Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Славянская цивилизация






(В грозе и молнии)

 

 

Все мы плывем по водам великой реки, имя которой – Время. Наш корабль – это прошлое, настоящее, будущее. Главные же вопросы бытия, на которые отвечает каждый из нас в период своего путешествия по безбрежной реке Времени, несомненно:

Откуда мы пришли?

Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл?

Особую актуальность эти основополагающие вопросы историко-философского плана обрели на рубеже третьего тысячелетия, когда вектор направления развития общества, страны, этноса, т.е. «Куда свой путь вершим?» – и его совпадение с вектором общецивилизационного развития человечества приобретает важнейшее значение. Современная наука уже сравнительно давно работает с теорией, суть которой сводится к тому, что время обладает собственной энергией развития. В социальной жизни это проявляется в виде тенденций, определяющих направление движения, вектор роста цивилизации, развитие индивидов. Если народ, его лидеры понимают эти тенденции и ведут себя адекватно им, то энергия времени становится союзником. И в этом случае страна, человек «обречены» на успех и процветание. Если нет, то энергия времени оказывается противником, что чревато кризисами, а то и катастрофами.

Определяя направление движения и вектор роста цивилизации, перспективы развития человечества, известный американский социолог С. Хантингтон отмечает: «Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой. Нация – государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями – это и есть линии будущих фронтов». Известный английский историк и философ А. Тойнби подчеркивал, что наиболее вероятный путь, по которому может в будущем пойти человечество – это столкновение между цивилизациями, базирующимися на различных этнокультурных основах. Влияние Запада на остальной мир и ответные контрудары, контрвлияние других цивилизаций будут определять облик и перспективы мира уже в обозримом историческом будущем. Данные выводы базируются на опыте нескольких тысяч лет со времени появления первых цивилизаций и особенно на парадигматическом обобщении опыта греко-римской цивилизации...

Все вышеперечисленные факторы и направления развития человечества приобретают особую актуальность в контексте распада советской империи и стремления народов суверенных государств, образовавшихся при крушении СССР, занять подобающее место в семье цивилизованных народов, уйти от многовековых попыток построения некого антизападного контрмира – тенденции, восходящей к византийско-имперским истокам и традициям. Таким образом, «очарованье блеска» Византийской империи так и не смогло привести восточное Предвозрождение к Возрождению. Причин этому много, наиболее же существенная – Византия пала, собственный путь России был подвергнут значимым испытаниям в период татаро-монгольского нашествия, в дальнейшем – сочетание несочетаемого – например, петровской «рубкой окон в Европу» (т.е. западной ориентации) с незыблемым сохранением восточно-византийской ментальности основных параметров бытия Российской империи, что в дальнейшем было присуще и политике Екатерины II и Александра II, Николая II, их большевистских преемников. Исходя из этого, возникает важнейшая как научная, так и практическая проблема – не повторится ли подобная коллизия переориентации с западным вариантом развития, с подобным вторым заимствованием через тысячелетие, на путь которого встало славянство в настоящий период? Весьма своеобразную точку зрения по данной проблеме выска­зал известный российский историк Л.Н. Гумилев: «Цивилизованные ныне европейцы стары и потому чванливы. Они гордятся накопленной культурой, как все этносы в старости. А ведь всего тысячу лет назад франки и норманны только начали учиться у византийцев и арабов богословию и мытью в бане. А какими они станут еще через тысячу лет, можно предположить путем сравнения их с эллинами и римлянами, уже исчезнувшими, но оставившими следы своей культуры».

Вторая проблема, вытекающая из первой и имеющая не только научное, но и труднопереоценимое практическое значение для стран с переходной экономикой – можно ли заимствовать чужую цивилизацию частично, не рискуя быть постепенно поглощенным ею целиком и полностью? (данная проблема из серии: «Можно ли любить на четверть или наполовину?»).

Наиболее впечатляющие попытки слома антизападного контрмира, приобщения к основополагающим ценностям западных либеральных демократий из всех вновь образованных государств СНГ проявляет, несомненно, суверенная Украина, на пути которой встречается немало трудностей и проблем, что предопределено сложностью, масштабностью стоящих перед ней задач. Поэтому осмысление ее настоящего и прошлого – важнейший залог достижения процветания, достойного места в семье цивилизованных народов мира, ибо прошлое, по образному выражению Дж. Байрона, – лучший урок для настоящего и будущего. При этом весьма значимо принимать во внимание свидетельство древних, пришедшее к нам из глубин прошлого: «Чем больше перемен, тем меньше изменений», наглядно иллюстрирующее важнейшую закономерность: из калейдоскопа исторических явлений необходимо вычленять долговременные тенденции макроисторических процессов, протяженность которых во времени измеряется многими веками, а то и тысячелетиями, инерционность данных макропроцессов. Принципиально новый макроисторический подход к анализу рассматриваемой темы позволяет не только с объективно-научных позиций осмыслить наше прошлое и настоящее, дает возможность на основании опыта имитационного моделирования историко-социальных процессов постичь основные параметры грядущего, с достаточной научной достоверностью программировать, закладывать его основы. Важнейший инструмент этого – математическое моделирование исторических процессов. Модель в широком понимании – отражение наших представлений о реальном мире. В кибернетике математическая модель определена как «относительная истина, отражающая определенные особенности изучаемых явлений». Продвижение к истине возможно только путем изучения бесконечного ряда относительных истин-моделей, приближенно отражающих различные стороны реальной действительности.

Построение имитационных моделей ключевых событий рассматриваемой темы позволило: уточнить смысл и значение факторов и событий в ходе развития исторического процесса; прогнозировать события экономического характера и, оперируя социально-экономическими соотношениями, глубже и конкретнее понять политические реалии. В целом построение таких моделей открывает новые горизонты, дает возможность выйти на значимые обобщения.

Известный итальянский ученый, профессор риторики Неаполитанского университета Джамбаттиста Вико (1663–1744 гг.) в работе «Основание новой науки об общей природе наций» подчеркивал: «Наблюдая все нации как варварские, так и культурные, отделенные друг от друга огромнейшими промежутками места и времени, различно основанные, мы видим, что все они соблюдают три следующие человеческие обычаи: все они имеют какую-нибудь религию, все они заключают торжественные браки; все они погребают своих покойников, и нет среди наций, как бы дики и грубы они ни были, такого человеческого действия, которое совершалось бы с более изысканными церемониями и с более священной торжественностью, чем религиозные обряды, браки и погребения. У всех наций именно с этих трех вещей должна была начинаться культура, и они принуждены были самым священным образом охранять их, чтобы мир снова не одичал и не вернулся к лесному существованию».

