Метафорическое сравнение 29 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

[16] Le Guern M. Sé mantique de la Mé taphore et de la Mé tonymie. Paris, Larousse, 1973.

[17] Richards I. A. The Principles of Literary Criticism. London — Melbourne — Henley, Routledge and Kegan Paul, 1960.

[20] Wellek R., Warren A. Theory of Literature. New York, Brace and World, 1949 (1956²) (русск. перевод: Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., «Прогресс», 1978).

[21] Wheelwright Ph. Metaphor and Reality. Indiana Univ. Press. 1962 (фрагмент см. в наст. сборнике).

[22] Wimsatt W. К., Beardsley M. The Verbal Icon. Kentucky, Univ. of Kentucky Press, 1954.

[23] Wittgenstein L. Philosophical Investigations. New York, Macmillan, 1953 (русск. перевод в кн.: Витгенштейн Л. Философские труды. М., «Прогресс», 1990).

МЕТАФОРИЧЕСКОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ В ПРЯМОЙ И КОСВЕННОЙ РЕЧИ

В теории текста особо важное место занимают проблемы межтекстовых соответствий. К их числу относятся различные вопросы, связанные с преобразованием одного текста в другой (ср. пересказ, пародия) или построением текстов из компонентов, каждый из которых сам по себе может функционировать как текст (проблема текста в тексте), и, наконец, разнообразные вопросы, связанные с цитированием или передачей одного высказывания в составе другого. Последняя проблематика издавна привлекала внимание грамматистов, о чем свидетельствует сформулированный ими для латинского языка набор правил согласования времен при замене прямой речи на косвенную.

Вопросы соотношения прямой и косвенной речи получили широкое развитие в трудах исследователей, принадлежащих к различным стилистическим школам XX века (это прежде всего Ш. Балли, ученые, группировавшиеся вокруг К. Фосслера, В. Н. Волошинов, а в Польше — это К. Вуйчицкий, М. Р. Майенова¹). В работах этих ученых отразились многообразные идеологические и культурные представления, связанные с различным отношением к «чужому слову».

В последнее время тема прямой и косвенной речи стала обсуждаться на страницах работ по лингвистической прагматике. В них речь идет об интерференции двух точек контекста, двух мировоззренческих перспектив, которая всегда имеет место при цитировании или передаче одного высказывания внутри другого. Прежде всего я имею в виду работу Ч. Филлмора «Прагматика и анализ текста»².

В результате исследований прямой и косвенной речи были выявлены и терминологически закреплены некоторые важные противопоставления. Помимо прямой и косвенной речи, был выделен ряд смешанных явлений, среди которых наибольшую

Teresa Dobrzyń ska. Wypowiedź przenoś na w oratio recta i oratio obliqua. Статья передана автором для публикации в виде машинописной рукописи.

определенность получила оппозиция «речи внешне косвенной»* и «речи внешне прямой», а также некоторые другие³. Современный литературный критик, знакомый с работами М. Бахтина, исключительно внимательно относится к полифонии текста, улавливает все голоса и отголоски «чужой речи», исследует стоящие за нею культурные импликации и стремится разработать функциональную типологию этих явлений.

Сознавая всю сложность проблемы соотношения прямой и косвенной речи, мы сосредоточимся лишь на одном ее аспекте — на переводе метафорического высказывания из прямой речи в косвенную. Все сопоставления при этом будут делаться с учетом функциональной перспективы высказываний, и потому будут выделены их тематические и рематические части. В ходе настоящего исследования мы продемонстрируем разные коммуникативные потенции разных видов текстов и одновременно укажем ряд семантических и прагматических особенностей метафоры. Для того чтобы лучше понять те процессы, которые тут могут происходить, стоит вначале кратко остановиться на самом понятии сложного текста в двух его крайних проявлениях — прямой речи (oratio recta) и косвенной (oratio obliqua)⁴.

