрих VIII» (1509–1547, отец Эдуарда VI, правившего в 1547–1553 гг., Марии (Кровавой), правившей в 1553–1558 гг., Елизаветы, правившей в 1558–1603 гг., т. е. во времена Шекспира. Писатель своими хрониками охватывает все последовательно сменявшиеся царствования английских королей от Ричарда II (и его предка короля Джона) до воцарения современной ему династии.

Главным действующим, развивающим и определяющим сюжет фактором в хрониках становится всесильное Время (а не те короли, именами которых называются хроники: эти имена обозначают лишь время их правления). Шекспир, руководствовавшийся концепцией Единой цепи бытия, преодолевает ее статичность, опрокидывая вектор вертикали (снизу вверх, к небу, к Богу) в горизонталь движения Времени. Но как представитель старого типа мышления (телеологического, а не причинно-следственного), он показывает, что течение времени определяется из будущего, выстраивая свои произведения по законам логической инверсии (подобно «Песни о Роланде» и другим памятникам средневековья).

Литература периода немецкой Реформации.

Средневековая католическая церковь занимала господствующее положение во всех областях идеологии. Поэтому революционная борьба против феодализма должна была не только привести к конфликту с церковью, она вместе с тем неизбежно принимала форму богословской ереси, направленной против церковного вероучения. Поэтому буржуазные революции XVI—XVII вв. выступают под знаменем церковной реформации.

В Германии начала XVI в. оппозиция против католической церкви имела особенно глубокие корни. Привольная жизнь откормленных епископов, аббатов и их армии монахов вызывала зависть дворянства и негодование народа, который должен был все это оплачивать, и это негодование становилось тем сильнее, чем больше бросалось в глаза кричащее противоречие между образом жизни этих прелатов и их проповедями. Поэтому оппозиция против папства приобретает в Германии общенациональный характер. В целом, можно говорить о двух основных течениях реформационного движения в Германии — об умеренной бюргерской реформации, возглавляемой Лютером и объединившей оппозиционные течения среди имущих классов, и о реформации плебейско-крестьянской, революционной, связанной с Великой крестьянской войной 1524— 1525 гг., наиболее ярким идеологом которой был Томас Мюнцер.

Взрыв крестьянской революции в Германии вызвал объединение имущих классов. Бюргерство, политически раздробленное и недостаточно сильное, чтобы выступать самостоятельно, должно было искать защиты у князей. Победителями из социальных боев эпохи Реформации вышли князья как носители местной, провинциальной централизации. В тех частях Германии, где победила Реформация, она способствовала укреплению власти князей, присвоивших себе большую часть церковного имущества и право верховного руководства делами лютеранской церкви. Во второй половине XVI в. немецкие города окончательно теряют свое политическое значение вследствие общего экономического и политического упадка Германии и Италии, вызванного перенесением международных торговых путей из Средиземного моря в Атлантический океан.

Началом реформационного движения в Германии явилось в 1517 г. выступ­ление Лютера против злоупотреблений папской власти.

Мартин Лютер (1483—1546) происходил из семьи состоятельного крестьянина-рудокопа. Он обучался в монастыр­ской школе и в восемнадцатилетнем возрасте поступил в Эрфуртский универси­тет, где занимался изучением богословия. Глубокая религиозность побудила его к поступлению в августинский монастырь. В 1508 г. ученый-монах, получивший впоследствии степень доктора богословия, сделался профессором богословского факультета в Саксонии. В 1510 г. ему удалось по делам своего ордена побывать в Риме. Зрелище морального разложения, царившего в папской столице, произвело на него, как и на многих других немецких паломников того времени, чрезвычайно тягостное впечатление. Еще раньше его мучили религиозные сомнения. Поводом для его первого публичного выступления послужили злоупотребления продавца папских «индульгенций» монаха Тецеля, рекламировавшего в грубой форме свой «товар» как верное средство для «спасения» души. Лютер выступил с проповедью, осуждавшей продажу индульгенций, а в 1517 г. прибил на дверях виттенбергской церкви свои 95 тезисов, направленных против злоупотреблений католической церкви. На основе религиозных принципов, характерных для буржуазной идеологии нового типа, Лютер в даль­нейшем пришел к отрицанию папской власти, духовной иерархии, монашества и т. д. как учреждений, извративших дух первоначально­го христианства. В 1520 г. он напечатал на немецком языке обращение «К христианскому дворянству не­мецкой нации», призывая императора и князей освободить Германию от папской власти и произвести общую реформу церкви. Вызван­ный императором на сейм в Вормс (1521), он отказался отречься от своих «заблуждений» и был осужден как еретик; но глава княжеской оппозиции против императора, предоставил опальному защиту и убежище в замке Вартбург в Тюрингии, где Лютер занялся переводом Библии на немецкий язык с намерением сделать Священное Писание доступным народным массам.