Итальянский мыслитель с полным основанием среди общецивилизационных основ существования человечества на первое место ставит религию, веру, ибо добро и зло – явления, входящие в историю через людское сознание и определяемое этим сознанием отношение к окружающему миру, к себе подобным. Таким образом, та или иная религиозная система, принятая у того или иного народа, дает не менее четкое представление о нем, чем материальная культура. Проистекает это от того, что в любой точке своего исторического пути человечество стремилось теоретически и практически осмыслить отношение между своей собственной преходящей реальностью, своим собственным эфемерным бытием и конечным смыслом этого бытия; оно стремилось представить себе и пережить на опыте связь между собственным эфемерным бытием и вечностью. Именно поэтому к благороднейшим прояв­лениям человеческой деятельности относятся попытки преодолеть видимое и преходящее, чтобы попытаться соприкоснуться с жизнью в ее наиболее нетленных, истинных и таинственных проявлениях, т.е. религиозные искания. Обретя веру, человек свою конечность и ограниченность сопоставляет с бесконечностью и абсолютностью Бога, Вселенной, и не только пытается сопоставить, но и «вместить» его в себя.

Поэтому вопрос о приобщении славянства к христианству, обретение религии Христа – один из важнейших в истории славянского Мира. Фаза перехода от язычества к христианству приобретает особую актуальность для постижения процессов настоящего времени, связанных с адаптацией к западному, либерально-демократическому сообществу, ибо эти события вполне сопоставимы по их долговременному влиянию на дальнейший ход развития славянства. Для более детального рассмотрения особенностей, приведших славянство к необходимости приобщения к христианству, необходимо более подробно остановиться на периоде доминирования язычества у восточных славян.

В истории средневековой Европы до X в. было два момента, когда судьбы славян вошли в особенно тесное соприкосновение с судьбами других европейских народов и государств. Первый раз это произошло в VI в.н.э., в ту бурную эпоху, когда молодые народы Европы, у которых еще господствовал общинный строй, обрушились на Восточную Римскую империю, ускоряя там процесс развития феодализма.

Образно, поэтически обобщенно писал о первоначальных контактах Византийской империи со славянами известный российский поэт А. Майков:

На престоле царь сидит

Под златой порфирой;

Вкруг престола, словно лес,

Копья и секиры.

И с престола римский царь

Говорит с послами:

Незнакомый люд стоит

Пред его очами

Молодей все к молодцу:

Кудри золотые

Густо вьются по плечам,

Очи – голубые;

Словно все в одно лицо,

Та ж краса и сила,

Словно всех-то их одна

Матерь породила.

Породила ж их одна

Мать – земля родная,

Что от татры подошла

Вплоть до волн Дуная...

Их послал славянский род...

Не лежат они челом

Перед ним во прахе,

Не целуют ног его

В раболепном страхе;

Но подносят божий дар

Хлеб и соль родную –

Вот тебе от нас хлеб-соль!

И принять их просим!

Царь же молвил им

В ответ...

«Я – владыка Рима!

На цепи, как псов, сидеть

У ворот заставлю,

Буду тысячами вас

Львам кидать на травлю!»

Вырвался из их груди:

«Никогда» – как буря!

Вкруг царя как все один

Всполошились люди,

И поднять щиты едва

Вкруг него успели...

Сам он мигом с трона прочь...

Трубы загремели,

Разом лагерь поднялся:

Скачут нумидийцы

Взвод «бессмертных», взвод парфян,

Галлы, иберийцы,

И, копье наперевес,

Римская пехота, –

Окружили молодцов,

И пошла работа!

Что медведь лесной в кругу

Псов остервенелых,

Бьется горсть богатырей

Против полчищ целых;

С шумом рушатся вкруг них

Всадники и кони,

Копья ломятся, звенят

Шишаки и брони...

Бьется горсть богатырей –

Но сама редеет...

Вот лишь трое их;

Смерть над ними реет

В блеске копий и мечей...

Вот всего лишь двое,

Вот один... И этот пал...

И вокруг павших в бое

Победители стоят

В изумленье сами;

В легионах недочет;

Целыми рядами

Мертвых, раненых кладут...

Сам, с разноплеменной

Свитой, кесарь подскакал,

Мрачный и смущенный;

Разглядеть желает он

Варваров, которым

Показалась речь его

Вдруг таким позором...

Смотрит царь – и вдруг велит

Стан снимать свой ратный

И полки переправлять

За Дунай обратно».

 

Невзирая на некую гиперболичность, поэт верно выразил дух эпохи, нравы и обычаи народов, их непростые взаимоотношения.

Столь же проникновенно повествует об этом периоде истории славянства Карамзин: «С другой стороны, выходят на театр истории славяне, под сим именем, достойным людей воинственных и храбрых, ибо его можно производить от славы, – народ, с шестого века занимает великую часть Европы, от моря Балтийского до реки Эльбы, Тисы и Черного моря. Уже в конце V века летописи Византийские упоминают о славянах, но только со времени Юстиниановых, с 527 года, утвердясь в северной Дакии; начинают они действовать против империи, вместе с угорскими племенами и братьями своими антами, которые в окрестностях Черного моря граничили с болгарами. Ни сарматы, ни готы, ни самые гунны не были для Империи ужаснее славян. Империя, Фракия, Греция, Херсонес – все страны от залива Ионического до Константинополя были их жертвою; только Хильвуд, смелый вождь Юстинианов, мог еще с успехом им противоборствовать; но славяне, убив его в сражении за Дунаем, возобновили свои лютые нападения на греческие области, и всякое из оных стоило жизни или свободы бесчисленному множеству людей, так что южные берега Дунайские, облитые кровью несчастных жителей, осыпанные пеплом городов и сел, совершенно опустели. Ни легионы римские, почти всегда обращаемые в бегство, ни великая стена Анастасиева, сооруженная для защиты Царьграда от варваров, не могли удерживать славян, храбрых и жестоких. Империя с трепетным стыдом видела знамя Константиново в руках их. Сам Юстиниан, Совет Верховный и знатнейшие вельможи должны были с оружием стоять на последней ограде столицы, стене Феодосиевой, с ужасом ожидая приступа славян и болгар ко вратам ее... Славяне спокойно жительствовали в Империи, как бы в собственной земле своей, уверенные в безопасности перегнав через Дунай...».

Нашествие славян на Византию в VI в. произошло в тот период, когда власть императора Юстиниана I и империи достигла апогея, когда, казалось, сбылись планы восстановления Римской империи. В 533 г. Юстиниан отправил 16-тысячную армию под руководством полководца Велизария к африканским берегам. Последний разгромил основные силы вандальского королевства, захватил его столицу – Карфаген, присоединил африканскую провинцию к Византии. В кратчайший период здесь было построено 150 городов. Вслед за присоединением Африки, началась война за обладание историческим ядром западной части империи – Италии. Осенью 539 г. армия Велизария осадила столицу остготов Равенну и через несколько месяцев заняла ее без боя.