Мы будем рассматривать только эти две грамматикализованные языковые формы, то есть из нашего поля зрения выпадут все случаи проникновения в высказывание «чужого слова», «чужих интонаций», когда стирается логическая структура инкорпорированного высказывания. Таким образом, мы не будем здесь останавливаться на тех — весьма, впрочем, интересных со стилистической точки зрения — типах повествования, которые содержат слова и обороты, носящие характерные для того или иного персонажа или среды черты, приближающие речь рассказчика к языковой манере героя повествования. Займемся лишь теми случаями, когда приводимое дословно или пересказанное высказывание имеет форму предложения, для распознавания которого приходится опираться на двучленную грамматическую структуру. Одна часть этой структуры, названная В. Гурным «введение»⁵, выполняет всецело метатекстовую (или, как сказали бы другие, метаязыковую) функцию по отношению к другой части — непосредственно цитируемому или косвенно передаваемому высказыванию, выражающему полное суждение. Введение входит в одно предложение вместе с цитатой или пересказом. При этом позиция вводящей и вводимой частей бывает различной. Наиболее частым (а может быть, только самым представительным) показателем метатекстовой функции служат глаголы говорения⁶, хотя ту же роль введения могут выполнять и другие элементы, распо-

* То есть косвенной по своей форме. — Прим. перев.

лагающиеся до, после или внутри передаваемого высказывания. Ср.:

Длявыявления связного характера всех таких высказываний необходимо восстановить в них соответствующие метатекстовые соотношения и глаголы говорения — там, где эти глаголы отсутствуют в поверхностной структуре⁷. Таким образом, приведенные выше фразы примут следующий вид:

— Это не для меня, — сказал он, поморщившись.

Янек махнул рукой, говоря: — Оставь меня в покое!

— Она завтра там будет? — спросил он, обрадовавшись⁸.

Она вбежала в комнату, спрашивая (крича, говоря): — Кто это сделал?

О необходимости включения в текст таких слов свидетельствует хотя бы тот факт, что «введения» во всех этих предложениях (он поморщился, он махнул рукой, он обрадовался, она вбежала в комнату) не сохраняются при «переводе» соответствующих прямых конструкций в косвенные, ср.:

Он сказал, поморщившись, что это не для него.

* Он обрадовался, будет ли она там на следующий день;

Он спросил, обрадовавшись, будет ли она там на следующий день.

Она вбежала в комнату, спрашивая, кто это сделал.

В первом из этих примеров механическое введение косвенной речи приводит к изменению смысла. Предложение *Он поморщился, что это не для него не передает «его» высказывания, а информирует о некотором мимическом знаке и его значении. Этот знак может выражать разочарование, недовольство, однако он вовсе не обязательно означает, что субъект речи отклоняет сделанное ему предложение, т. е. не передает смысла предложения с прямой речью и его правильного перевода в косвенную речь. Точно так же неадекватным, хотя и внешне правильным, было бы следующее преобразование:

* Янек махнул рукой, чтобы (X) оставил его в покое.

Исходя из высказанных соображений, мы выберем для дальнейшего анализа самую общую и самую основную конструкцию сложного текста: предложения с прямой речью будут представлены формулой «X говорит (сказал):...», а предложения с косвенной речью — формулой «X говорит (сказал), что...». Принятие этих формул совсем не означает, что мы не видим возмож-

ности модальных, синтаксических или лексических преобразований основной конструкции. Цитирование или пересказ вопроса, которые передаются основными формулами «X спрашивает (спрашивал):...», «X спрашивает (спрашивал),...», могут выглядеть, например, таким образом:

Если кто-нибудь тебя спросит, собака это или черт, не отвечай ему;

Не спрашивай, собака это или черт, а только уноси ноги!

Спрашивая «Это собака или черт?», ты зря тратишь время

Те простейшие конструкции прямой и косвенной речи, которые были выбраны для нашего анализа в качестве основных, отражают общее свойство всякого сложного текста, а именно коммуникативную неравнозначность его частей. Дело в том, что передаваемое высказывание становится объектом в составе другого высказывания. В прямой речи опредмечивается сама форма языкового выражения, которая воспроизводится дословно или почти дословно. В косвенной же речи опредмечивается содержание воспроизводимого высказывания.

Своеобразная иерархия двух высказываний в пределах одного предложения находит свое отражение — в рассматриваемом типе текстов — в иерархии партнеров коммуникации. Один из участников коммуникации является «вышестоящей инстанцией», организующей основной текст; он задает коммуникативную цель текста, определяет содержащуюся в нем точку зрения и объем информации, необходимой для его интерпретации. Функция другого участника редуцирована: ему отводится роль автора высказывания, предмет сообщения. Эта роль в некоторых типах текстов, содержащих косвенную речь, бывает сугубо подчиненной.

Исследователи, занимающиеся теорией текста, указывают несколько способов проявления такого подчинения. Кратко перечислим их для того, чтобы в дальнейшем были понятны механизмы изменения интересующих нас метафорических высказываний.

Более всего подчиненный характер передаваемого высказывания маркируется окказиональными словами — шифтерами, по Якобсону⁹, — указывающими на автора данного высказывания и речевую ситуацию. При преобразовании прямой речи в косвен-

* Цитируемое предложение заимствовано из стихотворения Ю. Словацкого «Не известно такое, или романтичность». — Прим. перев.

ную эти дейктические элементы должны быть модифицированы так, чтобы личностные, временные и локативные параметры, относящиеся к автору подчиненного высказывания, не нарушали перспективу, создаваемую автором подчиняющего высказывания. Эти дейктические элементы (местоимения, показатели времени и ситуации речи) переориентируются на «вышестоящее лицо» и его «я — здесь — сейчас». Они подчеркивают дистанцию между авторами главной и передаваемой речи в случае, если релятивные элементы (шифтеры) введены автором передаваемого высказывания. Это видно на любом примере преобразования прямой речи в косвенную:

Ян сказал: — Я буду там завтра. Ян сказал, что будет в указанном им месте на следующий день (по отношению к моменту его речи).

(Приведенное преобразование в максимальной степени отражает возможную временную и пространственную релятивизацию высказывания по отношению к говорящему, чье высказывание передается; его hie et nunc иное, нежели hie et nunc «вышестоящего лица».)

Транспозиция прямой речи в косвенную требует изменения всех релятивных обозначений, с тем чтобы они были отнесены к автору прямой речи, ср.:

Ян сказал: — Мать пришла (— Моя мать пришла) → Ян сказал, что пришла его мать.

Ян сказал: — Бася невыносима. — Ян сказал, что его сестра (или пани Петровска, моя невестка и т. п. — в зависимости от того, кем приходится эта Бася «вышестоящему лицу» и как он ее называет при речевом общении) невыносима.

Анализируя семантические и прагматические свойства прямой и косвенной речи, Ч. Филлмор использует понятие «внутренней и внешней контекстуализации высказывания»¹⁰.

Высказывание своим смыслом задает определенные ситуации, к которым могут относиться некоторые выражения в тексте; кроме того, само высказывание является частью речевого события, детерминированного ситуацией. Эта внешняя контекстуализация в случае косвенной речи проявляется в необходимости замены индексальных и референциальных выражений, а также замены одних временных форм (в английском, романских и ряде других языков) другими, отражающими «мир» лица, передающего сообщение. Эти выражения, говорит Филлмор, подбираются именно с точки зрения передающего, а не того, чья речь передается. Ч. Филлмор отмечает также, что «вышестоящее лицо», т. е. автор, может использовать собственные способы идентификации объектов; недопустимые с точки зрения того, чья речь передается. Например, он может от себя ввести в передаваемое им чуждое высказывание оценочную дескрипцию Петр — гений, ср:

Ян сказал, что Петр — гений (правильная передача высказывания).

Ян сказал, что этот идиот Петр — гений (передача высказывания, отражающая разницу во мнениях двух субъектов).

Многие исследователи отмечают аналитический характер косвенной речи. Преобразование прямой речи в косвенную вынуждает эксплицировать ее модальные и экспрессивные значения. «Аналитическая тенденция косвенной речи проявляется прежде всего в том, что все эмоционально-аффективные элементы речи, поскольку они выражаются не в содержании, а в формах высказывания, не переходят в том же виде в косвенную речь. Они переводятся из формы речи в ее содержание и лишь в таком виде вводятся в косвенную конструкцию...»¹¹Так, предложение Ой как страшно у меня болит зуб! в косвенной речи могло бы быть адекватно передано предложением Застонав, он с усилием сказал, что у него очень сильно болит зуб; предложение Пусть он сюда придет! — предложением Он велел, чтобы тот (= лицо, известное из контекста) пришел туда.

Нам хотелось бы закончить краткую характеристику основных структурных особенностей прямой и косвенной речи одним общим замечанием, подчеркивающим текстовый аспект действующих здесь механизмов: подчиненность передаваемого высказывания и опредмечивание цитаты или ее содержания придают тексту целостность и делают его сложным; два не связанных между собой текста превращаются в один, порожденный одной «вышестоящей передающей инстанцией». Имеем ли мы дело с прямой, косвенной или внешне косвенной речью, в любом случае воспроизведение чужой речи основывается на соединении высказывания и высказывания о высказывании, то есть опирается на отношение «мета-текст — текст»¹².

Перейдем теперь к передаче метафорических высказываний, то есть к включению метафоры в сложный текст в качестве подчиненной части. Большая часть рассуждений будет касаться своеобразия косвенной речи, поскольку именно в пределах последней происходит наиболее сильное столкновение двух коммуникативных перспектив — речи передающей и передаваемой. Мы будем в основном приводить примеры простых и выразительных метафорических конструкций разговорной речи. Анализ материала позволяет сделать следующие наблюдения и выводы.

Метафорическое высказывание в зависимости от того, какую часть передающего предложения — тематическую или рематическую — оно заполняет, ведет себя по-разному и соответственно по-разному интерпретируется. Сравним, например, разные возможности передачи предложений Ян — это хитрая лиса и Эту хитрую лису нельзя обмануть. Конструкции с именной метафорой в позиции ремы легко преобразуются в косвенную речь:

Ян — это хитрая лиса → Петр сказал, что Ян — < это> хитрая лиса.

Трудности возникают лишь тогда, когда метафора переходит в тему предложения, ср.:

Эту хитрую лису нельзя обмануть → Петр сказал, что эту хитрую лису нельзя обмануть.

С грамматикой тут вроде бы все в порядке: метафора снабжена дейктическим элементом эту и может выполнять функцию идентификации объекта, о котором идет речь в высказывании (кого-то, кто охарактеризован как «хитрая лиса»)... Однако более глубокое знакомство с принципами, управляющими косвенной речью, позволяет принять такую форму передачи высказывания только в том случае, когда метафорическая дескрипция принадлежит передающему лицу («вышестоящей инстанции»), поскольку именно оно и его когнитивная установка определяют выбор номинации для оценочных суждений. Проще говоря, это именно для говорящего (в наших примерах — Петра) тот, о ком идет речь, является (или не является) хитрой лисой; для автора сообщения, содержащегося в косвенной речи, он может и не быть хитрой лисой. Следовательно, предложение Эту хитрую лису нельзя обмануть можно передать с помощью косвенной речи (правда, несколько обедняя его содержание) таким образом:

Петр сказал, что Ковальского (его соседа и т. п.) нельзя обмануть.

Полная передача всего содержания, учитывающая различное отношение говорящих к Яну, один из которых характеризует Яна как хитрую лису, а другой воздерживается от такой характеристики, потребовала бы разбить дескрипцию эту хитрую лису на элемент, идентифицирующий объект, и на предикат. При этом сам объект в передающем предложении был бы назван по желанию автора всего высказывания, а метафорический предикат имел бы характер определения, употребленного отправителем косвенно передаваемого предложения. Итак:

Эту хитрую лису нельзя обмануть → Петр сказал, что X — это хитрая лиса и его нельзя обмануть.

Переменная X открывает место для разного рода идентифицирующих выражений, которые согласуются с когнитивной установкой лица, передающего речь. Эти дескрипции могут противоречить содержанию исходного предложения, например:

Петр сказал, что этот дурак — хитрая лиса и что его нельзя обмануть. (Для автора этого сообщения X является дураком, для Петра — хитрой лисой.)

В приведенном примере метафорическая дескрипция подчиняется тем же языковым правилам и тем же правилам референции, которым в косвенной речи должны подчиняться все идентифицирующие выражения — все темы передаваемых предложений. Текст не просто обеспечивает идентификацию лица или объекта:

идентификация объекта — темы всегда осуществляется с определенной познавательной установкой, при этом меняются и способ классификации и оценка. Косвенная речь — это не грамматическая форма и не грамматическое преобразование. Это коммуникативная структура, зависящая от автора высказывания, его познавательных возможностей, языковых привычек и взглядов. Посмотрим теперь — с интересующей нас точки зрения — на назывные метафорические выражения в гипокористической функции. (Аналогичные свойства проявляют также основанные на метафоре инвективы.) Мать говорит ребенку: «Цыпленочек ты мой!» Ее слова можно включить в «метаплан» формулы прямой речи с цитатой:

Очевидно, что возможны и другие варианты этой фразы, называющие говорящее лицо иначе (так, как захочется лицу, произносящему данную фразу), ср.:

Моя жена сказала: — Цыпленочек ты мой! и т. д.

Между тем перевод этого восклицательного предложения в косвенную речь требует перенесения экспрессивных элементов из плана выражения в план содержания и словесной категоризации речевого акта. Элемент экспрессии содержится в метафорическом ласкательном имени цыпленочек. Вслед за А. Вежбицкой мы отождествляем его с семантическим элементом «чувствую». Обращаясь ласково к ребенку, мать передает информацию о том, что она испытывает к нему такое чувство, какое люди испытывают к цыпленку¹³. Если мы захотим передать рассматриваемое здесь гипокористическое выражение в составе косвенной речи, то, выполнив вышеуказанные требования (относительно словесного определения акта речи и выраженной эмоции), получим:

Чтобы закончить данную фразу, необходимо назвать адресата, к которому обратилась мать, — того самого «цыпленочка». Просто перенести это имя в нашу формулу косвенной речи нельзя: деметафоризация выражения повлекла бы за собой юмористический эффект, ср.:

Название адресата было бы неоправданно. Когда мы вычитаем экспрессивный элемент, остается лишь элемент значения, идентифицирующий лицо — адресата речи. А это лицо в косвенной речи должно быть названо так, как сочтет нужным автор всего высказывания. Таким образом, здесь могут быть разные варианты идентифицирующих выражений в зависимости от установки отправителя сообщения:

Мать (Аня, моя жена, женщина и т. д.) обратилась с нежностью к сыну (Янеку, маленькому мальчику, моему племяннику и т. д.).

Что бы произошло, если б мы «точно» воспроизвели рассматриваемое выражение в косвенной речи? Это возможно, если придать ему форму цитаты:

Мать с нежностью обратилась к своему «цыпленку».

Оставим пока что в стороне вопрос о типе текста, содержащего цитату. Во всяком случае, он уже не будет чистой формой косвенной речи. Заметим, что цитация, которая при произнесении сопровождается «отстраняющей» интонацией, привносит в высказывание оттенок иронии. Говорящий дает понять, что это не он, а другое лицо (в данном примере мать) относится с такой нежностью к ребенку. Таким образом, мы здесь имеем дело с ситуацией, которую можно было бы выразить с помощью предложения

Мать с нежностью обратилась к своему — как она его назвала — «цыпленку»

Мать обратилась к ребенку, назвав его при этом цыпленком.

Ироничное употребление гипокористических имен — включая и метафору — часто выступает как стилистический прием, как средство высмеять аффектацию. Прием этот состоит в том, что ласковое обращение непосредственно к адресату в ситуации частной беседы переносится в высказывание о нем в другой коммуникативной ситуации, когда ласковая форма обращения неуместна либо из-за того, что сменился говорящий (а новый отправитель сообщения не находится в близких отношениях с адресатом), либо из-за официального характера высказывания. Например:

— Котенок, не нервничай! — говорит директору его приятельница.

— «Котенок» сегодня что-то нервный, — заявляет секретарша, случайно подслушавшая тот разговор ¹⁴.

Вот еще наблюдение. Метафорические конструкции, как нам кажется, легко могут быть преобразованы в прямую или косвенную речь даже тогда, когда автор внешнего акта речи не только не умеет найти смысловые мотивировки употребленной метафоры, но и вообще не понимает смысла данного метафорического выражения, так как оно взято из другого языка, архаично или поскольку оно принадлежит к другой функциональной разновидности языка или к другому стилистическому регистру. Ср.:

Янек — это сущий буян. → Петр сказал: — Янек — это сущий буян. → Петр сказал, что Янек — это сущий буян.

Руки императрицы — это цветы лян. → Китайский поэт сказал: «Руки императрицы — это цветы лян». → Китайский поэт сказал, что руки императрицы — это цветы лян ¹⁵.

Эти преобразования, включая перевод в косвенную речь, представляются нам абсолютно правильными. Ведь среди множества актов передачи чужого высказывания существуют такие, когда передаются слова и предложения, непонятные передающему лицу. Такого рода изложения чужой речи встречают-

ся, например, в процессе судопроизводства при допросах свидетелей, которые либо вовсе не понимают, либо не до конца понимают смысл передаваемых высказываний. Метафоричность передаваемых слов, казалось бы, не сказывается на способе их воспроизведения.

Однако легкость грамматических преобразований не должна вводить нас в заблуждение. Если при ближайшем рассмотрении предложения, передаваемые в прямой речи, не вызывают возражений (непонятная метафора входит в высказывание в форме цитаты), то «перевод» этих предложений в косвенную речь нарушает ее основной структурный принцип. Мы уже говорили, что косвенная речь передает содержание, а не форму выражения высказывания. Здесь (в приведенных выше примерах) мы, по сути дела, не имеем доступа к содержанию, так что единственный способ включить такую непостоянную метафору в косвенную речь — как и в случае метафорических гипокористик — передать ее в форме цитаты. Поэтому представляется, что в наших примерах адекватной формой косвенной речи было бы употребление слов буян и лян в кавычках, что можно было бы выразить голосовым воспроизведением соответствующих предложений в косвенной речи. В этом случае говорящий сигнализирует, что формы «лян» и «буян» — это чужеродные определения, не входящие в его словарный запас, ср.:

Китайский поэт сказал, что руки императрицы — это «цветы лян».

О такого рода взятых в кавычки вкраплениях писал еще В. Волошинов, указывая на возможность выделения двух их разновидностей: «...Анализ косвенной конструкции может идти по двум направлениям или, точнее, может относиться к двум существенно различным объектам. Чужое высказывание может восприниматься как определенная смысловая позиция говорящего, и в этом случае с помощью косвенной конструкции аналитически передается его точный предметный состав (что сказал говорящий)... Но можно воспринять и аналитически передать чужое высказывание как выражение, характеризующее не только предмет речи..., но и самого говорящего: его речевую манеру, индивидуальную или личную (или и ту и другую), его душевное состояние, выраженное не в содержании, а в формах речи (например: прерывность, расстановка слов, экспрессивная интонация и пр.), его умение или неумение хорошо выражаться и т. п. Эти два объекта аналитической косвенной передачи глубоко и принципиально различны. В одном случае расчленяется смысл на составляющие его смысловые, предметные моменты, в другом — само высказывание как таковое разлагается на его словесно-стилистические пласты»¹⁶.

Первый способ образования косвенной речи Волошинов назвал «предметно-аналитической модификацией», а второй — «словесно-

аналитической модификацией». Эту последнюю он далее характеризует следующим образом: «Она вводит в косвенную конструкцию слова и оборот чужой речи, характеризующие субъективную и стилистическую физиономию чужого высказывания как выражения. Эти слова и обороты вводятся так, что отчетливо ощущается их специфичность, субъективность, типичность, чаще же всего они прямо заключены в кавычки...»¹⁷.

С такой ситуацией мы сталкиваемся тогда, когда непонятное метафорическое выражение воспроизводится в своем исходном облике, но заключается в кавычки, чтобы подчеркнуть дистанцию, отделяющую чужую речь от речи автора высказывания. В данном случае в высказывании выявляется метаязыковая функция. Сходным образом могут быть истолкованы и менее экзотические, менее непонятные метафорические конструкции в косвенной речи — лишь бы они отвечали одному условию: метафорическое выражение не должно принадлежать к словесным регистрам, активно используемым лицом, передающим его в составе косвенной речи, или относиться к тем выражениям, которые это лицо могло бы употребить без каких-либо затруднений в данной ситуации. Когда пан Заглоба говорит, что Бася Володиевская — «марципан», мы, передавая его слова, заключим слово марципан в кавычки. Между тем человек, разделяющий языковую установку и точку зрения Заглобы, например пан Володиевский, не мог бы использовать здесь кавычки.

В связи с появлением в косвенной речи закавыченных выражений возникает одна теоретическая проблема: как отличить словесно-аналитическую модификацию косвенной речи от так называемой внешне косвенной речи? М. Р. Майенова в своей «Теоретической поэтике» иллюстрирует последнюю несколькими примерами, о которых пишет, что «все они омонимичны с точки зрения говорящего, а вернее, двусмысленны относительно способа введения в речь чужих слов». И далее, говоря о типах высказываний, описываемых терминами «несобственно-прямая речь (style indirect libre)», «мнимо косвенная речь» и «мнимо прямая речь», она пишет:

«Именно такие двусмысленные структуры... являются гибридными, в принципе не связанными, не сохраняющими ни общей направленности передаваемых слов, ни постоянной дистанции между двумя говорящими: тем, который вводит чужие слова в свою речь, и тем, которому эти слова принадлежат»¹⁸.

Вот один из примеров, приводимых М. Р. Майеновой:

Потом он стал рассказывать о своей давней, несчастной для Евки любви. Нет жизни ему без этой девки! Любил он ее все эти годы, разлуки.

Здесь рассказчик перевоплощается в своего героя, принимает его способ мышления и переживания. И как следствие этого, он рассказывает о его судьбе, перенимая интонацию и речь героя, стирая специфику своей собственной стилистической установки.