ВСЕ КЛАССЫ 23 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Ростовщик относится к деньгам наиболее прагматично. Он профессионал, зарабатывает, отдавая деньги в рост. Богатство для него — естественный результат затраченных усилий, признак состоятельности, возможность удовлетворять свои желания. Но и богатый ростовщик не защищен от унижений, и он не обрел подлинной душевной свободы и независимости. Хитрый еврей много вложил в молодого наследника сокровищ и вынужден во что бы то ни стало добиться от Альбера согласия отравить отца, чтобы с лихвой вернуть свои деньги. Он очень искусно расставляет свои сети, страстно желая добраться до подвалов рыцарского замка, для чего исподволь подводит Альбера к простому способу разрешения всех его проблем:

И двадцать пять и тридцать проживет он. Но все ухищрения Соломона обернулись против него. Возмущению молодого барона не было предела: «Как! Отравить отца! И смел ты'сыну...». Альбера оскорбило, что презренный еврей посмел сделать столь гнусное предложение ему, рыцарю, для которого бесчестье страшнее смерти. После этого потрясения рыцарь решительно отказался от услуг ростовщика, назвав его Иудой:

Его червонцы будут -пахнуть ядом, Как сребреники пращура его... Так что же, Альбер, истинный рыцарь, смог переступить через свою безудержную жажду: ведь деньги нужны ему как воздух. А ведь он действительно ненавидит отца и ждет его смерти, считая жадность родителя источником своих бед. Характеристика старого барона Альбером безжалостна и не оставляет сомнений в его истинном отношении к отцу:

...как алжирский раб, Как пес цепной. В нетопленной конуре Живет, пьет воду, ест сухие корки, Всю ночь не спит, все бегает да лает. А золото спокойно в сундуках Лежит себе.

Альбер считает, что вправе претендовать на золото отца: его рыцарская честь, укрепившаяся победой в турнире, могла получить реальную силу, только опираясь на материальную основу. Но он проявил благородство, одержал нравственную победу над ростовщиком. Значит, его жизненный принцип «во что бы то ни стало» в большей степени лозунг, чем руководство к действию, а индивидуалистические устремления ограничены жесткими рамками совестливости?

Разумеется, конечная цель Альбера — не деньги, а внутренняя свобода, а деньги являются лишь средством обрести полноту жизни. Но в диалоге с жидом он проявил не совестливость, а рыцарскую честь. На следующий день Альбер, не колеблясь, примет вызов старого барона, чтобы мечом добыть наследство. Но ведь, по сути, это равносильно убийству: силы сторон слишком неравны, чтобы считать поединок справедливым (разумеется, Альбер легко сразил бы старика,

формально соблюдя все требования рыцарского кодекса чести). Молодой рыцарь искренне обрадовался, принимая вызов барона: «Благодарю. Вот первый дар отца». Еще бы, ведь он рассчитывал добиться той же цели, к которой подталкивал его жид, привычными ему средствами, сохранив лицо и при этом практически ничем не рискуя. Да, Альбер слишком рыцарь, чтобы прибегать к бесчестному способу достижения цели, но это рыцарство показное. С точки зрения общечеловеческой морали, он готов совершить ради достижения цели банальное убийство, облеченное в форму рыцарского ритуала.

А кто же такой Скупой рьщарь, смерти которого так жаждут другие персонажи? Действительно ли он столь презренное существо, достойное сравнения с псом и рабом, живущее лишь животной страстью к накопительству, или у него есть своя философия? Так же как и жид, барон сколотил состояние ростовщичеством; золото — история его жизни и свидетельство «человеческих забот, обманов, слез, молений и проклятий». Каждая монета напоминает Скупому рыцарю реальных людей, должников, не заслуживающих сострадания, потому что все они для него «ленивцы, плуты, бродяги и притворщики». Золото для барона — символ независимости и могущества:

