Часть III

Старость и молодость

Я поверил, что истина и ее власть над людьми неодолимы, и потому я оставляю на память < потомкам> это наследие, каким бы оно ни было.

Антуан Сен-Жюст

На небе не было ни Луны, ни даже малейшего намёка на звёзды – тьма, совершенно непроглядная пока он к ней не привык, окутала его. Только через несколько мгновений он смог понять, что стоит на одной из улиц своего родного города.

Он любил это место, с ним было связано много приятных воспоминаний. Но, как выросший птенец, вернувшийся в своё прежнее гнездо, Антуан теперь находил Блеранкур тесным, стесняющим его действия.

Кем бы он был, оставшись здесь?

Мелким провинциальным адвокатом?

Нет, в профессии адвоката нет ничего зазорного: эта деятельность полезна обществу. Антуан не рвался за чинами, властью или благосостоянием, но, являясь депутатом Конвента, он мог сделать для Отечества гораздо больше.

— Вы слишком юны… юны. – Раскатился по улицам тихий голос, который в скользкой тишине показался совершенно оглушительным.

Самый молодой член Конвента. Почётное звание, отмечающее, что не только зрелые, но и молодые люди способны быть полезными для Родины? Или же клеймо человека, который, не имея совершенно никакого жизненного опыта, собирается взять на себя ответственность за сотни жизней? Ему постоянно намекали на его возраст, он отвечал метко и остро на эти выпады, но они не могли не оставить ран.

— Моя юность является моим преимуществом, а не пороком! – Крикнул он в усмехающуюся темноту, в голосе молодого человека прозвучал металл, он же был и в глазах. – Я чист от веяний и мнений, насаждённых тиранией, в отличие от тех, кто кивает на мой возраст, для кого последнее слово закреплено не за истиной, а за седой бородой!

Ответом же на эту реплику был смех.

Нет ничего досаднее для молодого человека, когда его не воспринимают всерьёз, это даже обиднее, чем быть не услышанным совсем. Он может быть сколько угодно прав, но если он не перешёл определённый возрастной порог, который собеседник считает обязательным, значение всего сказанного мгновенно теряет в весе. Обычно к такому аргументу прибегают те, кому нечего сказать. Увы, на это уже ответить нечем.

Так умирают в зачатке хорошие идеи.

Хорошие начинания.

Хорошие люди.

— Почему истина находится за молодостью, а не за старостью?.. – Вновь нарушил тишину голос. – Не берёте ли вы на себя слишком много, сударь, чтобы судить о правильности или неправильности?

— Я видел те идеи, которые проповедовали такие как вы, и видел к чему они привели в итоге. – Антуан шёл навстречу голосу, продолжая говорить. - К тому, что кучка обезумевших от лени и изнеженных аристократов наживалась на народе, который чах под бременем налогов и несправедливости. И если это для вас истина, то я от неё отказываюсь.

— Что же террор облегчит народные страдания?

— Он необходим…

— Святым возмездием, необходимой мерой, народным благом можно обозвать любое человеческое бесчинство, любую бесчеловечную гнусность и несправедливость. Террор – это сила слабости. Если для вас это истина, то я от неё отказываюсь.

— Знаете, это легко взывать к милосердию, прячась в тени. И тем более лицемерно говорить о человечности с вашей стороны, учитывая, сколько людей погубила и ещё погубит ваша «истина», которая делала счастливыми единицы и обрекала на прозябание остальных. Террор необходим, но после него наступит новое время, где не будет ни одного обездоленного и ни одного угнетателя, где будет царствовать разум, счастье и любовь к добродетели. Сможет ли ваша истина сделать то же!?

Внезапно начало светлеть.

Голос затих, но на его место не пришла тишина.

Вы слышите, как поют люди?

Так поют те, кто больше не будет рабами.