Поддержанный широким общественным движением, охватившим все сосло­вия, Лютер первоначально резко выступал против римской церкви, предлагая князьям бороться с папой «оружием, а не словами». Однако по мере углубления реформационного движения, напуганный его народно-революционным характером, он скоро ста­новится проповедником мирного прогресса. Окончательное изменение политических позиций Лютера, как и всего немецкого бюргерства, было вызвано страхом перед событиями крестьянской революции. Сперва Лютер высказывался о крестьянском движении в примирительном духе, признавая справедливость жалоб восставших на чинимые им притеснения, хотя в то же время он осуждал самое восстание как «противное Евангелию». В дальнейшем он изменяет народному движению и полностью переходит в лагерь князей.

Частичная победа бюргер­ской Реформации с ее программой национализации церкви имела большое значение для дальнейшего развития немецкой литературы и просвещения на национальном языке. Особенно значительное влияние оказала немецкая Библия Лютера (1522—1534), которая благодаря своему широчайшему распространению послужила основой для складывавшегося в это время общенемецкого литературного языка. Будучи выходцем из народа, Лютер как переводчик обнаружил поразительное чувство немецкого языка. Широко черпая из сокро­вищницы народной речи, он советовал учиться родному языку не в латинских книгах, но у матери в доме, у детей на улице, у простолюдина на рынке и смотреть, как они говорят, и сообразно с этим переводить. Теми же свойствами народного красноречия отличаются немецкие проповеди Лютера, его богословско-политические памфлеты и послания и «Застольные речи». Лютер является также автором многочисленных религиозных песен, получивших распространение в протестант­ской церкви вместе с богослужением на национальном языке. Подобно другим переводчикам латинских церковных гимнов и псалмов, Лютер опирается при этом на устную традицию народной песни.

Среди вождей революционного движения 1524—1525 гг. выделяется фигура Томаса Мюнцера. Подобно Лютеру, Мюнцер был священником и доктором богословия и выступил сперва как церковный реформатор, но скоро разошелся с Лютером, проповедуя полное уничтожение старой церкви и связанных с ней общественных и государственных отношений. Он возглавил первые революционные выступления плебей­ских масс. Но не только городские плебейские массы, но все мелкое бюргерство Мюльгаузена вместе с восставшими крестьянами примкнуло к Мюнцеру. Отряд Мюнцера был разбит князьями, сам он был взят в плен, подвергнут пытке и обезглавлен. Он был казнен, когда ему было немногим больше 30 лет.

Мюнцер не считал Библию единственным источником божественного откровения: библейскому авторитету он противопоставлял живое откровение разума в человеке. Разум для Мюнцера и есть «святой дух», Под Царством Божиим он понимал общественный строй, основанный на гражданском и имущественном равенстве, уничтожении частной собственности и классовых различий, социаль­но-политическое учение Мюнцера приближалось к утопическому коммунизму.

В отличие от Лютера, для которого истинная вера представляла путь к индивидуальному нравственному самоусовершенствованию, Мюнцер, как пред­ставитель народной реформации, придал своей теологии ярко выраженный социальный характер: реформация означала для него политический и социальный переворот, который должны были совершить народные массы. В своих посланиях он подчеркивал лозунг, выдвинутый Крестьянской войной, - разрушение замков и монастырей, конфискация и раздел имущества их владельцев, — видя в этом акт восстановления божественной справедливости.

Проповеди Мюнцера носили ярко революционный характер. Прозвищем «доктор Враль» Мюнцер заклеймил Лютера, изменившего народному движению. Он обвинял Лютера в том, что тот подчинил церковь власти князей и хочет сам сделаться новым папой. В противоположность Лютеру, стороннику «мирного прогресса», он призывал народ к восстанию.

