Метафорическое сравнение 31 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Эта изменчивость сказочного мира проявляется также в изменении правил сочетания значений слов, что в свою очередь оказывает на поведение метафоры в тексте большое влияние и, в частности, вызывает ее нейтрализацию.

Прежде чем мы определим степень этой нейтрализации, а также возможно ли вообще появление метафоры в сказке, необходимо сделать некоторые выводы из приведенных выше рассуждений:

1) Правила сочетаемости единиц данного языка, определенные для мира, известного из нашего повседневного опыта, относительны; сфера их действия ограничена определенным типом текстов.

Для некоторых текстов они требуют переформулировок, причем степень отличия их от нормы зависит от правил референции, действующих в данном возможном мире, и меняется от текста к тексту.

2) Метафора представляет собой контекстуальное явление в нескольких смыслах: она появляется при определенных операциях над контекстом предложения в соответствующем референтном контексте, а также в контексте определенного жанра. Контекст определяет не только конкретное семантическое толкование данного выражения, но и возможность вообще рассматривать его как метафору.

3) В свете вышесказанного особенное значение приобретают те признаки текста, которые определяют его жанровую принадлежность. При этом наиболее важную роль играют те его элементы, которые выполняют метатекстовую функцию (заглавия, включая и название сборника, буквицы в начале текста), образующие жанровую рамку текста⁸. Они содержат информацию о том, что интересующий нас текст — это текст сказки⁹. Они также выступают как указания о необходимости преобразовать действующие в данном языке правила сочетаемости слов и выражений, относящихся к обычному миропорядку, и руководствоваться этими новыми правилами при чтении текста¹⁰.

При наличии сказочной жанровой рамки, те выражения, которые в любом другом тексте могли быть употреблены лишь в качестве метафор (при буквальном прочтении они были бы абсурдны, так как описывали бы невозможные в действительности ситуации), в сказке даже в буквальном прочтении воспринимаются как норма. Эти выражения не нарушают связности текста, соответственно нет необходимости восстанавливать эту связность путем реконструирования скрытого значения, как это происходит с метафорами.

Таким образом, благодаря метатекстовой информации в сказке допустимы некоторые не совсем привычные виды предикации, относящиеся к иной картине мира, поэтому то, что в другом жанре было бы метафорой, в сказке ею не является.

А как же ведет себя в сказке собственно метафора? Из вышесказанного следует, что в сказках вполне допустимо появление метафор, так как правила сочетаемости слов в этих текстах отличаются от общепринятых в языке правил лишь частично. С онтологической точки зрения можно сказать, что мир сказки в целом мало чем отличается от мира реального. Более того, текст сказки образует законченную картину фантастического мира, необычную, но вполне последовательную. В этом мире события, предметы и их свойства не являются произвольными, и, хотя они могут в большой степени изменяться по сравнению с реальным миром,

тем не менее границы этих изменений строго ограничены. Отсюда — возможность ориентироваться в этом фантастическом мире, а также определенные ограничения, налагаемые на предикацию, что создает условия для появления в тексте метафор. Среди приведенных выше предложений группы Б есть предложение о танцовщице, «плывущей» по залу (предложение 1): это предложение из сказки.

Метафорическое прочтение нейтрализуется или исключается только для тех выражений, элементы которых сочетаются по правилам, отличным от общепринятых. Эти выражения, необъяснимые исходя из повседневного языкового опыта, согласуются со сказочной картиной мира. Их особый статус не оговаривается и не комментируется, что очевидным образом затрудняет их прочтение. Читатель текста сказки, если говорить не о наивном читателе, а о читателе-исследователе, находится в трудном положении. Жанр сказки, на который указывает начало текста, предполагает, что при прочтении данного текста наш обычный опыт неприменим, однако пока нам неизвестно, какая ситуация в нашей сказке является нормальной (а в свете нашего вопроса — что является нормальным контекстом того или иного слова), а какая необычной (когда соответствующий ей контекст требует метафорической интерпретации во избежание появления абсурда). Читатель сказки должен в процессе чтения тщательно накапливать информацию об описываемом мире, чтобы, основываясь на ней, правильно определить статус конкретных выражений. Таким образом, прочтение сказки имеет сложный и нелинейный характер: каждое выражение, вступающее в противоречие с нашим языковым опытом, нужно соотнести с прочитанными или имплицитными сведениями о мире данной сказки и в свете этой информации считать его метафорическим или буквальным. Также возможен случай, когда значение выражения можно определить лишь при дальнейшем чтении текста; в этом случае мы имеем дело со своеобразной «подвешенностью» или неопределенностью смысла выражения. При этом можно говорить о метафоропо-добных¹¹ выражениях, то есть о таких выражениях, которые в любом другом тексте считались бы метафорой или же бессмыслицей. В контексте сказки значение этих выражений определяется на основании предшествующей или последующей информации. Окончательное решение о значении метафороподобного выражения принимается только после накопления необходимой информации и на основе сравнения двух совокупностей следствия¹², вытекающих из его метафорического и буквального смысла, с реальными предложениями из текста. В результате такого сравнения одна из совокупностей исключается, и значение выражения определяется однозначно. Если мы рассмотрим предложение Я был вашей тенью (одно из предложений группы А), взятое отдельно, оно породит две совокупности следствий, приведенных здесь в несистематическом порядке:

