Глава 8 часть 2

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Глава 8 часть 2

Драко решил, что пора возвращаться. Он дрожал, хрипел и слегка шмыгал носом. И наконец-то почувствовал, что холод больше не освежает, а пробирает до костей.

Очищающее заклинание на брюки, чтобы убрать липкие пятна спермы, а все остальное пусть остается: грязь под ногтями, пятна на лице, сырая одежда, которая налилась тяжестью и мешала двигаться, и горький вкус травы на губах. Почему-то казалось, что так и надо. Пусть будет.

Когда он тащился через весь замок, коридоры были пусты. Ни души. Наверное, уже поздно, позже, чем он думал. И вообще, с каких пор его это волнует? Наплевать.

На самом деле, Драко просто размышлял. О ней.

Там ли она. Или уже спит. Или с ними. С Поттером и Уизли. Топит свои горести в их объятиях, и в их кроватях, и в их больших толстых разинутых ртах.

Всего несколько минут, ровным быстрым шагом, не то, чтобы вальяжно, нога за ногу. И вот он перед портретом. Дыхание ровное. Спокоен.

Воздух снаружи. Что-то с ним сделал. Омыл его, выстудил кожу. Почти заморозил огонь внутри.

Женщина на портрете приподняла бровь, и дверь распахнулась Приподняла бровь при виде Драко. Ну, разумеется, он должен производить жуткое впечатление. Почему-то это придавало уверенности. Выглядеть плохо, выглядеть ужасно. Это хоть как-то отражало состояние его мозгов. Вырядиться в собственные мысли. Грязные, болезненные и безнадежные.

Хоть какое-то разнообразие. Не надо облекать их в грубые, громкие, глумливые слова. Он просто выглядел, как они. Просто был ими.

Она здесь. Сидит, привалившись к дальней стене.

Вытаращилась. На его тело. Внешность. Оболочку.

Ее глаза стали такими огромными, так что, кажется, можно было заползти туда, свернуться калачиком и плакать.

«Вот так, Грейнджер, я даже не озаботился привести себя в порядок. Подумать только. И что ты на это скажешь?»

― Малфой… ― Тихо, очень-очень тихо. Изумленно и сконфуженно. ― Что?.. ― Она запнулась.

Драко смотрел, как ее взгляд скользит по его телу. Гермиона была убита, совершенно ошарашена этой грязью. Сыростью. Впитывала каждую деталь: мокрая мантия и рубашка, въевшаяся грязь на руках, пятна на лице. И, разумеется, боевые раны. Губы, разбитые в двух местах, ободранные кулаки, синяк на челюсти. Легкая дрожь и свистящее дыхание. И боль, которая была только в глазах, но она все равно заметила. Именно туда она смотрела дольше всего.

Как странно. Необычно. Она приближается. Очень медленно. Подходит к нему.

― Малфой… ― еще раз. Растерянно. Не находя слов.

" Должно быть, я действительно плохо выгляжу. Смотри, как ты близко. Ты почти забыла, кто я. Кто мы.

Она медленно качала головой, приоткрыв рот. Влажные полуоткрытые губы. Шокирована? Все ближе, ближе; протягивает руку.

У Драко закружилась голова. Так близко. Потрясающе. Неожиданно. Как сон. И ее вытянутая рука. Протянутая. К нему?

Рука дрожала. Гермиона хмурилась. Пальцы - нерешительно, болезненно медленно, осторожно – остановились в миллиметре от его щеки.

Дотронулась? Ей не наплевать? Это потому, что ей не все равно?

Драко прикрыл глаза и чуть повернул голову навстречу ее пальцам.

Если он не будет смотреть, если блокировать все чувства, кроме одного - ощущения ее кожи на своей – тогда, может быть, это прикосновение… продлится дольше… обожжет сильнее. У него перехватило дыхание, когда ее пальцы скользнули по грязной щеке. Прохладная мягкость. Легко, как перышко.

Драко наклонил голову и посмотрел на нее. Сердце стучало так бешено, что темнело в глазах.

Он глядел на эту девчонку – в каких-то сантиметрах от его губ. В первый раз. Она была так близко. Потому что сама подошла к нему. И, может быть, это значит… Может быть, она понимает.

Понимает, что есть только один способ покончить с этим.

И вдруг ее рука резко качнулась в сторону и ударила его по лицу, так сильно и жестко, что он отшатнулся.

По телу прокатилась дрожь, и Драко схватился за стену, чтобы не упасть. Гермиона ударила его. Сильно. (Итак, это не потому, что ей не наплевать. Не потому, что она понимает.)

Онa смотрела на него горящими глазами, тяжело дыша.

― Никогда, ― сквозь зубы процедила она, прижимая руку к груди, ― никогда не делай так больше с Гарри.

Почему тебя это удивляет? На что ты надеялся? Что она прижмется губами к твоему рту и выпьет боль? Это Грейнджер. Дура Грейнджер. Это ты и она. И все в принципе не может быть так просто.