Социальные бури Реформации вызвали обширную литературу агитационного характера, в которой общественно-политические вопросы (в характерной для того времени религиозной оболочке) становятся предметом страстных споров и об­суждения широких народных масс. Тем самым старая форма академического богословского трактата и более новая — гуманистического диалога или сатиры, пользующихся латинским языком и доступных лишь узкому кругу образованных, заменяется новым жанром религиозно-политического памфлета на немецком языке, агитационного воззвания или диалога в прозаической или стихотворной форме, обращенных к широкой общественности и защищающих противоборст­вующие интересы различных общественных групп. Было отмечено, что в первые годы Реформации (1518—1523) вышло в свет значительно больше немецких книг, чем за первые 50 лет от начала книгопечатания. Главным действующим лицом в агитационных памфлетах нередко является немецкий крестьянин — сторонник Реформации и враг папи­стов. Например, в получивших особенно широкое распространение сатирических диалогах «Карстганс» и «Новый Карстганс» (1521) под этим прозвищем выступает крестьянин, беседующий с Лютером и Зиккингеном о церковных неустройствах.

События Реформации и Крестьянская война нашли отражение в стихотворных листовках и в народной песне. Однако огромное большинство дошедших до нас стихотворений времен Крестьянской войны вышли из лагеря врагов народной революции, тогда как революционная поэзия подвергалась преследованию и уничтожению. Кроме двух более ранних рифмованных листовок, рассказывающих о первых крестьянских восстаниях, «Башмака» и «Бедного Конрада» (1513—1514), до нас дошли как скудные остатки революционного фольклора этой эпохи всего две песни о восстании в Мюльгаузене (1525), в которых безыменный поэт, сам участник восстания, оплакивает горькую участь побежденных крестьян.

Бюргерская народная литература.

Рядом с латинской литературой гуманистов и немецкой агитационно-политической литературой на религиозные и политиче­ские темы, в Германии продолжала развиваться художественная бюргерская литература на немецком языке. Однако литературное творчество Германии XVI в. не создало сколько-нибудь выдающихся художественных памятников, имевших общеевропейский резонанс, оно еще целиком коренится в традициях средневековой городской культуры. В соответствии с общим уровнем развития немецкого бюргерства в его литературе по-прежнему господствуют морализм и дидактика, ее художественным методом остается наивный реализм бытовых мелочей, грубова­тых и сочных анекдотов и поучительных примеров из повседневной частной жизни. Напряженная идейная борьба эпохи отражается в бюргерской лите­ратуре преобладанием сатирических и поучительных жанров. В то же время ее старомодный, патриархально-демократический характер сближает ее с литерату­рой народной, позволяя лучшим из бюргерских писателей черпать отсюда мотивы и образы и обогащать свой язык из сокровищницы народной речи.

Родоначальником этого демократического направления немецкой бюргерской сатиры был Себастьян Брант (1457—1521), уроженец Страсбурга, док­тор права и профессор Базельского универси­тета, впоследствии городской секретарь в своем родном городе. Брант был близок к кружку Страсбургских гуманистов, хорошо знал латинских авторов, но остался в стороне от гуманистического свободомыслия. Широ­кой популярностью пользовалась его стихо­творная сатира «Корабль дураков» (1494), положившая начало «литературе о глупцах». Брант под видом «глупцов» высмеивает представите­лей общественных пороков своего времени. Толпа глупцов наполняет корабль, отплываю­щий в Наррагонию («страну глупцов»). Среди них ученые-педанты, астрологи, шарлатаны-врачи, модники и модницы, пьяницы и обжо­ры, игроки, прелюбодеи, хвастуны и грубияны, богохульники и многие другие. Каждому из них автор читает проповедь, пересыпая ее моральными примерами и сентенциями из Библии и античных писателей. Религиозно-моральное мировоззрение автора еще ограничено средневековыми представлениями. Он сетует на упадок благо­честия и осуждает танцы и любовные серенады. Нападая на схоластическую ученость, он в то же время жалуется на чрезмерное распространение книг, предостерегает от увлечения языческими поэтами и вместе с алхимией и астро­логией отвергает математику, смеясь над суетными попытками «циркулем» измерить поверхность земли. Моральная проповедь еще заслоняет мотивы поли­тические и социальные. Осуждая корыстолюбие и эгоизм богатых и знатных, Брант противопоставляет им евангельскую бедность как основу всех христианских добродетелей. Он предчувствует грядущие социальные потрясения и говорит о них образами Апокалипсиса: «Час близится! Близится час! Боюсь, что Антихрист уже недалеко».

