Преступницы по страсти.

Другим опровержением столь распространенных и вме­сте с тем столь не соответствующих истине взглядов на женскую натуру служат, между прочим, также преступле­ния по страсти. Именно, в противоположность тому, что мы наблюдаем у мужчины, женщина-преступница по страсти приближается то к врожденной, то к случайной преступ­нице: обдуманность намерения и нравственная испорчен­ность играют в ее преступлениях значительно большую роль, чем у мужчин. Во всяком случае, признаки, свойст­венные индивидам обоих полов, совершающих преступле­ния по страсти, довольно многочисленны.

1. Возраст. Как и у мужчин, у этого рода преступниц преобладает преимущественно молодой возраст. Преступ­ления обыкновенно совершаются ими в период самого пол­ного расцвета половой жизни. Так, например, Vinci было, когда она запятнала себя преступлением, 26 лет, Соnnе-mune — 18, Provensal — тоже 18, Jamais — 24, Stakel-burg — 27, Daru — 27, Laurent — 22, Hogg — 26 и Noblin — 22. Все политические преступницы были, как известно, большею частью молоды (Sahla было 18 лет, Charlotte Corday — 25, Renault — 20 лет и т.д.).

Но далее и между преступницами из-за любовной стра­сти попадаются субъекты более или менее пожилого воз­раста, тем более что у них юность и половое влечение как-то особенно быстро проходят. Так, Lodi была далеко не молода, когда она влюбилась в одного сослуживца своего и по его совету украла ценных бумаг на 20 000 франков, причем передала всю эту сумму своему любовнику, не ос­тавив себе ни одного франка. Dumaire убила своего любов­ника, когда ей было 30 лет, a Perrin, будучи уже 40 лет, покушалась на жизнь своего мужа.

2. Признаки вырождения. У преступниц по страсти отсут­ству­ют обыкновенно дегенеративные признаки и спе­циальные аномалии лица, кроме сильного развития челю­стей и мужского склада физио­номии.

3. Мужские черты и особенности. У многих преступниц этой категории наблюдаются мужские черты характера. Так, например, некоторые из них питают страсть к оружию. Clovis, Hugiies и Dumaire любили стрелять в цель, Raymond в Па­риже ходила всегда вооруженная кинжалом и револьвером и эту привычку носить с собою оружие вывезла из Гавайи, где все женщины носят постоянно при себе оружие. Souhine отличалась, по мнению свидетелей, гордым, энергичным, ре­шительным характером. Dumaire обнаружила, по наблюде­нию Batailles, во время своего процесса умение выражаться категорически и точно, соблюдая логическую последователь­ность своих мыслей. Многие из этих преступниц обнаружи­вают особенную страсть к политике, что редко наблюдается у женщин, и становятся настоящими мученицами своего патриотизма, а подчас и своих религиозных убеждений. Daru и Noblin были обе дочерьми полудиких народов, у которых женщина обыкновенно отличается мужскими особенностя­ми: обе они при исполнении своих преступлений обнаружи­ли значительную мускульную силу, причем Daru заколола кинжалом своего любовника, a Noblin задушила свою сопер­ницу. Между этими преступницами часто наблюдается так­же страсть к ношению мужского платья: так, В. в костюме мужчины покушалась на жизнь любовницы своего мужа.

Впрочем, следует заметить, что мужские черты встреча­ются не только y преступниц, но и у нормальных женщин, одаренных страстными темпераментами. Так, мы находим их у г-жи de Staë l, Georges Sand и даже у Carlyle — этой святой женщины, примерной по своему самопожертвова­нию и кротости душевной, которая, будучи девушкой, охотно лазала по стенам и заборам и дралась на кулачках со своими школьными подругами, обыкновенно побеждая их.

4. Альтруистические чувства и страсти. У преступниц по страсти преобладают добрые аффекты, которые у них даже сильнее проявляются, чем у нормальных женщин, достигая иногда необыкновенной силы выражения. У них никогда не отсутствует любовь к родным, как у врожденных преступниц.

Ellero рассказывает следующее об известной поджига­тельнице Антони Р: " Все свидетели показали единогласно, что она была превосходной женой и нежной матерью, вос­хваляли ее сострадательность ко всем несчастным и нуж­дающимся — словом, это была, по общему мнению, жен­щина, у которой доброе сердце преобладало над рассудком. Доброта ее была, так сказать, инстинктивна и потому сле­па. Она неоднократно упрашивала мужа своего ручаться за свою сестру, когда той приходилось настолько плохо, что она должна была обращаться к нему с этой просьбой". В., женщина с мужской физиономией и некоторыми други­ми аномалиями, была очень любящая жена и образцовая мать. Жители околотка, где она жила, так уважали ее, что, когда разнеслась весть об ее аресте, они составили проше­ние за многими подписями, в котором просили об ее осво­бождении, ручаясь за ее безупречность. Myers, убившая сво­его любовника, сделалась потом превосходной матерью.

