Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






ВСЕ КЛАССЫ 88 страница






Идейным антиподом Раскольникова является Порфирий Петрович. Пристав следственных дел, человек умный, осторожный, смелый, он хорошо знает следственную практику, не держится рутины. После убийства Алены Ивановны он старается уличить Раскольникова в преступлении. Но улик у него нет, и единственным его орудием становится психология. Он заставляет Раскольникова каждую минуту думать о том, что ему, следователю, известна вся его подноготная. Он даже не подвергает Раскольникова предварительному заключению, потому что знает, что тот «психологически не убежит». «Видали бабоч-

 

 

ку перед свечкой? Ну, так вот он все будет, все будет около меня, как около свечки, кружиться; свобода не мила станет, станет задумываться, запутываться, сам себя кругом запутает, как в сетях, затревожит себя насмерть!..» Порфирий советует Раскольнико-ву пострадать. Но страдание каждый из них понимает по-своему. Для Порфирия Петровича — это каторга, которая должна привести к покорности. Но для Раскольникова каторга — это очищение. Ведь на каторге Раскольников жалеет не столько о пролитой им крови, сколько о том, что сломался под взятым на себя грузом.

О Соне Мармеладовой Раскольников впервые услыхал от ее отца. Он видит в ней близкого человека, потому что она тоже, по его мнению, совершила преступление. Более страшное преступление, потому что убивает себя. Но Соня жертвует собой во имя других. Потом будет жертвовать и во имя его, приняв тем самым на себя его страдания. Соня старается развенчать бесчеловечную теорию Раскольникова. Выход для Сони кроется в принятии основных христианских норм. Для Сони религия не условность, а то, что помогает выжить в этом мире. Ее христианская идея в итоге побеждает теорию Раскольникова. С этого начинается нравственное возрождение главного героя.

И Раскольников, и Лужин, и Свидригай-лов — эгоисты. Все они живут для себя. Но Раскольников не одинок, рядом с ним Ра-зумихин, Соня. Они-то и помогут ему возродиться.

РЕЛИГИЯ

КАК СПОСОБ РАЗРЕШЕНИЯ

НРАВСТВЕННЫХ ПРОБЛЕМ

(по роману Ф. М. Достоевского

«Преступление и наказание»)

Среди важнейших вопросов, поставленных русской мыслью XIX века, вопрос о религии занимает особое место. Для Ф. М. Достоевского, человека глубоко религиозного, смысл жизни заключался в постижении христианских идеалов, любви к ближнему.

 

В «Преступлении и наказании» автор изобразил человеческую душу, прошедшую через страдания и ошибки к постижению истины.

3 XIX веке стала видна недостаточность прежних христианских аксиом, и, все они предстали перед человеком в виде вопросов, требующих безотлагательного решения. Но сама насущность этих вопросов, само сознание, что от них зависит дальнейшая судьба и всего человечества, и каждого человека, ясно показали, что усомнившемуся человечеству нужно было лишь убедиться в истинности своей прежней веры. Ф. М. Достоевский очень хорошо это осознавал, и такое понимание оказало немалое влияние на его творчество. Ведь предшественники Достоевского никогда так ясно и открыто, как он (в романах «Униженные и оскорбленные» и «Преступление и наказание»), не ставили вопрос о нравственности человека.

Главным героем романа «Преступление и наказание» является Родион Раскольников, отзывчивый, добрый по натуре человек, тяжело переживающий чужую боль и всегда помогающий людям, даже если этим он ставит под угрозу свое дальнейшее существование. Раскольников неординарен, умен, талантлив, терпелив, но вместе с тем горд, замкнут и очень одинок. Что же заставило, что побудило этого доброго, умного, бескорыстного человека пойти на убийство, совершить тяжкий грех?

Кажется, у такого человека и мотива к

убийству никогда не будет. Но постоянно

уязвленная гордость Раскольникова мучает

его, и тогда он решается на преступление,

бросает вызов окружающим, доказывая себе,

что он' не «тварь дрожащая», а «право име

ет». Этот человек много вытерпел и перест

радал. Раскольников беден, и его гордость

задета тем, что ему приходится прятаться от

хозяйки, которой он задолжал за свою убо

гую каморку. В этой нищенской комнате и

родилась чудовищная теория преступления.

