Рационализация

Ходили два приятеля,

Ходили по грибы.

Ходили да ходили,

Устали от ходьбы.

В одной корзинке — белые,

И все как на подбор!

В другой один-единственный

Трухлявый мухомор.

Сказал второй приятель:

— Ну что ж, не повезло.

Зато мою корзинку

Тащить не тяжело!

Борис Заходер

Рационализация — это механизм защиты, связанный с осознанием и использованием в мышлении только той части воспринимаемой информации, благодаря которой собственное поведение предстает как хорошо контроли­руемое и не противоречащее объективным обстоятельст­вам. Суть рационализации — в отыскании «достойного» места для непонятного или недостойного побуждения либо поступка в имеющейся у человека системе внутрен­них ориентиров, ценностей, без разрушения этой систе­мы. С этой целью неприемлемая часть ситуации из соз­нания удаляется, особым образом преобразуется и, уже после этого, осознается в измененном виде. При помо­щи рационализации человек легко закрывает глаза на расхождение между причиной и следствием, которое так заметно для внешнего наблюдателя.

На одном из занятий школьники должны были напи­сать рассказ, закончив предложение «Я плохо запоми­наю...». Наташа Р., 9 лет, с помощью вопросов психолога написала такой рассказ:

«Я забываю учить немецкий, потому что я смотрю телевизор с 20 до 22 часов. Я смотрю мультфильмы вместо уроков, потому что они интереснее. Я вспоми­наю, что надо учить немецкий, когда уже лежу в по­стели. Мне становится грустно, потому что мама бу­дет завтра ругать. Но я не встаю и не учу немецкий, потому что я не люблю его. Потому что у меня много уроков и будет очень сложно. Страх, что будет очень сложно, заставляет не учить, не замечать, забывать!»

Этот рассказ показывает, как ребенок старается ра­ционализировать — объяснить с помощью построения убедительных доводов — свое нежелание выполнять до­машнее задание по немецкому языку, несмотря на то что мама будет ругать. В основе отказа делать уроки лежит опасение, что «будет очень сложно». Сразу признаться в этом, частично вытесненном, страхе неловко и стыдно, так как это грозит потерей самоуважения. Поэтому при­влекается множество других аргументов — «забываю», «не люблю», «много уроков». В этой связи уместно вспом­нить замечание 3. Фрейда, считавшего, что ко всем же­лающим отложить лечение надо относиться с недовери­ем, даже когда мотивировка отсрочки кажется безупреч­ной. Обычно истинная причина желаемой отсрочки — это страх, а приводимые резоны — рационализация.

Защита, использованная Наташей, позволяет ей пре­образовать знание о той части реальности (собственные сложности с изучением немецкого языка), которая, будь она осознана, сделала бы ее жизнь слишком трудной и травмирующей, заставив пережить не только страх, но и целую гамму чувств — стыд, гнев, вину, панику. Девочка строит защиту, привлекая убедительные, с ее точки зре­ния, доводы для оправдания своих личностно и социаль­но неприемлемых качеств, желаний и действий. Таким образом, основным психическим процессом, реализую­щим рационализацию, является абстрактное мышление, где компонентами служат понятия и применяются фор­мальные операции. Однако у детей такое мышление еще несовершенно, поскольку их первичные понятия сфор­мированы на базе субъективного жизненного опыта и не подкреплены обобщенными научными данными.

Мощным стимулом, провоцирующим рационализа­цию, является потребность в системе разумной ориента­ции в окружающем мире. Человеку необходимо иметь хоть какую-то систему такой ориентации, безотноситель­но к тому, истинна она или ложна. Без такой субъектив­но приемлемой системы он не может оставаться в здра­вом рассудке. Она помогает ему осуществлять контакт с реальностью и постигать мир до некоторой степени объективно. Поэтому, каким бы неразумным или амо­ральным ни было действие, человек испытывает неодо­лимое стремление доказать себе и другим, что оно опре­делялось разумом, здравым смыслом или, по меньшей мере, общепринятой моралью. Ему не трудно поступить иррационально, но для него почти немыслимо не при­дать своему действию видимость разумно мотивирован­ного.