Ottolenghi нашел у В.R. очень живое нравственное чув­ство и чрезвычайную стыдливость. Она объяснила, что в му­же ее меньше отталкивали его грубость и уродливость, чем сознание, что он был и есть любовник ее матери. Daru обо­жала своих детей и работала на них не покладая рук, в то время как муж ее все прокучивал и пропивал. Детоубийцы, которые большею частью принадлежат к категории преступ­ниц по страсти, выйдя замуж в колониях, являются — по свидетельству Сеrе'а — почти единственными хорошими ко­лонистками и добрыми матерями семейств. По словам Joly, в тюрьме St.-Lazare часто встречаются детоубийцы с очень мягким характером, у которых решительно ничто не указы­вает на заглохшую материнскую любовь. Despine сообщает об одной девушке, которая бросила свое дитя непосредствен­но после родов в яму. Когда его нашли там и принесли к ней еще живым, в ней проснулось материнское чувство. Она отогрела своего ребенка, начала кормить его и с тех пор ста­ла очень страстной матерью. Souhine была настолько горда, что предпочла умереть со своими детьми, чем пойти собирать милостыню. Du Tilly трогательно заботилась о будущности своих детей и о том, чтобы не давать возможности своему легкомысленному мужу компрометировать свою семью. Jamais осталась честной и чистой даже в самой- крайней бедности и писала своему любовнику: " Я берегу себя для тебя". Dumaire, разбогатевшая благодаря проституции и сомнительному бра­ку, оставшись вдовой, выказала много щедрости и доброты по отношению к своим родным.

5. Страсти как мотивы преступлений. Самой сильной страстью, чаще всего доводящей женщин до преступления, является любовная страсть. Преступницы по страсти любят сильнее, чем нормальные, в сущности, холодные в эротиче­ском отношении женщины. Со страстностью Элоизы и с наслаждением приносят они себя в жертву любимому муж­чине, игнорируя нередко общественное мнение, обычаи и да­же законы. Vinci пожертвовала для своего любовника свои­ми длинными волосами, единственным, что в ней было красивого. Jamais, несмотря на то что должна была содер­жать себя и двух детей, посылала еще деньги и подарки своему возлюбленному. Dumaire содержала своего любовни­ка Picard'a в то время, как он был студентом, и никогда не требовала от него, чтобы он на ней женился, довольствуясь лишь тем, чтобы он ее не покидал и продолжал связь с ней. Spinetti, которая когда-то была богатой, решилась для ис­правления своего нравственно испорченного мужа пойти слу­жить и сделалась служанкой. Noblin была так предана сво­ему любовнику, что не могла расстаться с ним, несмотря даже на то что была, в сущности, честной натурой, а последний преступником; в угоду ему она абортировала три раза и совер­шила даже преступление, противное ее природной доброте.

