Мирянин Петр Фомин, г.Москва, Д-182,Н-Бодрая, 15-92. 3 страница

другое " региональное экуменическое объединение" - Конференция Европейских

Церквей: - " Я должен сказать, что миротворческое служение этой Конференции

развивалось медленно, имело глубокие спады и было недостаточно эффективным".

Но самое замечательное, что, говоря о деятельности Христианской Мирной

Конференции, созданной по инициативе Московской Патриархии с центром в Праге

и долгое время находившейся всецело в орбите Москвы, митр. Алексий ни слова

не сказал о глубоком кризисе и распаде ее, после того, как в 1968 году,

председатель и генеральный секретарь ее в Праге выразил протест против

советской интервенции. Именно за это все они были смещены со всех

должностей, что вызвало протест французских католиков и других западных

протестантов во главе с пастором Казалис. Более того, пастор Казалис был

исключен из состава ХМК, в результате чего почти все западные участники ее

отпали. Этот раскол, не исцеленный до сего дня, очень повредил митрополиту

Никодиму в экуменических кругах, где его до сих пор считают главным

виновником " отлучения" пастора Казалиса. Именно обо всех этих подробностях и

неприятных " деталях" с Христианской Мирной Конференцией, митрополит Алексий

предпочел просто умолчать. Квинтэссенция политического выступления

митрополита Алексия находится, однако, как мы уже сказали, в заключительной

части доклада. Вот его текст вкратце: " Мы должны раскрывать ложь таких

идеологий, как антисоветизм, расизм, и таких ошибочных концепций, как теория

конвергенции. Мы должны всеми доступными нам средствами бороться с каждым

проявлением империализма...Нам нужно добиваться скорейшего заключения

договоров о запрещении ядерного оружия... нам необходимо содействовать

созыву конференции пяти великих держав по ядерному разоружению... наше дело

- настаивать перед правительствами государств Европы на скорейшем созыве

конференции по европейской безопасности. Наше дело - выступить за скорейшую

ратификацию договора СССР с ФРГ и с ПНР. Мир, не может восторжествовать до

тех пор, пока не прекратится политика империализма. В настоящее время эта

политика под прикрытием антикоммунизма подавляет стремление народов

Индокитая к освобождению от настоящей агрессии... Зная о невыносимых

страданиях сотен миллионов людей, которые порождает империализм, мы

заявляем, что святым нашим долгом является наше участие в современной

антиимпериалистической борьбе... Мы верим, что эта программа миротворческой

деятельности Русской Православной Церкви, ее архиереев, клириков и мирян,

созвучна взглядам членов настоящего Освященного Собора и поддерживается

вами".

Доклад митрополита Алексия продолжался час и три четверти. Сидевший за

мною диакон о Сергий говорит мне -" C'est un assommoir" (" Это усыпляюще", -фран.) И рассказывает, мне что многие из членов Собора мирно похрапывали

пока митрополит Алексий громил империализм.

А один провинциальный батюшка заметил: - " А какое нам дело до всех

этих войн в Индокитае... и еще не знаю где? Ну, жалко конечно, что людей

убивают.. вот мы и молимся" Господи даруй им мир ". Наше дело молиться, а не

лезть в чужие дела и политику".

В конце своего выступления митр. Алексий сообщил, что завтрашний день

будет посвящен выступлениям членов Собора. Все желающие выступить должны

записаться сегодня в секретариате. На этом заседание закрылось. Было около

21часа, я пошел и записался в список выступающих.