Что не подвластно мне? Как некий демон Отселе править миром я могу; Лишь захочу — воздвигнутся чертоги; В великолепные мои сады Сбегутся нимфы резвою толпою; И музы дань свою мне принесут, И вольный гений мне поработится, И добродетель и бессонный труд Смиренно будут ждать моей награды. Скупой рыцарь безраздельно царствует в своей вымышленной державе. Реально он не извлекает выгод из своего положения, живет исключительно скромно, что и дает повод Альберу возмущаться его жадностью. Но барону не нужно осуществление могущества золота, для него главное — чувствовать свое право на власть и осознавать возможность воспользоваться им в любой момент. Барон — своего рода поэт золота. Но защищать свое исключительное право на владение богатством он готов даже после смерти. Золото

дается дорогой ценой: лишениями, кровью, жизнью. Поэтому барон негодует, предчувствуя претензии сына на богатство, которого тот не заслужил:

Безумец, расточитель молодой... Он разобьет свящгнныг сосуды, Он грлзъ елеем царским напоит — Он расточит... А по какому праву? И барон, накопивший золото во имя высшей независимости, и Альбер, жаждущий богатства для осуществления реальной свободы, преследуют каждый свои цели, что не может не привести к трагической развязке: «Ужасный век, ужасные сердца!».

Трагедия «Каменный гость» — художественная версия популярной легенды, к которой обращались многие известные писатели. Произведение настолько тонкопсихологичное и насыщено философскими смыслами такой глубины, что Белинский назвал трагедию «без всякого сравнения, лучшим и высшим в художественном отношении созданием Пушкина».

Эпоха позднего средневековья: человек стал главенствующей ценностью. Можно было раскрепоститься, сбросить путы надуманных ограничений, и перед человечеством встала противоположная проблема: где предел личностной экспансии и как определить разумный баланс между свободой и соблюдением общественных интересов.

Изгнанный из Мадрида за убийство знатного вельможи, Дон Гуан тайно возвращается в столицу. Герой трагедии смел, честен (в пределах рьщарского кодекса чести) и крайне эгоистичен. Для достижения своих целей он может пойти на все, кроме потери чести. Его эгоизм естественен и неизбежен в условиях своеобразной «оттепели». В Мадриде на каждом перекрестке ему может встретиться «свой же брат, нахальный кавалер, со шпагою под мышкой и в плаще». Религиозная мораль пере-

живает кризис, а светская власть неуклюжа и снисходительна. Формальный запрет на появление в Мадриде Дон Гуан не воспринимает всерьез: он убежден в лояльности короля, удалившего его из столицы лишь для соблюдения приличий:

Герой уверен в своем праве на чувственные желания, ведь он никого не принуждает, его притязания идут из глубины души. Но Дон Гуан — не банальный искатель чувственных наслаждений: каждая из его женщин — не обезличенный этап удовлетворения мужского тщеславия, а возлюбленная, достойная страсти. Вспоминая о бедной Ине-зе, о которой слуга Лепорелло цинично отозвался: «Что ж, вслед за ней другие были», герой проникновенно воссоздает ее жертвенный образ:

Узнал я поздно... Бедная Инеза!.. Дон Гуан удовлетворял свои желания, не задумываясь о морали, общественном мнении, но всегда уважал свободу. Условности для Дон Гуана — ничто, а стремление человека к счастью — главное условие жизни. Дон Гуан всегда прямо идет к цели, отказываясь от плутовских ухищрений, сохраняя верность себе, достоинство истинного испанского гранда.

Возвратившись в Мадрид, Дон Гуан не бросается на поиски новых наслаждений, он возвращается к Лауре, последней любовнице. Встретившись с соперником, он не бросается безоглядно в бой, а предоставляет Дон Карлосу мирный путь к отступлению. Убив соперника, Дон Гуан не испытывает ни малейших угрызений совести. Лаура искренне любит Дон Гуана, причем такой же любовью. Она так же естественна в своих порывах и непостоянстве. Оба они «импровизаторы любовной песни», вдохновенно любящие и способные сделать незабываемым каждое мгновение своей жизни и жизни тех, к кому об-

ращено их сердце. Родственность их душ подчеркивает Лаура, произнося противоречивую, но истинную характеристику-обращение к Дон Гуану: «Мой верный друг, мой ветреный любовник».