Рассказ ученицы 5 класса Насти Б. по рисунку «Ме­ня раздражают люди...»: «Меня раздражают люди, ко­торых я рисую. Эти люди очень разные, большие, осо­бенно учителя. Злые, они кричат. Мне стыдно, потому что я не могу ответить на их вопрос. Мне стыдно пе­ред учениками. На меня никто не кричал никогда. А на них с детства кричали, и они мстят, когда выраста­ют. Они чувствовали тогда, что я чувствовала, когда на меня кричали. Им было очень грустно, они чуть не плакали. И решили сделать судьбу других детей та­кой же».

Психолог: «Так что же, ты, когда вырастешь, то­же будешь кричать?» — Настя: «Я люблю детей».— «Выходит, люди разные?» — «Некоторые люди, добрые, не хотят сделать жизнь других людей плохой. Люди, когда рождаются, делятся на две группы - злую и до­брую».

До тех пор пока ребенок эгоцентричен, т е. интел­лектуальные операции центрированы на нем самом, он не способен отличать свою непосредственную точку зре­ния от объективных отношений между предметами, при­нять близко к сердцу чужой взрослый опыт, выражен­ный чисто словесно (без эмпатии). В дальнейшем (при понятийном мышлении) указанные ограничения снима­ются за счет свободного переноса системы координат — децентрации. Тогда происходит расширение мыслитель­ного поля, позволяющее построить систему отношений, не зависимых от позиции собственного «Я» [84]. Децен-трация создает предпосылки к формированию иденти­фикации, т. е. способности человека принять точку зре­ния другого, отойти от собственной эгоцентрической позиции. Настя, на которую кричат злые учителя, испы­тывает смешанные чувства. С одной стороны, стыд — из-за того, что она не может ответить на их вопросы; с другой стороны — гнев и раздражение на этих взрослых людей, которые ведут себя неподобающе, не считая нуж­ным сдерживать себя и оскорбляя ребенка. Норма жиз­ни, уважение ко взрослому человеку, заставляет девочку искать систему ориентации, которая позволила бы ей ра­ционализировать сложившуюся ситуацию и защитить свои представления, оправдывая уже не свое поведение, а поведение кричащих учителей.

Использовав характерные для детей суждения по сходству и аналогии, превратив взрослых учителей в де­тей-учеников и поместив их в такую же стрессовую си­туацию, в какой находилась она сама, Настя пытается найти нужное для себя решение. «На них с детства кри-чачи, и они мстят, когда вырастают. Им было очень гру­стно, они чуть не плакали. И решили сделать судьбу дру­гих детей такой же» — вот оправдательный вердикт, ко­торый ребенку удается вынести. Конечно, этот вывод нельзя считать достаточным, так как в такие нормы не укладывается поведение самой Насти, которая, когда вы­растет, явно не сможет кричать на детей по одной очень простой причине — потому что она их любит. Поэтому приходится использовать еще один оправдывающий взрос­лых аргумент — врожденные качества («Люди, когда ро­ждаются, делятся на две группы — злую и добрую»). Что же делать, если ты таким уродился; тебя же уже не пере­делать...

Главная особенность рационализации состоит в по­пытке постфактум создать гармонию между желаемым и реальным положением, тем самым предотвратив потерю самоуважения. Рационализация — это всегда выдача се­бе индульгенции, т. е. это оправдательное отношение к своему поведению и своим принципам. При этом чело­век уверен в своей искренности. Однако субъективная убежденность в собственной искренности ни в коем слу­чае не служит критерием истинности. Мотив поступка не обязательно совпадает с причиной, предшествовав­шей действию, поскольку оправдательные мотивы часто выдвигаются и осознаются после совершения действия. Так, мальчик отказывается мыть посуду, потому что это «не мужское, а женское дело»; агрессивный подросток объясняет, что он как сильный и гордый человек нико­му не может позволить «сесть себе на шею», а ленивая девочка долго рассказывает, почему ей в жизни матема­тика никогда не пригодится. В этих случаях решение, как поступить, принимается бессознательно, человек не осознает стоящих за этим решением подлинных сил. Но, когда поступок совершен, сразу возникает задача найти для него оправдание, чтобы убедить себя и других, что действуешь ты правильно, в соответствии с реальной си­туацией.