Мерлин. Схвати ее за руки. Выкрути их. Сделай что-нибудь. По крайней мере, закрой рот".

― Ты понял, Малфой? ― прищурилась она. ― Что бы, какая бы фигня ни происходила между нами, не впутывай в это Гарри и Рона.

― ** твою мать, ― прорычал Драко, поднимая руку к щеке. ― Он первый начал. Ты что, забыла?

― То, что ты ему говорил, Малфой, ― она нахмурилась еще сильнее, ― отвратительно. Ты нарочно наплевал ему в душу. Спровоцировал его. Как по нотам.

Драко посмотрел на нее, оторвал руку от стены и выпрямился.

― Допустим. Но ведь ты понимаешь, что могло быть гораздо хуже.

Гермиона на мгновение опустила глаза и опять взглянула на него.

" Врет, - подумал он, - наверняка вздохнула с облегчением".

Потому что Драко знал, что она знает. Он еще много чего мог сказать. И это было бы хуже, чем кулаки, и колени, и локти, и пальцы, впивающиеся в глотки: слова о губах, о ртах, о притягивании за рубашку и возвращенных поцелуях.

Гермиона не сводила с него глаз. И на мгновение Драко стало страшно неловко. Он почти захотел пройти мимо нее к себе в спальню. Потому что в ее глазах опять что-то было. Непонятное, темное, непредсказуемое. Что-то, что он уже однажды видел - когда она бросила его. Ушла с Поттером.

― А мне почему-то кажется, что мое, блин. Даже более чем.

Гермиона сжала кулаки, и Драко подавил инстинктивное желание отступить.

― Опять ударишь, Грейнджер? ― сквозь зубы процедил он. ― Уверяю тебя – это будет последнее, что ты сделаешь.

― Нет. Ты достоин только одной пощечины, Малфой.

Они опять смотрели друг на друга. Одно из этих мгновений. Жарких, вязких, знакомых, когда кажется, что воздух между ними звенит от напряжения.

Она заговорила, как будто бросилась с головой в воду. Гораздо раньше, чем он рассчитывал. Драко почти нравилась их болтовня - сексуальное напряжение ощущалось как густеющий мясной сок на языке.

― Сегодня это зашло слишком далеко, Малфой, ― Чуть слышно. Ее щеки порозовели, стали восхитительно пунцовыми. ― Не притворяйся, что не понимаешь, куда все катится. Это наверняка плохо кончится.

Она что, дура? Как он может не понимать? Он падал так быстро, что уже с трудом видел дневной свет.

― Не говори, что ты этого хотел, Малфой. Не прикидывайся, что это входило в твои планы.

Какого дьявола она имеет в виду? Не входило в планы?

― В мои намерения никогда не входило ни это безумие, ни все его мерзости, Грейнджер, ― огрызнулся Драко. ― Ничего похожего. ― Его разозлили ее намеки. ― Не забудь, мне оно надо не больше, чем тебе. Или даже меньше, учитывая то, что у тебя вообще с этим не очень.

― Ну, если ни ты, ни я не хотим, то мы должны что-нибудь сделать. Разобраться. Покончить с этим.

Драко фыркнул. ― Это тебе не сраный урок трансфигурации, Грейнджер. Тут не помогут ни толстые учебники, ни твои чудовищные мозги. ― Внезапный мышечный спазм заставил его вздрогнуть, и он схватился за бок.

И чуть не пропустил озабоченное выражение, промелькнувшее в ее глазах. Типичная Грейнджер, высоконравственная до самых печенок. Обо всех заботится. Не важно, насколько тупых или испорченных. Да. Каждый достоин грейнджеровской жалости.

Разве это не заставило его почувствовать себя таким жутко особенным?

― Что не так, Грейнджер? ― выдохнул он. ― Беспокоишься?

Кажется, она уже взяла себя в руки. Подняла подбородок и вызывающе посмотрела на него.

И тут она вздохнула. Вздохнула и закатила глаза уже… кажется, второй раз за минуту.

― Я знаю, что это не так-то просто, ― сказала она, ― попытаться забыть об этом. Не обращать друг на друга внимания. Чтобы ситуация не съела нас живьем. Но мы должны.

Настал черед Драко закатить глаза. Определенно популярное занятие сегодня.

― Только этот год, ― он заметил нотки недоверия в ее тоне. ― Нам надо притворяться. Только в этом году. До лета. Это не навсегда.

― Заткнись, Малфой. Я пытаюсь все обдумать. Или то, что я сказала, или мы идем к Дамблдору и отказываемся от должности. Очевидно, ты этого хочешь не больше, чем я.

― Смотри. Нет ни единого шанса, что мы сможем нормально работать как Старосты мальчиков и девочек, когда все так… запутано. Так сложно. Я не позволю этому мешать нормальной работе школы, Малфой. Ни за что.