Сатира Бранта, написанная простым и ярким народным языком, имела огромный успех, которому немало содействовали гравюры на дереве, наглядно иллюстрирующие галерею изображенных им «глупцов». Книга неоднократно переиздавалась в течение XVI в. и была переведена на многие европейские языки. Она предваряет позднейшую сатирическую литературу гуманизма и Реформации, хотя сам Брант был еще тесно связан с традициями средневековой бюргерской дидактики.

Последователем Бранта в области сатиры был Томас Мурнер монах и проповедник, знаток древних языков. Из многочисленных стихотворных сатир Мурнера наибольшей известностью пользовались «Заклятие глупцов» и «Цех плутов» (1512).

Сатира Мурнера, по сравнению с Брантом, отличается гораздо большей социальной остротой и резкостью. Он осуждает тираническое правление князей, рыцарей, промышляющих грабежом, рос­товщиков, обирающих народ. Особенно жестоким нападкам подвергается духо­венство, корыстолюбивое, невежественное и испорченное. С глубоким сочувствием говорит Мурнер о тяжелом положении крестьян.

Однако, хотя сатира Мурнера и отражает социальные неустройства предреформационной эпохи, он сам не был сторонником революционной ломки церковных и политических отношений, оставаясь по преимуществу проповедником морального возрождения. Он не примкнул к реформационному движению; в ряде обличительных памфлетов, направленных против Лютера, он обвиняет этого реформатора в разрушении церкви и возлагает на него ответственность за крестьянские восстания. Не менее резкие нападки на Мурнера последовали из лагеря сторонников Реформации. Мурнер отвечал в стихотворной сатире «О великом лютеровском глупце, как заклинал его доктор Мурнер» (1522) в которой, возвращаясь к своему излюбленному жанру «литературы о глупцах» он делает его орудием острой полемики с реформаторами по религиозным и политическим вопросам. Несмотря на личный и крайне грубый характер, сатира его справедливо считается одним из наиболее ярких литературных памфлетов против Реформации, вышедших из католического лагеря.

Особое место в сатирической поэзии немецкого бюргерства занимает так называемая «грубиянская литература». Ее родоначальником явился Себастьян Брант, который в «Корабле глупцов» выводит нового святого — Грубияна, являющегося, по его словам, предметом поклонения его современников. Эта тема, подхваченная дидактической литературой XVI в., была разработана в латинской поэме «Гробианус» гуманиста Фридриха Дедекинда, которая вскоре появилась и в немецкой стихотворной переработке страсбургского педагога Каспара Шейта (1551), пользовавшейся в течение XVI в. огромной популярностью. «Гробианус» под видом морального поучения дает подробное описание грубостей и непристойностей своего героя в одежде и пище, дома и на улице, в обществе и в особенности при ухаживании за дамами. Дидактические намерения автора, выраженные в сентенции: «Читай эту книжечку почаще и побольше и поступай всегда наоборот». Раскрепощение естественной природы человека и жизнерадостное свободомыслие Ренессанса, породившие здоровую и задорную чувственность Рабле или Рубенса, принимают в атмосфере филистерской ограниченности и провинциализма немецкой бюргерской литературы XV черты педантизма и примитивной грубости. Можно сказать, что в «грубиянской литературе», присутствует смехотворное сплетение пафоса с вульгарностью, «мещанское содержание», облеченное в «плебейскую форму». Черты «гробианизма» получили широкое распространение в бюргерской сатире и дидактике и за пределами собственно «грубиянской» литературы — обстоятельство, ярко характеризующее подчас очень низкий моральный и художественный уровень бюргерской литературы.

Наиболее выдающимся представителем немецкой бюргерской литературы XVI в. был Ганс Сакс (1494—1576). Ганс Сакс родился в Нюрнберге, в семье портного, получил некоторое образование в «латинской школе» своего родного города, затем поступил учеником к сапожнику, в качестве странствующего подмастерья путешествовал несколько лет по западной и южной Германии; вернулся снова в Нюрнберг, сделался зажиточным мастером сапожного це­ха, женился и в качестве прославленного члена нюрнбергской «школы» мейстерзингеров од­новременно со своим ремеслом занимался поэзией.