Страстная любовь этих женщин объясняет нам, почему почти все они, несмотря на свою душевную чистоту, имеют в своей жизни такие любовные связи, которые с точки зрения общественного мнения считаются незаконными. Девичество и замужество суть общественные установления, которые, как и все обычаи и нравы, рассчитаны на средний тип нормаль­ной женщины, т.е. на ее холодность и сдержанность в эроти­ческом отношении; страстная же любовь нарушает эти ус­тановления, как показывает пример Элоизы, не желавшей выйти замуж за Abelard'a, чтобы не повредить ему, и гордив­шейся тем, что она была его любовницей. Причина очень многих детоубийств кроется в неразумной, неопытной любви, желающей стать выше известных общественных предрассуд­ков. Таков был случай, например, сообщенный Grandpré, ка­сающийся одной молодой девушки, убившей своего ребенка, прижитого ею от одного иностранца, которого она встретила в каком-то курорте, страстно влюбилась в него и отдалась ему. В этом отношении преступница по страсти сильно от­личается от врожденной преступницы, которая отдается муж­чинам только вследствие своей лени, страсти к удовольстви­ям или же грубой чувственности. Но благодаря какой-то фатальной склонности порядочных женщин к дурным муж­чинам они обыкновенно влюбляются в легкомысленных, не­постоянных и даже испорченных субъектов, которые не только бросают их после непродолжительного наслаждения ими, но усугубляют еще их страдания презрением и клеветой. В по­добных случаях преобладающим мотивом преступления у таких женщин является не только горе покинутой любов­ницы. В случаях Camicia, Raffo, Harry и Ardoano причиной преступления было вероломство и измена со стороны любов­ников после клятвенных обещаний вечно любить. Любов­ник Provensal бросил ее, когда она забеременела, написал об этом отцу ее и в письме к ней насмехался еще над ней, говоря, что он посещает женщин только с целью развлече­ния, a " aves une femme malade, — писал он, — on ne s'amuse pas" *. Vinci, пожертвовавшая для своего любовника лучшим своим украшением, сделалась потом предметом насмешек для своей соперницы, заступившей ее место в сердце ее веро­ломного любовника. Точно так же была покинута своим любовником и Jamais, когда она осталась без работы и по­следний не мог более эксплуатировать ее. Reymond обманы­вал ее муж с самой интимной подругой ее, но она простила их, узнав об этой измене. Однако связь эта продолжалась, и однажды она нашла письмо своей вероломной подруги к своему мужу с презрительными на ее счет выражениями и даже накрыла любовников en flagrant dé lit. T., превосходная мать и жена, была в один прекрасный день покинута своим мужем для одной проститутки.

К этим мотивам присоединяется еще несправедливое пре­зрение к покинутой со стороны общества, которое сваливает обыкновенно всю вину этого на нее. Строгость родителей и презрение окружающих еще более усугубляют ее страдания. Jamais, например, не была допущена к постели своего уми­рающего отца. Provensal была проклята братом за то, что она опозорила всю семью. Подобное положение дела являет­ся самым могущественным мотивом преступления для боль­шинства детоубийц, у которых оно до известной степени свя­зано с потребностью мстить вероломному отцу за его измену смертью ребенка. Одна детоубийца созналась в этом Grandpré в следующих словах: " Когда он (ребенок) родился и я поду­мала о том, что он останется на всю жизнь незаконнорож­денным и вырастет, быть может, таким же негодяем, как его отец, мои пальцы невольно сдавили его горло..."

Статистика показывает, что число детоубийств нахо­дится в обратном отношении к числу незаконных рожде­ний, т.е., другими словами, там, где последние, будучи более редким явлением, наказываются строже, детоубийства встре­чаются чаще. Итак, преступление это является следстви­ем чаще всего страха перед позором. В городах подобные преступления скрываются легче, и потому там детоубий­ства встречаются реже, как это видно из следующих цифр:

Итак, детоубийство порождается общественным мнени­ем, по­доб­но тому как во времена варварства оскорбление влекло за собою кровавую месть, если оскорбленный не хотел остаться обесче­щенным на всю жизнь.

В некоторых случаях преступление является реакцией на очень дурное обращение и унижение, которому подверга­ется женщина. Так, В.R. пыталась отравить своего старого грубого мужа, за которого заставила ее выйти замуж мать ее, находившаяся прежде в связи с ним. Она ни за что не хотела отдаться ему, и за это жестокий муж морил ее голо­дом, бил и заставлял ночевать в лавке, где она была совер­шенно не защищена от непогоды. Spinetti зарезала своего мужа, которому принесла раньше столько жертв, после того как он жестоко избил ее, несмотря на ее беременность, за­ставляя обокрасть своего хозяина. С.Н. застрелила в суде человека, оклеветавшего ее самым оскорбительным обра­зом в то время, как он всякими прав­дами и неправдами добился оправдания в возбужденном против него процессе.

6. Материнская и семейная любовь. Оскорбленная ма­теринская и семейная любовь является сравнительно реже причиной и мотивом преступлений. Du Tilly, видя, что муж ее позорит честь своей семьи и разоряет ее своею незакон­ной связью с одной женщиной, особенно страдала при мыс­ли, что благодаря болезни ее он сможет скоро жениться на своей любовнице, которая сделается таким образом маче­хой ее детей. Это заставило ее решиться облить свою сопер­ницу серной кислотой, чтобы сделать ее уродливой, а стало быть, и безвредной. Т. била и истязала проститутку, для которой муж бросил ее и для которой он разорял свою семью. Антония В., почти доведшая своей расточительно­стью семью свою до банкротства, подожгла свой дом, чтобы полученной страховой премией поправить немного свои за­путанные обстоятельства. Dani убежала из дома со своими детьми от рассвирепевшего пьяного мужа, хотевшего их всех перерезать. Но затем, когда он заснул, она вернулась в дом и заколола его. Одна дама, портрет которой мы находим у Mace, решилась на воровство, чтобы иметь чем заплатить за учение своего сына. Это была женщина из очень хорошей семьи, превосходно воспитанная, с прекрасным характером, но глубоко несчастная вследствие нищеты, в которую она впала после прежнего благосостояния. Арестованная за со­вершенное воровство, она отказалась назвать свое имя, что­бы не опозорить своего ребенка, но случайно была в суде узнана одним из адвокатов. Несколько дней спустя после этого она умерла, сраженная своим горем.