― О нет, никогда. Как насчет регулярного самобичевания по поводу несделанной общественной работы, а, Грейнджер?

― Я только хочу сказать, что если мы попытаемся… честно изо всех сил попытаемся прорваться через этот год, до этого может и не дойти.

― До самобичевания или до всеобщего добровольного ухода в отставку?

― Если мы просто… будем вести себя как взрослые люди, Малфой, тогда, может быть, нам будет легче. ― Она слегка прищурилась. ― Подумай об этом. Тебе что, правда так трудно не бормотать " грязнокровка" каждый раз, когда я вхожу в комнату?

― Гораздо труднее, чем ты можешь себе представить.

― Да ведь и проблема не в этом, правда, Грейнджер? Давай не будем притворяться, что все дело в оскорблениях. В словах.

… он понял, что Гермиона изо всех сил цепляется за фальшивое хладнокровие…

― Мне все равно. Потому что это не может продолжаться.

― Так ты хочешь покончить с этим раз и навсегда?

Ага, конечно. Друзья Грейнджер. Разум и рассудительность.

И толку от них примерно столько же, сколько от Поттера.

― Вообще-то, есть только один способ с этим покончить, Грейнджер, ― голос низкий, почти рычание.

― Не трудись, Малфой. Какую бы ядовитую гадость ты ни собрался изрыгнуть - давай, заглатывай ее обратно.

― Ты хочешь это услышать, ― все тем же низким голосом возразил он. ― Поверь мне, Грейнджер. Я знаю, что прав.

― В чем? ― Гермиона чуть-чуть повернула голову, как будто в ожидании удара.

Драко в упор уставился на нее. " Скажи это. Скажи, а там видно будет. Потому что где-то там, в глубине, она поймет".

А потом он смотрел. Как понимание медленно затопляет ее и отражается на лице. Она опустила голову, в праведном изумлении приоткрыла рот. Лицо исказилось от гнева.

― Почему? ― Драко шагнул вперед. Она отступила. ― Это имеет смысл, Грейнджер. Подумай. ― Он завороженно наблюдал, как ее губа начинает дрожать. Так восхитительно, что ему захотелось поймать ее зубами и прикусить. Сильно. ― В конце концов, все это – не больше чем желание. Похоть. Так? Х*й знает, с чего. Х*й знает, почему я хочу дотронуться до тебя. Но я хочу. И должен. А потом все это может убираться к черту. Потому что как только дело будет сделано, как только желание пройдет, мы сможем вернуться. К чистой ненависти. Хочешь, Грейнджер? Вернуться к нормальной жизни?

― Если это норма, ― огрызнулась она, ― тогда у нас все отлично. Потому что я никогда не переставала ненавидеть тебя, Малфой.

― И тем не менее, спорим, ты ждешь не дождешься следующего раза, когда я прижму тебя к стене?

― Мечтаешь, что, может быть - только может быть - на этот раз я пойду дальше.

― Нет! ― Он почти слышал стук ее сердца, эхом отдающийся в словах. ― Ты ошибаешься, Малфой. Ты не представляешь, как ты ошибаешься! Я не хочу этого. Послушай! Вот что я имею в виду! Это не выход, я не верю! Почему мы не можем быть выше этого, Малфой? Даже ты… ты должен понимать, что это с нами делает. Прошлой ночью тебя так рвало, что я думала, ты выблюешь к черту свои кишки! И я почти надеялась, что так и будет. Твои методы… эти безумные аморальные способы «наведения порядка»… не для меня. Они не годятся. И они так далеки от чего бы то ни было, что я хочу, - это просто смешно! Я не хочу, Малфой, ни за что.

― Нет, хочешь, ― прошептал он, делая еще шаг вперед. Гермиона прижалась к спинке кресла. ― Хочешь, и мне насрать на то, что ты не желаешь признаться. Потому что я знаю. Я уверен – это все пройдет, если ты дашь мне. Просто дай мне, Грейнджер.

― А стоило бы, ― нахмурилась она и, дрожащим голосом, ― потому что… я… ― она не договорила, завороженная его шагами. Все ближе и ближе.

Потому что оба знали, что случится, когда он подойдет ближе.

― Это полный бред. Жестокость и секс, и крик, и ненависть – не единственные способы сделать мир лучше.

― В каком мире ты живешь, Грейнджер? ― прошипел Драко. ― Кто я такой, как ты думаешь, блин? Ты забыла, что я - Малфой?

― Вряд ли это возможно. ― Костяшки ее пальцев побелели. ― Но, где бы то ни было. Кто бы ты ни был. Я к тебе больше не прикоснусь. Никогда. Это неправильно. Ненормально Совершенно и жутко неправильно.

