Родился циклопом

Россия. В одном из сел Приморья родился мертвый двуполый ребенок с одним глазом и рогом на голове.

В родильном отделении местной больницы сообщили, что это уникальный случай в практике акушерства. У младенца нижняя часть – девочки, а верхняя мальчика. Глаз у него был – один, так называемое явление «циклопии», а на голове образовался твердый нарост в виде небольшого рога.

Экологическая война – это сражение с самим собой.

Известный белорусский литератор А. Адамович, размышляя о самоистребительной сути научно-технического прогресса, заметил:

«Как это она, мудрая наша матушка, не разглядела, что никакие мы не мирные, не травоядные, что такими только показались или прикидывались поначалу, выпрашивая у любящей родительницы право не попадать под опеку Великого Инстинкта. Мешал он нам, не позволял самопроявляться всласть и сполна, этот самый инстинкт самосохранения вида. А он у матушки природы почему-то товар дефицитный. Вручала его лишь самым забиякам: всяким там волкам-тиграм да гремучим змеям. Этим намордник Великого Инстинкта, конечно, нужен. А зайцу – зачем? А голубю – зачем? Человеку тем более не надо, он такой весь голый, без рогов, без когтей и клыков! Ну, укусит собрата мелкими зубами, ну, даст подзатыльник – велика трагедия! Не разглядела матушка-прародительница, какие клыки, какие когти спрятаны под круглой, как крышка реактора, черепной коробкой. Какой взрыв, выброс возможен – страстей, жестокости, ненависти, кровожадности. И именно к себе подобным. Когтей нет, говорите? А камень зачем, что под рукой? Нет клыков, зато есть палка, согнуть ее – и совсем здорово: получится лук. А если дунуть огнем, да через железный «тростник» – кто сильнее, кто дальше? Что, если это, да соединить с этим, да еще вот так – что получится?.. До чего же любопытные детки! Собой бы заняться, так нет, каждому другого подавай! Кого бы повернуть, приспособить так, чтобы самому было не просто хорошо, а лучше, чем всем остальным?»

Значительный интерес представляет открытие группы американских ученых, которые обнаружили свидетельства примитивной, одноклеточной жизни, существовавшей на Марсе.

Эти следы обнаружены на метеорите, который прибыл с Марса на Землю около 13 тысяч лет назад, и покоился на ледяных полях Антарктики.

В частности, ученым удалось распознать на поверхности метеорита, найденного еще в 1984 году, остатки органических молекул, которые выкристализовались на поверхности марсианского вулкана.

«Данное открытие весьма обнадеживает, – считает ученый-биохимик из университета Калифорнии Стенли Миллер. – Оно показывает, что жизнь могла быть в прошлом или может существовать сейчас повсюду в Солнечной системе, и ее возникновение – сравнительно легкий процесс» [18].

Возникает закономерный вопрос – не идем ли мы по пути «марсианизации» земной цивилизации, не ожидает ли нас марсианский эпилог развития процессов на планете Земля – и как звучало с сарказмом: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе…», не зазвучит ли когда-либо на некой планете: «Есть ли жизнь на Земле, нет ли жизни на Земле?..»

Дэвид Кросби метко заметил: «С нами такого случиться не может,» – это фраза номер один в списке знаменитых последних слов.

Посмотрим на самих себя: разве человечество озабочено тем, чтобы служить эволюции других биовидов вокруг нас? Разве мы больше даем, нежели берем для себя? Все наши отношения к природе, к внечеловеческой действительности проникнуты давними, закоренелыми стереотипами и привычками противоборства, наступления на препятствия, стремления победить проблемы воинственным стилем самоутвержденцев. Мы не умеем принимать проблемы объективно – такими, каковы они сами по себе, кроме математических и алгоритмичных. Как правило, из объективной проблемной ситуации мы извлекаем только то немногое, что укладывается в наши корыстные, заранее сложившиеся ожидания, подходы, парадигмы. А все то, что не укладывается в рамки приемлемости для нас, мы отбрасываем, отказываемся признать существующим. А не редко и практически разрушаем… Будучи уже достаточно вооружены, мы доказываем окружающему миру свою правоту тем, что навязываем ему свои условия и требования, свою логику: кто – кого, свое корыстное мерило.

Прогресс на планете Земля имеет лик войны – любые фундаментальные новшества приходят в облике бога войны Марса и, лишь упившись крови, насытившись вдоволь человечиной, военные новации «перетекают» в мирную сферу. От лука и стрел – переход к струнным инструментам, от боевых колесниц – к повозкам, от танка – к трактору, от боевого самолета – к гражданскому, от атомной бомбы – к атомной станции, от снаряда Фау – к спутникам.