Опасность подстерегает Дон Гуана, когда он вступает в конфликт с самим миропорядком, его породившим. Именно живого человеческого чувства не может простить ему мертвый и бездушный мир. Начав обольщение Доны Анны как «импровизатор любовной песни», контролирующий каждое душевное движение, каждое изменение в ситуации («Идет к развязке дело!»), Дон Гуан постепенно забывает про все ухищрения. Он искренне сочувствует любимой, попавшей в сети богатого идальго («,., мать моя велела дать мне руку Дон Альвару, мы были бедны, Дон Альвар богат»). Фактически купивший любовь прелестной женщины, Командор вызывает ироническое и гневное отношение Дон Гуана:

Счастливец! Он сокровища пустые Принес к ногам богини, вот за что Вкусил он райское блаженство! Герой стремится к предельной честности отношений и, хоть рискует получить отказ, добровольно сознается во всех прегрешениях своей жизни, в том числе и в убийстве Командора. Дон Гуан хочет полного взаимопонимания, рассчитывая не на прощение, а на сочувствие. И как искренне он полюбил Дону Анну со всеми ее слабостями, так трепетно ждет суда над своим чувством:...Так, разврата

Я долго был покорный ученик, Но с той поры, как вас увидел я, Мне кажется, я весь переродился. Вас полюбя, люблю я добродетель И в первый раз смиренно перед ней Дрожащие колена преклоняю. Герои достигли абсолютного доверия друг к другу, в их отношениях главное не самоутверждение, а самоотверженность, стремление посвятить себя другому. Дон Гуан бросил прямой вызов миру ханжества и лицемерия, желая оградить свою возлюбленную от ложной нравственности. Он делает роковое предложение:

Он дерзок, но честен и смел, защищая право женщины на искренность чувств, свободу выбора. И мир, живущий по мертвым законам, казнит Дон Гуана во имя супружеского долга, верности, морали. Герои погибают на пороге счастья, когда в Дон Гуане пробудился человек.

Но все же, несмотря на безусловное родство характеров, между ними существует глубокое различие. Дон Гуан, безусловно, духовно богаче героини, он сопереживает всему происходящему, и груз пережитого постоянно сопровождает его. Также, как и Дон Гуан, она полностью самовыражается в каждом мгновении, но психологически осмысливать пережитое не в состоянии.

Дон Гуан — сложная, противоречивая личность, В нем соединены отзывчивость, неистребимое жизнелюбие и абсолютное бесстрашие перед лицом смерти. Он сам характеризует свою жизнь как «мгновенную». Но каждое мгновение для него — вся жизнь, все счастье. Он поэт во всем, в том числе и в своей страсти. Для него любовь — это музыкальная стихия, торжествующая, победная песня. Дон Гуан ищет всей полноты победы, полноты торжества, но покоряет он не только тела, но и сердца, поэтому психологический облик возлюбленных остается у него в памяти. Для него важно найти предел человеческих возможностей и тем самым определить цену человека. Дон Гуан непрерывно ведет любовную игру на грани жизни и смерти, игру, в которой погибли многие, да и сам он не раз ставил на карту собственную жизнь. Он предельно честен в этой игре, как предельно искренен со всеми своими женщинами. Он каждую минуту другой — и каждую минуту верен себе.

И все же Дон Гуан ответственен за свою судьбу и судьбу людей, ставших невольными жертвами его жизнелюбия и эгоизма. Ведь он сам делает выбор своего пути, который наверняка пересечется с путем других людей, принесет им страдания и, возможно, гибель. Но, наслаждаясь лишь мгновением, живя на пределе человеческих возможностей, в постоянной борьбе, Дон Гуан нисколько не заботится о других, коль скоро не дорожит и своей жизнью. Он сознает, что в своей гонке за наслаждениями причинил боль многим, но отказать-

ся от бесконечного опыта самоутверждения равносильно для него отказу от жизни:

Быть может, тяготеет. Дон Гуан не навязывает сопернику борьбу, предоставляя тому выбор, но, встречая отпор, безжалоётно убивает врага, безразлично констатируя: «Он сам того хотел». Понимая, что выбор у другого лишь формальный — умереть с честью или уйти с бесчестьем, герой не представляет другого способа разрешения жизненной коллизии: все, что препятствует осуществлению его желаний, должно быть устранено любой ценой. И он всегда побеждает, ведь Дон Гуан — порождение и гордость своей эпохи.