― Зачем ты все время это повторяешь? И мне, и себе? Даже я согласен, Грейнджер, а ведь ты – грязнокровка! Для меня… это настолько дико, настолько противно всему, чему меня когда-либо учили, но я хочу, Грейнджер, я знаю… я понимаю, что нужно для того, чтобы мои мозги наконец прочистились. Чтобы ты перестала затуманивать их, заполнять так, что из ушей лезет. Для меня это настолько труднее, Грейнджер, настолько …

― Да как ты смеешь! Как ты смеешь думать, говорить, что тебе хуже! Ты не представляешь, что творится у меня в голове!

― Тогда выкинь это оттуда. Давай избавимся от этого, Грейнджер. Вместе.

" Искушай. Шепчи извращенные соблазны. Эйфория, очарование, влечение, возбуждение. Добейся ее. Покончи с этим. Возьми, разделайся, избавься и держись от нее подальше. Дальше, дальше, как можно дальше. Тогда все опять будет нормально. Ты сможешь орать про грязь в ее крови. Перестанешь притворяться, что это уже не так важно".

― Когда я прижимаю тебя к стене, я чувствую, ― Драко провел языком по нижней губе. ― Скользкое, влажное, горячее возбуждение у тебя внутри. Ты вся горишь, Грейнджер. ― Его член шевельнулся. ― И твоя кожа. Она как будто кричит, умоляет меня дотронуться. И я знаю – ты только этого и хочешь. Мой язык. Мой мокрый язык, и кожа к коже…

― Чтобы я засунул руку в эти твои мокрые трусы. Стащил их и грубо залез пальцами туда, внутрь…

― НЕТ. ― Гермиона мотала головой. Стиснув зубы. Красная, как рак.

― … поглубже, щупал все там, крутил ими, а потом облизывал дочиста, Грейнджер. Встал перед тобой на колени. Дышал в твою пи…

― … твою мокрую, капающую, всю такую смазанную… Что мне захочется высунуть язык и…

― Прекрати! Просто ПРЕКРАТИ! ― Ее грудь поднималась и опадала так быстро, что у Драко кружилась голова.

― Ты хочешь, чтобы я… раздвинул твои ноги, Грейнджер. Так широко, чтобы тебе было больно. Раскрыл тебя – для себя. Промокшую, скользкую. Сильно и жестко. Прижал тебя. Зарылся в тебя лицом, чтобы оно было все в этом.

Драко чувствовал, что с каждой секундой твердеет. Эти мысли. Чертовы мысли.

― Мне нужен этот вкус, Грейнджер, ― прорычал он. Слова жгли, царапали горло. ― Он мне нужен, и ты хочешь мне его дать. Я знаю, ты хочешь, чтобы моя голова оказалась между этих крутых покрасневших бедер, Грейнджер, мой язык – такой твердый и быстрый, что ты будешь кричать от восторга – лижет, дрожит, пьет, въедается в тебя…

Потому что - или нет? - так тихо, что это могло просто показаться - с ее губ сорвался звук.

И слегка, едва-едва, ее бедра потерлись друг о друга.

Одним прыжком Драко оказался рядом и замер в каких-то сантиметрах от Гермионы, дыша ей в лицо.

― Дай мне дотронуться до тебя, Грейнджер, ― выдохнул он. ― Просто дай мне.

Внезапная потребность почувствовать на себе ее руки. Где-нибудь. Где угодно. Неспособный думать ни о чем другом, Драко затеребил застежки мантии.

И, поскольку она все еще была здесь, он продолжил.

― Ты хочешь меня. Я знаю, что ты хочешь меня. Мы оба это знаем.

Мокрая рубашка прилипла к коже. Гермиона могла видеть прямо сквозь нее: кровь и грязь, и красно-черные синяки.

Она смотрела, чуть прикусив нижнюю губу - так, будто от этого зависела ее жизнь.

" Мне нужно почувствовать ее прикосновение. Сейчас же".

Он видел, как ее глаза затопил страх, острое предвкушение и неуверенность.

" Нет, Грейнджер, не обязательно там. Где-нибудь. Где угодно.. "

Эти слова прикипели к ее коже и жгли – как и каждое из тех, предыдущих. Которые оставляли на теле раскаленный, жгучий, плавящийся, кричащий след.

Гермиона качала головой, все еще кусая губу.

Взгляд Драко спустился вниз, к ее рту. Он опять облизал губы.

Это странное порхающее чувство у нее в животе – оно еще никогда не было таким сильным. А сердце так колотилось о ребра, как будто там в любой момент что-то могло сломаться. Она умирала от страха. Желание и ужас. Хотела – всего того, что он сказал, – но была слишком смущена и унижена – словами, мыслями – до отвращения к себе.

Еще никто, никогда не говорил ей ничего подобного…

Драко рванул рубашку так, что полетели пуговицы. Свою мокрую, грязную, всю в крови рубашку. Треск рвущейся ткани и его вспыхнувшие голодные глаза.

Гермиона растерялась. (В голове не осталось слов, кроме «неправильно. Ужасно неправильно. И прекрасно».) Он взял ее руки, крепко обхватив пальцами запястья, и рванул к себе.

