💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Неклассические концепции идеологии.

Поэтому в XX в. последователи Маркса, среди которых нельзя не назвать венгра Дьердя Лукача (1885-1971), итальянца Антонио Грамши (1891-1937) и француза Луи Альтюссера (1918-1990), сохраняли, в общем, и целом верность традициям основоположников. Тем не менее, они во многом отошли от их жесткого схематизма, вскрывая сложную диалектику взаимодействия базиса и надстройки, общественного бытия и общественного сознания. Подчеркивалась важность не только учета влияния базиса на надстройку, но и обратного влияния надстройки на базис, а также наличие “относительно самостоятельных” законов ее развития. Этот тезис и лег в основание маннгеймовской[30] и лукачевской социологии знания. Да, конечно, мыслят всегда отдельные индивиды, но они мыслят в определенных группах, которые разработали специфический стиль мышления в процессе ряда реакций на типичные ситуации. Сознание всегда отражает бытие, вырастает из бытия, «коренится» в той или иной разновидности общественной практики. Для того, чтобы понять сознание, необходимо детально проанализировать ту практику, из которой оно произрастает. Если при гносеологическом подходе уровень обыденного сознания играл первичную роль по отношению к уровню сознания теоретического, поскольку идеи сначала возникали на низшем уровне, и уже затем отражались уровнем верхним, то при социологическом подходе их соотношение переворачивалось. Сначала - сознательное применение теории, а затем уже - общественная психология.

Систематическое понимание общественной идеологии как идеальной стороны общественно-исторической практики восходит к классической монографии ученика Макса Вебера - Дьердя (Георга) Лукача - «История и классовое сознание» (1922).

В этой работе автором, возможно впервые в марксистской литературе, намечен отход от традиционного в классическом марксизме рассмотрения общественной идеологии в контексте адекватного или неадекватного отражения ею общественного бытия. «Мышление и бытие, - справедливо утверждает Лукач, - неидентичны друг другу в смысле взаимного “соответствия”, или “отражения” одним другого, “параллельного” развития или “совпадения”…Их подлинная идентичность состоит в том, что оба они являются различными аспектами одного и того же исторического и диалектического процесса»[31].

Именно Георг Лукач стоит у истоков позитивного рассмотрения общественной идеологии и признания важности ее общественных функций. Развиваемый им подход позволил выявить определенную иерархию функционирующих в общественном сознании идеологических форм. Согласно Лукачу, все виды классового сознания идеологичны, но все они идеологичны в разной степени. Логическим основанием для различения разных форм классового сознания является марксистская концепция товарного фетишизма. Согласно последней, несмотря на то, что все формы классового сознания в разной степени отражают этот феномен, сознание пролетариата делает это в меньшей степени, и потому оно способно более адекватно отразить общество в его целостности, “тотальности”.

Несомненная новизна лукачевского подхода к феномену идеологии состоит в том, что идеология трактуется им в отрыве от традиционного противопоставления общественного бытия и общественного сознания, от традиционного рассмотрения общественной идеологии как непосредственного “отражения” общественного бытия. Поэтому характеристика отдельных типов идеологии как “ложных” рассматривается Лукачем как не имеющая отношения к делу. В смысле «теории отражения» все виды идеологических форм, все типы классового сознания являются “истинными” или “адекватными” – все они более или менее “правильно” “отражают” те или иные аспекты общественного бытия. Другое дело, - что у каждого типа классового сознания - своя область отражения. Все формы классового сознания локальны, неполны, поскольку они адекватны только по отношению к своим собственным, локальным областям (общественного бытия). Вся полнота отражения последнего в его “тотальности” доступна только классовому сознанию пролетариата.

Таким образом, если в классическом марксизме идеология выступает в качестве «ложного отражения истинной ситуации», то у автора работы «История и классовое сознание» это – «истинное отражение ложной ситуации». Последняя, по Лукачу, является «ложной» именно потому, что созданный товарным фетишизмом социально-экономический порядок препятствует развертыванию “истинно-человеческого” потенциала человеческого существования, выявлению «родовой социально-исторической сущности» человека.