Однако в этот период персы нарушили подписанный ими 10 лет назад «Вечный мир» с империей, вторглись в Сирию, захватили и разграбили ее столицу Антиохию. Велизарий срочно был переброшен на восток, ему удалось остановить нашествие персов. Пользуясь тем, что укрепления границы империи остались почти без гарнизонов (войска были в Италии и на Востоке) славяне дошли до самой столицы, прорвались через Длинные стены, протяженностью от Черного моря до Мраморного, ворвались в предместья Константинополя.

Грозной поступью, освещаемые заревом взятых штурмом городов и селений, вызывая трепет ужаса и невольное уважение окружающих народов своей доблестью, презрением к смерти, вышло славянство на авансцену как европейской, так и мировой истории, бросив вызов крупнейшей в этот период евразийской державе. Вековым римским и византийским военным традициям они противопоставили новую стратегию, проистекавшую из племенной славянской ментальности: «Несколько вре­мени славяне убегали сражений в открытых полях и боялись крепостей, но узнав, как ряды легионов римских могут быть разрываемы нападением быстрым и смелым, уже нигде не отказывались от битвы, и скоро научились брать места укрепленные..: сражались не стеною, не рядами сомкнутыми, и всегда пешие, следуя не общему велению, не единой мысли начальника, а внушению своей особенной, личной смелости и мужества; не зная благоразумной осторожности, которая предвидит опасности и бережет людей, но бросаясь прямо в середину врага. Византийские историки пишут, что славяне, сверх их обыкновенной храбрости, имели особенное искусство биться в ущелиях, скрываться в траве, изумляя неприятелей мгновенным нападением, брали их в плен... Они умели еще долгое время таиться в реках и дышать свободно посредством сквозных тростей, выставляя конец их на поверхность воды. Древнее оружие славянское состояло в мечах, дротиках, стрелах, намазанных ядом, и в больших, весьма тяжелых щитах.

Весомым признанием воинского искусства славян являлось привлечение ряда славянских князей византийцами и назначение их полководцами, начальниками эскадр пограничных областей, в царствование Юстиниана I огромные массы славян переходили рубежи империи, переправлялись через Дунай, преодолевали линии пограничных укреплений и отвоевывали у империи плодородные балканские земли. Успехи славян в борьбе с могущественной Византией свидетельствуют о сравнительно высоком для того времени уровне развития славянского общества: уже появились материальные предпосылки для снаряжения значительных военных экспедиций, а строй военной демократии позволял объединять крупные массы славян.

В данный период своей истории славяне являлись язычниками. Прежде всего, следует понять, что представляло собой язычество как «государственная религия». По мнению Д.С. Лихачева, язычество не было религией в современном понимании как христианство, ислам, буддизм. Это была довольно хаотическая совокупность различных верований, культов, но не учение: это соединение религиозных обрядов и целого вороха объектов религиозного почитания. Поэтому объединение людей разных племен, в чем так нуждались восточные славяне в X–ХII веках, не могло быть осуществлено язычеством. Да и в самом язычестве было сравнительно мало специфических национальных черт, свойственных только одному народу. В лучшем случае по признаку общего культа объединялись отдельные племена, население отдельных местностей. Между тем, стремление вырваться из-под угнетающего воздействия одиночества среди редконаселенных лесов, болот и степей, страх покинутости, боязнь грозных явлений природы заставляли людей искать объединения. Кругом были «немцы», то есть люди, не говорящие на доступном пониманию языке, враги, приходившие на Русь «из невести», а граничившая с Русью степная полоса – это «страна незнаемая». Стремление к преодолению пространства заметно в народном творчестве. Люди воздвигали свои строения на высоких берегах рек и озер, чтобы быть видным издалека, устраивали шумные празднества, совершали культовые моления. Народные песни были рассчитаны на исполнение в широких пространствах. Яркие краски требовались, чтобы быть замеченными издалека. Люди стремились быть гостеприимными, относились с уважением к купцам-гостям, ибо те являлись вестниками о далеком мире, рассказчиками, свидетелями существования других земель. Отсюда восторг перед быстрыми перемещениями в пространстве. Отсюда и монументальный характер искусства...

Люди насыпали курганы, чтобы не забывать об умерших, но могилы и могильные знаки еще не свидетельствовали о чувстве истории как протяженного во времени процесса. Прошлое было как бы единым, стариной вообще, не разделенной на эпохи и не упорядоченной хронологически. Время составляло повторявшийся годичный круг, с которым необходимо было сообразоваться в своих работах. Времени как истории еще не существовало. Время и события требовали познания мира и истории в широких масштабах. Достойно особого внимания то, что эта тяга к более широкому пониманию мира, чем то, которое давалось язычеством, сказывалась прежде всего по торговым и военным дорогам Руси, там где вырастали первые государственные образования. Стремление к государственности не было, разумеется, принесено извне, из Греции или Скандинавии, иначе оно не имело бы на Руси такого феноменального успеха, которым ознаменовался Х век истории Руси.

Создатель огромной империи Руси – князь Владимир Святославич в 980 году делает попытку объединения язычества на всей территории от восточных склонов Карпат до Оки и Волги, от Балтийского моря до Черного, включавшей в свой состав племена восточнославянские, финно-угорские и тюркские. Летопись сообщает: «И нача княжити Водомир в Киеве един, и постави кумиры на холму вне двора теремного: Перуна (финно-угорского Перкуна), Хорса (бога тюркских племен), Дажбога, Стрибога (богов славянских), Симаргла, Мокошь (богиня племени мокош)». О серьезности намерений Владимира свидетельствует то, что после создания пантеона богов в Киеве он послал своего дядю Добрыню в Новгород, и тот «постави кумира над рекою Волховом, и жряху ему людье ноугородьстии аки Богу». Как всегда, в русской истории Владимир отдал предпочтение чужому племени – племени финно-угорскому. Этим главным кумиром в Новгороде, который поставил Добрыня, был кумир финского Перкуна, хотя, по всей видимости, наиболее распространен в Новгороде был культ славянского бога Велеса или иначе Волоса.

Однако интересы страны звали Русь к религии более развитой и более вселенской. Этот зов ясно слышался там, где люди разных племен и народов больше всего общались между собой. Зов этот имел за собой большое прошлое, эхом отдавался он на всем протяжении русской истории. Великий европейский торговый путь, известный по русским летописям как путь «из варяг в греки», то есть из Скандинавии в Византию и обратно, был в Европе наиболее важным вплоть до ХII века, когда европейская торговля между югом и севером переместилась на запад. Путь этот не только соединял Скандинавию с Византией, но и имел ответвления, наиболее значительным из которых был путь на Каспий по Волге.