― Отвали! ― Она не собиралась сдаваться. Никогда. Она не такая, как Малфой. Это не единственный способ выбросить его из головы. Не может быть, чтобы не было другого выхода.

Это слишком просто. Просто всегда бывает только то, что неправильно. Все плохое, вредное, то, о чем потом жалеешь.

Он прижал ее руки к своей груди. Глаза закрыты. Прерывистое, резкое дыхание.

Он дышит… почти задыхается под ее тяжелыми вспотевшими ладонями, распластанными по его гладкой коже. И Гермиону затопило мучительное, оглушительное ощущение от того, как его потемневшие соски напряглись под ее пальцами.

Какая ерунда. Она видела столько... Так много мужских торсов – на всех этих матчах по квиддичу, когда им становилось жарко; каждый раз, когда они с Гарри гостили у Рона, и все те стыдные, неловкие, полудетские моменты с Виктором…

Это электричество ненормально. Тут что-то не так.

И она не могла оторваться. Только сильнее вдавила пальцы в его тело и почти приникла к нему лицом, почти вдохнула запах его кожи, смотрела на нее с таким изумлением – безумным, паническим, безнадежным. Вся эта запекшаяся кровь, пятна грязи, бледно-розовый цвет.

" Правильно. Почувствуй меня. Прикоснись к этой боли. Нам это необходимо".

Биение. Такое пугающе бешеное. Такое чистое, и животное, и жуткое. Стук его сердца отдавался в ее пальцах пульсирующей вибрацией, которая распространялась вверх по рукам, по шее и вниз. К ее собственному сердцу.

И да. Точно. Вне всякого сомнения. Их сердца бились в унисон.

Два человека. Почти дети. Стоят в комнате. Рубашка распахнута. Руки прижаты. И дышат. Так неестественно тяжело, и громко, и близко.

И, Мерлин. Его мускулы. Влажные, грязные, напряженные. Вздувшиеся, перекатывающиеся под кожей.

Драко дернул ее за запястья, притянул еще ближе. Сильнее. И Гермиона, споткнувшись, шагнула вперед. Тела столкнулись. Она запустила ногти в его плоть. Злая. Расстроенная. Растерянная.

" Нет. Подумай о том, кто он. Кем был его отец. Что он делал. Что делали они все, приспешники Вольдеморта. Калечили и убивали, насиловали и резали. Подумай об этом".

" Прекрати. Заставлять меня прикасаться к тебе. Чувствовать это ".

И вдруг его руки выпустили ее запястья, мгновенно обвились вокруг талии и подняли… оторвав ее ноги от пола… от земли… она была в воздухе, прижата к его голой груди, в его руках, пытаясь вырваться. Секунда, чертова доля секунды – Драко развернулся и швырнул ее на стол… бумага и чернила, котлы и книги посыпались на пол…ее голова запрокинулась и стукнулась о столешницу. Грохот и звон падающих предметов. И его тело: болтающиеся лохмотья рубашки, яростное дыхание, жесткие серые глаза под светлой челкой… он был над ней, приоткрыв рот, а Гермиона – внизу, всхлипывая. Руки по обе стороны от головы. Грудь поднимается и опадает с такой силой, что, казалось, ткань на ней готова треснуть.

― Я не понимаю, ― шептал он, ― не понимаю, почему ты такая грязная. Прямо по колено в грязи. Хотелось бы, чтобы это было не так, Грейнджер. ― Он сильнее вдавил ее в стол. ― Хотелось бы, чтобы это было не так…

" Нет, нет – вырывайся. Ты уже все сказала, Гермиона, а теперь докажи, что это была не шутка, - не позволяй, чтобы дошло до… это не выход. Не через твое тело. Не так.

― Почувствуй меня, Грейнджер, ― выдохнул он ей в волосы, и потом – опустошающее прикосновение. Мощное и ослепительное ощущение его губ на губах. Ощущение его. Твердого, пульсирующего, горячего. ― И теперь скажи, что ты меня не хочешь.

" Враг. Я не могу. Враг. Не могу. Не хочу. Я не хочу тебя, и я не могу быть с тобой, и оставь меня в…"

― Я не хочу тебя! ― почти рыдание, сильнее вцепляясь в него ногтями.

" Пожалуйста, отпусти меня. Прекрати этот бьющий в меня пульс, твой жар на моей коже, горячее и влажное бешенство крови".

― Ты такая красивая, ― прорычал он, ― такая офигенно красивая, просто до жути, Грейнджер. И когда я возьму тебя. Как только возьму… ты сможешь забыть. Мы оба сможем забыть, Грейнджер. И все опять будет нормально.

Драко еще раз посмотрел ей в глаза. В последний раз – в поисках чего-нибудь, чего угодно, что приказало бы ему остановиться. Но Гермиона знала - бесполезно. Абсолютно, к чертовой матери, идиотски бессмысленно. Каждый огонек, каждая вспышка в ее карих глазах умоляла дотронуться до нее.

