Грехопадение как универсальная антропологическая девиация

О психологии греха мы скажем в следующей главе, сейчас же мы остановимся на общем антропологическом понимании греха как такового.

Остановимся на общем антропологическом понимании греха как такового.

Первое, что здесь надо отметить, это то, что тема грехопадения является необычайно сложной для современного секулярного человека, потерявшего свои духовные корни и отошедшего от христианства. Но при этом дело не в сложности темы как таковой, а в том, как сам человек к ней относится, что он понимает под грехом и грехопадением. Понятно, что грехов в настоящее время по отношению к другим временам меньше не стало, но они стали менее заметны – люди постоянно находят какие-нибудь «веские» причины к их извинению, а часто и просто не обращают на них внимания. Это то, что западный богослов К. Льюис назвал «исчезновением чувства греха» [21, с. 17]. Причем, по его мнению, это представляет одну из важнейших трудностей, ибо таким образом невозможно понять саму сущность христианства, а значит, и прийти к нему. Он пишет: «В этом смысле нам хуже, чем апостолам. Язычники, которым они проповедовали, томились ощущением вины, и Евангелие было для них поистине благой вестью. Мы же обращаемся к людям, которых приучили думать, что мирское зло идет не от них... Они думают не о том, может ли Бог простить им грехи, а о том, могут ли они простить Его за такой плохой мир» [21, с. 18].

Но если грех не ощущается, это не значит, что его нет. По меткому слову ап. Иоанна: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1, 8).

При этом не надо соблазняться неявностью некоторых грехов, о чем апостол Павел говорит так: «Грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых открываются впоследствии» (1 Тим. 5, 24). И по слову самого Иисуса Христа: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу» (Мк. 4, 22). И если этого не совершается при земной жизни грешника, с христианской точки зрения это не играет никакой роли – дела каждого человека откроются после его смерти и по ним он будет судим по всеобщем воскресении, ибо Бог знает все и его обмануть невозможно.

В миру же все делается для того, чтобы не напоминать человеку о его старых грехах – чтобы его было легче соблазнять на новые грехи. Для того же, чтобы понять и почувствовать свои грехи, необходимо стремиться к Богу и быть христианином. Как пишет один из современных пастырей: «Грех – это нарушение христианского нравственного закона, это непослушание верующего слову Божию. Понятие греха – религиозное, оно применимо только к лицам, принимающим христианский закон, исповедующим веру в Бога и в силу этого находящихся в «ограде церковной». Кто же вне Церкви, тот и не способен осознать вполне своей греховности, увидеть всего своего падения, ужаснуться всей глубине своей зараженности смертельной болезнью, почувствовать все свое удаление от Бога, от истины» [21, с. 19].

Именно отношением к греху и к собственной греховности формируется личность человека, его поведение, его принципиальная жизненная позиция [3, с. 38]. Если человек намерен признать свою греховность и противостать греху, то он будет стараться узнать о грехах как можно больше, точно также, как всякий солдат старается больше узнать о своем противнике с тем, чтобы распознать, что из себя представляет противник и когда можно ожидать его нападения, и чем он располагает, и как лучше ему противостоять. Человек, желающий сохранить свою греховность, устремление к материальному, будет отрицать и Бога и духовный мир. Если же он и признает духовный мир, то будет отрицать свою поврежденность грехом, поврежденность своих желаний, мыслей, и будет утверждать, что он «хочет только хорошего» [20, с. 20].

Осознание греха напрямую связано с совестью: «Грех – это грех для совести; у кого нет совести, как для того может существовать грех?» [3, с. 38]. Поэтому нередко, там где не упоминают о грехе, и совесть не в моде.

Но, независимо, от источников и способов происхождения греха, шутки с ним плохи, ибо «грех рождает смерть» (Иак. 1, 15). И это не просто метафора: человек был предназначен Богом к вечной жизни, а через грех преслушания стал смертным. Все современные грехи имеют свой корень в первородном грехе: «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили» (Рим. 5, 12). Грехопадение же прародителей, Адама и Евы, произошло после влияния на них темных сил – через соблазнительные речи змия. А первоначально согрешил один из ангелов – Люцифер, превратившийся из носителя света в падшего из света. Древнее, еще доновозаветное предание говорит, что само это падение Денницы было связано с завистью к человеку (а не к Богу) [4, с. 34], ибо Бог планировал наделить и наделил человека Своим образом, чего лишен любой самый могущественный из ангелов. И теперь, и отныне «кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил» (1 Ин. 3, 8).