Уже на выходе из трапезного храма, ко мне подошли и сказали, что

митрополит Никодим просит меня ужинать вместе с ним вечером. Я сразу

подумал, что это как- то связано с моим выступлением на следующий день на

Соборе. Очевидно, митрополит Никодим хочет как-то на меня повлиять. Или

настаивать, чтобы я не выступал на Соборе? Словом, я был скорее недоволен,

что меня приглашают на частный ужин к Никодиму. Как бы то ни было я

направился в ту часть Духовной Академии, где намечался ужин и занял место у

столика, где митрополит Никодим обычно обедал. Через несколько минут он

пришел и мы пересели за другой, большой стол в глубине зала.. Сначала мы

беседовали одни, но через некоторое время к нам присоединился епископ

Филарет, потом епископ Ювеналий, еще позже митрополит Антоний. Я был

убежден, что они пришли не случайно, а нарочно не к началу нашей беседы...

особенно митрополит Антоний.

Сначала Никодим, как он обыкновенно поступает в подобных случаях, хотя

и спросил " Мимоходом", записался ли я выступать завтра, долго говорил на

всевозможные темы, но не относящиеся прямо к делу. Наконец он вдруг меня

прямо спросил, о чем я собираюсь выступать на Соборе завтра. Я так же прямо

ответил, что исключительно о постановлениях 1961 года, так как это

единственный действительно важный и серьезный вопрос, с которым у меня

разногласия в предлагаемых решениях на Соборе. Более того, я уточнил, что

буду говорить исключительно о канонической стороне, о нарушении принципа

единства церковного управления, сосредоточенного в лице епископа. Это

единство нарушается постановлениями 1961 года.

- " Вы конечно свободны, выступать, как Вам угодно, - произнес

митрополит Никодим, - Но мой Вам совет этого не делать. Вы вызовите только

против Вас раздражение епископов. Каноны мы и сами хорошо знаем, скажут,

чего Вы приехали учить нас канонам. Вы принесете вред Церкви".

- " А как же Вы говорили, - возразил я, - что никакого вреда для Церкви

от моего выступления не будет? Или, может быть, лично Вам мое выступление

повредит? "

- " Мне? Нисколько! Наоборот, если Вы выступите, я в ответ выступлю

против Вас с филиппикой, и это будет там где нужно, вменено мне только в

заслугу. И я скажу, что Вы требуете от нас строгого использования канонов, а

сами их не соблюдаете, когда это для Вас удобнее. Из этого выйдет спор, не

полезный для Церкви... вот и выйдет, что Вы повредите Церкви".

Мне показалось, что это было скорее похоже на своеобразное

" передергивание", со стороны митр.Никодима, " смысла пользы и вреда" для

Церкви.

- " Вы так считаете, что это вред? А ряд архиереев, здешних архиереев,

считает, что постановления 1961 года вредны для Церкви, и советует мне

выступать".

- А кто же эти архиереи? " - спросил митрополит Никодим.

- " Я этого не могу Вам сказать".

- " Да и не надо, я и так их знаю. Я обо всех архиереях знаю, кто что

думает... они у меня все как на ладони ", - с улыбкой сказал Митр. Никодим.

-" Может быть, Вы их всех и знаете, они все здешние, но имен я Вам все

равно не назову ", - ответил я.

- " Не называйте! - продолжал митр. Никодим, - Я Вам сам скажу. Один из

дальней окраины, другой тоже, но несколько ближе, а третий из центральной

России".

Я, конечно, догадался, что митрополит Никодим имеет в виду

архиепископов Вениамина и Павла, а кого он имел в виду под словами " из

центральной России", я не мог тогда догадаться, а узнал значительно позже.

Во всяком случае, я не назвал ни одного имени и никак не реагировал на

намеки митрополита Никодима. Тот продолжал настаивать, что мое выступление

принесет вред Церкви. Конечно, я был поставлен в трудное положение и

наносить вреда не хотел никому, а поэтому обратился с вопросом к митрополиту

Антонию Сурожскому, который присутствовал при разговоре, но все время

молчал.

- " Владыко, какое Ваше мнение? "

- " Я думаю, - ответил митрополит Антоний, - что если мы одни,

заграничные, выступим против постановлений 1961 года, а все остальные будут

молчать, то это будет воспринято в определенном смысле: вот мы, мол, какие

герои, а здешние все трусы и предатели Церкви. Мы нашим выступление можем

бросить такое обвинение всем нашим собратьям, которые находятся в

несравненно более трудных условиях, а себя выставим героями".