То обстоятельство, что материнская любовь, несмотря на все выдающееся значение ее в духовной жизни женщины, яв­ляется так редко мотивом преступлений, должно казаться немного странным. Но она есть своего рода профилактическое средство против пороков и преступлений, ибо боязнь причи­нить вред своим детям или быть оторванной от них благода­ря преступлению часто заставляет мать отказаться от ее пре­ступных замыслов мести и вообще от всяких насильственных попыток реактивного характера. Этим же объясняется, поче­му мать старается обыкновенно внушить своим детям терпе­ние и снисхождение, удерживая их от мстительных порывов.

Но, с другой стороны, замечателен факт, что материнст­во часто является причиной психозов. Статистика пока­зывает, что вследствие тяжелых семейных несчастий забо­лели психическими болезнями (процент от всего количества душевных заболеваний):

В Турине наблюдались психические расстройства вслед­ствие смерти детей у женщин втрое чаще, чем у мужчин; бездетность также была причиной душевного заболевания у трех женщин.

Другой фактор, исключающий возможность преступлений из-за материнской любви, заключается в следующем. Жен­щина смотрит на своего ребенка почти как на часть самой себя, заботится о нем, как о самой себе, и принимает к сердцу все огорчения его, как свои собственные, до тех пор, пока он мал и не может обходиться без посторонней помощи. Когда же дитя вырастает, становится взрослым человеком и начи­нает вести более или менее самостоятельную жизнь, отдель­ную от матери, последняя тем не менее продолжает, хоть и издали, следить за его жизнью с полным любви участием, не выступая уже более в роли покровительницы и защитницы его. Несправедливость, причиненная взрослому сыну или дочери, причиняет, конечно, матери страдания, но далеко не такие сильные, как в случае обиды ее беспомощного кро­шечного ребенка. Это напоминает распространенное в цар­стве животных покидание самкой на произвол судьбы сво­их детенышей, как только они научатся бегать или летать. Но так как маленькое дитя не принимает участия в борьбе за существование и не имеет, стало быть, врагов и преследо­вателей, то для матери его не представляется случая к пре­ступному вмешательству в его защиту. Единственный воз­можный в этом отношении случай наблюдается тогда, когда мать мстит или защищает свое дитя от дурного отца, а это встречается, по счастию, очень редко, ибо преступления про­тив элементарных отцовских обязанностей встречаются, по счастию, в культурной среде чрезвычайно редко.

7. Страсть к нарядам и роскоши. К числу мотивов пре­ступлений по страсти относится также странным образом связанная с чувствами, порождаемыми семейной жизнью, страсть к красивым нарядам, столь характерная для пре­ступных женщин.

Du Tilly созналась, что больше всего возмущало ее то, что муж отдавал ее платья своей любовнице. Reymond была вне себя, узнав, какую массу нарядов и драгоценных вещей дарил своей любовнице ее муж, бывший по отноше­нию к ней очень скупым. Т. говорила на суде, что она разыскала любовницу своего мужа, проститутку, не имея никакого намерения оскорбить ее; но когда она увидела на ней свою собственную, подаренную ей к свадьбе шаль, она не могла сдержать своего гнева и бросилась бить ее.

В других случаях возбуждение женщин вызывается ос­корблением дорогих специально для них или даже почти священных в глазах их предметов. Так, например, Laurent пришла в сильнейший гнев, застав en flagrant dé lit своего мужа с горничной на своей собственной кровати.