Вольный город Нюрнберг был в XVI в. одним из крупнейших центров цеховой промышленности и торговли в южной Германии. Через Нюрнберг шли торговые пути из Италии на Рейн, Нидерланды и северную Германию. Большое развитие получили в Нюрнберге ху­дожественные ремесла — зодчество, ваяние, литье из драгоценных металлов, гравюра на дереве. Здесь существовала своя художествен­ная школа, из которой вышел Альбрехт Дюрер (1471—1528), друг Ганса Сакса, ве­личайший художник немецкого Возрождения. Нюрнберг был одним из очагов гуманизма в Германии. Во главе кружка гуманистов стоял нюрнбергский патриций Вилибальд Пиркгеймер (1470—1530), друг Дюрера и Ганса Сакса, человек разносторонних знаний, филолог и историк, не чуждый интереса к математике и естественным наукам, переводивший греческих классиков на латинский язык, прославленный в свое время как неолатинский писатель. Ганс Сакс посвятил своему родному городу «Похвальное слово», в котором с восхищением описывает его улицы и площади, церкви и мосты, рынки, переполненные местными и заморскими товарами, трудолюбие и искусство его ремесленников, богатство и благоустройство «воль­ного города» и его «мудрое» правление, основанное на справедливости, «без всякой тирании». Эта социальная идиллия бюргерского благополучия определяет кругозор поэтического искусства Ганса Сакса, простого, наивно-правдивого, демократического по своим темам и исполнению, полного бодрого оптимизма, но в то же время лишенного острой социальной критики и сколько-нибудь широкой мировоззренческой перспективы.

Ганс Сакс начал свою поэтическую деятельность в период наиболее острой идейной и политической борьбы, связанной с началом реформационного движе­ния. Он сразу примкнул к умеренной бюргерской реформации Лютера и привет­ствовал последнего в 1523г. в стихотворном памфлете как «виттенбергского соловья», пение которого предвещает наступление дня. В прозаическом диалоге «Спор между священником и сапожником» (1524) он выводит на сцену невеже­ственного церковника, негодующего против вмешательства светских людей в богословские вопросы, и сапожника-лютеранина, побивающего своего против­ника цитатами из Библии, той «большой, старой книги», в которую церковник никогда не заглядывает. Резкие нападки молодого Ганса Сакса на католическое духовенство и папскую власть вызвали вмешательство осторожных городских властей, которые запретили поэту продолжать полемику, рекомендовав ему «заниматься своим ремеслом и сапожным делом и воздержаться в дальнейшем от печатания каких-либо книжек или стихов». Хотя Ганс Сакс и не прекратил после этого своей поэтической деятельности, однако после революционного кризиса Крестьянской войны вопросы политические совершенно исчезают из его репер­туара, и он становится целиком поэтом частной жизни.

Литературное наследие Ганса Сакса исключительно обширно. В одном из последних своих произведений «Прощание» (1567), он сам на­считывает 34 тома в своем рукописном собрании сочинений, в том числе 4275 мейстерзингерских песен, 1700 шпрухов, включающих шванки, басни, легенды и т. п., и 208 пьес. Ганс Сакс не был литературным новатором. Он культивировал основные жанры, сложившиеся в средневековой бюргерской литературе, рели­гиозную и морально-дидактическую лирику, комические басни и шванки, «мас­леничные фарсы» («фастнахтшпили»). Будучи членом «школы» нюрнбергских мейстерзингеров, он содействовал ее развитию и укреплению, сочинял для нее песни и шпрухи и предназначал свои драматические произведения для ее самодеятельной сцены. Сюжеты своих повествовательных и драматических произведений Ганс Сакс заимствовал из сборников шванков и басен, из немецких народных книг, из хроник и описаний путешествий, не пренебрегая и устной народной традицией; он был знаком в немецких переводах с итальянскими новеллами и с античными авторами. Эта широкая начитанность, которой Ганс Сакс гордился перед своими современниками, была новым явлением в бюргер­ской литературе и характерна для писателя, выросшего в окружении гуманисти­ческих интересов. Однако новые темы Ганса Сакса укладываются в традиционные рамки бюргерского мировоззрения и стиля. В этом смысле особенно характерны его «трагедии» и «комедии», которыми он расширил репертуар театра мейстер­зингеров. Так, «Комедия о терпеливой и послушной маркграфине Гризельде» (по новелле Боккаччо) дает моральный образец патриархальной женской кротости и послушания. В трагедии «Роговой Зигфрид» (на тему народной книги) герой средневекового сказания превращен в непослушного сына, который получает заслуженное возмездие за свое буйное поведение. По своей драматической технике эти «трагедии» и «комедии» представляют драматизированные эпические повествования, цепь коротких диалогических сцен в традиционной манере средневекового народного театра.