Рассказ ученицы 4 класса Люси В. на тему «Очень хочется, но нельзя»: «Я люблю танцевать, особенно ба­лет. У меня есть балетные тапки, и я занимаюсь бале­том так, как в балете самом. Но мне не разрешают, потому что у меня мало времени. Мне очень хочется, но когда я буду ходить на балет, у меня будут болеть но­ги, будут ругать, что неправильно стоишь. Будешь ус­тавать и лежать целый день на кровати уставшая. Но так хочется ходить выступать перед зрителем и, мо­жет быть, в телевизоре. Тяжесть на душе. Не очень хорошее, уставшее настроение от этих раздумий».

Рационализация, которую пытается использовать Лю­ся в ситуации внутреннего конфликта «хочется — нель­зя», уговаривая себя не ходить на занятия по хореогра­фии, на первый взгляд выглядит разумной и логичной. Ее иррациональность заключается в том, что объявлен­ный мотив деятельности не является подлинным. Не хо­дить на хореографию из-за того, что ты «неправильно стоишь» или «будут болеть ноги», конечно, не является достаточным основанием для отказа от этих, столь вож­деленных, занятий. Скорее всего, хореографией девочке не разрешают заниматься родители, считающие это пус­той тратой времени и помехой в учебе. Аргументы, ко­торыми они подкрепляют свое решение, Люся автома­тически повторяет, не позволяя себе четко осознать, что главным мотивом ее отказа выступает родительский за­прет.

Причины поведения, осознаваемые после использо­вания рационализации, обычно представляют собой смесь из ложной информации (предубеждений, предрас­судков, т. е. трансформированных мотивов), в которую включены островки истины — констатация самого со­бытия. Наличие в этой смеси элементов истины придает человеку ложную уверенность в том, что истинна и вся смесь. В этой смеси разум пытается навести некий бла­гопристойный порядок, который затем и осознается. На­пример, не желая признаться себе, что совершил опре­деленные поступки по эгоистическим мотивам, человек так «хорошо» все себе объясняет, что сам начинает ве­рить в «чистоту своих помыслов». Стихотворение А. Бар-то «Защитник» служит этому тезису прекрасной иллюст­рацией [12]:

Я свою сестренку Лиду Никому не дам в обиду! Я живу с ней очень дружно, Очень я ее люблю, А когда мне будет нужно, Я и сам ее побью!

Рационализация может осуществляться разными спо­собами, например, с помощью самодискретндации, «дис­кредитации жертвы», «преувеличения роли обстоятельств» или «утверждения вреда во благо» [90]. Самодискредита­цию характеризует самооправдание на основе снижения самооценки. Этот способ прекрасно иллюстрирует сти­хотворная строчка А. Барто: «А если я тупица, что в шко­лу торопиться?». Дискредитация жертвы, базируясь на формировании феномена «козла отпущения», позволяет не испытывать к жертве жалости и продолжать ее пре­следование (высказывания типа: «Ну — дура Хоха!», «Ры­жий — бесстыжий», «Маленький — плюгавенький» и пр.). Преувеличение роли обстоятельств («Это мы не про­ходили, это нам не задавали») прекрасно оправдывает собственную несостоятельность в самых разных видах деятельности, а утверждение вреда во благо («Когда я вас не слушаюсь, я выгляжу взрослей!») — собственное асо­циальное поведение.