Всякая религия, в том числе и хаотическое язычество Руси, имеет помимо всякого рода культов и идолов еще и нравственные устои. Эти устои, какие бы они ни были, организуют народную жизнь. Древнерусское язычество пронизывало собой все слои начавшего феодализироваться общества Древней Руси. Из записей летописей видно, что Русь обладала уже идеалом воинского поведения. Этот идеал ясно проглядывает в рассказах «Начальной летописи о князе Святославе». Вот его знаменитая речь, обращенная к своим воинам: «Ужо нам некамо ся дети, волею и неволею стати противу; да не посрамим земли Русские, но ляжем костьми, мертвый бо срама не имам. Аще ли побегнем, – срам имам. Не имам убежати, но станем крепко, аз же пред вами пойду: аще моя глава ляжеть, то промыслите собою».

Когда-то ученики средних школ России учили эту речь наизусть, воспринимая и ее рыцарственный смысл, и красоту русской речи, как, впрочем, учили и другие речи Святослава, или знаменитую характеристику, данную ему летописцем: «...легко ходя, аки пардус (гепард), войны многие творяше. Ходя, воз по себе не возяше, ни котла, ни мяс варя, но потонку изрезав конину ли, зверину ли или говудину на углех испек ядяше, ни шатра имяше, но подклад постлав и седло в головах; тако же и прочий вои его вей бяху. И посылаше к странам глаголя: «Хочю на вы ити». Этот идеал княжеского поведения; беззаветная преданность своей стране, презрение к смерти в бою, демократизм и спартанский образ жизни, прямота в обращении даже к врагу – все это оставалось и после принятия христианства.

Уже в период язычества на Руси получила распространение грамотность. Всего восемь букв дошло к нам из глубины IХ века. Написанное кириллицей на глиняном горшке слово «гороухша» вызвало оживленные комментарии ученых, значит, еще во времена Игоря Старого – деда Владимира Красное Солнышко – на Руси владели грамотой. Причем применяли ее для бытовых нужд, в повседневной жизни. Ведь написал это слово не какой-нибудь «монах трудолюбивый», а горожанин, озабоченный тем, чтобы содержимое одного горшка не спутали, не дай бог, с содержимым другого. Надпись эта сделана для тех, кто может ее прочитать: домашних и знакомых, приказчиков и покупателей – таких же обыкновенных людей, как и ее автор. По времени эти восемь букв стоят где-то посередине между «русьскими письменами», обнаруженными Константином Философом в Корсуни, и книгами, которые появились на Руси после ее крещения Владимиром. Свидетельствуют восемь букв о весьма важных явлениях: первое – непрерывная письменная традиция на Руси восходят к глубокой древности: письмо пришло сюда посредством христианства, но еще в языческие времена; второе – кириллица, через 60–70 лет по ее возникновению достаточно широко распространилась среди восточнославянских племен, раз ею пользовались в бытовом обиходе; третье – любая грамотность предполагает наличие книг, по которым можно научиться грамоте от сведущих в ней людей.

Вопрос о язычестве – вопрос не только «давно минувших дней, преданье старины глубокой», но и актуальнейшая проблема дня сегодняшнего, когда явственно проявляются попытки «реанимации» язычества как автохтонной, истинно-украинской религии. Данный процесс «воскрешения» язычества как способ «ниспровержения» христианства присущ не только Украине, но и другим развитым странам мира.

Языческие церкви возродились в Украине шесть лет назад, но силу набрали только сейчас. Судя по высказываниям их «отцов»; они вполне уверенно идут к своей основной цели – изгнанию «захватнической христианской церкви» со всей исконной территории Киевской Руси. Руководимые из далекого американского центра, они неплохо материально обеспечены и привлекают в свои ряды людей с хорошим положением и предпочтительно высшим образованием. В их рядах – писатели, художники и прочий цвет интеллигенции страны. В сферу интересов «поборников исторической правды на Киевской Руси» входят и Россия, и Белоруссия, где они пытаются создать свои представительства. Вскоре их форпосты должны появиться в Москве и Тюмени.

Новая языческая религия именуется РУНВИР – «Родная украинская национальная вера». Собрания происходят таким образом: для начала зачитывается неомолитва «Дажбоже мой», затем цитируется священная книга – «Мага вера» (в переводе – «Могучая вера»), под магнитофонный аккомпанемент распеваются песни, возвеличивающие автора учениях ныне проживающего под Нью-Йорком Льва Силенко, после – молитва и переход к пункту «разное». Постепенно неоязычники, которых никто не принимал всерьез, стали выходить на государственный уровень. Кроме потешных писем президенту с требованиями убрать с украинских гривен изображение князя Владимира-Крестителя, «поневолившего» родную страну, они делают кое-что посущественнее: укрепляют свои ряды: сколько в Украине, в России и Белоруссии рунвистов, неизвестно, а сами «рунпапы» не распространяются об этом. Лишь намекают, что их паства – это десятки тысяч людей. Исходя же из «кадрового» потенциала рунвистов – известных ученых, литераторов, артистов, преподавателей – это весьма значимая сила. Главный тезис рунвистов сводится к тому, что язычество – исконно украинская вера, христианство – московско-захватническая, «омоскаленная».

Одно из основных положений рунвистики – христианские церкви должны быть закрыты или превращены в музеи, либо в них должны исчезнуть иконы и появиться рунвистские знаки: солнышка с трезубами. Рунвиры постоянно подчеркивают свою терпимость: «Мы не приносим кровавых жертв и даже не требуем вернуть нам наши капища».

Один из самых крупных языческих пантеонов был в самом центре Киева, в районе нынешнего расположения МИД, английского посольства и дома, где живут некоторые высшие руководители страны.

Однако умиротворяющая «терпимость» рунвиров обманчива: основы язычества как и неоязычества, к которому относится фашизм, были и остаются неизменными: кровавые культы, вседозволенность, воинствующий индивидуализм. Как же изменилась мен­тальность вос­точных славян при переходе от язычества к христианству? Возникает вопрос: как вели себя обычные «стандартные» люди той эпохи? Так, как «повелевали языческие божества», предписывала жесточайшая мораль того времени: «В IX в. Перун стал жестоким, кровожадным и воинственным. Его западный аналог Святовит на острове Руге (Рюген), требовал себе в жертву крови датских и немецких пленников. Восточный Перун стал поступать так же. И даже больше: при нехватке пленных он «принимал» кровь своих, отобранных по жребию. Для славян, привыкших к митраистским мистериям и христианским обедням, эти нравы казались чудовищными, а северные князья и варяги теряли популярность в столице Киеве, где их богов называли бесами».