Итак, лукачевская трактовка общественной идеологии явилась несомненным шагом вперед, позволив убедительно объяснить дополнительный ряд феноменов, связанных с «относительной самостоятельностью общественного сознания». Тем не менее, определенные ее черты, несомненно перешедшие от классического марксизма, обусловили ряд слабых сторон его подхода.

Поэтому дальнейшее развитие теории идеологии пошло в направлении ее рационализации (в веберовском смысле) - освобождения от мистических, спекулятивных (абстрактных) элементов классической марксистской теории, веберовского «расколдовывания» социальной реальности, повышения эмпирического содержания базовых понятий социальной теории и. Следующий важный шаг в этом направлении был сделан Антонио Грамши, наиболее полное изложение взглядов которого дано в его известных «Тюремных тетрадях». Воззрения Грамши гораздо более приземлены, нежели гегельянские взгляды Лукача, и, по сути, представляют собой закономерный переход, от социально-философских спекуляций (в духе мировой схематики) в рассмотрении проблемы к теоретико-социологическому уровню ее анализа.

Местом обитания идеологии, по Грамши, являются не умозрительные построения кабинетных схоластов, не замысловатые диспуты ученых мужей и не дискуссионные клубы обкуренных бородатых интеллектуалов, а общественно-исторические практики, присущие различным сферам социальной жизни, - художественно-эстетические, религиозные, образовательные и т.д. [32] Общественная идеология, по Грамши, с необходимостью присуща такому уникальному общественно-историческому феномену как «гражданское общество».

Последнее представляет собой своеобразное промежуточное звено между классово - детерминированным государственным аппаратом и широкими народными массами. Несмотря на то, что насилие, или, в терминах Грамши, «гегемония», присуще всем классовым обществам, в буржуазном обществе политический аппарат относительно независим от основных сфер общественной жизни. Классовое доминирование, для того чтобы быть эффективным, должно быть укорененным в таких социальных институтах как церковь, семья, школа, СМИ и т.д., принимая черты невидимого, но еще более всепроникающего влияния. Для того, чтобы быть эффективной, государственная власть должна быть рассредоточена, «распылена», децентрализована в традиционных институтах. Буржуазное государство в гораздо меньшей мере прибегает к насилию, чем, скажем, государство феодальное, из-за того, что общественная идеология представляет собой организующую и цементирующую общественную жизнь силу, принимая черты психологически убедительного и приемлемого для рядового индивида феномена.

Поэтому следующий этап усовершенствования «критики идеологии» – это деятельность философов и социологов т.н. «франкфуртской школы» - Теодора Адорно (1903-1969) и Юргена Хабермаса (р. 1929). Критика идеологии теперь состоит не в том, чтобы увидеть социальную реальность такой, какова она «на самом деле», а в том, чтобы понять, почему эта реальность не может существовать без идеологической мистификации. Идеологическое искажение не просто скрывает действительность; оно вписано в саму суть этой действительности.

Согласно Хабермасу, идеология - это вид социальной коммуникации, систематически искаженный вмешательством внешних по отношению к консенсусу сил и обстоятельств, но принимающий при этом «внутренний» характер. Важнейшая социальная функция идеологии – закрепление отношений господства-подчинения. Вмешательство, носящее перманентный (постоянный) характер, впоследствии легитимируется и принимает законченные формы. К несомненным достоинствам данного подхода относится «коммуникативная» трактовка идеологического типа отражения, приводящая к рассмотрению идеологических образований как результатов консенсуса между представителями самых широких социальных слоев населения.

К бесспорным достижениям теории идеологии, в еще большей мере элиминировавшим спекулятивные элементы лукачевского подхода, является работа Луи Альтюссера «Идеология и идеологические государственные аппараты»[33].