8. Аналогичные черты у преступных женщин и муж­чин. До сих пор мы находили полный параллелизм между преступными мужчинами и женщинами — преступницами по страсти, причем только некоторые черты характера, суще­ственные для первых, встречаются у вторых сравнительно редко. Так, преступное деяние следует непосредственно за поводом к нему только у некоторых женщин. Guerin, напри­мер, узнав, что муж ее находится со своей любовницей в Вер­сале, немедленно отправилась туда и заколола его, a Dam зарезала своего мужа, угрожавшего ей и детям, тотчас же, как только он заснул. Равным образом и Spinetti убила своего любовника непосредственно после того, как он потребовал, чтобы она обворовала своих господ. Точно так же поступили Provensal и Jamais. Искреннее раскаяние мы наблюдаем срав­нительно у немногих женщин. Noblin, например, совершив свое преступление, бросилась с криком бежать по улицам и сама отдалась в руки правосудия, a Dam пыталась даже по­кончить с собою, но у нее не хватило на это мужества, и она была арестована жандармами. На Антонио В., совершившую поджог собственного дома с целью получить страховую пре­мию, при мысли о совершенном ею преступлении находил всякий раз какой-то столбняк, и она обратилась к агенту страхового общества только по настоянию своего брата, при­чем, получив деньги, добровольно созналась в своем преступ­лении. Du Tilly желала только, как говорила она, обезобра­зить свою соперницу, но была страшно огорчена, когда последняя лишилась благодаря ей одного глаза. Она тотчас же в вознаграждение вручила ей крупную сумму денег, посто­янно осведомлялась о ее здоровье и была очень счастлива всякий раз, когда врач приносил ей на этот счет добрые вес­ти. Точно так же у преступниц по страсти редко наблюдает­ся та внезапность решимости, которая характеризуется, меж­ду прочим, так, что они хватают для нападения первый попавшийся им в руки предмет или же пускают в ход ногти и зубы, подобно Guerin, Dam и Т., которая ворвалась в дом любовницы мужа своего и набросилась на нее с кулаками.

9. Отклонения от мужского преступного типа. Пред­шество­вавшая преступлению жизнь преступниц по стра­сти оказывается обыкновенно не всегда безупречною: у них нередко наблюдаются черты жестокости и злости (как, например, у В., у Dav., y Andral) — черты, которые противоречат обычной чрезмерной доброте преступников по стра­сти и благодаря которым они приближаются то к врож­денным преступницам, то к случайным преступникам.

У женщин взрыв страсти часто не так силен, как у муж­чин, и сама страсть развивается у них постепенно, часто в течение месяцев и даже целых годов, сменяясь периодами снисходительности и даже дружбы к намеченной жертве. У них обыкновенно замечается более холодная и обдуманная, чем у мужчин, предумышленность преступления, и самое исполнение его отличается большею ловкостью и той ха­рактерной сложностью, которая невозможна там, где пре­ступлением руководит одна лишь страсть. Характерно, да­лее, для женщин и то, что за преступлением у них редко следует искреннее раскаяние и что они, напротив, очень час­то находят удовлетворение в совершенной мести; еще реже среди них наблюдаются в таких случаях самоубийства.

Упомянутая нами раньше В., за честность которой, как мы видели, хотели ручаться все ее соседки, подкараулила ночью с дубинкой в руках своего мужа с его возлюбленной и напала на них. После этого происшествия муж ее оставил свою любовницу и сошелся с девушкой, служившей у них горничной. Но с этой последней В. обращалась очень неоди­наково: то она прогоняла ее из дома после самых бурных сцен, то, напротив, принимала, особенно в те дни, когда сильно нуждалась, ее деньги и подарки; но в этой постоянной смене гнева и примирения всегда тлела ненависть обманутой жен­щины к своей сопернице. Дело окончилось тем, что однажды, когда муж ее прокучивал с этой девушкой свои последние деньги в одном веселом доме, она переоделась мужчиной, отправилась туда и, напав на свою соперницу, избила ее са­мым жестоким образом. Мы видим, что в данном случае решительный удар со стороны В. долго подготовлялся и что последнему предшествовал период продолжительного при­мирения ее с соперницей, благодаря чему она не является, в строгом смысле слова, преступницей по страсти.

Laurent, поймав своего мужа и служанку en flagrant dé lit, прогнала последнюю, но воспоминание об этом позоре так мучило ее постоянно, что спустя 6 месяцев она разыскал эту девушку и убила ее. Ни один преступник по страсти не чувствовал бы потребности мстить спустя так много времени после обстоятельства, послужившего поводом к мести. Рав­ным образом и образ действия du Tilly с серной кислотой не вполне отвечает характеру преступления по страсти: ее план мести был слишком утонченно-жестокого характера и для исполнения его нужно было слишком много хладнокровия для того, чтобы можно было предположить у нее в момент совершения ею преступления состояние известной нравст­венной невменяемости. B.R., выданная матерью против во­ли своей замуж за старого и жестокого человека, подсыпала своему мужу в минуту отчаяния в похлебку его медного купороса. Но мужу похлебка эта показалась слишком ки­слой, и он не стал есть ее. Спустя два-три дня супруги опять поссорились, и тогда муж, найдя остаток этой похлебки и заподозрив что-то неладное по ее странному цвету, потребо­вал от нее объяснений на этот счет, и молодая женщина во всем призналась. И здесь, стало быть, справедливая нена­висть к грубому, жестокому мужу выразилась в заранее обду­манном и предварительно подготовленном преступлении, ка­ким, впрочем, всегда является отравление.