979 год. Место действия – Киевская Русь. Главный герой – юный Владимир, будущий креститель Киевской Руси, канонизированный впоследствии как святой, вошедший в анналы истории, как выдающийся государственный деятель. Прослышав о красоте Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогволода, он направляет в столицу княжества – Полоцк – сватов. Однако чуть ранее здесь побывали посланцы его старшего брата – Ярополка, за которого прекрасная Рогнеда должна была вскоре выйти замуж. Полоцкая княжна ответила юному князю «ниже моего достоинства будет разувать сына рабыни». На Киевской Руси существовал обычай в свадебном обряде: невеста в знак покорности мужу снимала с него сапоги, разувала его. Учитывая, что мать Владимира – Маклуша была ключницей княгини Ольги, хотя и происходила из знатного новгородского рода, она, став ключницей, автоматически становилась рабыней... Напоминание князю Владимиру об этом эпизоде его рождения дорого обошлось полоцкой княжне. Владимир и его дружина, сломив упорное сопротивление защитников города, ворвались в Полоцк, дружина половецкая была уничтожена. На глазах отца и братьев Владимир совершил насилие над Рогнедой, громогласно назвав ее «дочерью раба», после чего ее отец и два брата были подняты «на мечи» – мужчин убивали ударом двух мечей: «под пазухи» и поднятием тел на мечах в воздух с посвящением Богам, причем жрецы держали руки жертвы разведенными в стороны. Впоследствии Рогнеда стала первой и главной женой Владимира, простила ему не только горечь женского позора, но и убийство всех своих близких, что свидетельствовало только об одном: все происшедшее – дело вполне обыденное для того времени. Она же родила ему четырех сыновей и двух дочерей. Ее гордый нрав взбунтовался тогда, когда Владимир, решив принять христианство, задумал взять в жены византийскую принцессу Анну. Оскорбленная Рогнеда занесла нож над спящим мужем, однако он проснулся и выбил его из ее рук. Огромнейший интерес представляет и то, насколько кардинально изменилась личность Владимира после принятия им христианской религии, приобщения к ней Киевской Руси.

Суть языческой религии вне ее «местопребывания» во времени и пространстве, как выше подчеркивалось, – вседозволенность, воинствующий индивидуализм как важнейшее средство достижения всех мыслимых и немыслимых телесных, материальных благ, принесение человеческих жертвоприношений как средства достижения этого.

Перенесемся в эпоху Киевской Руси и обратимся к образу князя-рыцаря Святослава – своеобразного эталона языческой доблести, чести, славы, на примере которого в дореволюционный период истории России формировались целые поколения россиян. Что же представлял собой наш славный доблестный пращур – «зерцало» языческого мира? В 971 году князь со своей дружиной оказался в окружении под стенами болгарского города Доростала: «...После того, как пал смертью храбрых витязь Икмор, и надежда на победу была утрачена, русы вышли в полночь при полной луне на берег Дуная. Сначала они собрали тела павших бойцов и сожгли их на кострах, а потом, свершая тризну, предали смерти множество пленников и пленниц... – они топили в водах Дуная грудных младенцев и петухов. Так совершались жертвоприношения злым богам. Еще более страшные сцены происходили в Белобережье (остров Березань) после возвращения из Болгарии. Князь и его языческое окружение приписали русским христианах, сражавшимся в том же войске, вину за поражение, нанесенное их единоверцам, объяснив его гневом богов на христиан. Святослав замучил насмерть своего брата Углеба (Глеба), а его воины так же поступили со своими боевыми товарищами, страдавшими от ран и нуждавшимися во враче, а не в палаче. Особенно плохо пришлось священникам, которые были в русском войске для напутствия православных русов. Святославу изменил даже интеллект: он послал в Киев приказ сжечь церкви и обещал по возвращении «изгубить» всех русских христиан. Этим заявлением Святослав подписал себе приговор.

Так действовал светозарный князь – рыцарь, светоч чести и доблести своего времени.

История величайших цивилизаций Южной Америки – инков и ацтеков, многие технические достижения которых неповторимы на нынешнем уровне развития общества (в области строительства и т.д.) – наглядное подтверждение проявления важнейших закономерностей развития сообществ, в основе которых – язычество. «Известно, что испанцы в столице ацтеков городе Теночтитлане увидели целые горы, сложенные из черепов, принесенных в жертву людей. Практиковали аптеки и ритуальное каннибальство...»

У инков – сыновей Солнца – главным ритуалом важнейшего праздника – летнего и зимнего солнцестояния – был типичный церемониал человеческих жертвоприношений или Капаккога: «Капак-кога... значит зарыть живыми в землю несколько детей пяти и шести лет... В июне и декабре, в дни летнего и зимнего солнцестояния, инки-жрецы закапывали в землю по 500 детей, чтобы отметить этим особое положение солнца на небе... Хронист указывает, что было запрещено брать из семьи больше одного ребенка... Рядом с храмом Кориканга находилось помещение, где размещали белых лам, детей и взрослых, которых приносили в жертву». Религиозные обряды майя совершались следующим образом: «Паломники из окрестных майских городов собирались на церемониальной площади перед пирамидой «Пернатого змея». После окончания богослужения в святилищах Чиген-Ицы жрецы укладывали роскошно одетых девушек, которым предстояло стать невестами бога полей, на деревянный катафалк и несли по священной дороге к «Колодцу смерти». Грохотали тункули, майские барабаны; рога, изготовленные из морских раковин, трубили в честь Юм-Кама; люди пели торжественные гимны. Потом эта погребальная процессия подходила к «Святилищу последнего обряда». Девушки сходили с катафалка, жрецы вновь очищали их дымом копаловой смолы, снова пели флейты, а затем жрецы отводили девушек на жертвенную площадку, брали за руки и ноги, сильно раскачивали и бросали в водяной дворец Юм-Кама. Люди молились: «О боже, дай нашим полям урожай, позволь вырасти кукурузе, даруй нам дождь и прими этих дев в свой дом на свое ложе».

Более древнего происхождения, очевидно, был ритуал, когда жертву умерщвляли, стреляя из лука. Сначала избранного для этого человека привязывали к мученическому столбу. Потам к жертве подходил жрец, разрезал ножом низ живота и брызжущей кровью натирал статую бога, в честь которого совершался обряд. Тело жертвы натиралось синей краской, только сердце на груди обозначалось белым кружком и служило мишенью. После этого начинался жертвенный танец. Танцующие с луками и стрелами кружили вокруг столба, в ритм тункулей, круг то сужался, то расширялся, пока все участники обряда один за другим не выпускали, наконец, в жертву свои стрелы. Чисто тольтекский, мексиканский характер имел иной способ религиозного жертвоприношения. На площадках жертвенных пирамид его совершали четыре жреца, разрисованные синей краской. Здесь, в городе «Пернатого змея»... на жертвенный камень на вершине пирамиды жрецы клали предназначенного человека. Каменным ножом жрец вскрывал ему грудь, одним движением вырывал из нее еще трепещущее сердце и сильно бьющей кровью окроплял алтарь или статую бога, которому был посвящен обряд. Тело без сердца тот же жрец сбрасывал с вершины пирамиды. Внизу его подхватывали другие жрецы, сдирали с мертвого кожу и сами одевались в нее. Для языческих империй древности были присущи общие закономерности: «Характерно, что конечным продуктом деятельности мегамашин в Египте стали колоссальные могильники, населенные мумифицированными мертвецами, – пирамиды, для построения которых были, по сути, принесены в жертву миллионы рабов, свободных египтян-строителей, что, по сути – замаскированная форма жертвоприношений».