Не пожелал человек обходиться дубиной, изобрел каменный топор, потом железный – возникло производство каменных орудий, потом металлургия, металлообработка. Надоело ему ездить на лошади, сконструировал автомобиль, паровоз, самолет – и вызвал целую лавину новых коллективных действий, а с ними – новых прав и обязанностей, новых нормативных схем, стандартов и норм поведения, запретов, требований. Потребности, как им и положено, постоянно растут, конца этому процессу не видно. Чем больше прав приобретает человек, тем больше обязанностей; чем больше преимуществ, тем больше запретов. Это и понятно: ведь любое право – чья-то обязанность.

Великий сын украинского народа А.П. Довженко отмечал в своем дневнике в суровом, великом и неповторимом 1945 году:

«Окончилась мировая война. Народы начнут замазывать свои раны и ставить памятники полководцам и их лошадям. Мир…

В крови и трупном смраде завершило человечество свою трагедию изобретением атомной бомбы. Атом разорван, всемирный грех учинен. Бомбу сбросили. Рухнуло гигантское государственное сооружение японского божественного империализма людоедов.

«Что есть атомная бомба? – спрашивают сегодня тысячи людей. –Сколько несчастья принесет она?»

Какие страшные возможности индивидуального террора может нести в себе недоброе изобретение? Исчезли с неба смертоносные самолеты, но не прояснилось небо. Где-то в далекой безграничной голубизне видится двуногий преступник, предвозвестник финального акта трагедии человечества. Господи, хоть бы я ошибся. Да не будет так».

А.П. Довженко интуитивно ощутил: сила человека и человечества – в прогрессе, слабость человека и человечества – в прогрессе.

В тех или иных формах данная мысль звучала и раньше, ее декларировали мыслители разных стран.

Известный римский поэт Лукреций Кар в поэме «О природе вещей» всматриваясь в суть человеческого бытия, писал:

…Знай же, что смертным огонь принесеный на Землю впервые,

Молнией был. От нее и расходится всякое пламя.

Видим ведь много вещей, огнем небесным объятых,

Блещут, ударом с небес пораженные, вспыхнув от жара.

Но и от ветра когда, раскачавшись, деревья ветвями,

Сильно шатаясь, начнут налегать одно на другое,

Мощное трение их исторгает огонь, и порою,

Вспыхнувши, вдруг заблестит и взнесется горячее пламя,

Если взаимно они и стволами, и сучьями трутся.

То и другое могло огонь доставить для смертных.

С течением времени технический прогресс приобрел поступательно-необратимый, самодовлеющий характер, вышел из-под контроля человека и человечества.

Великие символы космической эры – ракетная, ядерная техника и электроника – родились в темные дни второй мировой войны. Но ракеты и ядерные бомбы все еще остаются на вооружении, а радарные установки продолжают вслушиваться в пространство в ожидании сигнала смерти из «вражеского мира» другого лагеря. Прошлое уже потеряно, будущее еще не одержало победы, и человечество содрогается в лихорадочном ознобе враждебности, ненависти и страха смерти, вызванном непрерывным рядом войн и противоборством. Все это обусловило, что двадцатый век – это пропасть, которая разделила прошлый век старой эры и первый век новой эры, в котором представление о ценностях, взгляды и эталоны стали иными.

Час рождения. Будь то жизни или эры – это час правды. Когда страдание, сомнение и страх бросают вызов и их бешеный напор вызывает исключительный по силе и мощи подъем сил доверия и мужества. Кажется, что мир раскололся при этом безжалостном столкновении старого и нового.

Все это обусловило главную проблему, вставшую перед атомно-космическим сообществом: «Есть ли у человека будущее?» Так в 1961 году озаглавил свою книгу известный английский философ и борец за мир Бертран Рассел, адресовав этот вопрос людям ядерного века: «Я пишу в мрачный период и даже не знаю, просуществует ли человечество до тех пор, пока будет опубликовано или прочитано написанное мною. Но еще есть надежда, – отмечал он. – Я вижу в будущем мир величия и радости. И все это будет, если мы захотим».

На протяжении последних десятилетий перед человечеством ребром стоит проблема, с которой обитатели земли сталкивались, быть может, только во времена наступления ледников, – налицо угроза чудовищной мировой катастрофы.

Профессор Л. Ильин привел расчеты, показывающие, что если будет пущена в ход даже половина накопленных ядерных арсеналов, жертвой катастрофы станет каждый второй житель планеты.

Шансы ядерной аварии с катастрофическими последствиями на протяжении одного года равен 1, 4 процента. Следовательно, за 10 лет этот шанс возрастает до 14 процентов, за 20 – до 28 процентов, за 50 – до 70% и так далее. Но далее некуда. Как видим, даже если шанс катастрофы и чрезвычайно мал, кривая, выраженная уравнением апокалипсиса, способна за несколько десятилетий достичь стопроцентной вероятности. Эта формула не зависит от политического климата. Она выражает смертельную угрозу, органически присущую ракетно-ядер­ным системам как таковым.