ДЛЯ СЕРДЦА СМЕРТНОГО ТАИТ НЕИЗЪЯСНИМЫ НАСЛАЖДЕНЬЯ...»

«Пир во время чумы», как и другие «маленькие трагедии», А. С. Пушкин писал в 1830 году, во время своего пребывания в Бол-дине. Эту тему поэт избрал не случайно — его пребывание в Болдине совпало с распространением эпидемии холеры, от заболевания которой не был застрахован никто. Пушкин понимал это. Умереть от страшной болезни, тем более теперь, на пороге свадьбы, казалось ему вдвойне нелепым и обидным. С другой стороны, поэтом овладело чувство азарта: кто кого. Пушкин всегда любил опасность. Ощущение опасности придавало силы, заставляло реализовать все свои возможности, вселяло дерзость.

Итак, в центре «Пира во время чумы» — поединок, поединок Вальсингама и собравшихся вместе с ним на пиру со смертью, которую несет чума. Нельзя понимать под словом «поединок» в этом случае «борьбу», потому что герои не борются и не спасаются, они обречены и знают это. Борьба заключается в реализации героями всех своих сил на то, чтобы не думать о смерти, отвлечься от нее.

Персонажи трагедии устроили пиршество во время чумы. Вокруг — тележки с трупами, преданы земле уже и многие родственники

пирующих. Но участники пира, так кажется на первый взгляд, не замечают всего этого и им нет никакого дела до умерших. Они будто бы отделились от всего мира. Персонажи «Пира во время чумы» разговаривают, веселятся, поют песни, но не делают ничего, что бы могло как-то повлиять на ситуацию, потому что на нее повлиять невозможно. И от понимания этой невозможности изменить что-нибудь, начинаешь осознавать, насколько эти люди сильньгдухом. Драматизм — в мотивах их поведения.

Причины, приведшие этих людей на пир, самые различные. Молодой человек на пиру для того, чтобы забыться, чтобы не думать о приближающейся смерти. В наслаждениях и веселье надеется он найти это забвение. Луиза на пиру спасается от одиночества. В отличие от остальных героев она совсем не готова к смерти. Услышав стук колес и увидев приближающуюся телегу, наполненную мертвыми телами, она теряет сознание. Высмеяв перед этим трогательную, наполненную самоотверженной любовью песню Мери («Не в моде теперь такие песни! Но все ж есть еще простые души: рады таять от женских слез и слепо верят им»), Луиза вызвала у окружающих уверенность в своей душевной твердости. Увидев ее неожиданную слабость, Мери испытала к ней прилив нежности и сострадания, а Вальсингам, наоборот, воспринял ее малодушие с высокомерной насмешкой:

Душевной черствости Луизы, пытающейся самоутвердиться в человеконенавистничестве, противостоит доброта, чуткость Мери.

Мери в трагедии — воплощение народной морали. В своей «жалобной песне» она прославляет верность и самопожертвование ради любви. Ее гибель не должна стать причиной смерти любимого, а только источником светлой грусти и сладостных воспоминаний: Если ранняя могила Суждено, моей весне — Ты, кого я так любила, Чъялюбовъ отрада мне, — Я молю: не приближайся К телу Дженни ты своей,

Уст умерших не касайся, Следуй издали за ней.

Совершенно другое мироощущение в песне Вальсингама. В ней прославляется неутолимая жажда жизни, железная воля человека, противостоящая опасности и смерти. Если уж встретить смерть — то встретить ее с открытым забралом, не смиряться перед грозным ударом судьбы, а противопоставить ей наслаждение борьбой, достойно принять вызов смерти, своим презрением к ней стать вровень с нею. Все, все, что гибелью грозит, ДЛЯ сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог. Песня Вальсингама — гимн человеческому бесстрашию. Но, воспевая героизм человека, достойную смерть в бою с непреодолимыми силами природы, председатель вместе с другими участниками пира кощунственно отгородился от всенародной беды, нарушая траур по умершим. Олицетворяющий религиозную мораль священник призывает участников пира уважать память мертвых, упрекая в том, что их «ненавистные восторги смущают тишину гробов», нарушают священные человеческие заповеди:

Прервите пир чудовищный, когда Желаете вы встретить в небесах Утраченных возлюбленные души. В конце трагедии мы видим председателя, погруженного в глубокое раздумье. Слова священника затронули его душу. Он сознает, что личный героизм нельзя ставить вровень с самоотверженностью во имя других, и это повергает его в состояние неуверенности, беспокойства.