Но вершины своего мастерства Ганс Сакс достигает в реалистических шванках и фастнахтшпилях. Оставаясь в рамках жанровой традиции с ее постоянными сюжетами и характерами, он создает целую галерею современных бытовых типов и жанровых сцен, изображенных с живой наблюдательностью и добродушным юмором. Круг житейских наблюдений Ганса Сакса очень широк, хотя преобладает демократический типаж, характерный для городской литературы: старый ревни­вый муж и коварная или сварливая жена, ленивая служанка, расчетливый купец и трудолюбивый ремесленник, сластолюбивый и жадный поп со своею «домоправительницей», хитрый и находчивый школяр, простоватый и грубый крестьянин, постоянный предмет насмешек бюргерской сатиры. При этом традиционный комический сюжет в живой и яркой обработке Ганса Сакса непосредственно служит нравоу­чительной цели — проповеди добродетели, житейского благоразумия, трудолю­бия и честности.

Демократический реализм Ганса Сакса был причиной его широкой популяр­ности у современников, затем Ганс Сакс был заново открыт во второй половине XVIII в. молодым Гёте, который восторгался его правдивостью, наивной непосредственностью и народным характером его искусства. Гёте подражал Гансу Саксу в бытовых сценах первой части «Фауста» и посвятил его памяти стихотворение «Поэтическое призвание Ганса Сакса (1776). Рихард Вагнер сделал Ганса Сакса героем своей музыкальной драмы «Нюрнбергские мейстерзингеры» (1862).

3 Развитие реформационного движения в Германии не было благоприятно для гуманизма и светской бюргерской литературы. Конфессиональные и политиче­ские прения отодвинули интерес к литературе и искусству. Сам Лютер и другие реформаторы, исполненные религиозного фанатизма, относятся враждебно к светским гуманистическим идеалам своего времени. Еще более враждебную позицию занимает в этом вопросе контрреформация. Реорганизация католической церкви на Тридентском соборе (1545—1563) и основание ордена иезуитов (1540) дают папству мощное оружие для борьбы не только против протестантской «ереси», но и против всех видов светского «вольномыслия» и индивидуализма. Экономическая деградация Герма­нии с середины XVI в. и начинающийся культурный упадок открывают широкий простор для торжества реакции.

В этих условиях сложилось творчество Иоганна Фишарта (1546—1590), последнего крупного представителя немецкой бюргерской литературы XVI в. Фишарт родился в Страсбурге и был учеником Каспара Шейта. Он получил широкое гуманистическое образование, не­сколько лет путешествовал по Европе, был доктором прав и филологом, знатоком классических и современных языков. Ревностный сторонник протестантизма, он начал свою литературную деятельность острыми памфлетами против католиче­ской церкви, в особенности против монашества. В прозаических сатирах «Спор босоногих монахов» (1570) и «Житие Св. Доминика и Франциска» (1571) он воспользовался раздорами между францисканцами и доминиканцами для обли­чения и дискредитации всей монашеской братии. Против иезуитов направлена «Легенда о происхождении четырехрогой иезуитской шапочки» (1580), лучшая из сатир Фишарта, в которой он объявляет всю католическую иерархию созданием сатаны, но самые страшные преступления против христианства приписывает ордену иезуитов, последнему и наиболее губительному изобретению врага чело­веческого рода. Сатиры Фишарта богаты жанровыми мотивами, преувеличенны­ми и карикатурными подробностями, отличаются гротескным и часто грубым юмором и неистощимым словесным изобретательством.