Известнейшее положение Чехова о том, что ружье, находящееся на авансцене, непременно выстрелит, здесь более чем бесспорно, но в нашем случае ружье – термоядерное, вместо театральных подмостков – авансцена жизни, а Шекспировское «Быть или не быть?» – касается не только землян, но и планеты Земля.

Известный белорусский литератор Алесь Адамович в романе-предостережении «Последняя пастораль», продемонстрировал последствие термоядерного конфликта для землян и Земли. Атомная война – война уничтожения цивилизации Земли. Континенты – сплошные пожарища. Война переместилась в космос:

– Всем приготовиться! Муляж не муляж – сбиваем!

– А если наши?

– Никаких наших! Мы не можем рисковать. Сбиваем всех подряд. На то мы – «Последний удар», «Мстящее небо». Последний удар должен быть за нами. Это – главное.

– Объект исчез.

– Возможно, его и не было. Тень тех, кого уже нет. Как там Земля?

– Черная.

– Ничего, там еще есть где-то наши. Под водой, под скалами.

– Если и наши, то только черные.

– Не понял?

– А обгоревшие все черные. Да и Земля стала негром.

– Уберите от меня этого болтуна! Замолчи, Боб!

– Нет, все это научно-фантастическая белиберда! Бредовый фильм или роман.

– Уберут от меня наконец этого читателя, заставят замолчать? Через десять минут начинают отсчет времени. Последний. Приготовиться к залпу возмездия! Аппарат первый!

– Готов!

– Второй аппарат! Третий!

– Готов! Готов!

– Слава Богу, кончилось наше бегство от всех. Начинаем атаку мы. Вступаем в игру.

– Берегитесь, последние жучки и червячки! Нет, подождите: а Юг долги Северу выплатил?

– Да замолчит, он наконец? Тебе не здесь, а в конгрессе заседать, среди оплачиваемых болтунов.

– Отзаседались. Ни конгрессов, ни Советов – стерильная планетка. Еще добавим миллиончик градусов – будет совсем, как стеклянная. Стерилизуем по первому классу! Интересно, господь Бог завел карточки на каждую планету, какие наш док заполняет на нас: количество рентген, бэр, может плодоносить, не может?.. Давно в записи заглядывали? Можете добавить собственной рукой: репродуктивность семени – невосстановима, сексуальная составляющая – ниже нормы, мягко говоря. Ни детей от нас, ни удовольствия!.. Интересно, как высоко сюда поднимется сажа? Ночь... Нет, кому повезло с этой войной, так это Югу, так и не выплатили долги!

– Дождешься, Боб, что катапультируем тебя.

– Замолкаю, полковник. Еще лишь словечко. Мой отец говорил: «Когда одолевают мелочи, ухожу побродить по кладбищу». А еще интереснее – полетать над таким вот крематорием. Не хочешь, а станешь философом.

– Надоел! Доктор, полную порцию сна этому конгрессмену. Веселящего, чтобы не заскучал.

– А интересно, они там, на кладбище, под землей, тоже выясняют политические взгляды?.. простим долги ближним своим... с победой, негодяи! С по...

Пророчество – предупреждение, посколько оно реально и возможно или сколько раз можно убить человечество?

В годы второй мировой войны мощнейшие бомбы обладали силой взрыва свыше 10 тонн тринитротолуола (ТНТ). Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму в 1945 году, имела мощность, соответствующую 13 тысячам тонн ТНТ. А сегодня существуют ядерные боеголовки, сила взрыва которых соответствует 25 и более миллионам тонн ТНТ. Это означает, что каждый гражданин этого мира, включая женщин и детей, сидит на пороховой бочке, содержащей более 3 тонн взрывчатки, которую можно поджечь в любой момент! – отмечал президент Римского клуба Аурелио Печчеи в статье под названием «На пути к катастрофе», опубликованной в журнале «Шпигель» (ФРГ).

О том, что эти предостережения-пророчества не являются бредовым фантастическим гротеском, свидетельствуют Хиросима и Нагасаки.

Абстракция смерти: от миллионов тонн небытия – к миллиардам, но что скрывается за этими виртуальными миллионами и миллиардами тонн Апокалипсиса, при этом реальная точка отсчета – 9 августа 1945 года. Место действия: Япония, город Нагасаки, расположившийся на Западном побережье Кюсю, в глубине залива, окруженного обрывистыми холмами. Город знаменит буддийскими храмами в стиле «Минь». 9 августа 1945 года в 11 часов 01 минуту от самолета «Б-29» отделилась атомная бомба, вошедшая в историю под кличкой «Толстяк» (длина 3, 24 метра, максимальный диаметр – 1, 35 м, вес – 4, 5 т), ринулась вниз и после 54 секунд падения взорвалась в 11.02 на высоте 490 м от земли. В радиусе 500 м от эпицентра взрыва на открытой поверхности не осталось ничего живого. Люди, оказавшиеся непосредственно под «огненным шаром», мгновенно превратились в пузырек газа. От тех, которые стояли немного дальше, осталось небольшое жировое пятно. Еще дальше – находили кучки обугленных костей и металлические детали одежды. С 500 до 1000 м участки тела, открытые атомной вспышке, как бы «расплавились» и застыли вновь в чудовищных формах.