И он наклонился, помедлил и приник губами к ее шее.

Мерлин. Что это? Горячее, влажное, жгучее безумие прокатилась внизу живота, рванулось по бедрам, вдоль, между ними, как бешеное животное.

Она извивалась, выворачивалась, полустонала-полукричала, но все равно. Пока Драко не знал, не был уверен, что она не хочет, он не собирался останавливаться. Даже если бы захотел. Его язык и зубы… лизать и покусывать то место на шее, где под кожей бьется пульс. Шептать слова, жонглировать ими, подбрасывать языком, сосать и кусать …

… Совершенно потерявшись, спрятавшись в изгибе ее шеи, яростно припав к ней губами, и каждый всхлип неистового наслаждения… ведь это должно быть наслаждением?.. был победой.

Выпустив ее запястье, Драко рассеянно провел рукой по блузке и накрыл ладонью грудь. Черт… о, черт, трогать ее… дай мне услышать эти звуки, Грейнджер, давай, для меня… нужны мне… нужна мне. Он поднял лицо от ее шеи – обе руки, выпустив ее, на пуговицах блузки – и резко рванул. " О… Мерлин, блин… "

Эта грудь, так великолепно вздымающаяся, торчащая, безумная, и живая, и кричащая под темным атласом. Драко даже не обратил внимания на цвет… просто темный… или на форму - слишком кружилась голова… он тут же прижался к ней ртом … язык, мокрый, оставляющий на ткани влажный след… и твердеющий под тканью сосок.

”Нет… это слишком… я не могу… не вынесу… просто пусти меня в себя, Грейнджер, мне надо внутрь…”

… и его руки оставили ее грудь, двинулись ниже, резко скользнули по пылающей коже вниз, под юбку, и по бедрам - вверх.

― Дай мне… ― прорычал он, уткнувшись в нее лицом, ― я хочу…

Его руки начали разводить, растягивать, раскрывать… Рвать, ругаться, драться с ее бедрами… пробраться в них, между ними, обернуть вокруг себя, притянуть ближе… И медленно – его губы все так же прикованы к ее вздымающейся груди, голова гудит и кружится от тихих стонов - бедра Гермионы начали поддаваться, двигаться, медленно, впуская, сдаваясь. И, стоило им приоткрыться, он грубо втиснулся между ними, прижался к ней так сильно, что член взорвался бешеной пульсацией, и Драко застонал, так низко и глубоко, что стон отозвался вибрацией в их телах… жадные, безумные мысли - еб*ный в рот… твою мать… она здесь, так близко… Староста девочек … ты здесь, прижавшись к ней, твердый как камень и вот, тут …Ее драгоценная дырка, сочащаяся влагой сквозь трусы. Пощупай их. Потрогай. Эти влажные, белые, такие совершенно грейнджерские мокрые трусы.

Из горла Гермионы вырвался звук. Отчаянный. Безумный. Низкий, полузадушенный, потому что нет… это очевидно… она не хотела, чтобы он видел. Не хотела, чтобы он понял, какая она горячая, и мокрая, и созревшая - и готова.

Но Драко и так знал… потому что с тех пор, как он отпустил ее руки… она даже не пыталась что-нибудь сделать… оттолкнуть его. Он чувствовал ее запах - влаги и желания, умоляющий, зовущий… прикоснуться к ней… овладеть … использовать и выбросить ее…потому что это только секс, повторял он себе снова и снова … только секс, простая грубая е*ля.

Да. Гермиона знала. Понимала остатками затуманенных, плавящихся мозгов. Та черта, к которой он почти прикоснулся…

… ее больше не было. Потому что, очевидно, она уже все ему разрешила, чувствуя, как безнадежно выгибается навстречу, отчаянно готова, согласна на то, чего она на самом деле не хотела, все равно не хотела, но так же, как и он, мечтала избавиться… Оставь-меня-в-покое-и-никогда-не-возвращайся. И вот она здесь. Изнеможение, опустошение, смешанное в обломках тел, его рот отрывается от ее кожи… чего-то не хватает…в этой горячке… рот движется вверх, к шее… жгучие, пылающие – все время… я ненавижу тебя …губы прикасаются к подбородку, потом ближе... Быстрые, решительные, бешено, невыносимо желанные - коснулись ее губ, их рты столкнулись…

Он поцеловал ее, и Гермиона поняла, осознала, что они не… с той ночи, ни разу – язык к языку, так, что не разомкнуть губ. И она знала, чего не хватало. Почему все было так… что с ними творилось… почему этот… миг безумия, жуткое недоразумение и этот тонущий, удушающий, неимоверно возбуждающий рот… был здесь. Почему эти губы – на ее губах. Она едва могла дышать. Его звериные стоны, сплетающиеся языки, рот, приникший с такой силой, что саднил прижатый к столу затылок, впечатанный в дерево, и, черт-наверняка-черт, стол расколется, порежет ее, распорет до крови, еще больше густой, кипящей крови. Его зубы вновь вонзились в ее губу, и боль… бешеная пляска языков… та же боль, как в тот, самый первый раз… вернулась со всей жестокостью, острые, запретные зубы, втягивающие ее губу к нему в рот. Гермиона чувствовала, как губа наливается кровью, кровь приливает к коже, и Драко знал - он толкнулся бедрами, еще раз ткнулся членом… низкое рычание… в мокрую ткань ее трусов, потому что знал. Это ее кровь на его языке. Грязная и готовая. Кровь у него во рту.