Автор тщательно описывает ее зарождение.

Раскольников спрашивает себя: «Тварь ли я

дрожащая или право имею?» Он долго раз

мышляет, к какому разряду людей принад

лежит' сам, однако после совершенного пре

ступления вдруг осознает, что суть его не со

ответствует теории, так как совесть не дает

ему покоя.! ■ ■ ■ ■ ■ ■ ■ • - -; ' > ■ 1 ■

 

 

Достоевский, разумеется, не согласен с философией своего героя и заставляет его в ней разубедиться. Рассматривая с христианской точки зрения преступление Раскольнико-ва, автор выделяет в нем, в первую очередь, факт нарушения нравственных законов, а не юридических. Родион Раскольников — человек, по христианским понятиям являющийся глубоко грешным. Имеется в виду даже не грех убийства, а гордыня, нелюбовь к людям, мысль о том, что все — «твари дрожащие», а он, возможно, «право имеющий», избранный.

Как же Раскольников смог постичь ошибочность собственной теории и возродиться к новой жизни? Безусловно, он совершил преступление, жестокое преступление, но разве он не страдает из-за этого? Раскольников сам становится жертвой своего преступления: «Я себя убил, а не старушонку». Хотя, согласно морали, убитая старушонка, вызывающая чувство отвращения, тоже имела право на жизнь, однако жизнь ее ничего не стоила. Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, как пишет Достоевский, «с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая». Она очень напоминает пушкинскую старуху из «Пиковой дамы».

Раскольников пришел к убеждению, что «на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки» значит «не более как жизнь вши», поэтому решил избавить окружающих от безжалостной старухи. Но он не задумывается над тем, что одно преступление влечет за собой другое, независимо от того, какого человека убили, «тварь ли дрожащую» или «право имеющую». Так случилось и с Раскольниковым. Убив никчемную старуху, он лишил жизни и Лизавету — человека, который вызывает у читателя жалость и по сути ни в чем не провинился перед человечеством.

Итак, мы видим, что Раскольников — это не просто преступник, а жертва своего же преступления. Душа его болела, он никак не мог обрести равновесие, пока не нашел человека, способного понять его и-помочь ему. Именно с появлением Сони в душе Рас-кольникова появляется чувство жалости. Жалость охватывает его при мысли, что он

 

«пришел мучить» Соню; он не хочет страдания, но хочет счастия. Особенно его поражает смирение, с которым она от него принимает страдание. Так, когда после службы Раскольников подошел к Соне, та вдруг взяла его за обе руки и приклонила к его плечу голову. Этот короткий жест поразил Расколь-никова недоумением. Ему кажется странным, что у нее нет ни малейшего омерзения к нему, ни малейшего содрогания. «Это уж была какая-то бесконечность собственного уничижения... Ему стало ужасно тяжело».

В сущности, отношение Сони к Раскольникову — это отношение Бога к человеку, то есть всепрощение. Соня жалеет Расколь-никова и именно поэтому прощает его. Она вернула Родиона к истине, направила его на верный путь, помогла увидеть мир в ином свете. Это и помогло Раскольникову обрести веру. Вся жизнь Сони Мармеладовой является самопожертвованием. Силой своей любви, способностью претерпеть любые муки она возвышает Раскольникова до себя, помогает ему превозмочь самого себя и возродиться. Эта героиня олицетворяет начало жалости для Раскольникова: «...Он вдруг увидел, что это приниженное существо до того уже принижено, что ему вдруг стало жалко. Когда же она сделала было движение убежать от страха, в нем что-то как бы перевернулось».

Достоевский изначально признает абсолютность человеческого «я», духовное достоинство и свободу всякого, даже самого забитого и ничтожного человека. Это достоинство проявляется в смирении перед страданием, посылаемым Богом. «Благодарю тебя, Боже, за все, и за гнев твой, и за милость твою!» — восклицает один из героев «Униженных и оскорбленных». Достоевскому открылась способность слабого человека на духовный подвиг.