В результате прочтения сказки Андерсена подтверждается II совокупность следствий и исключается I. Тем самым мы определяем, каким из значений руководствоваться при чтении сказки: выбор падает на неметафорическое значение. Принятие именно такого решения помогает сохранить кореферентность и повторяемость информации в тексте, что является одновременно показателем и гарантией связности текста (повторяемость информации может быть признана аргументом в пользу выбора того или иного значения, при условии, что мы имеем дело именно с текстом, то есть со связным целым). Надо сказать, что упомянутые следствия из совокупности II имплицированы текстом сказки еще до появления данного выражения, что позволяет однозначно его интерпретировать. Как мы заметили выше, это не единственно возможная ситуация. Некоторые следствия могут подтверждаться только ex post, что создает дальнейшие трудности при прочтении сказки, так как при неопределенности значения выражения читатель должен удерживать в памяти обе совокупности следствий, вплоть до появления в тексте решительного подтверждения одной из них.

Проведенный анализ показывает, что присутствие в тексте метафороподобных выражений в значительной степени усложняет его прочтение. Такие выражения являются критическими точками текста сказки, в которых возникает конфликт между пониманием текста, основанным на обычном внеязыковом опыте, и пониманием, связанным с особой моделью мира данной сказки. Очевидно, что в тексте должны содержаться данные, препятствующие нарушению связности текста со стороны таких выражений. Как организм, подвергшийся нападению микробов, выстраивает защитный барьер из лейкоцитов, так и текст, в котором возникает опасность многозначности или неправильного прочтения метафорического выражения, защищается от этой угрозы при помощи комментариев, которые появляются в тексте до или после метафороподобного выражения и либо исключают, либо имплицируют исключение одного из двух возможных толкований этого текста.

В теории возможны три способа интерпретации метафороподобного выражения:

Вариант (а): Метафороподобное выражение понимается как метафора на основании информации, содержащейся в предшествующем тексте.

Вариант (б): Метафороподобное выражение считается метафорой ex post, принимая во внимание информацию, которая содержится в последующем тексте. В течение некоторого времени его статус остается неопределенным.

2. Выражение понимается буквально, как нормальное предложение из сказки.

Вариант (а): Метафороподобное выражение из данной сказки признается нормальным на основе имеющейся информации о том, что в данном тексте действуют особые правила сочетаемости слов, обусловленные особой моделью мира этой сказки.

Вариант (б): Сначала метафороподобному выражению не придается никакого статуса, а затем оно истолковывается буквально на основе последующей информации. В этом случае возникает тенденция к немедленному выяснению двусмысленностей или неясностей в тексте.

3. Метафороподобное выражение не получает однозначной интерпретации по причине отсутствия в тексте необходимых данных. В этом случае автор текста не предусматривает никакой дополнительной информации, которая помогла бы однозначно определить его смысл. Такие случаи встречаются довольно редко. При необходимости можно судить о значении данного выражения по аналогии с другими текстами, однако степень неопределенности останется все же высокой.

Рассмотрим несколько примеров, служащих иллюстрациями вышеприведенных типов.

Iа) Выражение такого типа уже встречалось выше в примере с «плывущей» по паркету танцовщицей. Приведем это предложение полностью.

Русалочка подняла свои белые хорошенькие ручки, встала на цыпочки и поплыла в легком, воздушном танце («Русалочка»).