Преступление Reymond свидетельствует от начала до конца о большом хладнокровии и хитром расчете ее. Для доказательства достаточно припомнить необыкновенно тон­кий и ловкий прием, к которому прибегла она, чтобы про­никнуть в дом, где происходило свидание мужа ее с любов­ницей. Она именно позвонила и просунула под дверь заранее написанную записочку следующего содержания: " Поль, от­крой мне; Lassimonne (муж любовницы) знает все; он сей­час явится; я пришла помочь тебе; не бойся".

Brosset разошлась со своим мужем, с которым она очень дурно жила, но ее постоянно мучила ревность. Однажды она отправилась к нему, захватив с собою нож, и, застав у него девушку, убила его. Преступнице Daru, в которой пре­ступный тип выражен резче всего, гнев и ненависть к му­жу не помешали, однако, хладнокровно обсудить, каким образом лучше всего убить его во время сна. Равным об­разом и Dumaire, принадлежащая по некоторым особенностям своим к преступницам по страсти, имеет очень много сходства с врожденными преступницами. Будучи от природы очень неглупой и предусмотрительной, она собра­ла путем проституции изрядные деньги, но не была при этом, однако, настолько эгоистичной, чтобы не делиться ими со своими родными. Она познакомилась с Picard'oM, влюбилась в него, оставила распутный образ жизни и, сде­лавшись его любовницей, была ему верна в течение многих лет, прижив с ним дочь. Она дала своему любовнику сред­ства получить образование и, не желая, чтобы он на ней женился, требовала от него только, чтобы он не бросал ее. Однако Picard, окончив свое образование, задумал женить­ся на богатой девушке, и тогда она убила его. Искренность ее сильной любви, недостойное поведение любовника ее могли бы заставить думать, что мы имеем здесь дело с преступлением по страсти, но против этого говорят раз­личные обстоятельства, и прежде всего заранее принятое ею намерение убить Picard'a, как только он изменит ей, о чем свидетельствуют ее слова, сказанные ею задолго до преступления родным его: " S'il faut le tuer, je le tuerai" *. Далее, характеру преступления по страсти противоречат также ее решительный и энергичный образ действия и отсутствие у нее раскаяния. Она вела себя совершенно непринужденно во время судебного разбора дела ее и зая­вила на суде, что не только не сожалеет о случившемся, но даже повторила бы в случае надобности это убийство еще раз, так как предпочитает видеть своего возлюбленного лучше мертвым, чем принадлежащим другой женщине.

Dav., отдавшаяся честной девушкой своему поклонни­ку, сержанту, после того как он обещал жениться на ней, облила его серной кислотой, когда он бросил ее беремен­ной. Мы здесь имеем дело не с кокоткой или проститут­кой, мстящей своему вероломному любовнику за то, что он покинул ее, причем истинным мотивом мести является собственно эгоизм, но с честной девушкой, которой причи­нена тяжелая несправедливость и в преступлении которой страсть играет главную роль. Но даже и у нее мы нахо­дим черты, противоречащие характеру истинного преступ­ления по страсти: так, например, Dav., перед тем как от­даться своему любовнику, угрожала ему смертью, если он обманет ее. Это указывает на то, что она подумывала о преступлении еще задолго до того, как на него натолкнуло ее поведение ее любовника. Далее: чтобы разыскать его, она отправилась в одно подозрительное место в сопровож­дении какого-то мужчины, что не может не свидетельство­вать об известной свободе в ее поведении. Наконец, она прибегла к серной кислоте, чтобы заставить испытать — как она сама призналась — любовника своего горечь мес­ти. Она не обнаружила никакого раскаяния в совершен­ном преступлении и многократно осведомлялась даже у тюремных врачей о состоянии здоровья своей жертвы.

Часто бывает затруднительно решить, куда именно отне­сти виновную: к преступницам ли по страсти или же к врожденным преступницам, так как она принадлежит, по-видимому, к одной и другой из этих категорий одновременно.