Сделаем небольшой историко-библейский обзор темы грехопадения. Описание столь важного и трагичного события для всего человечества занимает в Библии всего несколько стихов: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с деревъев мы можем вкушать, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3, 1-7). При анализе этого библейского текста важно каждое слово, при этом необходимо максимально избегать сложившихся неверных стереотипов.

Нередко плоды древа познания представляются и изображаются в виде яблок и, соответственно, само древо – в виде обычной яблони. Обыденное сознание в своем рационализме низводит таинственное и непостижимое древо познания добра и зла к разряду обыкновенного фруктового дерева. Из подобной точки зрения вполне логично возникает вопрос, а почему, собственно говоря, нельзя было «съесть яблочка», а сам Бог при этом превращается в скупого садовника, оберегающего от человека свое любимое растение. Это не имеет под собой никакого основания, ибо никак не следует ни из буквы, ни из духа Божьего слова. Это никак не следует и из Божьей заповеди, первоначально данной человеку: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2, 16-17). Эта Божья заповедь была не столько запретом, сколько предупреждением о неблагоприятных последствиях («смертью умрешь»), которые последуют из-за не рекомендуемых действий.

Само же библейское древо имеет глубокий духовный символизм: «Насадивший древо познания поставил его посреди, чтобы отделяло оно и высшее и низшее, и святое и святое святых» [4, с. 35]. «Тайна рая изображена Моисеем, устроившим два святилища, святое и святое святых. Во внешнее святилище доступ был всегда свободен, а во внутреннее дозволялось входить единожды» [4, с. 36]. «Бог заключил для Адама внутреннее рая, и отверз внешнее, чтобы довольствовался он внешним»; и об Адаме: «И как служит священник, принося кадило, так служил бы и он, соблюдая заповедь. Заповедь для Адама была кадилом, чтобы ею вошел и пред лице Сокровенного, в сокровенный храм» [4, с. 36]. Но последнего не случилось, из-за нарушения Адамом Божией заповеди, из-за непослушании Адама воле Божией.

Читая Книгу Бытия, необходимо обратить внимание и на прочие священные книги, в которых речь идет о человеческом выборе и послушании:

– «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла» (Быт. 2, 8-9);

– «Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло, Я, который заповедую тебе сегодня – любить Господа, Бога твоего, ходить по путям Его и исполнять заповеди Его и постановления Его и законы Его: и будешь ты жить и размножишься, и благословит тебя Господь, Бог твой, на земле...» (Втор. 30, 15-16);

– «Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят» (Ис. 1, 19-20);

– «Когда Я скажу праведнику, что он будет жив, а он понадеется на свою праведность и сделает неправду, – то все праведные дела его не помянутся, и он умрет от неправды своей, какую сделал. А когда скажу беззаконнику: «ты смертью умрешь», и он обратится от грехов своих и будет творить суд и правду, если этот беззаконник возвратит залог, за похищенное заплатит, будет ходить по законам жизни, не делая ничего худого, – то он будет жив, не умрет» (Иез. 33, 13-15).

Соединяя содержание этих библейских мест воедино, видно, что в тексте о двух растущих в раю деревьях раскрывается тайна природы и жизни человека, и его свободного выбора. Понимать же эти два дерева как обычные натуральные деревья, хотя бы и наделенные какими-то особенными свойствами, совершенно невозможно. Здесь дается откровение о двух путях человеческого выбора – о пути к жизни и пути к смерти [4, с. 37]. При этом, первый и символизируется библейским древом жизни, а второй – древом познания добра и зла, или, вернее, вкушением от этого древа.