Приготовление к «плаванию», последовательность действий Русалочки (которая в описываемый момент уже не была Русалочкой), дворец принца — обычный земной дворец, в котором происходят празднества в честь хозяина, — все указывает на тот факт, что мы имеем дело с метафорическим употреблением. Метафора обусловлена предыдущим контекстом. Возьмем другое предложение из той же сказки: ...глаза ее говорили сердцу больше, чем пение всех рабынь. Из предыдущего контекста понятно, что в данном случае глаза не являются самостоятельным существом, способным говорить, следовательно, и здесь мы имеем дело с метафорой.

I6). В сказке Андерсена «Старый дом» мы встречаем такой диалог:

— У нас дома говорят, что ты ужасно одинок! — сказал мальчик.

— О! Меня постоянно навещают воспоминания... Они приводят с собой столько знакомых лиц и образов!...

Выражение меня навещают воспоминания можно понимать как в буквальном, так и в метафорическом смысле, так как предшествующий контекст допускает оба прочтения. Мальчик понимает его буквально. Это видно из его разговора с одиноким оловянным солдатиком:

— Ну, ну, полно! — сказал мальчик. — По-моему, здесь чудесно; сюда ведь заглядывают воспоминания и приводят с собою столько знакомых лиц! («Старый дом»)

Окончательное объяснение слов старика мы находим ниже в рассказе солдатика:

— ...Все, что я видел, слышал и пережил в вашей семье, так и всплывает у меня перед глазами! Вот каковы они, эти воспоминания, и вот что они приводят с собой! («Старый дом»)

Итак, солдатик (а вместе с нам и читатель) понял метафорический смысл слов старика. В данном случае это единственно возможный смысл, так как в тексте все время подчеркивается мотив пустоты и одиночества старого дома. Эта ситуация совсем не похожа на ту, в которой по коридорам дворца ходят материализованные сновидения (в сказке «Снежная королева»).

1аб). Оба выделенных выше типа могут появляться одновременно, образуя комментарий к метафороподобному выражению и двояким образом влияя на его интерпретацию. Вот пример:

Одно ведро прыгало подле другого, а когда дул ветер, ведра танцевали так, что вода разбрызгивалась по всему двору («Бронзовый кабан»).

Там, где мог бы появиться комментарий, подтверждающий сказочность образа, появляется выражение, описывающее следствие сотрясения полных ведер (вода разбрызгивалась), в результате чего выражение ведра танцевали, которому предшествует информация о том, что одно ведро прыгало подле другого, получает метафорическую, а не сказочную интерпретацию. Здесь я хотела бы обратить внимание на важность предложения, непосредственно следующего за метафороподобным выражением. Именно от него обычно читатель ожидает объяснения неясного или многозначного выражения. Это видно из следующей группы примеров.

Iх). Как правило, мы имеем дело с метафорическим значением и в том случае, когда ни предшествующий, ни последующий текст не содержат объяснения данного выражения. По этому нарушению связи с контекстом можно догадаться, что анализируемое выражение не имеет прямого отношения к событиям, происходящим в сказке, и употреблено исключительно ради красоты

слога. В этом случае метафоричность не так очевидна, как в предыдущих примерах, где она выводится на основе совокупности следствий, например:

— Пип! — сказали они и принялись мести пол хвостами...

IIа). К этому типу принадлежит уже упомянутое нами предложение про тень:

...вы дадите мнe слово не говорить никому здесь, в городе..., что я был... вашей тенью ¹³.

— На ночь они поднимают холм на четыре огненных столба, и он стоит так до первых петухов — видно, хотят проветрить его получше («Волшебный холм»).

Выражение поднимают холм дословно следует понимать так, будто речь идет о доме-куполе — лишь при таком понимании скрытое в выражении содержание соотносится с дальнейшей информацией: поднимают на четыре огненных столба, проветрить его. Холм выступает здесь в роли жилого помещения, обычного для страны эльфов, упырей, русалок, духов и чудищ. Другой пример из той же сказки:

Пол в огромной зале вымыли лунным светом, а стены протерли ведьминым салом, так что они сверкали, словно тюльпаны на солнце.

Из контекста видно, что свет месяца и впрямь используется для мытья полов, а ведьмино сало — вместо полировальной пасты.