Эта странная аргументация митрополита Антония меня психологически более

обезоружила, чем все доводы митрополита Никодима. Лезть в герои я не хотел,

и само подозрение, будто я хочу " быть героем" и ради этой только цели хочу

выступить - было для меня нравственно тяжким ударом. (Уже сейчас я вижу, что аргументация митрополита Антония, была неправильна. Время многое определило).

-" Героем быть я не намерен, - ответил я, - а если как вы оба считаете,

мое выступление на Соборе будет вредно для Церкви, я готов отказаться и

говорить не буду. Более того, я откажусь от слова, но подам письменное

заявление, что по- прежнему считаю, постановления 1961 года противоречащими

канонам и по совести не могу их принять".

- " Пожалуйста, - ответил митрополит Никодим, - Вы можете сделать такое

заявление". Разговор наш окончился.

Было уже поздно. Возвращался я к себе в гостиницу со смешанным

чувством, грустным и вместе с тем облегченно- спокойным. Грустным потому,

что я уступил, отказался быть последовательным до конца, попался, говоря

по-человечески, на уловку - дать немедленный ответ в тот же вечер. Ведь

сумел я это сделать с митрополитом Филаретом, когда ответил ему " сейчас ужепоздно, не могу дать ответа, дайте подумать до утра...". Но с другой

стороны, у меня возникло чувство облегчения, как будто гора свалилась с

плеч. Отчасти потому, что я устал бороться один против всех и ведь не

нашлось ни одного человека, который был готов поддержать меня открыто на

Соборе. Мне было грустно еще и потому, что я обратился к нашему Экзарху с

духовным вопрошанием как к старцу, и он дал мне ответ. Может быть, по

человеческому разумению слабый и неправильный, но в котором, верилось мне,

выразилась воля Божия о мне и о моем участии на Соборе. Словом, я грустно

успокоился, но потерял интерес к дальнейшему ходу дел на Соборе. И если все

же мне пришлось еще раз выступить, и даже очень остро, то это было

совершенно неожиданно для меня самого,... то есть, как я смею думать, по

воле Божией. А поступил ли я правильно, решив не выступать на Соборе о

постановлениях 1961 года, до сих пор не знаю, но полагаю, что да.

Июня

Четвертое заседание Собора началось во вторник 1 июня в 10 часов утра.

Так как оно должно было быть всецело посвящено прениям по докладам, и могли,

несмотря на все предосторожности, возникнуть неожиданные инциденты, то все

иностранные гости были накануне вечером благоразумно увезены в Москву,

осматривать ее достопримечательности и кататься на катерах по " московскому

морю", пока мы заседаем на Соборе. Вернулись они только на следующий день к

моменту выбора Патриарха.

Перед началом выступлений ораторов на заседании Собора председатель

митрополит Никодим сказал, что записалось 52 оратора, и потому время

выступления каждого будет строго ограничено десятью минутами. По истечении

этого срока он даст знак звонком, сначала тихо, а если оратор не

остановиться, то и более энергично. И вот начались выступления! В них я

согласно моему вчерашнему решению не принял участия, и когда дошла очередь

до меня и митрополит Никодим назвал мое имя, я встал со своего места и

громко сказал: " Я отказываюсь от слова! " Митрополит Никодим, совершенно не

прореагировал на это и назвал имя следующего оратора.

Конечно, я мог бы построить мое выступление несколько иначе, мог бы не

говорить о постановлениях 1961 года, а сказать, например о карловчанах или о

" миротворчестве", но я считал в принципе неправильным умолчать о самом

главном и говорить о второстепенных вопросах. Именно поэтому, я решил прямо

отказаться от выступления, и смысл этого решения, был понят членами Собора.