Итак, роман Достоевского «Преступление и наказание» — это произведение, в котором религия является способом разрешения нравственных проблем. «Не убий», — гласит заповедь Христа. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», и тогда любому человеку, как и Раскольникову, откроется истина, познать которую можно, только пройдя через страдания и лишения. Чтобы можно было любить людей, они должны стать, как Бог,

 

 

чистыми, преисполненными милосердия. «Душа хочет любить только прекрасное», и люди должны стать прекрасными, все уродливое в них должно уничтожиться. Любить людей можно, только веруя в их преображение; веруя в Бога. В этом и заключается сущность последнего романа Достоевского «Преступление и наказание».

Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ

ГРАЖДАНСКИЙ ПОДВИГ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

После крестьянской реформы 1861 года, когда в российских деревнях начались волнения, вызванные грабительским характером реформы, получила хождение прокламация «К барским крестьянам». Ее авторство власти решили приписать Чернышевскому. Однако не так-то просто было расправиться со знаменитым литературным критиком, статьи которого пропускались царской цензурой и широко печатались в «Современнике» и «Отечественных записках». Всем было известно о его революционных симпатиях, о близости с Герценом и другими крупными революционерами, однако эта сторона деятельности Чернышевского была тщательно законспирирована. На виду была лишь его литературная деятельность.

С поразительной и дерзновенной ловкостью Чернышевский умел высказываться в своих статьях «между строк». Когда в печатавшихся в «Современнике» статьях о Гарибальди и в комментариях к итальянским событиям он со странным упорством чуть ли не в каждой фразе повторял: «в Италии», «я говорю об Италии», даже самый бестолковый читатель в конце концов начинал понимать, что речь шла о России и о текущих политических событиях. Тем не менее формально придраться было не к чему.

7 июля 1862 года власти, опасавшиеся открытого восстания, арестовали Чернышев-

 

ского и бросили его в Петропавловскую крепость. Формальным поводом послужило письмо Герцена, в котором говорилось о том, что он вместе с Чернышевским собирается печатать «Колокол» за границей, поскольку в России журнал был запрещен. Но этого было мало, необходимо было предъявить Чернышевскому более веское обвинение. Но в чем? И власти пошли на прямой подлог. Отставной уланский корнет В. К. Костомаров, разжалованный в рядовые за тайное печатание «возмутительных изданий», человек с психическими отклонениями и бездарный поэт-графоман, чтобы избежать наказания, согласился сотрудничать с III отделением. Подделав почерк Чернышевского, Костомаров написал записку, будто бы от Чернышевского, с просьбой изменить одно слово в прокламации. Кроме того, Костомаров сфабриковал еще письмо, в котором якобы содержались неопровержимые доказательства прямого участия Чернышевского в революционной деятельности. На основании этих фальшивых улик в начале 1864 года Сенат вынес Чернышевскому приговор — 14 лет каторги и вечное поселение в Сибири. Александр II утвердил приговор, сократив срок пребывания на каторге на 7 лет, однако фактически Чернышевский провел в заключении более 18 лет.

При аресте Чернышевского были конфискованы все его записи, в том числе дневник. Самые «опасные» заметки были зашифрованы (довольно примитивным способом), однако в целом дневниковые записи носили довольно беспорядочный характер, к тому же их язык и стиль производили довольно сумбурное, впечатление. Когда Чернышевскому, который решительно отверг фальшивку Костомарова, стали предъявлять обвинения уже на основании дневниковых записей, он придумал смелый и интересный ход: решил выдать дневник за черновик литературного произведения, а все свои рассуждения — за вымысел беллетриста. Более ■ того, существует мнение (яростно оспаривавшееся официальным советским литературоведением), что Чернышевский стал писать «Что делать?» лишь для того, чтобы оправдать содержание своего «крамольного» дневника, который он таким образом пре-

 

 

вращал в черновик романа. Едва ли причина его написания только в этом, однако эта версия проливает свет на загадку романа, явно плохо продуманного и написанного в спешке.

