III. Два полюса

Чорбаджи Юрдан быстро дряхлел, силы его убывали. Какая-то желудочная болезнь, надолго приковавшая старика к постели, заметно повлияла на его характер, — он стал ещё более раздражительным и нетерпеливым, чем раньше.

В это утро погода была хорошая, и Юрдан, отправившись на прогулку, дошел до своего сада, расположенного на окраине города. Этот сад, очень большой, весь в свежей зелени, огражденный крепким забором и засаженный прекрасными фруктовыми деревьями и цветами, показался раем больному старику, давно не выходившему из дома. Прохладный чистый воздух и весеннее солнце оживили Юрдана. На обратном пути он ступал уже более уверенно, по, проходя мимо дома Генко Гинкина, своего зятя, почувствовал слабость и дрожь в ногах. Он зашел к зятю.

Генко Гинкин, совсем отощавший, съежившийся и какой-то растерянный, бродил по двору с плачущим грудным ребенком на руках, убаюкивая и укачивая его, как нянька.

Юрдан направился к покрытой ковриком скамейке, стоявшей во дворе, и тяжело опустился на нее.

—Эх ты, баба! Ребенка нянчишь! — хмуро проговорил он, обращаясь к зятю. — А где та?

Под словом «та» Юрдан подразумевал свою дочь. Генко смутился, — впрочем, смущение было его обычным состоянием, — и пробормотал, запинаясь:

—Она занята, вот я и укачиваю Юрданчо… Велела мне поносить его на руках… У нее дела.

—А она не велит тебе носить ее прялку? — спросил Юрдан, презрительно улыбаясь. — Гина, свари мне чашку кофе! — крикнул он, хотя Гинки не было видно.

—Она месит… месит тесто… она занята, папаша… Вот я и нянчу ребенка… А кофе, кофе… я сам сварю, — вот сейчас пойду, сию минуту. Я знаю, где коробка с кофе и сахар, — залепетал Генко и, положив Юрданчо на колени к дедушке, скрылся из виду.

Младенец кричал пуще прежнего.

Юрдан рассердился. Положив противного крикуна на скамью, он встал и принялся громко звать хозяев:

—Эй, вы!. Куда вы все провалились? Кто к вам пришел — человек или осел?.. Гина, Гина!

—Отец! Добро пожаловать! Как поживаешь, как себя чувствуешь?.. Посмотри, какая прекрасная погода, — хорошо сделал, что вышел погулять! — отозвалась с порога тетка Гинка, веселая, улыбающаяся, в синем переднике.

Рукава ее платья были засучены до локтей, красное лицо щедро припудрено мукой, а зеленая косынка съехала на затылок.В таком виде она была очень недурна собой и вызывала в памяти женские фигуры на жанровых картинах фламандской школы.

—Ты что делаешь? Что это мне рассказывает твой муженек? Что ты вся в муке, словно мельничиха!.. Чашку кофе некому подать! — ворчал старик сердито и властно.

—Ты уж меня прости, отец; и я, видишь ли, взялась за дело… Сейчас сварю тебе кофейку… Генко! Куда ты запропастился? Возьми Юрданчо и положи его в люльку; может, укачаешь!

—Чем же ты занята? Что делаешь? — спросил Юрдан.

—Да вот замесила тесто. Нужно… Что ж, и у нас сердце не камень… Ведь мы честные болгары, — ответила тетка Гинка и громко рассмеялась.

—Какие болгары? Для чего ты месишь тесто? — спросил ее отец, сдвинув брови.

—Для сухарей, отец.

—Для сухарей?

—Ну да! Ведь они нужны будут.

—На что вам сухари? На воды целебные, что ли, собрались? Что это еще за выдумки?

Вместо ответа тетка Гинка расхохоталась.

Юрдан смотрел на нее, очень недовольный. Он не выносил смеха дочери, — слишком уж часто и беспричинно она смеялась: веселая Гинка характером вышла не в отца, который был всегда хмур и угрюм.

Подойдя к старику, Гинка проговорила негромко:

—Кто теперь думает о водах? Мы для другого готовим сухари. Они юнакам понадобятся.

—Каким юнакам? — удивился Юрдан.

—Нашим, болгарским, отец, — когда они пойдут в горы.

—О каких это юнаках ты болтаешь? — осведомился Юрдан, удивляясь все больше и больше.

Гинка подошла к нему еще ближе.

—Для восстания… Комитет заказал, — проговорила она и расхохоталась.

Юрдан подскочил. Он не верил своим ушам.

—Какое восстание? Какой комитет? Для бунта, что ли?

—Для бунта, для бунта!.. Не хотим больше повиноваться этому паршивому султану! — дерзко ответила Гинка и быстро отскочила в сторону, так как отец замахнулся на нее своей длинной трубкой.

Побледнев и дрожа, как лист, от гнева, он закричал во весь голос:

—Ослица, дура безмозглая! II ты бунтовать вздумала? Не нашлось для тебя иголки и прялки, что ты спуталась с разбойниками и бездельниками и кормишь их сухарями?.. Неужто у тебя ни стыда, и и совести нет, сумасшедшая? Она тоже, изволите видеть, не хочет султана! Сука этакая! Что тебе сделал султан? Младенца у тебя отнял или на мозоль тебе наступил? Забросила свой дом и ребенка и собралась свергать султана!.. А ты чего смотришь, разиня? Может, и ты под ее дудку пляшешь, и ты собираешься встать под знамена? — обернулся рассвирепевший Юрдан к зятю, который стоял на пороге, испуганно глядя на тестя.