Однако чаще всего рационализация достигается с по­мощью двух типичных вариантов рассуждения: по типу «зеленый виноград» и по типу «сладкий лимон». Первый из них («зеленый виноград») основывается на пониже­нии ценности поступка, который совершить не удалось, или результата, который не был достигнут. В этом слу­чае, утверждая, что ему чего-то не очень-то и хотелось, ребенок, по сути, снижает цель своей деятельности. Примером такой рационализации служат высказывания типа: «Я в отличники не стремлюсь!», «В гробу я видел эту гимназию!», «Зачем мне нужна ваша музыкальная школа?».

В основе второго варианта («сладкий лимон») лежит повышение ценности совершенного поступка, получен­ного результата (высказывания типа: «Я же не двойку, я тройку получил», «Что ты волнуешься — я же не заблу­дился!»).

Для более развернутой иллюстрации этих типичных вариантов рационализации у детей используем свобод­ный пересказ новелл «Рабочие дробят камень» и «Третье место в стиле баттерфляй», написанных Виктором Дра­гунским [34].

Однажды Дениска, Мишка и Костик лежали на до­щечках на водной станции и загорали, и Костик вдруг сказал, ни с того ни с сего:

— Дениска! А ты мог бы прыгнуть с самой верхней вышки в воду?

— Конечно, смог бы! Ерунда какая, — ответил Де­ниска.

Мишка тотчас же сказал:

— А вот слабо!

А Дениска ответил:

— Дурачки вы оба! Вот вы кто!

Он встал, выкатил грудь, напружинил руки и пошел к вышке. Каждый день он видел, как с этой вышки пры­гали в воду взрослые дяденьки, как они красиво выгибали спину, перекувыркивались через голову или переворачи­вались через бок. И Дениска всю жизнь был уверен, что прыгает не хуже этих дяденек. И представил, что пер­вый раз он прыгнет просто, без затей, а уж потом, в следующие разы, специально для Мишки такие будет выписывать кренделя, что Мишка только рот рази­нет...

И вот Дениска оказался на вышке, на самой верхней площадке, на высоте десяти метров над уровнем стан­ции. И когда он взглянул вниз и увидел голубой водный бассейн, такой маленький, прямо величиной с папирос­ную коробку, то подумал, что если прыгнет, то вряд ли в него попадет, тут очень легко промахнуться... А тем более ветер не меньше шести баллов, он того гляди сне­сет его куда-нибудь в сторону, в реку, или он бухнется прямо кому-нибудь на голову, вот будет история! И со­вершенно неожиданно Дениска вспомнил про маму. И про папу. И про бабушку тоже. И что если он убьется насмерть, какое это будет для них несчастье и горе. Ведь им совершенно некого будет в жизни приласкать. И кто же будет о них заботиться, когда они соста­рятся!

И все из-за каких-то негодных Костыля и Михи? И Дениска ужасно возмутился и весь вскипел, что из-за таких дураков столько народу пострадает, и подумал, что гораздо лучше будет, если он пойдет и надает им по шее, и чем скорее, тем лучше.

И Дениска спустился вниз...

Рационализация включается в такой ситуации, когда человек чего-то очень хочет, но, по каким-то причинам, не может. Дениске очень хотелось доказать Мишке и Костику, что для него прыгнуть с вышки — легче лег­кого, хотя до этого он на ней вообще ни разу не был. Страх и здравый смысл не позволили осуществить же­лаемое с первого раза. Рационализация по типу «зеле­ный виноград» (не очень-то и хотелось) частично смяг­чила душевное смятение и тревогу, позволив Дениске обесценить и дискредитировать недоступное пока бла­го — уважение и восхищение его прыжками со сторо­ны Мишки и Костика. Когда не хватило умения и силы воли для совершения намеченного, началось преуве­личение трудностей («тут очень легко промахнуться», можно бухнуться «прямо кому-нибудь на голову») и уговоры себя с оправданием того, почему с вышки прыгать не надо. («И совершенно неожиданно Дениска вспомнил про маму. И про папу. И про бабушку тоже. И что если он убьется насмерть, какое это будет для них несчастье и горе. Ведь им совершенно некого бу­дет в жизни приласкать».) Характерным является и та­кое поведение, при котором, когда достичь желаемого не удалось, человек начинает исступленно ругать то, к чему он только что страстно стремился. («И все из-за каких-то негодных Костыля и Михи?») Это делается для того, чтобы быстрым снижением значимости недости­жимого, разрядить накопившееся напряжение. Отме­тим, что другим примером такого вида рационализации может явиться изменение отношения к задаче в случае неспособности справиться с ней. Если задачу, которая в момент начала решения воспринималась как инте­ресная и актуальная, решить не удалось, отношение к ней меняется. Теперь, играя на понижение, человек склонен оценивать ее как несодержательную и неакту­альную [105].