Бог является абсолютным добром, Он «не искушается злом и Сам не искушает никого» (Иак. 1, 13). Он не создал ничего злого, т. е. мир и человек по своей природе не злы. Исходя из этого закономерно возникает вопрос о том, а зачем нужна была Адаму и Еве в раю возможность познания не только добра, но и зла (как называется древо, от которого они все же вкусили). Если учесть, что зло до грехопадения прародителей существовало в виде отпавших от Бога по своей гордыне ангелов, то из этого можно сделать несколько выводов. Во-первых, Бог не утаил существовавшего зла от человека, но по-отечески предостерег его от следования по этому пути. Во-вторых, Бог проявил по отношению к человеку веру в его силы – если бы Бог хотел, Он мог бы просто оградить человека от зла, чтобы оно никак не соприкасалось с человеком (рай же был открыт для змия, который был «хитрее всех зверей полевых» (Быт. 3, 1) и через которого могло действовать зло). Но Бог, зная силы человека, не дает человеку больше испытаний, чем человек может перенести (1Кор.10: 13). В-третьих, из всего этого вытекает еще одно подтверждение центральности человека в мироздании: все, что происходит в мире, обязательно касается человека, даже если это происходило до его появления (как это было с падением ангелов). И человек вполне мог не только не последовать по пути уже имеющегося зла, но и противостать ему и при помощи Божией исцелить его, то есть стать соработником Богу в деле очищения и просветления этого мира. Поторопившись же и проявив неуместную «самостоятельность», человек продолжил и усугубил имеющееся зло, за что и несет ответственность и перед Богом и перед всей тварью, которая «покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8, 20-21)

При этом, само по себе познание, точно так же, как и само древо познания никак не является злом: «Прекрасно было само по себе дерево познания, прекрасен был и его плод. Ибо не оно, как думают некоторые, было смертоносно, но преслушание заповеди. В плоде его ничего другого не было, кроме только познания. Познание же прекрасно, если кто им хорошо пользуется. По возрасту этот Адам был еще младенцем, почему и не мог принять надлежащим образом познания. Ибо и теперь дитя, тотчас по рождении, не может есть хлеб, но прежде питается молоком, потом, с увеличением возраста, переходит к твердой пище» [4, с. 38]. Согласно этой точке зрения, главное было в послушании человека заповеди Божией, которая оберегала человека от того, что ему было еще рано, чтобы он оставался простым и невинным [4, с. 38].

В нашем состоянии греховности нам, конечно, необходимо распознавать добро и зло, чтобы творить первое и избегать второго. Но Адаму в раю знание это не было полезно. Само существование зла предполагает сознательное удаление от Бога, отказ от Бога. Пока Адам пребывал в единения с Богом и исполнял Его волю, пока питался Его присутствием, такое различение было неполезным. Ни знание вообще, ни познание добра и зла в частности сами по себе не являются злом. Но само это различение предполагает более низкий экзистенциальный уровень, состояние грехопадения [4, с. 39].

Адам слишком рано дерзнул обратиться к древу познания: «Древо познания добра и зла есть рассмотрение многоразличного зрелища, то есть, познание собственной природы, которое – прекрасно для совершенных и твердо стоящих в божественном созерцании... для людей не боящихся перехода в другое [т. е. худшее] состояние, вследствие того, что, в силу продолжительного упражнения они дошли до некоторого навыка к такого рода созерцанию; но не прекрасно для людей еще юных и в очень большой степени обладающих сластолюбивым желанием...» [6, с. 10].

Простотой и духовной неискушенностью Адама и Евы и воспользовался враг рода человеческого, прокравшийся в рай в виде змия.

Змей соблазнял прародителей тем, что они не умрут, что у них «откроются глаза» и что они будут «как боги» (Быт. 3, 4-5). Множественное число elohim, употребленное змеем в обращении с Евой, говорит о том, что искуситель обещает жене, что и она, и муж станут как боги, то есть как духи, уже познавшие опытно добро и зло, отпавшие от Бога и предлагающие человеку тот же путь []. /антр.: Павлова, Зубов. 1997, с.210/. Но искуситель трижды обманул прародителей, ибо он является лжецом и отцом лжи (Ин. 8, 44). Во-первых, «как боги» люди так и не стали, наоборот, через грехопадение они стали смертными, плотскими, болезненными и т. д. (но, согласно Божьему плану человек может обожиться и стать Богом по благодати – с помощью самого Бога). Во-вторых, и это основная ложь, змием было поставлено под сомнение Божье предупреждение о смерти от такого вкушения, но Адам и Ева после грехопадения и изгнания из рая умерли (Быт. 5, 5). Что касается открытия глаз, то здесь змей соблазнял необычайными тайнами и откровениями – на что, впоследствии, и претендовал гностицизм. У Адама же с Евой, по библейскому слову, глаза открылись на свое собственное падшее состояние: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3, 7). А у Евы «открылись глаза» уже во время грехопадения, но весьма странным образом: «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание» (Быт. 3, 6). Вместо эзотерического знания, Ева увидела сакральное древо познания, средоточие рая, глазами недалекой домохозяйки, прикидывающей, что бы ей быстренько приготовить на завтрак. В-третьих, змей обещал познания и добра, и зла, но после грехопадения Адам и Ева полной чашей хлебнули только последнего, ибо именно в этом и состояла суть грехопадения – как утраты предлагаемого Богом добра.