Генко Гинкин что-то пролепетал и снова скрылся в доме. Гинка ужо была там и торопливо приводила себя в порядок, заметив, что крики ее родителя привлекли к воротам толпу любопытных. Увидев Генко, она схватила туфлю и запустила ее мужу в голову.

—Ах ты, негодяй, зачем ты сказал отцу, что я мешу тесто для сухарей?

Но Генко, преисполненный гордым сознанием своего мужского достоинства, не удостоил ее ответом и, храбро отступив в другую комнату, запер за собой дверь. Установив таким образом преграду между своей спиной и жениной туфлей, он начал язвить:

—Ну-ка, ударь теперь, если сможешь!.. Я твой муж, а ты моя жена!.. Посмотрим, как ты меня ударишь!

Но Гинка его не слышала. Она вышла во двор, так как ее отец, сердитый и расстроенный, был уже за воротами.

Старик вернулся домой, едва дыша от усталости, Кое-как проковыляв по двору, он, обессилев, опустился на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж.

Чорбаджи Юрдан был возмущен до глубины души. Он долго просидел в четырех стенах своего дома, однако и до его ушей дошли кое-какие новости. Тайна предстоящего восстания перестала быть тайной; о нем и глухие слыхали. Но Юрдан считал, что восстание готовят где-то около Панагюриште, [83]за горами и лесами, а значит, пожар будет далеко от его дома. Сегодня же из разговора со своей взбалмошной дочерью он понял, что и в Бяла-Черкве вот-вот вспыхнет пламя. «Чего смотрят турки? Ослепли они или оглохли? Неужто им невдомек, что ведется подкоп под их владычество?» — думал он.

Где-то справа от него послышались детские голоса. Они доносились из окошка, расположенного немного выше его головы и выходившего в чуланчик. Юрдан встал, чтобы подняться по лестнице. На третьей ступеньке он невольно остановился и посмотрел в окошко. И тут он увидел, что двое его сынишек, старшему из которых было всего тринадцать, стоят у горящей печки и что-то мастерят. Увлеченные своей работой, они и не заметили, как за окном появилась голова их отца.

Один из мальчиков держал над огнем сковородку и пристально следил за тем, что на ней пеклось пли жарилось. Другой обрезал и разглаживал ножом какие-то блестящие шарики, которые кучей лежали перед ним… II это было не что иное, как уже отлитые пули, а в сковородке плавился свинец, который мальчики разливали по формам.

—Разбойники! Идиоты! — заорал Юрдан, сам не свой от ярости, догадавшись, чем занимаются его сыновья, и повернул назад, угрожающе подняв длинную трубку.

Сыновья бросили свою лабораторию, с быстротой ветра выскочили из чулана и скрылись где-то за воротами.

—Разбойники! Кровопийцы! Поджигатели! Будьте вы прокляты!.. И они к бунту готовятся! — орал Юрдан, быстро поднимаясь по лестнице — ярость придала силы его ногам.

На верхней галерее он увидел свою жену.

—Дона! II ты заодно с их шайкой! — накинулся он на старуху, вперив в нее грозный взгляд. — Вся моя семья взбесилась!.. Вы меня со света сживете!.. Вы меня погубите на старости лет!..

И Юрдан застонал, еле переводя дух. Жена растерянно смотрела на него.

—Пенчо! Пенчо! — закричал старик. — Куда он провалился? Спросить бы его что он делает! Уж если малыши принялись лить пули, так он, чего доброго, пушки льет… Ну и негодяи!..

—Пенчо нет дома, — объяснила ему жена. — Он уехал в К.

—За каким дьяволом он поехал в К.?

—Должно быть, отправился к кожевнику; ты велел отвезти ему сто лир.

—Тосун-бею?.. Но Пенчо должен был ехать завтра, бессовестный!.. Как он смел уехать без спроса?

II чорбаджи Юрдан направился к своему письменному столу. Быстро открыв его, старик принялся рыться в ящиках, перебирая бумаги и тетради. Но деньги, которые он сам же положил в стол, так и не нашлись. Вместо них Юрдан вытащил из-под бумаг великолепный револьвер системы «Лефуше».

—Откуда этот пистолет? Чей он? Кто смеет рыться в моем столе? Ищу деньги, нахожу револьвер!

—Никто здесь не роется, кроме тебя и Пенчо, — сказала жена.

—Ах, подлец! Ах, бандит! Не выйдет из него ничего путного!.. И он против султана! И он бунтовщик… Все ясно: это он заставил наших сопляков отливать пули… Все взялись за дело! Все сами вьют себе веревку!.. Да что это за разврат такой? Если дальше так пойдет, кошки и те примутся бунтовать… Кириак пришел?

—Здесь он, связывает тюки…

Юрдан поспешил в комнату, где был Стефчов.