Действительно, тон повествования то становится небрежным и развязным, то оно приобретает надуманные, фантастические черты. В советском литературоведении было принято утверждать, что царская цензура просто-напросто «проглядела» революционный характер произведения и поэтому допустила его к печати. Но есть и иная точка зрения: цензоры прекрасно видели, что все в этом якобы «любовном» романе шито белыми нитками, однако, принимая во внимание полное отсутствие каких-либо художественных достоинств рукописи (об этом на первых страницах заявляет и сам автор), они надеялись, что прославленный публицист и революционер скомпрометирует себя в глазах просвещенной общественности столь бездарной поделкой. Но вышло все наоборот! И дело тут не в литературных дарованиях автора, но в том, что он своей книгой покорил не одно поколение молодых людей, которые смеялись над рассуждениями о Прекрасном и самой безупречной форме предпочитали «полезное» содержание. Они презирали «бесполезное» искусство, зато преклонялись перед точными науками и естествознанием, они отказывались от религии, но с религиозным пылом отстаивали веру в человека, точнее, в «новых людей», то есть в себя самих.

Сын священника и поклонник Фейербаха, /Чернышевский, этот мученик за веру в светлое будущее человечества, открыл дорогу тем, кто подменил религию богочеловека религией человекобога... Так случилось, что предсмертный бред Чернышевского записал секретарь. Его последние слова удивительным образом перекликаются с фразой, сказанной несколько десятилетий спустя Зигмундом Фрейдом по поводу своей научной деятельности: «В этой книге Бога нет». Чернышевский в своих предсмертных грезах упоминал о каком-то сочинении (кто знает, быть может, о своем романе?): «Странное дело: в этой книге ни разу не упоминается о Боге».

 

МЕСТО ИРОЛЬ

Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

В ОБЩЕСТВЕННОМ ДВИЖЕНИИ

60-Х ГОДОВ XIX ВЕКА

В эпоху, когда жил и творил Чернышев

ский, изменился характер и тип русской ин

теллигенции, ибо изменился ее социальный

состав. Если в 40-е годы она состояла в ос

новном из дворян, то в 60-е она стала разно

чинной. Феномен общественного мнения —

достижение 60-х годов, его еще не было в

40-е — время свободно мыслящих одиночек,

объединявшихся в небольшие кружки. Разно

чинцы сыграли в российском обществе роль

закваски, вызвав могучее брожение, которое

в конце концов привело к революции. Боль

шинство разночинцев с детства знали, что

такое унижение, голод и нужда. Некрасов с

сочувствием изобразил быт студентов и раз

ночинцев:., s

Питаясь чуть не жестию,

Я часто ощущал

Такую индижестито,

Что умереть желал.

А тут ходьба далекая...

Я по ночам зубрил;

Каморка невысокая,

Я в ней курил, курил...

Интересно отметить, что немало интеллигентов этого нового поколения вышло из духовного сословия. Сыновья священников, бывшие семинаристы Чернышевский и Добролюбов стали нигилистами и глашатаями революционных идей. Чернышевский был не только идейным вождем разночинной интеллигенции, он изменил нравственный облик эпохи. Современники единодушно отмечают высокие нравственные качества этого «нигилиста» и «утилитариста». Он с героическим смирением вынес каторгу и ссылку. Этот апологет практической пользы и популяризатор теории < «разумного эгоизма» говорил: «Я борюсь за свободу, но я не хочу свободы для себя, чтобы не подумали, будто я борюсь из корыстных целей».

Крут интересов Чернышевского был чрезвычайно широк: он изучал философию, естественные науки, политическую экономию, историю, знал европейские языки. Однако куль-

 

 

турный уровень Чернышевского, как и большинства разночинцев, был гораздо ниже уровня культуры и образования идеалистов 40-х годов. Таковы неизбежные издержки процесса демократизации во все времена! Однако единомышленники Чернышевского прощали ему и отсутствие литературного таланта, и скверный язык его публицистических и философских статей, ибо не это было главным. Его мысль, облеченная в тяжеловесную и малоизящную форму, заставляла задуматься лучшие умы не только в России, но и в просвещенной Европе.