Лучшее произведение Фишарта — вольный перевод первой книги сатириче­ского романа французского писателя Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1575). Благодаря многочисленным вставкам, эпизодам, намекам на современные поли­тические события и оригинальной стилистической обработке Фишарт переносит роман Рабле в бытовую обстановку Германии XVI в. Он усиливает элементы антиклерикальной сатиры, здоровую чувственность и сочный смех Рабле перера­батывает в духе немецкого «гробианизма» и, состязаясь со своим оригиналом в гротескном словотворчестве, нагромождает причудливые новообразования, омо­нимы, эпитеты, перечисления всякого рода, словесные каламбуры, народные поговорки и присловья. Это отсутствие уравновешенности и гармонии, любовь к контрастам, перегруженность гротескными деталями, патетическими и вуль­гарными, отличают Фишарта от таких классиков литературы XVI в., как Ганс Сакс, и делают его предшественником немецкого барокко XVII в.

4 Развитие книгопечатания и распространение грамотности в эпоху Реформа­ции впервые создают предпосылки для массовой демократической литературы. Эта литература, возникшая с конца XV—XVI вв., получила название «народных книг».

Источники «народных книг» очень различны. Значительная часть является прозаическим переложением средневековых эпических поэм, рыцарских рома­нов, христианских легенд. Многие произведения этого рода восходят прямо или косвенно к французским средневековым источникам («Прекрасная Магелона», «Мелюзина», «Тристан», «Святая Генофефа», и др.) и первоначально служили предметом занимательного чтения для рыцарского общества. По образцу таких переводных рыцарских романов французского происхождения в дальнейшем появляются прозаические переложения немецкого героического и шпильманско­го эпоса («Герцог Эрнст», «Роговой Зигфрид», «Соломон и Морольф» и др.), комических шванков («Поп из Каленберга») и т.д. В течение XVI в. жанр все более демократизуется и в соответствующих народному вкусу переработках в дешевых изданиях, украшенных простыми и наивными, но выразительными гравюрами на дереве, распространяется на ярмарках, разносится по деревням бродячими торговцами и становится на ряд столетий единственным (кроме Библии) предметом чтения широких народных масс.

Особое место в ряду этих книг занимают оригинальные народные романы — «Тиль Эйленшпигель», «Доктор Фауст», «Шильдбюргеры» и др.

«Тиль Эйленшпигель» представляет собрание шванков о хитром крестьянине, его странствованиях и проделках, жертвами которых становятся князья и рыцари, духовенство, купцы и ремесленники. Это народный авантюрный роман, выросший из собрания бродячих анекдотов и шванков, с острой социальной направленностью, которой объясняется его огромная популярность, в особенности среди широких народных масс. Несмотря на внешнюю грубость выражений, характерную для эпохи, в нем чувствуется глубокий социальный протест, направленный против феодального общества. В проделках Эйленшпигеля проявляется классовая ненависть кресть­янина к своим угнетателям, которая указывает на грядущие социальные бури Крестьянской войны.

Народная книга о «Докторе Фаусте» (1587) рассказывает легенду о чернокниж­нике, продавшем свою душу дьяволу ради запретного знания, богатства и чувственных наслаждений. Исторический Фауст жил в Германии в начале XVI в. и был известен как странствующий маг и шарлатан. Вокруг имени популярного кудесника еще при его жизни сложилась народная легенда, и на него были перенесены многочисленные в средневековой устной и письменной литературе рассказы о чудесах и приключениях подобных чернокнижников, которых народ­ное суеверие обвиняло в союзе с дьяволом. Автор книги относится к своему герою отрицательно, осуждая его с точки зрения господствующего церковного миро­воззрения. Но сквозь моралистическое осуждение, характерное для узкого кру­гозора немецкого бюргера XVI в., в образе Фауста проглядывают черты больших и прогрессивных явлений той исторической эпохи, когда возникла легенда. Эмансипация личности от догматического церковного мировоззрения, самосто­ятельные поиски запретного научного знания, основанного на разуме и опыте, за дозволенными пределами схоластического богословия, отказ от монашеского аскетизма и стремление к всестороннему развитию личности и наслаждению чувственными радостями жизни — все эти новые явления, характерные для Ренессанса, находят свое отражение в образе Фауста, созданном народной легендой, и объясняют дальнейшую судьбу этого образа в мировой поэзии. Немецкая народная книга послужила источником для трагедии английского драматурга Марло; вернувшись в Германию в репертуаре бродячих английских комедиантов, она была обработана в XVII в. в форме народной кукольной комедии, которая впоследствии подсказала Гете сюжет его знаменитой трагедии.