Относительно же самих выступлений я скажу, что, в отличие от прений на

Архиерейском совещании, они были лишены подлинного интереса, ибо в них

отсутствовала основа всякого настоящего диалога: различие во мнениях и

возможность это различие высказать. Со второстепенными вариациями все, в

сущности, говорили одно и то же, и это было убийственно скучно. Некоторое

исключение составило выступление митрополита Антония Сурожского и еще двух-

трех ораторов. Но все это было исключением скорее по тону и форме, чем по

содержанию.

Все выступления строились на следующих трафаретах: "....мы с глубоким

вниманием выслушали содержательные всеобъемлющие исчерпывающие

доклады(подхалимы добавляли" блестящие, талантливые, глубокомысленные " прим.

Арх.В.) Высокопреосвященнейшего митрополита Пимена и Высокопреосвященнейших

митрополитов Никодима и Алексия. И мы заявляем, что всецело и безоговорочно

одобряем все в них высказанное, добавить к ним ничего не возможно..... Мы

также всецело и безоговорочно одобряем и поддерживаем деятельность

Московской Патриархии и Священного Синода за все время патриаршества

Святейшего Патриарха Алексия и местоблюстителя митрополита Пимена... Мы

выдвигаем его кандидатуру как достойнейшего и любимого всем православным

народом... Мы особенно поддерживаем миротворческую деятельность Патриархии

и, как патриоты нашего Великого Отечества, щедро жертвуем в Фонд Мира (аподхалимы опять добавляли.." благодаря Великой Октябрьской Революции Церковь наша пользуется полной свободой" прим.Арх. В.) Меня поразило, что

не было ни малейшей критики каких-либо решений Синода, ни малейшего указания

на какие-либо трудности в отношениях с государством, никаких фактов о

подлинной, не " лакированной жизни" Церкви в СССР, как она протекает на самом

деле. Слушать в продолжение всего дня подобные выступления было тягостно, и

неудивительно, что митрополит Алма-Атинский Иосиф сказал мне во время

обеденного перерыва: " Весь день еще нас будет тошнить от этих выступлений

на Соборе".

* * *

После обеда председательствующий митрополит Никодим заявил, что из 68

записавшихся ораторов высказались 36 человек, а остается еще 32. Хотите ли

Вы их выслушать всех? Тогда нам придется совершать здесь всенощное соборное

бдение. А если у вас на это нет сил, то можно прекратить прения и предложить

остальным, не высказавшимся еще ораторам подать свои выступления в

секретариат в письменном виде для включения в соборные деяния. С места стали

раздаваться голоса о прекращении прений. Я был поставлен в трудное

положение, все это переливание из пустого в порожнее было тяжким занятием и

главное бессмысленным время провождением, но с другой стороны, некоторые

члены нашего Экзархата еще не выступили(Драшусов, Лосский), и в их

выступлениях можно было ожидать и нового и интересного. Драшусов, как он мне

сам говорил, очень хотел выступить и был огорчен, что ему не дают говорить,

поэтому я сказал: " Выслушивать всех оставшихся ораторов действительно

утомительно и нецелесообразно. Но получилось некоторое нарушение

равновесия.. мы слушали много мирян из Церкви в пределах Советского Союза,

но ни одного из зарубежья. Поэтому прошу выслушать еще нашего представителя

от Бельгийской епархии, В.Е. Драшусова".

На что митрополит Никодим сразу отреагировал словами:

- " Если мы дадим слово Драшусову, то должны будем дать слово и

представителям от американских патриарших приходов, и от благочиния в

Венгрии, и от Иерусалимской Миссии, и от Закарпатской Руси т.д. Они ведь все

записаны". Из этого можно было сделать вывод, что выступления Драшусова было

не желательным, а может быть и опасным. Как бы то ни было, предложение мое

было отклонено, и прения на Соборе закончились.

Выйдя из церкви, где происходил Собор, я встретился с Драшусовым и

Лосским, и мы стали вместе обсуждать результаты закончившегося заседания.