Несмотря на идейную преемственность, поколение разночинцев резко отличалось от предыдущих вольнодумцев из дворян. Порой между ними пролегала непроходимая пропасть, которую разночинцы сами же углубляли. Сравним Чернышевского и Герцена. Хотя их связывало общее дело и самое искреннее дружеское расположение, они никогда не могли быть полностью единодушны. Чернышевский писал о Герцене: «Какой умница! И как отстал! Ведь он до сих пор думает, что он продолжает остроумничать в московских салонах и препираться с Хомяком. А время теперь идет со страшной быстротой... Присмотреться — у него все еще внутри московский барин сидит». Для «реалиста» Чернышевского Герцен так и остался прекраснодушным «идеалистом»...

Разночинцы 60-х годов не признавали свободной творческой игры избыточных сил, их «реализм» был беден, их сознание предельно сужено и сосредоточено на том, что представлялось им главным. Их характерной чертой становится аскетизм, унаследованный всеми следующими поколениями революционеров. Борцы за всеобщее счастье, которые вдохновлялись идеями Чернышевского, были безбожниками и аскетами, они сознательно отказывались от надежд на потустороннюю жизнь, а при этом в земной жизни выбирали лишения, тюрьмы, преследования и смерть. В глазах радикально настроенной молодежи эти люди выгодно отличались от тех лицемерных христиан, которые прочно держались 'за земные блага и смиренно рассчитывали на вознаграждение в будущей жизни.

Чернышевский отнюдь не был лишь рупором их идей, который из тихого уютного

 

кабинета вдохновлял их на жертвенный подвиг, он был одним из них. Пусть он заблуждался, но все же это был крестный путь, ведь он отдал жизнь за всех несчастных и обездоленных.

Владимир Набоков, резко отрицательно оценив его литературное и идейное наследие, завершил главу, посвященную Чернышевскому (она составляет часть романа «Дар»), такими поэтическими строками:

Что скажет о тебе далекий правнук твой,

То славя прошлое, то запросто ругая?

Что жизнь твоя была ужасна?

Что другая могла бы счастьем быть?

Что ты не ждал другой?

Что подвиг твой не зря свершался, ~

Труд сухой в поэзию добра попутно обращая

И белое чело кандальника венчая

Одной воздушною и замкнутой чертой?

ЖАНРОВОЕ

И ИДЕЙНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ

РОМАНА Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

«ЧТО ДЕЛАТЬ?»

Считается, что произведение Чернышевского «Что делать?» принадлежит к типу утопических романов. Однако это слишком условная характеристика, поскольку авантюрная завязка сюжета придает ему черты детективной повести, подробное жизнеописание Веры Павловны вносит элементы бытовой драмы, а из-за рыхлости сюжета, который то и дело прерывается пространными рассуждениями автора, роман трудно втиснуть в рамки какой-либо привычной схемы. Местами автор пытается увлечь читателя скрупулезным — и безумно скучным — подсчетом прибыли, которую получали изображенные им кооперативные швейные мастерские, или же берет возвышенный тон, и тогда на протяжении нескольких страниц роман напоминает поэму в прозе.

Нередко автор, подобно суфлеру, врывается в повествование и упорно требует отчета у своих читателей: дескать, все ли им понятно? И сам же злорадным тоном отвечает: нет, добрейшая публика, ничего-то ты не ус-

 

 

воина! Если подойти к вопросу о жанровом своеобразии этого сочинения с юмором — точнее, с «черным юмором», то определить его можно примерно так: это лирико-бытовая фантазия с элементами трагифарса на тему наилучшего благоустройства личной и общественной жизни, написанная автором в тюрьме с наилучшими пожеланиями тем, кто пойдет по его стопам...

Действительно, трудно говорить об этом произведении серьезно, если принимать во внимание все его чудовищные недостатки. Автор и его герои говорят нелепым, топорным и невразумительным языком. Главные герои ведут себя неестественно, но они, словно куклы, послушны воле автора, который может заставить их делать (переживать, мыслить) все, что ему угодно. В этом признак незрелости Чернышевского как писателя: подлинный творец всегда творит сверх себя, порождения его творческой фантазии обладают свободной волей, над которой не властен даже он, их творец, и не автор навязывает своим героям мысли и поступки, а скорее они сами подсказывают ему тот или иной свой поступок, мысль, поворот сюжета. Но для этого необходимо, чтобы их характеры были конкретными, обладали законченностью и убедительностью, а в романе Чернышевского вместо живых людей перед нами голые абстракции, которым наспех придали человеческое обличье.