При построении своей теории идеологических процессов Альтюссер исходил из классической марксистской парадигмы. Но попытки систематического анализа современных ему социально-политических процессов западного общества с неизбежностью вывели его за пределы классического марксизма, заставляя, хотя и достаточно робко, с нынешней точки зрения, использовать опыт нерационалистских, в частности, фрейдистских и неофрейдистских концепций.

Он начинает свой анализ идеологических процессов с напоминания об известном положении К. Маркса, согласно которому каждая общественно-экономическая формация должна для своего существования с необходимостью воспроизводить лежащий в ее основе способ производства. Она должна воспроизводить две его основные стороны - как производительные силы, так и производственные отношения. Конечно, материальное производство невозможно без воспроизводства средств производства, но ключевую роль в этом процессе играет воспроизводство другого элемента структуры производительных сил - рабочей силы.

Для устойчивости последнего процесса необходима не только выплата жалованья рабочим, но и воспроизводство компетентной, квалифицированной рабочей силы. Это предполагает наличие определенной системы образования, дающей детям «ноу-хау» (know how) – набор практических знаний, необходимых в их производственной деятельности.

Но не только эти «знания и умения» дает школа. Она учит правилам «хорошего поведения», законам «общественной» морали, и т.д., т.е. воспроизводство рабочей силы требует воспроизводства не только технических знаний и производственных навыков, но и воспроизводства подчинения законам установленного порядка, т.е. воспроизводства подчинения правящей идеологии.

С другой стороны, воспроизводство способа производства – это воспроизводство не только производительных сил, но и производственных отношений. Для анализа последнего процесса Альтюссер исходит также из классических марксистских представлений о базисе и надстройке. Структура любой общественно-экономической формации состоит из базиса (определенного единства материальных производительных сил и материальных производственных отношений) и надстройки. Последняя содержит в себе два уровня – нижний – политико-правовой (право и государство) и высший – идеологию (точнее, разные идеологии – религию, мораль, и т.д.). Степень детерминации базисом надстройки определяется тем, что: (1) существует «относительная независимость» надстройки по отношению к базису; (2) надстройка способна оказывать обратное влияние на базис.

Несмотря на то, что условия (1)-(2) представляют собой, по сути дела, метафору, Альтюссер полагает, что «парадигма воспроизведения», отмеченная выше, позволяет придать этой метафоре более строгий смысл. В частности, эта парадигма позволяет уточнить содержание и взаимоотношение таких основополагающих понятий как «государство» и «государственная власть».

Для этого Альтюссер вводит свое знаменитое понятие «государственные идеологические аппараты», которые должны отличаться от государственного репрессивного аппарата. К последнему относятся правительство, администрация, армия, полиция, суды, тюрьмы и т.д. К идеологическим государственным аппаратам (ИГА) относятся:

религиозные (система различных церквей); образовательные (система общественных и частных школ); семейные; политические (политическая система, включающая различные партии); профсоюзные; коммуникационные (пресса, радио, телевидение и т.д.); культурные (литература, искусства, спорт и т.д.).

В то время как репрессивный государственный аппарат относится к общественной сфере, идеологические государственные аппараты относятся к частной сфере. Церкви, партии, профсоюзы, семьи, некоторые школы, большинство газет – в частных руках. Более того, в то время как репрессивный государственный аппарат действует при помощи «насилия», идеологические государственные аппараты функционируют при помощи «идеологии». Несмотря на то, что все идеологические аппараты играют важную роль в процессе воспроизводства общественных производительных сил, ведущее место в современном модернизированном обществе принадлежит идеологическому образовательному аппарату.

Согласно Альтюссеру, идеология – это представления индивидов об их действительных условиях существования, отражающие не сами условия, а отношения к ним людей. «В идеологии, - пишет Альтюссер, - люди на самом деле выражают не отношения между ними и условиями их существования, но пути проживания, переживания ими отношений между ними и условиями их собственного существования: это предполагает как реально существующие отношения, так и воображаемые, переживаемые субъектами отношения… В идеологии реальные отношения с необходимостью вплавлены в отношения воображаемые»[34].