СМИРЕНИЕ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ИЛИ БЕССМЕРТИЕ В БОРЬБЕ:

Материалом для трагедии «Пир во время чумы» послужила сцена из драматической поэмы английского поэта-романтика Вильсо-

на «Чумной город». Однако вольный перевод представляет собой лишь сюжетную основу произведения — трагедия наполнена личными переживаниями поэта. Пушкин писал маленькие трагедии осенью 1830 года, когда в центральной части России свирепствовала холера, Москва была оцеплена, и путь из Болдина был для поэта закрыт. Он оказался в деревне накануне свадьбы. Душевное состояние Пушкина было тревожным, его угнетала оторванность от большого мира, горечь потери близких друзей, вступивших на Сенатской площади в жертвенное противоборство с «жестоким веком». В окружении смерти, в тревожном замкнутом мире Пушкин вдруг пережил настоящий пир поэтического вдохновения, который в обостренном душевном восприятии поэта ассоциировался с пиром во время чумы. Драматическое сочетание абсолютной тборческой раскрепощенности и огромного психологического напряжения определило яркую лирическую окрашенность произведения-

Тема пира как торжества, высшего напряжения душевных сил, апогея самовыражения героя воплощена во всех маленьких трагедиях, и всякий раз пир оборачивается гибелью, моральной или физической: окружающий мир как бы мстит героям за попытку вырваться за пределы пронизывающих жизнь противоречий, самоутвердиться независимо от разрешения глобальных проблем. Общество как совокупность индивидуумов и саморегулирующийся организм решительно пресекает стремление утвердить свою правду и стать независимым, оградиться от всеобщих проблем. Личность должна или противостоять миру, или погибнуть, а все попытки занять отстраненную позицию обречены на неудачу.

Если в других маленьких трагедиях герои вовлекаются в конфликт, самонадеянно пытаясь разрешить личные проблемы, то в «Пире во время чумы» они поставлены перед фактом: катастрофа уже свершилась. В драме практически нет внешнего действия, мало диалогов — главное место занимают монологи и песни, в которых воплощаются различные человеческие характеры, варианты поведения в условиях роковой неизбежности. Герои практически изолированы от мира.

Все драматургическое пространство — это маленький оазис в пустыне мировой катастрофы, которая вот-вот поглотит и этот временный приют героев. В такой ситуации, на грани жизни и смерти, особую силу и выразительность имеет каждое душевное движение человека. Особую насыщенность приобретают даже интонации исповедей героев, поскольку проецируются на всю предшествующую жизнь и освещены светом вечности. Это придает трагедии высокий драматический накал и особый, напряженный лиризм.

Место действия — крохотный островок в мире мертвых, занятый пирующими во время чумы. Вокруг — тележки с трупами, многие родные и друзья уже преданы земле. Герои обречены на гибель и отдают себе в этом отчет. Но сознание неотвратимости судьбы переживается ими по-разному. Молодой человек, предлагающий выпить «с веселым звоном рюмок, с восклицаньем» в честь умершего первым.Джаксона, стремится не думать о приближающейся смерти. В демонстративном веселье, в шумных наслаждениях он надеется найти забвение. Однако председатель пира Вальсингам настоял, чтобы в честь погибшего выпили скорбно, в молчании, Предложение молодого человека председатель находит неуважительным к памяти ушедшего и незаслуженно пренебрежительным к смерти.