Клотильда Andral, актриса (у которой любовные при­ключения вроде нижеописанного составляли, вероятно, да­леко не редкость), сделалась любовницей одного офицера, от которого родила сына. Однако любовник вскоре поки­нул ее и материальное положение, в котором она внезапно очутилась, стало до того скверным, что она нуждалась да­же в самом необходимом и была решительно не в состоя­нии содержать своего ребенка. Окружавшая ее нищета, стра­дания ее дитяти и циничное поведение ее любовника, не считавшего даже нужным отвечать на ее письма, довели ее до отчаяния. Она решилась облить его серной кислотой, но это ей не вполне удалось. И в данном случае характеру преступления по страсти противоречат как далеко не безу­пречная предшествовавшая жизнь преступницы, так равно и заранее обдуманное намерение, с которым она соверши­ла преступление (она подкарауливала свою жертву триж­ды с большими промежутками один раз после другого). Но, с другой стороны, мотив ее преступления был очень серьезен и не гнездился в какой-нибудь низменной страсти.

Итак, в приведенных примерах дело сводится не к тем взрывам страсти, которые омрачают ум даже порядочного человека, превращая его в убийцу, но к упорному, медленно развивающемуся чувству, приводящему в брожение дурные наклонности и дающему достаточно времени для того, что­бы обдумать и подготовить преступление. Нам скажут, быть может, что здесь дело идет о безусловно честных жен­щинах — и, в сущности, преступницы эти мало или даже вовсе не отличаются от нормальных женщин, — но это кажущееся противоречие исчезает, когда мы примем во внимание то, что уже прежде было нами сказано о нравст­венном чувстве нормальной женщины. Мы доказали именно раньше, что чувство это почти совершенно не развито у нее и что ей свойственны некоторые преступные наклонности, как мстительность, ревность, зависть и злость, которые, впро­чем, при обыкновенных условиях нейтрализуются ее срав­нительно малой чувствительностью, равно как и ничтож­ной интенсивностью ее страстей. Если нормальная во всем остальном женщина возбудима более обыкновенного и у нее повод к преступлению самый серьезный, то преступные наклонности ее, физиологически дремлющие, пробуждают­ся: она становится в таком случае преступницей, но не вследствие силы своих страстей, которые у нее обыкновен­но посредственно-слабы, но благодаря своей пробудившей­ся преступности. Таким образом, даже совершенно нор­мальная женщина может сделаться преступницей, не будучи в то же время преступницей по страсти, так как страсти ее никогда не достигают значительной интенсивности. Но они составляют тем не менее неотъемлемую часть всякого пре­ступления, так как пробуждение в женщине ее скрытой преступности обусловливается только оскорблением са­мых дорогих для нее чувств.

То же самое можно сказать о преступлениях, в которых второстепенную роль играют страсти, а главную — вну­шение со стороны мужчины. Lodi, например, совершила кражу по приказанию своего любовника, который грозил в противном случае бросить ее. Особенно характерен случай Noblin. Она была покинута своим любовником после многолетней связи с ним для другой женщины, и так как она знала о совершенном им преступлении, то угрожала ему доносом. Между тем любовник ее успел уже доверить тай­ну своего преступления своей новой любовнице и решил поэтому избавиться от угрожавшей ему с обеих сторон опасности устранением одной из этих женщин. Выбор его пал на вторую любовницу. Целый месяц затем он мучил Noblin разного рода подстрекательствами к преступлению, о которых она потом рассказывала на суде в следующих словах: " Он изводил меня и мучил по целым неделям, то стараясь возбудить мою ненависть к сопернице рассказами о том, как она любила его, то подзадоривая меня, что я слишком труслива для того, чтобы решиться отомстить... Промучив меня таким образом целый месяц, он однажды сказал мне прямо, что я не люблю его, если до сих пор не убила своей соперницы". В данном случае одной страсти, как бы сильна она ни была, оказалось недостаточно для того, чтобы имело место преступление, если бы сюда не при­соединилось еще внушение; следовательно, преступные на­клонности бывают порою скрыты в женщине очень глубо­ко, если для пробуждения их нужны такие могучие средства, как внушение. Мужчина, преступник по страсти, может силь­нейшим образом противостоять искушению преступлению или уступать ему под влиянием более сильной страсти; там же, где для совершения преступления необходимо еще влияние внушения, где возможно, стало быть, предваритель­ное обдумыванье и взвешивание всех последствий замыш­ляемого преступного деяния, — там органическое врож­денное сопротивление злу должно быть, очевидно, весьма слабым. Как показывает, между прочим, только что описан­ный случай, нормальной женщине свойствен известный за­пас дурных инстинктов, а вместе с тем и предрасположен­ность к подобной форме преступности по страсти.