Гермиона чувствовала вкус грязи на его коже. Горькая и смешная земля, въевшаяся в поры. И она попыталась сосредоточиться на этом… отчаянно сконцентрироваться… не обращать внимания на его руку, пальцы, скользящие вверх по внутренней стороне бедра… " сосредоточься на… думай о грязи, чтобы не думать о прикосновениях… потому что тогда придется остановить его руку… и ты никогда себе не простишь, если не сделаешь этого, Гермиона, поэтому… о, черт. Потрясающее ощущение веса его тела на ней. Нет … его рука добралась до самого верха и касается влажной, обезумевшей… подбирается к краю и о нет, нет… нет… не позволяй ему, не давай ему, и он трогает тебя, там…

… ее кожа. Драко не мог справиться с дрожью в руках. Его горячий, бешеный язык, казалось, только что обжигавший глубины ее рта, теперь скользил по подбородку. Одно плавное движение языка, чертящего влажную дорожку, и - такое же медленное - пальцев, скользнувших в конце концов, проклятье, наконец-то, в ее промокшие трусы…

― Мокрая для меня, Грейнджер, такая потрясающе мокрая для меня…

… ее плоть такая теплая, такая горячая, такая тугая, он почти хотел погрузить в нее зубы и пить ее грязную кровь… выпить ее всю… кажется, это чересчур. Кровь, тонкой струйкой стекающая по горлу. Как неправильно. Как плохо, блин, плохо, грех, блин… пить… нет… НЕПРАВИЛЬНО…Грейнджер… И, твою мать… черт, пальцы наконец-то добрались туда, куда он так стремился – вверх и внутрь, сильно, жестко, вы**ать ее до потери пульса и бросить опустошенной… эта дикая, мокрая, изнемогающая от желания п**а Грейнджер и – да… такая скользкая, сочащаяся, блин, для меня ты шлюха, ты прекрасная шлюха …

…" нет … Гермиона, пожалуйста … это заходит слишком далеко. Его пальцы… Мерлин, его пальцы … останови их… скользят вокруг нее, проскальзывают и обжигают и так быстро, что нет… ни единой связной мысли… ни единой распроклятой мысли " … еще дальше отпихнув мокрые трусы … она никогда не слышала, чтобы он дышал так быстро, так громко, так хрипло, резко…

Заходите, полюбуйтесь – вот они, тут. Вместе. Слившись. Губы, пальцы, языки и дыхание, так много возбужденного дыхания. Влага. Необходимость. И все. Чертово решение проблемы.

Драко еще никогда не ощущал ничего столь влажного, горячего, неотвратимо открытого и ждущего… Как это… на что это похоже – прикоснуться к ней внутри … да, теперь два медленных, вздрагивающих от предвкушения пальца скользнули, толкнулись вверх, вверх и внутрь, так далеко, как только могли достать, вверх и внутрь. " Ее пи**а сжимается, дрожит и пульсирует вокруг твоих пальцев". Гермиона чуть вскрикнула, подавила крик, дико выгнула спину и прижалась к нему… о, мать, Грейнджер, блин, ты меня убиваешь…

… выгнулась, чтобы почувствовать его глубже. Хотела его пальцы глубже и плотнее внутри себя. Его грубое и влажное дыхание на шее.

… или что-то вроде того. Какие-то слова - она едва слышала - голова запрокинулась, и Гермиона почувствовала, как его большой палец провел по клитору и… о нет, нет, нет, я не могу… обвел вокруг него, прижал, опять обвел.

Теперь Драко смотрел на нее. На обнаженную пылающую кожу, а Грейнджер извивалась под ним, вращала бедрами и терлась о его пальцы. Глаза закрыты. Ее глаза. Он продолжал гладить клитор большим пальцем, скользить по нему, жадно, твердый… такой твердый, черт возьми, и близко и… ** твою мать… это закончится… все кончится, он кончит в свои чертовы штаны, если не прекратит… так опасно, так близко к ее тесной, нежной плоти.

И тогда другой рукой — а ее тело все еще трепетало вокруг его пальцев - он добрался до молнии на штанах, потянул вниз и застонал… твою мать, зарычал, низким, глубоким горловым звуком… когда его член, так болезненно напряженный, что Драко сходил с ума, наконец освободился, и вот он… здесь, между ее ног…

… готовый двинуться в нее, пронзить, проникнуть до самого дна этого мокрого… черт… горячего… скользнуть по этим сочащимся складкам, исследовать их вдоль и поперек… это слишком… такая мокрая… твои глаза…

Заметил, и понимание обрушилось на него. Драко застыл.