Все мы были не согласны по многим с принятым " Решением", что нам не дали

слова, высказаться при голосовании и вообще постарались сделать все, что бы

" заглушить наши голоса" (известные методы).

Я сказал Лосскому и Драшусову, что хочу написать свои соображения на

бумаге и высказать свои возражения. Пошел в номер гостиницы их набросал их

на бумаге. Вот точный текст:

Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Никодиму, митрополиту Ленинградскому и Новгородскому, заместителю Председателя Поместного Собора Русской Православной Церкви. Ваше Высокопреосвященство! Не желая вносить обострения в ход заседаний Собора, я воздержался от выступлений на IV и V заседаниях его. Заявляю, однако, что я продолжаю оставаться на точке зрения, высказанной мною на Архиерейском Совещании 28 мая 1971г, то есть не могу одобрить решения Архиерейского Собора от 18 июля 1961 года в части его относящейся к устройству приходов, как несогласной с каноническим строем Православной Церкви. Мне было невозможно высказать свое мнение при голосовании, так как не было спрошено, кто против или кто воздерживается. Проще отметить в Деяниях Собора, что решение Собора не было принято единогласно, а лишь большинством голосов, а так же отметить в них и мое вышеуказанное мнение о решениях Архиерейского Собора 1961 года о приходах, иначе мне будет невозможно без оговорок подписать Деяния Собора. Члены делегации Бельгийско-Брюссельской епархии очень обеспокоены как бельгийские граждане, что в Деяниях Собора недостаточно оттенено, что часть их, имеющая политический оттенок, не относится к несоветским гражданам. Кроме того, вызывает недовольство, что проект резолюции не был предварительно, до голосования роздан членам Поместного Собора, дабы они могли внимательно ознакомиться с текстом и обдумать его. Василий, Архиепископ Брюссельский и Бельгийский. Троице-Сергиева Лавра, 1 июня 1971года"

В этом тексте, который я считал необходимым зафиксировать письменно,

была важна его первая часть, о постановлениях 1961 года. Остальное, я

написал скорее по желанию членов нашей делегации и Лосского.

Я показал свой текст Драшусову, Лосскому, а также диакону Сергию. Они

его всячески одобрили и благодарили за написание такой бумаги.

Теперь нужно было вручить это послание митрополиту Никодиму. Я нашел

его в покоях ректора Академии епископа Филарета. Келейник доложил о моем

визите и митрополит сразу меня принял. Он пил чай и любезно предложил мне

присоединиться. Во время чаепития, с сладкой вкуснейшей булкой, я подал ему

мое заявление. Он внимательно его прочитал про себя и положил среди других

бумаг.

- " Вы не возражаете против подачи моего заявления? " - спросил я его.

- " Нет, почему же я буду возражать? У каждого есть право иметь свое

мнение и высказывать его".

- " Значит, я могу надеяться, что оно будет приобщено к делам Собора? "

Митрополит Никодим ответил утвердительно. Через пятнадцать минут я

вышел от него. Нужно было спешить в Успенский собор на всенощное бдение. Был

канун праздника обретения мощей святителя Алексия, митрополита Московского.

Июня

На следующий день в Успенском соборе в 10 часов утра была отслужена

торжественная литургия. Служили митрополиты Пимен, Никодим и Алексий,

постоянные члены Синода. Служил также с ними по случаю дня своего ангела

архиепископ Дюссельдорфский Алексий. Собственно говоря, он только выразил

желание приобщаться, но ему по недоразумению приготовили полное облачение и

он понял это как приглашение служить. Облачился и присоединился к служащим

митрополитам во время малого входа. Его сначала не поминали, диаконы не были

предупреждены, но потом стали поминать. После литургии был отслужен молебен

Святителю Алексию и Преподобному Сергию.

По окончании церковной службы, за чаем, я сидел вместе с архиепископом

Иовом Уфимским за одним столиком.