Введению христианства на Руси предшествовала попытка князя Владимира «модернизировать» язычество в соответствии с государственными интересами Киевской Руси. Ощущая настоятельнейшую необходимость укрепления государственности через унификацию религиозных верований всех племен и народов, входивших в состав Киевской Руси, Владимир сделал попытку объединения язычества на всей территории от восточных склонов Карпат до Оки и Волги, от Балтийского моря до Черного. Однако язычество, не будучи религией в современном смысле слова, а представляя собой хаотичную совокупность различных верований, культов, но отнюдь не единое, цельное учение, не могло решить данную задачу – сплотить, «сцементировать» великую державу, включавшую в свой состав различные племена и народы. Эту задачу могла решить лишь одна из «мировых» религий.

Вопрос о крещении Руси не исчерпывался только путем широкого сопоставления характеристик четырех религий: православия, католичества, иудаизма, ислама и обновленного балто-скандинавского культа Перуна на фоне уходящих языческих мировоззрений. В Европе во второй половине X века шла борьба не только за земли, богатства, политическую власть, но, главным образом, за «души», религиозное и идеологическое влияние на славян и турок, что во многом делает рас­сматриваемый период идентичным настоящему времени, когда от того, каково будет место славянства в современном цивилизационном процессе, зависит судьба не только Европы, но и всего мира. Л.Н. Гумилёв отмечал, что выбор вероисповедания определялся не только совокупными факторами политического и экономического характера. Принудить людей принять религию врага было невозможно так же, как удержаться от усвоения веры друга. Можно сделать вывод, что выбор религии, являющийся на персональном уровне свободным, на этническом уровне детерминирован характером психического склада, традициями, памятью об исторических событиях недавнего прошлого, целями и задачами, встающими перед этносами на тех или иных периодах исторического развития. Исповедание веры всегда отражает мироощущение этноса, исторически сложившееся в течение веков на основе определенных запретов и разрешений, причем те и другие воспринимаются как нечто естественное, само собой разумеющееся и не подлежащее перепроверке. Это стереотип поведения: у каждого этноса он свой, не похожий на все иные стереотипы. Смена религий и для одного человека – сложнейшая морально-нравственная проблема, грандиозная ломка психики: ведь по своей сути человек «меняет душу», но она неизмеримо сложнее, когда речь идет о целом народе, этносе с устоявшимися традициями культуры и быта. И, тем не менее, смена языческих культов мировыми религиями была повсеместной, хотя детали этого процесса различны. На Руси (в отличие от общепринятой точки зрения!) процесс христианизации был особенно длителен, а не неким единовременным волевым актом, потому что проповедь православия встречала сопротивление не только местных славянских представлений о духах леса, воды, дома и об упырях – неупокоенных душах мертвых – но и соседних религиозных доктрин, претендующих на преобладающее место в мировой культуре.

До середины Х в. Западная Европа не представляла собой опасности для восточных соседей, но объединенная саксонской династией Германия сделалась мощной и растущей державой. При первом представителе саксонской династии – короле Генрихе I Птицелове (919–936 гг.) – после проведения военной реформы: создания новой конницы, построенной по венгерскому образцу, острие немецкой агрессии было направленно против полабских славян – племен бодрицкого и лютицкого союзов. Но они оказали решительное сопротивление германским феодалам. И хотя восстание одного из славянских племен – ратаров было жестоко подавлено, тем не менее, даже захват Генрихом Птицеловом главного пункта гаволян Бранибора и закладки бурга Мейсен в земле лужицких сербов не привели к полному подчинению полабских славян, которые так и не были включены в состав Германии. Дело ограничилось на этот раз только их обещанием принять христианство и выплачивать дань. Завоевательная политика германских феодалов по отношению к славянским землям продолжалась и при Оттоне I (936–973 гг.). Захваты заэльбских земель привели к образованию пограничных областей – марок в бассейне реки Эльбы и ее притоков, вплоть до Одера. В тех марках Оттон I раздавал бывшие владения славянских князей своим вассалам, в пользу которых местное славянское население, принадлежавшее к племенам бодричей, лютичей и лужицких сербов, должно было нести барщину и платить дань. В марках усиленно насаждалось христианство и основывались епископства и монастыри.

Немецкая агрессия была не только военной; монахи-миссионеры были не менее активны, чем рыцари, а объектом притязаний тех и других оказалась Восточная Европа. Славянские язычники на Эльбе и в Поморье оказывали немцам энергичное сопротивление, часто переходя в контрнаступление, но их восточные соседи на Висле поддались обаянию западной культуры и после 965 г. обратились в католичество. А это означало вассальную зависимость от императора «Santa Imperia Romana Hermanorum». Так начиналось как славянское западничество, так и антизападничество.

Грандиозное устремление романо-германского суперэтноса к мировому господству, уничтожившее все этносы, которые не могли защищаться, не могло не оказать влияние на те, которые сумели устоять. В политическом аспекте это было стремление к территориальным захватам, отбитое русскими, а в идеологическом – распространение идей, воззрений, т.е. ментальности. Отражение его проходило не всегда удачно, ибо наступление Запада шло неуклонно, планомерно и бескомпромиссно. Рыцари и латники Западной Европы стремились к завоеваниям, расценивая их как подвиги, мыслители-схоласты и ересиархи – преследовали аналогичные цели, с той лишь разницей, что политическую агрессию они совмещали с интеллектуальной. Весьма трудно сказать, что было тяжелее для порабощаемых – потеря имущества и свободы или насилие над сознанием, «над душой»? Еще более обострило ситуацию и то, что в 983 г. на имперском сейме в Вероне Оттон II призвал своих подданных начать войну против греков и сарацин (арабов). Таким образом, католический Запад рассматривал греческих схизматиков как «чужих», наравне с мусульманами.