Дальнейшие действия Адама и Евы после грехопадения свидетельствуют о серьезных искажениях в их сознании и самосознании. Так, от всезнающего и всевидящего Бога они спрятались «между деревьями»: «И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая» (Быт. 3, 8). Туда Адама и Еву загнала их совесть, вина и страх за нарушение заповеди. Конечно, Бог знал, что произошло, но Он хотел услышать это из уст самих виновников, с соответствующими их самооценками. Делается это для того, чтобы они могли осознать неверность своих действий и покаяться в них перед Богом, в случае чего Бог простил бы их и очистил от содеянного греха (как в современном церковном таинстве исповеди). Но этого не произошло: «И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся. И сказал [Бог]: кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт. 3, 9-11). Таким образом, покаяния у Адама нет, он оправдывает свое преступление, обвиняя во всем жену, и, более того, предъявляет претензии самому Богу! А жена перекладывает всю вину на змия: «И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела» (Быт. 3, 13). Поэтому суть грехопадения состояла не только в нарушении заповеди (хотя, и этого, самого по себе, уже не мало), но и в непризнании своей вины и нераскаянии в содеянном.

Соразмерно степени вины каждого действующего лица в грехопадении, каждый был определен Богом к соответствующему наказанию. Виновник грехопадения – змий – был проклят: «И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей» (Быт. 3, 14). Еве за послушание змию было определено: «умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт. 3, 16). Суд Бога над Адамом носит более развернутый характер: «Адаму же сказал: за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3, 17-19). Иногда не совсем правильно понимают проклятие земли из-за грехопадения человека. Здесь, скорее всего, имеется в виду не сама по себе земля, а именно плоды деятельности человека на ней. Как в Эдеме человеческий труд должен был оберегать его, так теперь он может привлекать проклятие на землю, вредя и уничтожая ее [4, с. 40]. Что мы и видим в настоящее время, когда безбожная человеческая деятельность приводит к глобальным природным нарушениям и обще-планетарному экологическому кризису. Хитрость же древнего змия состоит в том, чтобы попытаться использовать эти и другие проблемы, чтобы еще больше увести человека от Бога. Как писали св. отцы: «У лукавого и виновника всех зол – змия, – я разумею диавола, – есть обычай многими способами воевать с человеком... и причинять ему смерть при посредстве противоположных уловок» [4, с. 41].

Согласно святоотеческой традиции жизнь христианская есть непрестанная борьба – борьба с живущим в нас грехом, борьба с прелестями и неприязненностью мира, борьба с диаволом и слугами его [12].

Именно через понятие борьбы наиболее полно и удачно определяет сущность христианской аскетики [4, с. 42]. Эта борьба слагается из двух элементов: отрицания и стремления к достижению положительных результатов. Предметом отрицания является все то, что препятствует человеку в деле спасения, положительная часть заключается в достижении святости с его бесстрастным состоянием [4, с. 43]. И здесь, во-первых, важна борьба с падшими духами, что делать совсем не просто: «Чем сильнее бес овладел человеком, тем меньше человек его замечает. Принцип тот же, что с пьяницей: если вы знаете, что пьяны, значит, вы еще достаточно трезвы. Особенно остро ощущают диавола те, кто бодрствует и стремится к совершенству. Конечно, сами бесы не хотят, чтобы в них верили» [17, с. 265]. Во-вторых, необходима борьба со страстями: «Задача жизни человека на земле – в борьбе со страстями, чтобы, очистившись от них, войти в общение с Богом и стяжать драгоценные плоды этого общения» [17, с. 266].