-" Владыко, почему, Вы вчера отказались от слова? " - спросил он меня.

- " Меня отговорили митрополиты Никодим и Антоний, - ответил я.- Они

сказали, что я нанесу вред Церкви, если выступлю на Соборе о постановлениях

1961 года. А, кроме того, со слов митрополита Антония, буду изображать из

себя героя, а все остальные окажутся трусами. Вот и не знаю, теперь,

правильно ли я поступил, отказавшись от слова на Соборе. Но потом я все-

таки подал письменное заявление, о моем не согласии, митр. Никодиму".

-" Вы правильно поступили, - сказал архиепископ Иов. - Очень хорошо,

что Вы подали это письмо, а особенно хорошо, что Вы говорили на Архиерейском

совещании...что может быть лучше! "

К половине второго дня, мы должны были вновь собраться в Успенском

храме, чтобы оттуда, облачившись в мантии, торжественно шествовать для

выборов Патриарха в Трапезную церковь. Здесь также должны были собраться

иностранные гости, представители автокефальных Церквей и т.д. Я уже был

готов идти из моего гостиничного номера в Успенский собор, когда мне

сообщили, что митрополит Никодим просит меня придти к нему. Конечно, я сразу

пошел к нему и застал его в ректорских покоях. Оказалось, что митрополит

Никодим, хотел попросить меня помочь уладить ему очень деликатное дело,

которое заключалось в следующем: на Собор пребывали представители

Константинопольского Патриархата, митрополиты Иаков Германский и Дамаскин

Транупольский, которые не желали сослуживать вместе с представителями

Американской Церкви (они ее не признают!) А так как по константинопольской

Церкви будут руководствоваться все другие греческие иерархи, начиная с

Александрийского Патриарха, то дело грозило серьезными последствиями. Более

того, так как всеправославное сослужение при интронизации Патриарха должно

было произойти на следующий день, все могло перерасти в скандал и быть

просто сорвано из-за отказа греков сослуживать с " американцами. Отстранить

" американцев" тоже было неудобно и даже несправедливо... вот митрополит

Никодим и попросил меня пойти с ним до начала выборов Патриарха, поговорить

с константинопольскими митрополитами и постараться уладить дело.

Мы выходили вместе с митр.Никодимом из ректорских покоев, когда он

спросил у обслуживающего его иеромонаха, где сейчас находятся

константинопольские митрополиты. Тот ответил, что он провел их на второй

этаж гостиницы.

- " Дурак- закричал на него митрополит Никодим, - Такого дурака, как

ты, я от роду не встречал! Беги, скажи им, чтобы шли на первый этаж, там с

ними встречусь".

Иеромонах весь, дрожа от страха, бросился бежать, а митрополит Никодим

объяснил мне, что на втором этаже помещается также александрийская делегация

и другие греки. Как только они нас увидят, то захотят присоединиться, а нам

нужно успеть переговорить с константинопольцами наедине.

Итак, в гостинице мы встретились с митрополитами Иаковым и Дамаскином.

Они сказали, что отказываются служить, если будут служить представители

Американской Церкви. " Такое сослужение было бы равносильно признанию намиАмериканской Митрополии ", - говорили греки. Митрополит Никодим это начал

оспаривать, но греки упорно отвечали, что " Американцев", будут поминать как представителей Американской автокефальной Церкви, а это не приемлемо..."

Митрополит Никодим возражал и уверял, что их будут поминать без титулов.

- " Но " В первых помяни, Господи...", это когда поминается диптих, -

отвечали греки, - митрополита Иринея будут поминать как главу Американской

Церкви! "

- " Да нет же! Ручаюсь вам, - возражал митрополит Никодим, - поминать

бут лишь Патриархов".

(Хочу пояснить, что " диптих", здесь " помянник", это поминание на Патриаршей литургии всех предстоятелей Поместных Церквей и всех архиереев сослужащих на данной литургии).

Спор продолжался, причем митрополит Иаков склонялся уступкам и готов

был искать примирительного решения, а митрополит Дамаскин, наоборот,

проявлял нетерпимость и раздражительность.

- " Мы не имеем права делать никаких уступок! " - кричал он не только на

нас, но и на митрополита Иакова.

-" Ну, смотрите, - решительно сказал ему митрополит Никодим, - если

из-за Вас не состоится общеправославное богослужение при интронизации, это

будет иметь самые серьезные последствия для отношений между нашими Церквами

и вообще для православного единства! "

Нам нужно было спешить на выборы Патриарха, и потому мы решили отложить

разговор до вечера.

* * *

Я поспешил в Успенский храм, там все уже были в сборе, меня ждали и

беспокоились моим запозданием. Быстро надели на меня мантию, не успев даже

застегнуть крючков, и мы процессией и в порядке старшинства вошли в

помещение Собора, Трапезную церковь Преподобного Сергия, и заняли свои

обычные места. Иностранные гости в полном составе также разместились, а я

успел заметить, что Куроедова или кого ни будь из представителей гражданской

власти тоже не было.

Заседание началось около двух часов дня.

Митрополит Пимен предложил обсудить процедуру избрания Патриарха.

Встал митрополит Никодим и сказал:

- " Процедура избрания была предметом глубокого и всестороннего

обсуждения на Архиерейском совещании. Было решено, что избрание будет

происходить открытым голосованием, а, следовательно, прошу и предлагаю

Собору утвердить эту процедуру".

Хочу здесь подчеркнуть одну деталь, что каждый, теоретически, (по

крайней мере), мог голосовать за какого угодно кандидата. Имя митрополита

Пимена ни разу не было названо митрополитом Никодимом, когда он говорил о

процедуре голосования и о решениях Архиерейского совещания. Да и

Архиерейское совещание формально не утвердило митрополита Пимена как единого

кандидата, хотя все выступающие говорили в его пользу. Конечно, нравственно

и морально это имело решающее влияние на мнение архиереев, этакий мягкий

нажим, но юридически каждый на Соборе имел свой голос и почти свободный. В

прениях на Соборе, заранее в сильной степени предопределенных, мало

говорилось о самом митрополите Пимене, как кандидате. Но более того, все как

бы подразумевалось, что вопрос решенный, не подлежит сомнению, а потому не

стоит открыто обсуждать.

Процесс голосования продолжался долго, около сорока минут.

Никто из нас не ожидал сюрпризов и неожиданностей, все были уверены,

что единогласно пройдет митрополит Пимен, а наблюдать за голосованием было

не скучно. Чувствовалась духовная напряженность и историческая

значительность момента.

Голосование началось от младшего по хиротонии, епископа Самаркандского

Платона (Лобанкова). Когда дошла очередь до меня, я встал и за мною

поднялись диакон Сергий и В.Е.Драшусов, я проголосовал за митрополита

Пимена. Для облегчения процедуры голосования, каждому архиерею были выданы

листки с напечатанной на машинке формулой голосования, в них было оставлено

пустое место для написания имени избираемого кандидата. В последнюю минуту я

куда-то затерял этот листок, так что пришлось " импровизировать" текст

голосования. Написал: " Я клир и паства Брюссельской епархии и

Роттердамского викариатства избираем Патриархом Московским и всея Руси(

такого-то - пустое место)" Епископ Дионисий, как викарный, не имел права

голоса.

Меня интересовало, что будет, когда очередь голосования дойдет до

архиепископов Новосибирского Павла и Омского Андрея. Первый отсутствовал по

болезни, второй был не вполне нормальным. Вместо архиепископа Павла встал

клирик его епархии протоиерей Алексий Курлюта и огласил подписанное

архиепископом Павлом письмо, из которого было ясно, что он голосует за

митрополита Пимена. Я опасался, что архиепископ Андрей не сможет