Таким образом, весьма противоречивыми, сложными были отношения Руси с романо-германскими католическими странами, включая славянскую Польшу. Католики не считали греков, болгар за единоверцев, причем, это отчуждение, впервые появившееся в 858–867 гг., через 300 лет превратилось в религиозную войну против православных. Пользы от этой войны не было ни той, ни другой стороне; смысл ее был не ясен даже ученым-современникам событий. К чему привела бы победа прозападной тенденции на Руси показывает пример Галича, захваченного венграми, где в короткое правление венгерского короля Коломана был изгнан православный епископ, церкви обращены в костелы, народ принуждался к католичеству. Только смелый удар князей Даниила и Мстислава Удалого вернули Галичу политическую и религиозную свободу.

По сути неудачи католической пропаганды среди славян происходили еще от двух причин: латинская библия была непонятна славянам, а переводы ее не допускались, поэтому убеждение заменялось принуждением. При Каролингах возникла идея, что христианское богослужение – тайная наука, доступ к которой должен быть открыт только духовенству. По бытовавшей на Западе традиции, на родном языке разрешались лишь индивидуальная молитва и проповедь. Обязательность трехъязычия – обязательность церковной службы только на одном из трех языков: еврейском, греческом, латинском – фактически упраздняла христианское просвещение. Когда же в XI в. чешский король обратился к папе Григорию VII с просьбой о разрешении богослужения на славянском языке, папа ответил: «Бог всемогущий нашел угодным, чтобы Святое писание в некоторых своих частях осталось тайной, ибо иначе, если бы было полностью понятно для всех, слишком низко бы его ценили и утратили к нему уважение».

При этом к концу IX в. духовное и светское общество Западной Европы находилось в состоянии нравственного упадка. Папа Иоанн XII (955–964) устроил в своем дворце гарем из продажных женщин, охотился, волочился, пьянствовал, давал пиры с языческими обрядами, возлияниями в честь Сатаны. Многие священники были безграмотны, прелаты получали назначение благодаря родственным связям, «нетрадиционным» сексуальным наклонностям.

Были и привлекательные аспекты западного пути развития, анализируя которые известный российский историк и мыслитель В.Е. Соло­вьев отмечал: «Западной цивилизации присуще быстрое и непрерывное развитие, свободная игра сил, самостоятельное и исключительное самоутверждение всех частных форм и индивидуальных элементов... Каждая сфера деятельности, каждая форма жизни на Западе, обособившись и отделившись от всех других, стремится в этой своей отдельности получить абсолютное значение, исключить все остальные, стать одна всем, и вместо того, по непреложному закону конечного бытия, приходит в своей изолированности к бессилию и ничтожеству, захватывая чуждую область, теряет силу в своей собственной».

Соперником Запада в борьбе за «души» славян была Византия – могущественная, богатая культурными традициями страна, пленившая воображение многих народов. Русская княгиня Ольга – крестница Константина Багрянородного – решила сравнить западное и восточное исповедание. Для этой цели она в 959 г. обратилась к королю Германии Оттону I с просьбой прислать епископа и священников. В 961 г. в Киев прибыл епископ Адальберт со свитой, а уже в 962 г. уехал назад, «не успев ни в чем. На обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он с трудом спасся».

В чем же заключалась причина того, что русы «бросились» в православие, лишь бы не принимать католичества? Немаловажным фактором являлось то, что восточные славяне знали, что политические щупальца Византии до них не дотянутся. Зато обаятельна и доступна была ее культура. Западническая же экспансия как военная, так и духовная, ставила в тот конкретно-исторический период проблему сохранения государственности, самого существования славянства. Немаловажным является и то, что славяне сыграли ту же роль в становлении и развитии феодальных отношений в Византии, какую германцы – в Западной Европе. Славяне, поселившиеся на территории Византийской империи, внесли большой вклад в разрушение рабовладельческой системы в Византии, так же как германцы в крушении рабовладельческого Рима. В IX в., и особенно в X в., все интенсивней развивались экономические, политические и культурные связи Византии с восточными славянами. Образование в Восточной Европе Древнерусского государства имело важные последствия и для Византийской империи. Взаимоотношения с Русью играли во внешней политике Византии первостепенную роль. Влияние Византии на Киевскую Русь и славянский фактор в имперской политике Византии в IX–X вв. трудно переоценить. В то же время влияние византийской культуры, которая достигает в данный период своего расцвета, на Русь нельзя недооценивать. В IX в. в Византии появились такие ученые, как крупнейший византийский мыслитель Лев Математик – известнейший специалист в механике и математике, открывший в середине IX в. высшую школу в Константинополе и преподававший там философию. В IX же веке византийским врачом Никитой было составлено руководство по хирургии, имевшее большое практическое значение для врачевания больных.

Многие представители церковной иерархии, правители империй были крупными учеными. Патриарх Фотий – крупнейший политик и богослов, идеолог византийской феодальной знати, оставил немало сочинений, в том числе и светского характера. Особое место занимает сборник «Мириобиблион» – анализ содержания 280 произведений античных авторов с выписками из них. В X в. составляется ряд сборников и энциклопедий по различным отраслям знаний. Лично императору Константину Багрянородному приписывалось составление трактатов «Об управлении государством», «О фемах и народах», содержащие раз­ного рода данные о византийском обществе и о соседних народах, в частности, сведения о русских землях. В Византии сохранились традиции эпохи Великих соборов V–VI вв., и церковная служба проводилась на общепринятом греческом языке, основой культурного единства было убеждение, для которого необходимо понимание. Поэтому в греческих городах шли постоянные споры на темы догматики, этики, апологетики и прочих теологических дисциплин. Духовенство практически не отделяло себя от паствы, поэтому светские образованные люди иногда становились патриархами: Тарасий, Никифор, Фотий. Поэтому-то, проповедуя христианство, Кирилл и Мефодий перевели для славян свя­щенные книги. В их представлении обращение было неразрывно связано с просвещением и обучением. Славянам это нравилось, так как крестясь, они перестали быть «варварами», а сравнились с греками. Пройдя нужные христианские науки, способные славянские юноши, как, например, священник Илларион, могли становиться даже епископами и поучать свою паству, которая понимала язык литургии и проповеди.

Необходимо через призму прошедших веков и тысячелетия оценить значение славянской азбуки, ее роль в становлении, развитии славянских этносов. Создателями славянской азбуки были братья Кирилл и Мефодий, родом из Солуни в Македонии, где их отец занимал крупную военную должность. Оба брата были образованнейшими людь­ми своего времени. Солунь (Салоники) был славянским городом под византийским управлением. Родным языком высокопоставленных детей был славянский, воспитание и образование – греческими. Большой притягательностью обладает фигура младшего из братьев – Кирилла. Мирское имя его было Константин, а то, под которым он вошел в историю, было взято им перед самой кончиной, с принятием схимы. Рос он живым и любознательным ребенком и еще в солунской школе выделялся своими способностями. «С пеяше паче всех учеников в книгах памятью вельми скорою, яко и диво ему быти», – говорит о нем предание. Слух о юном «диве» дошел до Константинополя, и мальчика взяли ко двору императора Михаила III в соученики его сыну. Юный Константин изучал математику, риторику, астрономию, музыку, философию и античную культуру. Все эти предметы он усвоил в наибольшем для своего времени объеме и глубине. Из церковных писателей он тяготел к Григорию Богослову, выдающемуся стилисту, наделенному яркой, образной речью. Богословие считалось венцом наук.