Идеология существует только в человеческих субъектах. Она субъектоцентрична и антропоморфна. Таким образом, один из основных путей отхода Альтюссера от классического марксизма – это рассмотрение идеологии не в качестве искаженного или ложного отображения некоей истинной картины социальной реальности, но в качестве основополагающего средства воспроизводства самих человеческих субъектов.

В любом обществе, наряду с обычными способами производства, существует, по крайней мере, один способ, задачей которого становится воспроизводство самой человеческой субъективности как таковой. Идеология может даже не относиться непосредственно к области идеальных явлений, представляя собой нечто, что может не проходить через общественное сознание. В психологическом отношении это - не столько совокупность идей или концепций, сколько множество образов, символов, которые мы «проживаем» на подсознательном уровне.

С социологической точки зрения, идеология представляет собой совокупность материальных практик или ритуалов – голосования, приветствий, и т.д., - которые всегда вплетены в социальные институты. «Идеи субъекта, – пишет Альтюссер, - это материальные действия, внедренные в материальные практики и детерминируемые материальными ритуалами, которые сами, в свою очередь, детерминированы материальным идеологическим аппаратом…»[35].

Он настаивает на том, что материальность идеологии состоит именно в том, что она всегда укоренена в конкретных практиках и учреждениях. В представлениях Альтюссера идеология тождественна проживаемому, переживаемому опыту. Идеология вечна и именно в этом смысле «не имеет своей собственной истории». Несмотря на то, что ее содержание исторически изменчиво, ее структурные механизмы остаются вечными, неизменными, постоянными.

Итак, из рассмотренного выше вытекают следующие две основные социальные функции идеологии.

(1) Во-первых, идеология стремится удержать, закрепить индивидов на их исторически-определенных местах в классовом обществе. В бесклассовом обществе она адаптирует людей к крайностям социальной жизни. Она необходима для формирования, трансформации и «теоретического вооружения» индивидов в соответствии с общественными потребностями.

(2) Во-вторых, идеология необходима в силу чрезвычайной сложности общественной жизни, ее хаотичности, запутанности и непрозрачности отдельных социальных механизмов. Во всей своей полноте и сложности эти механизмы понятны только теоретику-профессионалу. Обычных же, рядовых индивидов идеология вооружает картами социальной реальности, позволяя разобраться в общих чертах хитросплетений общественной жизни. Заурядные, рядовые граждане, конечно, в принципе могут разобраться в этих сложных механизмах, но чисто практические задачи выживания и добывания пропитания, «зарабатывания себе на жизнь» удерживают их от этого. Поэтому рядовые граждане нуждаются в чрезвычайно упрошенном, огрубленном образе социальной реальности, доступном обыденному сознанию.

Идеология приспосабливает индивидов к выполнению ими их социальных обязанностей за счет обеспечения идеальной модели всей социальной тотальности, соответственно схематизированной и препарированной для этих целей. Поскольку эта модель символична и предельно упрощена, она может послужить основой их практических действий.

Безусловно, в своей концепции «идеологических государственных аппаратов» Альтюссер представил более совершенный, эмпирически-обоснованный и рациональный, по сравнению со своими предшественниками, вариант теории идеологии. Но самым слабым положением этой теории является отсутствие теоретического воспроизведения связи между идеологическими аппаратами государства и идеологической «интерпелляцией». Каким образом идеологические органы государства интериоризуют себя? Как они производят и воспроизводят эффект «идеологической веры»?

- Интериоризация никогда не бывает полной. Всегда остается некий остаток, некий «излишек» травматической иррациональности. Этот излишек не препятствует безусловному подчинению субъекта идеологическим предписаниям. Более того, он составляет непременное условие такого подчинения. Именно этот избыток и обеспечивает функционирование идеологии. Но для того, чтобы придти к этому заключению, потребовались работы Фуко и Бурдье, сделавших следующие шаги по выявлению новых сторон человеческой иррациональности.