В конце этого рассказа Дениске все-таки удалось по­бедить свой страх: найти в себе силы шагнуть вперед и прыгнуть, — несмотря на усиленную работу мышления по дискредитации цели деятельности и преувеличению роли обстоятельств, несмотря на все самооправдания. На этот раз защита не сработала. Однако в другой раз, в си­туации мнимого успеха, способ рационализации по типу «сладкий лимон» чуть было не заставил мальчика совер­шенно неадекватно оценить достигнутое.

Однажды Дениска, сияя, пришел из бассейна и объявил родителям, что у них сегодня было соревнова­ние, заплыв на двадцать пять метров в стиле баттер­фляй, и что он занял третье место! Папа прямо весь расцвел.

— Ну да? — сказал он.— Вот здорово! — Он отло­жил в сторону газету. — Молодчина! А кто же первое занял?

— Вовка, он уже давно умеет плавать.

— Так, а кто же второе?

— Рыженький один мальчишка, на лягушонка по­хож.

— А ты, значит, вышел на третье? Ну, а кто же на четвертом остался?

Дениска сказал:

— Четвертое место никто не занял. Мы все третье место заняли: и я, и Мишка, и Только, и Кимка, все-все. Вовка — первое, рыжий лягушонок — второе, а мы, остальные восемнадцать человек, мы заняли третье. Так инструктор сказал!

Папа сказал:

— Ах вот оно что... Все понятно!.. И он снова уткнулся в газету.

А у Дениски почему-то совсем пропало хорошее на­строение.

Благодаря рационализации по типу «сладкий ли­мон»: повысив ценность достигнутого в плавании ре­зультата, — Дениска чуть было не почувствовал себя ге­роем. И только разговор с отцом заставил его осознать, что же произошло на самом деле. При этом отметим: такой механизм защиты был запущен благодаря взрос­лому человеку, инструктору, который, по-видимому, для того, чтобы не расстраивать детей, сказал, что все остальные восемнадцать человек заняли третье место. Дети часто транслируют такие оценки взрослых. Так, на­пример, толстая девочка, не игнорируя самого факта избыточного веса, может, вслед за своей мамой, тракто­вать его как преимущество (женственность), а толстый мальчик — как признак своей солидности. Или другой пример. Во многих случаях эмоциональная несдержан­ность, приводящая к частым конфликтам в общении, трансформируется и представляется виновникам конф­ликтов как принципиальность, душевная тонкость, арти­стичность или как нежелание перекладывать свои беды на плечи друзей и близких, т. е. как своеобразный вид альтруизма.

Итак, рационализация — это поиск ложных основа­ний, когда человек не уклоняется от встречи с угрозой, а нейтрализует ее, интерпретируя безболезненным для себя способом. С этой целью реальное состояние дел подвергается содержательному анализу, и этому состоя­нию дается такое объяснение, на основании которого человек может пребывать в иллюзии, что действует исхо­дя из разумных и достойных мотивов. Однако независи­мо от того, какой вариант рационализации использует­ся, в нем обязательно проявляются неудовлетворенность собой и своими поступками и потребность в самооправ­дании.