За дрожью, пальцами и языками, под тяжелым и грязным дыханием… все ее тело напряглось.

Нет… нет, не… не сейчас… ”не сейчас, Грейнджер…

Отчего было еще хуже. Так плохо, что Драко почти не понимал, почему…

И почти почувствовал, как мышцы у нее внутри стискивают его пальцы. Это сводило с ума. Но это был знак… знак, который он ни с чем не мог спутать. Блин… блин … скажите мне, что она просто нервничает, эта девчонка, мокрая, и задыхающаяся, и напряженная под ним… «плюнь… не спрашивай ее, ты Малфой, какое тебе дело… раньше тебе всегда было наплевать… смотри, как далеко она тебе разрешила зайти… что она тебе позволила…не спрашивай… не надо… потому что - что, если она скажет…»

Драко пытался, старался сформулировать вопрос, не обращать на нее внимания – на ее кожу, на влажный жар вокруг пальцев, на собственный пульсирующий член, притиснутый к ее телу.

― Грейнджер… ― хрипло, еле слышно, задыхаясь, почти прижавшись к ее губам. Зачем?.. почему-то он должен был знать… ― Ты девственница?

И вдруг, вдруг – как будто что-то прорвалось и хлынуло, окрасив ее щеки еще более темным румянцем.

Что-то в его лице изменилось так быстро, что она едва успела понять, что… и почему, когда он вытащил из нее пальцы.

" Что? Малфой, почему? Какое тебе дело? Какого черта? Нам это нужно, ты сам сказал, что нам это нужно, и посмотри на меня… мне так стыдно, меня трясет от возбуждения, только пожалуйста… пожалуйста, просто закончи то, что начал".

И с мучительным стыдом, от которого, она знала, потом будет плакать, Гермиона протянула руку и обхватила пальцами его напряженный член.

И всем телом вздрогнула от низкого стона Драко.

― Что? ― прошептала она, все еще мокрая, возбужденная, жаждущая, а теперь еще и… плачущая. ― Малфой?

И начала медленно поглаживать. В его глазах что-то мелькнуло, он схватил ее за руку и прохрипел.

И – эти слова. Три убийственных, оскорбительных слова.

У Гермионы так сжалось сердце, что она вздрогнула. Вспыхнула от внезапного гнева.

" Хорошо. Отлично. Ублюдок. Ты чертов ублюдок." Слезы душили ее.

И оттолкнула его. Сильно, в грудь, так, что он отшатнулся.

― Какого черта, что с тобой? ― выплюнула Гермиона, в отчаянии поправляя юбку. Щеки горели так, что наверняка она выглядела просто смешно. ― Какого дьявола… То есть… почему…

" Стоп, Гермиона. Не задавай этот вопрос. Ты в любом случае не должна была этого делать. Просто беги. Убирайся отсюда, притворись, что рада. Ты ведь рада, ты должна быть рада… он перестал… избавил тебя от этого… не обращай внимания на трепет и жар, и скользкую, липкую влагу на бедрах".

Драко, спотыкаясь, отступил к стене. Опустив голову, тяжело дыша, он оперся ладонью о камень. Гермиона все еще могла видеть сквозь брюки очертания его члена. Напряженного.

Она недоверчиво таращилась на него, в глазах стояли слезы. Зачем он это делает? Это что, какая-то новая мерзкая игра? Он так и хотел – запудрить ей мозги, завести ее, а потом бросить? Одну? Смеясь, что мог бы поиметь эту грязнокровную суку, если бы захотел?

Потешаясь над тем, какой мокрой она была для него?

Драко не хотел слышать этот голос. Не хотел ее видеть. Он может не выдержать. Кинуться на нее, завалить на пол и взять, покончить с этим, заполнить ее целиком и кончить так, что у нее посыплются искры из глаз.

На ее лице была такая мука – он почти чувствовал. И это убивало. «Грейнджер…пожалуйста, не смотри на меня так. Я не могу… я просто…

Уставившись в пол, он мог видеть уголком глаза, как она повернулась и побежала, полетела вверх по ступенькам – задушенные рыдания, приглушенные стоны, а потом – громкий, резкий, оглушительный звук захлопнувшейся двери ее спальни.

Еще никогда в жизни он так не нуждался в том, чтобы быть внутри кого-то. Никогда не видел, чтобы кто-то был таким мучительно, соблазнительно мокрым, раскрытым, великолепно сочащимся. Никогда. Так много «никогда».

Нет. Не может быть, чтобы у него настолько снесло крышу.

И почему-то. Он не хотел быть тем, кто заберет это у нее.

Потому что тогда, в тот безумный, тошнотворно исковерканный момент.

Драко было не наплевать. До такой степени… Больше, чем мог себе представить.