10. Преступления по страсти эгоистического характе­ра. Преступления, которые мы называем преступлениями по страсти эгоистического характера, совершаются не бла­годаря внезапному взрыву страсти, но под влиянием посте­пенного действия ко злу направленных импульсов. Преступницы этой категории суть обыкновенные честные, доб­рые и любящие натуры, и преступления их являются почти исключительно плодом постепенно нарастающего чувства ревности, порождаемой разного рода несчастьями, болезня­ми и пр. С одной стороны, они не вполне преступницы по страсти, но с другой — у них недостает не только более или менее серьезного мотива к преступлению, но часто даже и повода к нему со стороны жертвы, — и подобное отноше­ние преступного субъекта к своей жертве является весьма характерным для врожденного преступника. Примером мо­жет послужить следующий случай, имевший место в Бель­гии. Один молодой человек любил и был любим одной бедной девушкой, богатая кузина которой также влюбилась в него. Молодой человек хоть и был честен, но, не чувствуя в себе достаточно мужества к жизненной борьбе за свое существование, поддался искушению богатства и обручился с богатой девушкой, отказавшись от бедной. Однако неза­долго до свадьбы невеста его опасно заболела, и ее начала беспрестанно мучить ревность и мысль о том, что смерть ее, которая сделает ее бедную кузину богатой наследницей ее, доставит жениху ее двойное счастье обладания богатством и любимой женщиной. Ревность натолкнула ее на мысль скомпрометировать и погубить его. Для этого она прогло­тила дорогой бриллиант из своего кольца и обвинила моло­дого человека в том, что он украл его. Отец поверил словам своей умирающей дочери и, ища после смерти ее кольцо это среди других драгоценностей ее, нашел его, к удивлению своему, без бриллианта. Экс-жених был арестован и, навер­ное, был бы осужден, если бы, по счастию, молва не обвинила его в том, что он отравил свою невесту с целью сделать на­следницей любимую им девушку. Было произведено вскры­тие умершей, и бриллиант был найден у нее в желудке.

Другой случай. Некая Derw., счастливая, очень любящая женщина безупречного поведения, заболела вдруг на высоте своего счастия чахоткой и в течение нескольких месяцев очутилась на краю могилы. Ее любовь к мужу преврати­лась в бесконечную бурную ревность. Она постоянно требо­вала клятв его, что по смерти ее он не будет знать никакой другой женщины, просила его умереть вместе с ней и одна­жды, после того как несчастный муж в сотый раз клялся ей ни на ком не жениться после смерти ее, она схватила ви­севшее на стене ружье и застрелила его. Perrin была прико­вана неизлечимой болезнью к своей кровати в течение пяти лет. В течение всего этого времени она страшно мучила мужа своего ревностью. Ежедневно она упрекала его в не­достойном относительно ее поведении, говорила, что он из­меняет ей и, наконец, чтобы положить конец всему этому, однажды подозвала его к своей постели и тяжело ранила выстрелом из револьвера, который постоянно держала спря­танным под подушками. Потом она сама призналась, что обдумывала свое преступление в течение долгого времени.

Во всех этих случаях мотивом преступления является благородная страсть, любовь, но ближайший, однако, толчок к чему дается, с одной стороны, пробудившимися дурными инстинктами, находящимися у нормальной женщины в скры­том состоянии, и, с другой — ревностью, доходящей до чу­довищных размеров, благодаря которой женщины страдают при виде чужого счастья так же, как бы под влиянием собственного несчастья. Мысль о том, что они лишены сча­стья ожесточает их и возбуждает в них желание, чтобы и другие не могли воспользоваться им. Конечно, здесь поводы к преступлению большею частью серьезного характера, и каждая из этих преступниц при нормальных условиях, ес­ли бы судьба не обрушилась так жестоко на нее наверное осталась бы честной женщиной. Подобные преступления очень резко свидетельствуют о той аналогии, которая суще­ствует между детьми и женщинами: можно сказать, что это преступления взрослых детей наделенных более сильными страстями и более высокой интеллигентностью.

Итак, мы имеем здесь дело с преступлениями по страсти происхождение которых кроется в чувствах исключительно эгоистического характера, как, например, в ревности, зависти и т.п., но не в ego-альтруистических чувствах, как Spencer считает любовь, честь и т п., которые, напротив, являются главными мотивами преступлений по страсти у мужчин.