В те жестокие и смутные времена заниматься наукой и искусством было нелегко. Относительные гарантии для такого рода занятий представлял «уход из мира». Образованные люди раннего средневековья – писатели, ученые, живописцы, как правило, из духовенства. Константин принял священство и вскоре за свою приверженность к знаниям получил прозвище «Философ». Он преподавал философию, участвовал в ученых спорах, учил несведущих и сам продолжал учиться. Затем обстоятельства подвигнули его к деятельности, ставшей преддверием главного дела его жизни. Вместе со своим братом Мефодием он был направлен в Хазарию для миссионерской проповеди. Вблизи хазар жили славяне, наши прямые предки. Миссия братьев в Хазарии имела лишь частичный успех, там в ту пору укреплялось иудейство. Но в Корсуни, теперешнем Херсонесе в Крыму, Константин у одного «руссина» увидел евангелие и псалтырь, написанные «русьскими письменами». Что это были за письмена, можно только догадываться. Ненадолго остановимся на этих догадках. Старейшее сообщение Черноризца Храбра – болгарского монаха, жившего на рубеже IX–X веков, говорит о том, что славяне до принятия христианства пользовались для гадания и счета «чертами и резами», но своей азбуки еще не имели. По тому же свидетельству, они записывали свою речь греческими и латинскими буквами «без устроения», то есть вне какой-либо системы.

Азбука Кирилла и Мефодия, составленная около 863 г., – это новый культовый язык, система письменности, давшая толчок развитию книжной культуры славянских народов. Поразительно, но факт: с 863 по 869 год – всего за шесть лет – было «изобретено» две азбуки (Кириллица и Глаголица), сделаны переводы Евангелия и Псалтыря, основных служебных церковных книг, подготовлены учебники, организована служба на церковнославянском языке, освящены самим папой Римским книги и рукоположены в сан некоторые из учеников Кирилла и Мефодия. Созданный византийскими братьями из Солуни славянский алфавит дал возможность славянам примкнуть к мировым духовно культурным процессам. В построении кириллического алфавита лежит принцип названия букв с помощью широко известных слов, начинающихся с обозначаемой буквы. В обеих азбуках все буквы имеют названия с четко определенным смыслом. Современные исследования с использованием компьютерной техники позволили прийти к неожиданному открытию: данная «славянская азбука» – является в то же время «азбукой поведения», проистекающей из основных постулатов Евангелия. Исследователь Константин Титарен внимательно прочитал названия букв и заметил, что некоторые из них образуют законченные смысловые фразы. Например:

АЗЪ БУКИ ВЕДИ

я буквы знаю

ГЛАГОЛИ ДОБРО ЕСТЬ

говори хорошо (правильно)

КАКО ЛЮДИ МЫСЛЪТЕ

как люди думайте

РЫЦИ СЛОВО ТВЬРДО

произноси слова четко

 

Эти фразы составляют небольшой текст-напоминание, адресованное изучающим азбуку. Но это еще не все. При более пристальном и вооруженном соответствующими знаниями взгляде оказывается, что: во-первых, все глаголы использованы в повелительном наклонении, т.е. побуждающем к действию; во-вторых, существительные стоят в форме среднего рода или во множественном числе, и это расширяет их смысл: «добро» в значении «хорошо», но и в значении «благо, добро, правда». Тогда те же фразы приобретают вид изложения моральных принципов: «Утверждай: добро есть, как люди думай, исповедуй веру неуклонно».

Опустим для краткости многоступенчатую систему фактов, аргументов, научных допущений и приведем перевод-разъяснение заложенного в алфавит церковнославянского языка текст: «Как праведники мыслите ибо наш и ваш Сион охраняет священный огонь пожирающий нечестивых и, чтобы уцелеть, исповедуй Слово Божие неуклонно ибо это позволит пройти огонь и предстать у подножия престола Господа». Полученный текст представляет собой уже «азбуку поведения», которую необходимо постичь для достижения высшей цели земной жизни – воспитание праведного строя мыслей. Далее, сравнивая расшифрованные фразы Кириллицы с Евангелием, находим почти дословные совпадения. Открытие кодированного текста делает церковнославянскую азбуку уникальным образцом, не имеющим аналогов в человеческой культуре.

Южные славяне – болгары и сербы, имея возможность выбора, предпочли веру греков, с которыми они, особо отметим, воевали, «латинской» вере, которую им выдавали как неполноценную в урезанном виде. Чехам было некуда деваться, а поляки XI в. были столь простодушны, что не заподозрили оскорбительности в принципе «трехъязычия», зато русичи, жившие по Великому пути, «из варяг в греки» и опытные в торговле и дипломатии, отвергли исповедание, ограничивающее свободу совести. В тот поистине определяющий момент развития восточно-славянского мира, сложившаяся политическая ситуация, подкрепляемая экономическими и культурными факторами, делали выбор Руси необратимым. Дружба с немецким королем и императором Оттоном не сулила никаких благ, что наглядно показал пример западных славян, а Швецию потрясало кровавое обращение в католичество, чему шведы сопротивлялись как могли. Но и героическая Русь, окруженная со всех сторон врагами, очень нуждалась в надежном союзнике.

В Киеве не могли не знать эту ситуацию. Поскольку русам не на что было «покупать» друзей, им оставалось искать таких, которые были бы искренне заинтересованны во взаимности, исходя из своих геополитических интересов, которые в то же время не представляли бы опасности как для славянской государственности, так и для этноса. Исходя из всего этого, перед Киевской Русью встала дилемма выбора между православием и исламом, ибо католичество киевляне отвергали прочно, а надежда на Перуна не позволяла решить важнейшие государственные проблемы: поклоняясь ему, русы разделили бы судьбу лютичей, бодричей и поморян, отдавших все свои силы и устремления войнам с соседями. Для этих храбрых славян не только немцы и датчане, но и все соседи были врагами. В конечном итоге, вопрос выбора был вопросом «быть или не быть» государственности Киевской Руси – ведь в IX веке наряду с Русью крупнейшим славянским государством являлась Великоморавская Держава, просуществовавшая лишь короткий исторический период.


Война – не приключение.

Война – болезнь. Как тиф.

А. де Сент-Экзюпери

Чтобы озарять светом других, нужно

носить солнце в себе.

Р. Ролан

Жить – значит действовать.

А. Франс

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.