Борьба с грехом предполагает наличие свободы воли человека, возможность его самостоятельного индивидуального выбора, за который он несет всю полноту ответственности. Это возможно в том случае, когда человек окончательно сформировался как личность – в индивидуальном и историческом плане. Последнее произошло только после воплощения божественной Личности – Иисуса Христа. До этого существовали различные формы коллективной ответственности – через род, семью, клан, в которых субъектом ответственности был не отдельный человек, а весь коллектив. В частности, на Востоке широко практиковалась традиция наказания детей за грехи родителей, когда уничтожались целые семьи. В древнем Израиле тоже существовало подобное явление, когда, согласно пословице, «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина».

Каковы же конкретные последствия грехопадения? Их много, но основные из них связаны с главными областями человеческих отношений. До грехопадения человек соотносил себя в первую очередь с Богом, после грехопадения человек заглушает в себе голос Божий – совесть – и выдвигает вперед свои собственные интересы. Подобное состояние можно назвать эгоизмом или самостью.

В отношении человека к миру после грехопадения также произошла разительная перемена: мир с его соблазнами стал настолько привлекателен, что человек стал предпочитать и ценить его больше, чем мир внутренний. Произошла экстраверсия – обращение во вне – человеческого существа: «Сердце наше непрестанно жаждет и ищет утех и наслаждений. Ему следовало бы находить их внутренним порядком, содержа и нося в себе Того, по образу Коего создан человек, самый источник всякого утешения. Но когда в падении отпали мы от Бога себя ради, то не удержались и в себе, а ниспали в плоть, чрез нее вышли вовне и там начали искать себе радости и утех. Проводниками и руководителями в сем стали наши чувства. Чрез них душа исходит вовне, вкушает вещи, подлежащие испытанию каждого чувства, и теми, кои услаждают сии чувства, услаждается сама и из совокупности их составляет себе круг утех и наслаждений, во вкушении коих полагает свое первое благо. Порядок таким образом извратился: вместо Бога внутри сердце ищет сластей вне и ими довольствуется» [17, с. 267]. В психологическом плане это проявляется как экстраверсия человеческой психики и сознания вовне, на внешний физический мир и нежелание или неумение обращаться к миру внутреннему.

Отход человека от Бога и обращенность его на внешний физический мир привели к целому ряду важнейших антропологических изменений. В первую очередь произошла дезиерархизация человеческого существа: иерархия правильная – подчинение тела и души духу – заменилась неправильной, перевернутой наоборот – когда душа и дух подчинены телу. Как это лаконично и точно описал святитель Феофан Затворник: «Истинный христианин и нехристианин, или христианин ложный, по составным частям существа человеческого состоит в противоположности. Что у одного первое, то у второго последнее» [17, с. 268]. То есть, у христианина первое дух, а у не христианина – плоть. Это соответствующим образом сказывается и на душе каждого: «Средняя – душа подчиняется, очевидно, господствующему: у одного духу, у другого телу» [17, с. 268].

После грехопадения произошло также нарушение внутренней связи, координации, гармонии и иерархии отдельных частей человеческого существа, что носит в древнецерковной антропологии название диэреза или дезинтеграции [19, с. 30]. Координация, согласованное взаимодействие частей и уровней человеческого существа, перешло в анархию, когда каждый борется против каждого.

Таким образом, человек разделен в самом себе, терзаем и мучим внутренними противоречиями. Но до сих пор такой человек оказывается в современном мире «мерой всех вещей», и это его возвышение парадоксальным образом сочетается с умалением самого человека, с искажением его призвания и божественного замысла о нем. Эпоха антропоцентрична, а человек, ее центр, – мелок и ничтожен. Автономный человек современной культуры отказался от уподобления своему Первообразу, не принял образа Славы, явленного в уничиженном теле Христа. И вот с этого отречения началась наша цивилизация, началась с того, что по богословской аналогии следовало бы назвать вторым грехопадением [17, с. 268]. И эта разделенность и однобокость просто опасны для самого человека. Урезав свое человечество, человек нарушил иерархию бытия и тем самым извратил и свою роль по отношению к окружающему миру, подчинив себя, вместо божественной воли, той материальной природе, над которой он призван господствовать. Отказавшись от воли Творца, человек, объявив творцом себя, творит себе других богов, более жадных на человеческие жертвы, чем были боги языческие [16, с. 269].