Луиза, отчаянно спасаясь от одиночества, держится вызывающе-уверенно, демонстрируя окружающим жесткость суждений, эгоистическое пренебрежение к душевным коллизиям участников пира. Она грубо отозвалась о нежной, наполненной любовью, самоотверженностью и состраданием песне Мери: «Не в моде теперь такие песни! Но все ж есть еще простые души: рады таять от женских слез и слепо верят им». Казалось бы, душевная черствость, ограниченность, примитивность восприятия свидетельствуют о безразличии Луизы к смерти: ведь недостаток воображения не позволяет адекватно оценить бездну между жизнью и смертью. Но Луиза совершенно не готова к смерти, ее нарочитая грубость — только поза, желание скрыть всеобъемлющий, парализующий страх. Ее слабость (увидев подъезжающую телегу, наполненную мертвецами, Луиза неожиданно

падает в обморок) вызывает у душевно чуткой Мери прилив нежности и сочувствия,

Мудрый, но не склонный к чувствительности Вальсингам, напротив, высмеивает психологическую неполноценность Луизы, рядящуюся в тогу цинизма и высокомерия: Ага! Луизе дурно; в ней, я думал, По языку судя, мужское сердце. Но так-то — нежного слабей жестокий, И страх живет в душе, страстъми томимой! Черствому эгоизму Луизы противостоит самоотверженное великодушие и тонкость Мери. Девушка с фаталистическим спокойствием ожидает приближение смерти, воспринимая происходящее со смиренной боязнью и покорностью судьбе. Печать смирения и покорности несет любое высказывание Мери, все жизненные невзгоды, выпавшие на долю людей, не вызывают у нее панического ужаса. Человеку свойственно бояться грозных и непонятных проявлений огромного мира. Он слаб и беззащитен перед лицом вечности, но таков его удел, так устроена жизнь. Ни тени мысли о противостоянии, тем более о борьбе с судьбой не возникает в песне Мери, высшее проявление человеческой мудрости — смиренно заботиться о спасении души, предоставив Богу распоряжаться жизнями людей:

Жмутся тесной чередой. Смерть — естественный итог жизни человека. Катастрофа, несущая смерть множеству людей, — проявление высшей мировой воли, неподвластной человеку, не вызывает чувства протеста у Мери, Столь же стоическую покорность проявляет она и в отношении собственной судьбы. Мери верит в вечную жизнь после смерти, и это помогает ей пережить физическую разлуку с возлюбленным. Если уж ей суждено погибнуть в расцвете юности, она хочет защитить любимого, не позволяя ему приближаться к телу умершей. Лирическая героиня песни проявляет на закате жизни высокую самоотвержен-

ность, предоставляя возлюбленному избежать смерти, уйти «куда-нибудь, где б ты мог души мученье усладить и отдохнуть». Героиня обещает любимому не радости жизни, а утешение в памяти о любимой, которая тоже сохранит о нем вечную память. Она верит, что спасенный ею возлюбленный обретет душевный покой, умиротворение от сознания того, что ее жертвенная душа будет всегда сопутствовать ему:

И когда зараза минет, Посети мой бедный прах; А Эдмонда не покинет Дженни даже в небесах!

Песня Мери — гимн высокой и вечной любви, способной преодолеть смерть, и в то же время реквием погибшим от страшной напасти. В этой песне воплощено величие женского начала, идея женской верности и самоотверженности.

Совсем иначе воспринимает ситуацию председатель пира Вальсингам. Тональность его песни пронизана оптимизмом, энергией. Его монолог не о жертвах и не о печальной памяти погибших от чумы, а о жизни и битве со смертью за жизнь. Вальсингам не смиряется безропотно перед бедой, сознавая ее' масштабы, а бросает ей вызов. Не пир прославляет он, а бой, не самозабвение и смирение перед роком, а вызов небесам, не бегство, а борьбу! Герой обращается к воле человека, побуждая его к действию, к активному противостоянию ударам судьбы, к проявлению своих лучших качеств. Каков бы ни был результат неравного противостояния — недостойно человека смиряться перед неизбежной гибелью, а если уж встретить смерть, то встретить ее с открытым забралом. В этом сила человека, его подлинное величие. Вальсингам утверждает даже алогичную, казалось бы, мысль: бросив вызов небесам, «сердце смертное» может обрести в бою подлинное бессмертие. Разумеется, это не бессмертие на небесах, которое проповедует Мери, не христианская вечная жизнь. Бессмертие Вальсингама — в сердцах и памяти людей. Его песня — художественная и смысловая кульминация пьесы.

Две песни — эмоциональная ось трагедии. «Жалобная песнь» Мери — прославление самоотвержения и смирения перед неиз-

бежной гибелью, верности и любви, неподвластных смерти, Песня Вальсингама — гимн самоутверждения человека, его дерзости и гордости перед лицом смерти, утверждение человеческого бессмертия в борьбе за жизнь. Казалось бы, авторская идея полностью воплощена в активной жизненной философии председателя. Но Пушкин исследует жизнь во всей ее полноте и сложности и старается избегать окончательных оценок. Приход священника вносит диссонанс в уже определившуюся победу философии Вальсингама о возвышающем человека героическом поединке с непреодолимым. Он находит точные и сильные слова для осуждения пира, которые заставляют задуматься председателя. Священник тоже стремится ободрить угасший взор, но он не верит в возможность физического спасения и лишь помогает подготовиться к смерти, напоминая о муках ада и райском блаженстве:

Прервите пир чудовищный, когда Желаете вы встретить в небесах Утраченных возлюбленные души. Вальсингам прислушивается к упреку священника о том, что их «ненавистные восторги смущают тишину гробов», и задумывается о своем праве на внушение другим своей воли. Но все же нет оснований утверждать, что он предпочтет жизни на краю гибели смирение и бездействие перед лицом смерти.

Роман «Евгений Онегин» — самое значительное по объему, по охвату жизненных событий, по многообразию тем и идей произведение А. С. Пушкина. Он чрезвычайно ревностно защищал свой труд от нападок критиков, нетерпеливо ждал выхода в свет каждой очередной главы романа, болезненно реагировал на то, что самые близкие из его друзей — Бестужев и Рылеев — недооценили замысла автора и ставили «Евгения Онегина» ниже «Бахчисарайского фонтана». Пуш-

кин отразил в романе свои путь от романтизма к реализму, свой жизненный и художественный пафос отрезвления.

Автор ведет на протяжении всего романа непрестанную борьбу с побежденным классицизмом и победившим романтизмом. Он пародирует ложноклассический эпос и уверенно декламирует свой отказ от отжившей эстетики;

Благослови мой долгий труд, О ты, эпическая муза! И, верный посох мне вручив, Не дай блуждать мне вскосъ и вкривь. Довольно. С плеч долой обуза! Я классицизму отдал честь... Столь же иронически, но гораздо тоньше, пародирует Пушкин опошленную романтическую элегию; современники не могли без улыбки читать предсмертные стихи Ленского, затасканные эпитеты, искусственно преувеличенные чувства, набор высокопарных выражений и интонаций очень напоминали им кочующие из произведения в произведение литературные штампы:

Пушкин в «Евгении Онегине» борется за народность литературы, за демократизацию русской культуры, за создание языка русского общества, свободного от устаревшей лексики и от иностранных слов, бездумно вовлекаемых в литературный оборот. Все это он воплощает не только в авторских отступлениях, лозунгах, призывах. Этой мыслью пронизано все произведение.

Пушкин вводит в сюжет образ автора, он чувствует назревшую необходимость самому раскрыться в произведении. Автор проникновенно делится с читателями деталями своей биографии, своими жизненными наблюдениями, идеями. Формы и темы его обращений к читателю необыкновенно разнообразны: он то приближается к нему, то, отделяясь, ведет его за собой, то подчеркивает свое знакомст-

во с героями романа, придавая этим самым правдивость всему описываемому.

Стилевой диапазон повествования предельно широк — от высокого («Прошла любовь, явилась муза, и прояснился темный ум. Свободен, вновь ищу союза волшебных звуков, чувств и дум...»), пронзительно лирического («Я помню море пред грозою: как я завидовал волнам, бегущим бурной чередою с любовью лечь к ее ногам!») до предельно реалистического («...еще не перестали топать, сморкаться, кашлять, шикать, хлопать; еще снаружи и внутри везде блистают фонари...») и по-настоящему сатирического («С своей супругою дородной приехал толстый Пустяков; Гвоздин, хозяин превосходный, владелец нищих мужиков...»). Поэт рисует реалистическую картину жизни своего времени и создает образ яркого, обаятельного собеседника.