Наб). Как и в случае метафорического прочтения, здесь и предыдущий и последующий контекст взаимодействуют, окончательно определяя значение выражения. Так, в сказке о тени фразе От его ног начала расти новая тень предшествует история о том, как человек потерял свою тень; фраза сопровождается подробным рассказом, как у него появляется новая тень и какие чувства он при этом испытывает — такая фраза может быть истолкована только в буквальном смысле. Приведем полный текст этого примера:

...Досадно было, но в жарких странах солнце, как принято говорить, печет, и вот, через неделю ученый, выйдя на солнце, заметил, что от его ног начинает расти новая тень, — видно, корни старой остались. Через три недели у него была уже довольно сносная тень, которая во время обратного путешествия ученого подросла еще и под конец стала уже такой большою и длинною, что хоть убавляй («Тень»).

Следующий пример взят из сказки Андерсена «Истории одной матери»: ...Это смерть была у тебя в избе. Здесь

говорится о буквальном присутствии в доме смерти как личности, ибо ранее упоминалось, что старушка, которая постучала в дверь и попросила обогреться, «была самой смертью». Кроме того, в следующем предложении мы узнаем из слов соседки, что «...смерть посетила твой дом, я видела, как она скрылась с твоим малюткой». Выходит, речь идет о вполне реальном персонаже, уносящем людей на тот свет.

III. Ситуации, в которых статус выражения остается неясным, встречаются довольно редко. Они обычно возникают тогда, когда комментарии к метафороподобному выражению отсутствуют как в предшествующей, так и в последующей информации, что могло бы прояснить значение данного выражения (тип IIIх). Возможен и другой случай двузначности, когда мы не можем исключить ни одно из двух вероятных значений, так как оба находят себе подтверждение в последующем контексте (тип IIIхх). В последнем случае внимание читателя до такой степени занято поиском дополнительной информации, способной помочь объяснить данное выражение, что поиск ведется далеко за границами контекста, который, по замыслу автора, служит комментарием к этому выражению.

Шхх). Вот еще один пример из сказки о Русалочке:

И Русалочка поплыла из своего садика к кипящему водовороту, за которым жила ведьма.

Что такое кипящий водоворот — метафора это или нет? Читаем дальше:

Кругом только голый серый песок; вода в водоворотах бурлила и шумела, как под мельничными колесами, и увлекала за собой все, что только встречала по пути.

Стало быть, это метафора, думает читатель. Кипящий водоворот —

2. Можно было подумать, что это не водоворот, а кипящая вода.

.. .Путь к жилищу ведьмы лежал через пузырящийся и л.

Может быть, ил пузырится оттого, что вода в водовороте кипит? Ситуация остается неясной. Возможны оба значения рассматриваемого выражения.

Похожий пример мы встречаем в «Дюймовочке», где майский жук... слетел с нею [Дюймовочкой ] с дерева и посадил на ромашку... Целое лето прожила Дюймовочка одна-одинешенъка в лесу.

По аналогии с обычными правилами и перифразами, служащими для установления связности текста¹⁴, слово лес должно быть признано метафорическим эквивалентом упомянутого выше луга; то есть речь идет о метафоре, что и подтверждается ближайшим контекстом:

Она сплела себе колыбельку и повесила ее под большой лопушиный лист — там дождик не мог достать ее.

Однако четырьмя предложениями ниже читаем: «...Листья с деревьев облетели...», что напоминает нам о ситуации, значение которой мы недооценили: в лесу. Может быть, лес здесь действительно значит 'лес'? Это предполагается и дальше:

Возле леса, куда она попала, лежало большое поле.

...Одни голые, сухие стебельки торчали из мерзлой земли; для Дюймовочки это был целый лес.

...Грустно смотрела вверх, где шумел целый лес золотых колосьев.

Это опять наводит нас на мысль о метафорической природе этого выражения. Двузначность возможна благодаря двойственности принятого масштаба: все предметы кажутся Дюймовочке очень большими, но не все они таковы с точки зрения рассказчика. Поэтому остается неясным, где имеется в виду настоящий лес, а где лес трав. В первом случае используется оценка самого рассказчика, во втором — рассказчика, который пытается увидеть мир глазами маленькой Дюймовочки. Метафорическая запись выражения лес (луга) такова:

2. С точки зрения Дюймовочки, это не луг, а целый лес.

IIIх). В другом случае метафороподобное выражение может иметь двойной смысл в силу того, что при нем нет никакого комментария, позволяющего истолковать его однозначно, единственно верным образом.

В качестве иллюстрации приведем один отрывок из «Винни-Пуха» Милна:

Солнце еще нежилось в постели, но небо над Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря, что солнышко уже просыпается и скоро вылезет из-под одеяла*.

Такое загадочное упоминание о солнце встречается только один раз, в дальнейшем развитии событий солнце уже никак не участвует. Цитированный отрывок можно истолковать как сообщение о восходе солнца, выраженное следующей совокупностью метафор:

2. Можно было подумать, что это не солнце, а ребенок, который еще нежится в постели.

* Цит. по изд.: Милн А. Винни-Пух и все-все-все. М., 1985, с. 515. — Прим. перев.

Возможна и другая интерпретация: признать солнце одним из персонажей книги, подобно антропоморфным образам солнца, ветра, месяца (ср. мотив солнца-повелителя, появляющийся во многих сказках), известным из фольклора. Сходство с ребенком выступает лишь как одна из отличительных черт этого образа в данном тексте. В мире, где действуют тигрята, медвежата и поросята, вполне может появиться и детеныш солнца.

Текст сказки не дает окончательного ответа на вопрос исследователя, о каком из двух значений идет речь.

Из предыдущих рассуждений вытекает, что метафора в сказке может появляться лишь постольку, поскольку она подтверждается соответствующим комментарием, исключающим буквальное прочтение данного выражения. В рассмотренных примерах при всех предложениях, содержащих метафору, присутствует комментарий.

Если внимательнее приглядеться к различным формальным видам метафор, то можно заметить, что метафоричность — это не всегда контекстное явление, если иметь в виду широкое понимание контекста; часто на нее указывает форма выражения. Таковы генитивные метафоры типа лес колосьев, ковер снега. Такие метафоры образуют особую группу, которая характеризуется тем, что оба их значения — словарное (лес, ковер) и метафорическое (колосья, снег), — в отличие от других видов метафор, имеют свои лексические показатели. Встретив одну из таких метафор, читатель должен только актуализовать семантическую связь обеих составляющих этого выражения (связь, отмеченную на поверхностном уровне родительным падежом), используя при этом инвариантную экспликативную формулу метафоры.

Другой тип метафор, который вне зависимости от принадлежности текста к жанру сказочного получает немедленную и однозначную интерпретацию, — это клишированные выражения и фразеологизмы. В предложении В жарких странах солнце, как принято говорить, печет («Тень») выражение солнце печет воспринимается как метафора, хотя именно в таком смысле оно используется в разного рода текстах. В этом случае можно избежать утомительных поисков объяснительного контекста; однако всегда следует опасаться того, что автор может сознательно «оживить» стертый метафорический оборот и в «оживленном» виде использовать его в сказке. Примером этого служит выражение Я был вашей тенью.

Для исчерпывающего обсуждения проблемы использования метафор в сказке необходимо обратить внимание еще на один

тип выражений, которые хотя и напоминают метафоры, но все же отличаются от них своей семантической структурой. Возьмем слово тюльпан в следующем контексте:

Воробьиха посмотрела в одно [окно], посмотрела в другое, и ей показалось, что она заглянула в чашечки тюльпанов: все стены так и пестрели разными рисунками и завитушками, а в середине каждого тюльпана стояли белые люди («Соседи»).

В данном случае исключается буквальное понимание слова тюльпан, так как известно, что речь идет о комнате, а не об обитаемом цветке. Метафорическое значение также нельзя принять, так как тогда воробьи должны были бы понимать, что то, что они называют тюльпаном, на самом деле является комнатой. Лишь в этом случае можно было бы использовать нашу формулу:

2. Может показаться, что это не комната, а тюльпан.

Однако воробьи не вполне отдают себе отчет, что это за странный предмет, не знают его названия, они даже не выделяют его в качестве отдельного «предмета», а просто называют его первым пришедшим в голову словом, основываясь на чисто поверхностном сходстве с тюльпаном. В этом случае мы имеем дело не с метафорой, а с явлением называния, с катахрезой inopiae causa¹⁵. Этот предмет является новым, никак не классифицированным еще в языке воробьев, поэтому они не могут вербализовать своих мыслей, не уподобив предварительно комнату одному из видов цветов. Метафора же есть не название данного явления, а скорее его переназвание. Подобным образом можно интерпретировать и следующие предложения:

[Воробьи]: — Их [елки] посадили посредине комнаты и нарядили чудеснейшими вещами («Ель»).

[Розы]: — Днем греет солнце, а ночью небо светится еще ярче. Это видно сквозь дырочки в нем. Дырочки были звездами, но звезды об этом не знали («Соседи»).

Таких примеров можно было бы привести еще очень много. Их характерная особенность в том, что они не являются частью авторского повествования, а присутствуют в речи персонажей.

За вычетом явлений этого типа настоящие метафоры в сказке достаточно редки. Это вполне объясняется результатами проведенного анализа: метафора легко смешивается с метафороподобными выражениями; во избежание такого смешения необходимо ввести в текст специальные средства, обеспечивающие правильное понимание выражения: поясняющий контекст или возможность выведения совокупности следствий. Эти средства значительно отягчают текст, но избежать их можно лишь при использовании генитивных метафор и клишированных выражений. При чтении Андерсена бросается в глаза обилие выражений вроде казалось,

сдавалось, было похоже и др.¹⁶, которые хотя и сходны с метафорой, но влекут за собой связанные с метафорой ограничения¹⁷. Тот факт, что метафора достаточно редко встречается в сказках, объясним и с чисто литературной точки зрения: мир сказки настолько богат чудесными событиями, что его необязательно приукрашивать за счет тех средств, которые предлагает метафора, то есть взгляда на мир через призму других явлений или предметов.

В начале статьи я уже отмечала, что отличие мира сказки от действительности проявляется в нестандартных правилах сочетания слов. Это нейтрализует метафороподобные выражения и препятствует появлению метафор. Сфера действия этого явления, однако, ограниченна и меняется от сказки к сказке, но во многих текстах сказок можно найти соответствующие примеры. В тех сказках, где оживают неодушевленные предметы, невозможны метафоры одушевления и персонификации. Это правило заметно влияет на текст в следующих двух отрывках из «Русалочки»:

I. Тогда Русалочка подняла свои белые хорошенькие ручки, встала на цыпочки и поплыла в легком, воздушном танце; так не танцевал еще никто!

II. Посреди зала вода бежала широким потоком, и в нем танцевали водяные и русалки под свое чудное пение.

В первом отрывке описаны развлечения принца в его обычном, земном дворце. Выражение поплыла вполне может быть употреблено в качестве метафоры, так как оно не нарушает связности текста, описывающего этот мир. Во втором отрывке речь идет о подводном дворце, где вместо паркета — шумящий поток. Наиболее естественно предположить, что по этому дворцу все передвигаются вплавь, поэтому глагол поплыть по отношению к танцу не годится в качестве метафоры.

Как ни парадоксально, но Русалочка не могла «поплыть», пока жила в воде, это оказалось возможным лишь тогда, когда она стала жить на суше и русалкой уже не была.

Эти наблюдения можно обобщить: при описании подводного мира нельзя употреблять какие-либо переносные выражения, в которых одни явления рассматриваются через призму других, так или иначе связанных с водой.

Подобные явления — это еще один важный фактор, ограничивающий возможность употребления метафор в сказке. Таким образом, метафора в сказках — явление редкое, ибо она всегда зависит от контекста и постоянно требует как от автора, так и от читателей принимать во внимание совокупности семантических следствий. Такое неустойчивое положение метафоры именно в сказке, по сравнению с другими жанрами, можно объяснить (если иметь в виду только семантико-коммуникативные усло-

вия и отвлечься от генетического своеобразия жанра) изменчивостью изображаемой модели мира и, как следствие этого, изменением правил сочетаемости слов. Опознавательным знаком этого онтологического преобразования и ослабления устойчивых лексических связей служит метатекстовая информация, определяющая данный текст как сказку. Количество такой информации может меняться в зависимости от конкретного текста; в литературных сказках она может ограничиваться подзаголовком «Сказки» или имплицитно подразумеваться в фамилии автора (так, в книге «Дитя Эльфов» Г. X. Андерсена ничто в заглавии и в подзаголовке не указывает на принадлежность к жанру сказки, кроме «сказочной» фамилии автора и своеобразного графического оформления).

Как мне кажется, описанный выше способ интерпретации текстов сказок может быть использован также для анализа некоторых видов поэтических текстов. Так как в поэтическом тексте встречается много необычных словосочетаний без всяких поясняющих комментариев, он может быть истолкован либо как метафорическое описание реального мира, либо как реалистическое описание необычного, сказочно-поэтического мира. «Поэтичности» описания в первом случае соответствует «поэтичность» описываемого мира во втором.