Наиболее удачен в романе — и в этом нет ничего странного — образ злой, жадной и невежественной Марьи Алексеевны, матери Верочки. С ее характером ничего не может поделать ни сам автор, ' ни его герои. Это наводит на мысль о том, что даже у Чернышевского не было особых трудностей в изображении этой фигуры, ведь женщины, подобные Марье Алексеевне, встречаются в жизни сплошь и рядом. Совсем другое дело — «новый тип» человека. Автор предупреждает нас, что такие люди есть, хотя их еще мало. Но Чернышевскому явно хочется, чтобы их было еще больше, вот он и пересаливает, наделяя их сверхчеловеческой выдержкой и ангельской добротой...

Трудно судить объективно об идейном своеобразии книги, отвратительно написанной. Однако ни один русский писатель не мо-

 

жет* похвастаться таким успехом, какой выпал тогда на долю автора «Что делать?». Секрет ее успеха — в ее моральном воздействии на общество. Идейное своеобразие романа сводится к проповеди новой морали.

Критики, принадлежавшие к правому консервативному лагерю, объявили роман безнравственным, однако замечательный русский богослов А. М. Бухарев (в монашестве архимандрит Феодор) признал, что книга по духу — глубоко христианская. Действительно, автор уделяет большое внимание аскетическим принципам: Рахметов спит на гвоздях, чтобы приготовить себя к перенесению пытки, он отказывает себе во всех человеческих радостях и посвящает жизнь служению Истине,

Особенно много нападок вызвала проповедь свободной любви, отрицание ревности, основанной на недостойном, чувстве собственности. Однако половая распущенность процветала как раз среди представителей правого консервативного лагеря — среди гвардейских офицеров, праздных помещиков, важных чиновников, а вовсе не в кругах аскетически настроенной революционной интеллигенции. Проповедь свободы любви в романе Чернышевского означает проповедь искренности чувства и ценности любви как единственного оправдания отношений между мужчиной и женщиной. Прекращение любви с одной из сторон есть прекращение смысла отношений. Тема свободы любви не имела у Чернышевского ничего общего с темой оправдания беспорядочных половых связей. Чернышевский восстает против всякого социального насилия над человеческими чувствами, им движет любовь к свободе, уважение к искренности чувства. И все же обычный читатель — просто читатель, а не революционер и не воинствующий моралист — едва ли удовлетворится подобными объяснениями и не поймет, почему ему следует выискивать достоинства в плохо написанной книге.

Всем известна летучая фраза Е. Евту

шенко: «Поэт в России — больше чем поэт!».

Но быть может, было бы лучше, если бы

каждый в России занимался своим делом.

Поэты писали бы стихи, писатели — романы,

а общественные деятели занимались бы по

литикой! ■ ■ >

 

 

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ

ОСОБЕННОСТИ И КОМПОЗИЦИОННОЕ

СВОЕОБРАЗИЕ

РОМАНА Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО «ЧТО ДЕЛАТЬ?»

Нетрадиционная и непривычная для русской прозы XIX века завязка сюжета, более свойственная французским авантюрным романам, — загадочное самоубийство, описанное в первой главе «Что делать?», — была, по общепринятому мнению всех исследователей, своего рода интригующим приемом, призванным запутать следственную комиссию и царскую цензуру. Той же цели служил и мелодраматический тон повествования о семейной драме во второй главе, и неожиданное название третьей — «Предисловие», которая начинается словами: «Содержание повести — любовь, главное лицо — женщина, — это хорошо, хотя бы сама повесть и была плоха..,».

Более того, в этой главе автор, полушутливым-полуиздевательским тоном обращаясь к публике, признается в том, что он вполне обдуманно «начал повесть эффектными сценами, вырванными из середины или конца ее, прикрыл их туманом». После этого автор, вдоволь посмеявшись над своими читателями, говорит: «У меня нет ни тени художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это все-таки ничего... Истина — хорошая вещь: она вознаграждает недостатки писателя, который служит ей».

Читатель озадачен: с одной стороны, автор явно презирает его, причисляя к большинству, с которым он «нагл», с другой — как будто готов раскрыть перед ним все карты и к тому же интригует его тем, что в его повествовании присутствует еще и скрытый смысл! Читателю остается одно — читать, а в процессе чтения набираться терпения, и чем глубже он погружается в произведение, тем большим испытаниям подвергается его терпение...

В том, что автор и в самом деле плохо владеет языком, читатель убеждается буквально с первых страниц. Так, например, Чернышевский питает слабость к нанизыва-

 

нию глагольных цепочек: «Мать перестала осмеливаться входить в ее комнату»; обожает повторы: «Это другим странно,.а ты не знаешь, что это странно, а я знаю, что это не странно»; речь автора небрежна и вульгарна, и порой возникает ощущение, что это — плохой перевод с чужого языка: «Господин вло-мался в амбицию»; «Долго они щупали бока одному из себя»; «Он с изысканною перенос-ливостью отвечал»; «Люди распадаются на два главные отдела»; «Конец этого начала происходил, когда они проходили мимо старика»; авторские отступления темны, корявы и многословны: «Они даже и не подумали того, что думают это; а вот это-то и есть самое лучшее, что они и не замечали, что думают это»; «Вера Павловна... стала думать, не вовсе, а несколько, нет, не несколько, а почти вовсе думать, что важного ничего нет, что она приняла за сильную страсть просто мечту, которая рассеется в несколько дней... или она думала, что нет, не думает этого, что чувствует, что это не так? Да, это не так, нет, так, так, все тверже она думала, что думает это».

Временами тон повествования словно пародирует интонации русской бытовой сказки: «После чаю... пришла она в свою комнатку и прилегла. Вот она и читает в своей кроватке, только книга опускается от глаз, и думается Вере Павловне: что это, последнее время, стало мне несколько скучно иногда?». Увы, подобные примеры можно приводить до бесконечности... Ничуть не меньше раздражает смешение стилей: на протяжении одного смыслового эпизода одни и те же лица то и дело сбиваются с патетически-возвышенного стиля на бытовой, фривольный либо вульгарный.

Почему же российская общественность приняла этот роман? Критик Скабичевский вспоминал: «Мы читали роман чуть ли не коленопреклоненно, с таким благочестием, какое не допускает ни малейшей улыбки на устах, с каким читают богослужебные книги». Даже Герцен, признаваясь, что роман «гнусно написан», тотчас оговаривался: «с другой стороны, много хорошего». С какой же «другой стороны»? Очевидно, со стороны Истины, служение которой должно снять с автора все обвинения в бездарности! А «Передовые5

 

 

умы» той эпохи Истину отождествляли с Пользой, Пользу — со Счастьем, Счастье — со служением все той же Истине...

Как бы то ни было, Чернышевского трудно упрекнуть в неискренности, ведь он хотел добра, причем не для себя, но для всех! Как писал Владимир Набоков в романе «Дар» (в главе, посвященной Чернышевскому], «гениальный русский читатель понял то доброе, что тщетно хотел выразить бездарный беллетрист». Другое дело, как сам Чернышевский шел к этому добру и куда вел «новых людей». (Вспомним, что цареубийца Софья Перовская уже в ранней юности усвоила себе рахметовскую «боксерскую диету» и спала на голом полу.) Пусть же революционера Чернышевского со всей строгостью судит история, а писателя и критика Чернышевского — история литературы.

ФИЛОСОФСКИЕ ВЗГЛЯДЫ

В РОМАНЕ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

«ЧТО ДЕЛАТЬ?»

Реалистический роман, в котором Чернышевский в образной форме выразил свой социальный идеал, был сознательно ориентирован на традицию мировой утопической литературы и явился новаторским переосмыслением и развитием жанра утопии.

Роман содержит наиболее полное и всестороннее изложение социальных идеалов Чернышевского. Говоря об утопизме «Что делать?», мы имеем в виду не отвлеченность идеала и даже не то, что Чернышевский не видел роли пролетариата и был идеологом крестьянской революции, а художественную форму, в которой автор излагает и пропагандирует систему взглядов.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.