Через 20 минут долина реки Ураками представляла сплошное море огня. Толпы обожженных людей метались в поисках спасения. Того, кто падал или отставал, пожирало неумолимое пламя. Вырвавшиеся из огненного плена, гибли от отсутствия кислорода и гигантского выделения углекислого газа. На земле корчились получившие чрезмерные дозы радиации: у большинства шла кровь носом и ртом. Многие сходили с ума. Своеобразная репетиция апокалипсиса рода человеческого!?

13 июня 1964 г. человек, отдавший приказ о бомбардировке – Трумэн, в статье «Мои первые восемьдесят лет» (напечатанной в газете «Сатердей ивнинг пост» в связи с этой годовщиной) отметил: «Всю жизнь я был относительно свободен от тревог, и в этом ключ к долголетию... Я никогда не страдал бессонницей по поводу моего решения. (Речь идет о Хиросиме и Нагасаки). Я бы сделал это снова... Не стоит тревожиться по поводу этого решения – речь шла не о большем, чем о применении артиллерии».

Пепел Хиросимы и Нагасаки набатным колоколом бьет в сердце, сознание каждого из землян, требует изменить координаты бытия, мироустройства. С появлением атомного и водородного оружия, спутников, ракет, бактериологического оружия мышление человечества может быть только общепланетарным, общецивилизационным, а не пещерно-хуторянским, ибо «отсидеться» в случае общепланетарной ядерной катастрофы не удастся ни одной стране, ни одному народу, ни одному человеку.

Апокалипсис, порождаемый миражами техногенного прогресса – за спиной у каждого из землян – в пусковых шахтах ракет, хищных профилях атомных субмарин, притаившихся в морских безднах, реакторах атомных станций – Чернобыльских «побратимов». В своем романе-предупреждении А. Адамович, взяв на себя роль Кассандры, предостерегал от апокалипсического варианта развития: «Но наверное, когда ладонь сжимает рукоятку пуска, палец видит кнопку, тогда челюсть тоже напрягается – улыбка, смех не получаются: «Это еще хорошо, что не загорелось море, океаны, – проговорил Третий. – Сверху не загорелось. Но только вначале, было хорошо видно, как вспузыриваются океаны, Тихий, Атлантический, Ледовитый, то в одном, то в другом месте. Подлодки, как рыбу, глушили друг дружку. Ну а мы их еще и сверху».

Еще более печальна была бы участь – по мнению А. Адамовича – выживших в условиях атомного Армагеддона – переживших постигла бы не менее страшная судьба. Они были бы лишены элементарных условий существования, отброшены в каменный век, тоталитарно-каннибальское прошлое. Известный белорусский литератор так гипотетически продуцирует эту вероятность:

«Мы онемело слушаем. Я то догадываюсь (нет, знаю), о чем Она.

– Не знаю, – продолжает Женщина, – как там у нас было устроено, но вода, пища и, главное, воздух – все подавалось на команду. Голос одного-единственного человека. Кто он, наш кормилец-поилец, мы не знали, знали только то, что он есть. Но, по-моему, они менялись каждые сорок восемь часов. Главный должен был подтверждать свое право командовать приборами, наговаривая им что-то. Как я понимаю, это был огромный соблазн для тех, кто был рядом: ухитриться сказать слова раньше; записать свой голос, оттеснив предыдущего. Где-то пришла и ушла очередь и моего отца... И он куда-то исчез... У них там были сплошные перевороты, и всякий раз менялась группа прихлебателей, тех, кого кормили-поили и кому давали дышать. Только с железными палками – те, кажется, не менялись. Шныряли, как крысы, по темным углам, выискивали вчерашних, чужих и вообще лишних. Потому что по темным углам и среди трупов прятались и ничьи, ничейные, но они дышали, забирали последний воздух. Переворачивали и мертвых, расталкивали трупы, а для надежности им тоже доламывали черепа. О, эти звуки! А запах, он до сих пор... сладкий такой...

Она невольно вытерла губы, рот».

Можно отмахнуться от мрачных футурологических картин будущего, предначертанных писателями, но нельзя отмахнуться от реальных научных фактов, в том числе математической модели термоядерной войны.

Ученые так моделируют возможный атомный Апокалипсис от взрыва лишь одной термоядерной бомбы: