Елизавета Гаврииловна Черняк

Епископ Стефан (Никитин) — мой двоюродный дедушка. Де­душка Серженька, как мы с братом чаще всего называли его, всегда был невероятным шутником. Очень любил всякие ша­рады, добрые розыгрыши.

До сих пор у нас в семье бытует его шутливое выражение на случай, если погода ненастная и накрапывает меланхолич­ный такой дождик: «Трусливый серенький денек». Это была какая-то детская песенка про зайчика, там пелось: «Трусливый серенький зверек», а дедушка переделал таким вот образом.

Помню историю из его струнинских времен, которую он, смеясь, рассказывал. Пришел к нему на прием пациент. Дедуш­ка его спрашивает:

— Как зовут вас?

— Это меня-то?

— Ну да, вас, фамилия ваша?..

— Это моя-то?

— Ваша.

Назвал фамилию.

— А зовут вас как?

— Это меня-то?

— Ну меня-то Сергеем Алексеевичем зовут, а вас как?

Сказал.

— Где живете?

— В прови-и-нции...

У меня всегда было впечатление, что для мамы — Вале­рии Юльевны Стурцель — дедушка являлся ярким примером, эталоном. Она старалась ему следовать во всем, потому что любила его, мне кажется, больше всех на свете. Сколько про­шло лет с 1963 года, а всегда, когда она вспоминала дедушку Серженьку, на глазах у нее были слезы. Всегда называла его ла­сково «Зая», «Заенька», а он ее — «Вася», «Васенька», по песенке «Мой Васенька-дружок».

Шутя, он спрашивал ее, естественно, шепотом: «Кто у нас лучший друг физкультурников?.. Кто у нас лучший друг строителей?.. Кто у нас лучший друг?..» Имелся в виду И.В. Сталин.

Меня, когда я была еще маленькой, дедушка звал «икор- ница», «яичница» и «птичница», потому что я очень любила яичницу, вернее яйца всмятку; птичница, поскольку я мечта­ла работать на птицефабрике, а икорница, потому что обожала черную икру. И хотя жили мы бедно, иногда нас ею баловали.

Бабушка — Елизавета Алексеевна — говорила мне, что когда дедушку Серженьку арестовали, его спрашивали, как он от­носится к религии, каково его мнение, притесняет ли Церковь советская власть? Он ответил, что притесняет, и это было ре­шающим основанием для его осуждения.

Вот дедушкин лагерный портрет, написанный каким-то художником в заключении. Долгое время он висел в рамке у меня над кроватью, желтеть начал...

Прабабушка наша Эмма Юльевна Стурцель говорила про Сер­гея Алексеевича: «Это мой третий сын».

Отец Георгий Кондратьев был духовным сыном дедушки Серженьки. Помню, как в 1966 году он приезжал к нам в гости. Делал прекрасную окрошку.

Тетя Катя, келейница епископа Стефана, была очень простым человеком. Как-то необходимо было встретить на вокзале папу — Гавриила Яковлевича, — попросили тетю Катю, но на тот момент лично она его еще не знала. И вот вы­шла она на перрон и стала кричать: «Кто тут Гаврила Яковле­вич? Кто тут Гаврила Яковлевич?!» Неграмотной была, вместо подписи ставила крестик.

27 ноября 2005 г.