В этом месте по замыслу автора в аудиоверсии книги звучит перекличка музыкальных тем в исполнении группы «Серебро» и Адриано Челентано. 3 страница

Белая, как выпавший снег,

Белая, как темная ночь,

Белая, как сакура весной,

Милосердная, но не может помочь…

С Женей познакомились пару лет назад, на пляже в Коккорево на Ладоге. Увидел чёрный джип из 51-го региона, рядом с которым копошился невысокий рыжий паренёк, раскладывая парус виндсёрфинга. Андрей задержался, и тот весело произнес: – Ну что стоишь, братишка, помогай.

Потом целый день провели на пляже, искали общих знакомых здесь и в Мурманске. Андрей тоже попробовал походить на доске. Песочек там мягкий, волн особых у берега не было, так что даже пару раз прошёл метров по десять. Понравилось! Женя был с дочкой. Яночка, маленький белокурый ангелочек, лет четырёх, строила всё время что-то из песка, требовала, чтобы все, абсолютно все, ей помогали–таскали воду, выкапывали осыпающийся песок, наконец она разморилась и растянулась на заднем сиденье машины, посреди тряпочек и кукол. – Да-а, хорошо у вас здесь на озере, – протянул Женя, когда скрутили парус и закрепили всё на багажнике джипа. – Только это море, а не озеро, – уточнил Андрей. – В смысле, большое? – переспросил Женя. – Ты на самолёте летал? Есть точка, что даже с высоты берегов не видно. Какое же это озеро, когда берегов не видно. Да и Нева – это не река вовсе, – окончательно сбил с толку Женю Андрей.

– Ну, а она-то в чем провинилась? – Развёл тот руками.

– Строго географически, научно, это протока, – лаконично ответил Андрей. Видимо, последний аргумент заставил Женю задуматься и насчёт моря:

– Да-а, я всегда говорил: Питер – моя любовь.

Обратно поехали по другой дороге. Андрей впереди, показывал маршрут. Удачно, без пробок, хоть и немного длиннее. Расставаться не хотелось, да и Яночка выспалась, ребята разговорились. Женя одно время жил в Петербурге, учился на историческом, потом " ушёл" в бизнес, уехал в Мурманск, но Питер любил, постоянно придумывал поводы побывать здесь. Андрей оставил свой старенький «оппелек» во дворе своего дома на Гагаринской и пересел к Жене. Поехали искать, где перекусить. Потом увлеклись, стали ездить по городу и вспоминать.

Б елая ночь сиреней листву

Ветер качает то робкий, то смелый.

В белую ночь, в час, когда я усну

Приснится мне сон удивительно белый...

Заспорили насчёт Старо-Никольского моста. Андрей сказал, что в том месте рядом расположились восемь мостов, Женя усомнился, мол вроде шесть или семь. Поехали считать. Победила Яночка, которая настаивала, что, ну точно видит все девять. Сели в машину. Андрей, поколдовав с приемником, остановился на 95, 9 fm радио Нева. Сделав петлю по Коломне, от Никольского Морского собора «рванули» по каналу Грибоедова в сторону Невского проспекта. Это то редкое место в Питере, где дорога повторяет естественную кривизну водной глади канала, наперекор перпендикулярам и параллелям остального города. Поэтому усиливается ощущение скорости от набегающих из-за зигзага виража тополей и нависающих над водой фасадов домов. На зеленую волну проскочили Вознесенский, Гороховую и выскочили к Невскому. Заспорили, кто же Барклай, а кто Кутузов, глядя на статуи полководцев слева от Казанского, потом дальше по каналу. Наконец, по Пантелеймоновской пересекли Литейный и остановились у Спасо-Преображенского собора. Андрей похлопал рукой чугунное жерло одной из трофейных пушек, подпирающих ограду православного храма.

– Гвардейская была церковь, боевая, – произнёс он задумчиво.

Всё, надо было где-то поужинать, да и Жене пора было ехать дальше. Он назвал какое-то местечко в Финляндии, куда направлялся по делам. Зашли в кафе. Уютные полуоткрытые кабинки в мексиканском стиле, кактусы, пёстрые краски, на стене огромный телевизионный экран, на котором заляпанные грязью разномастные внедорожники штурмуют карельское бездорожье. Улыбчивый чернокожий официант с табличкой «РОДЖЕР», прикрепленной на отвороте яркой летней рубашки с видом пальм, золотого песка и синего моря на груди. Взяли бутылочку красного вина, заказали еду. Женя откинулся в кресле, нисколько не стесняясь, достал из сумочки флакон одеколона, распространяя вокруг терпкий аромат dunhill pursuit, потом вытащил из внутреннего кармана пиджака сигару R& J Churchill и смачно ее раскурил. В зале распаковывали инструменты музыканты. – И-и-хеа, – громко чихнул Женя. – Купание в майской, холодной еще воде не прошло ему даром, – представляешь, Эндрю, вот мы с тобой купаемся, загораем, а в Мурманске ещё снег на сопках не весь сошёл. Не-е-т, но к старости, всё равно, я хочу жить где-нибудь на Багамах, чтобы свой дом на горе, сидеть на террасе и поверх крыш домов ниже смотреть на свою яхту, которая покачивается посреди бухты.

– А я хочу баркас деревянный, пузатый такой, чтоб с каюткой, большим деревянным штурвалом с эхолотом, но обязательно с «медяшками», с «медяшками» на палубе, – особо выделил эту деталь Андрей. Женя выпустил несколько колец ароматного дыма,

– Тогда тебе матросик нужен будет, чтобы медь твою драил до блеска, палубу конопатил. А что, возьмешь с собой Лома двоечника, Фукса, и в кругосветку?! Монморанси не забудьте и кота этого... Матроскина?! Да, Христофор Бонифатьевич? Ха-ха-ха! – Женя рукой подтолкнул Андрея в бок, заразительно при этом засмеявшись.– Ты только смотри, название не перепутай, буковку не потеряй, а то ведь, как корабль назовешь… второй раз не выкрутишься.

– Не-е-т, я хочу здесь походить. Хоть сейчас, садишься на чопер – до Шлиссельбурга, чох-чох-чох. – Андрей мечтательно откинулся назад, вытянул ноги и руки вперед, поддавая " газа" на воображаемом мотоцикле.

– Это в сторону Ораниенбаума или... Шлиссельбург? – уточнил Женя.

– Да, туда, – Петро-Славянка, устье Ижоры, вверх по Неве, крепость Орешек – туда. Там стоянка, перебираешься на баркас, дизелёк завел и-и-и по Ладоге, Онеге в Белое море. А можно сюда, в залив, потом по Сайменскому каналу и дальше в Финляндию по озерам, – мечтательно подхватил Андрей. Чувствовалось, что он уже не раз мысленно проделывал этот маршрут. – Представь, вечером, на закате придешь на место, бросишь якорь, утром выползаешь из каюты наружу, тишина, а из туманной поволоки под музыку Сибелиуса на голубую гладь озера выплывают два белых лебедя…

– Ну да, и надпись сбоку: «велкам ту валио – страну тысячи озер». Женя прищурил глаз и провел в воздухе воображаемую линию сомкнутыми пальцами.

– «Валио» – это коровы, – уточнил Андрей, очевидно еще надеясь сохранить в первозданной чистоте только что созданный им образ.

– Да, да, вот они подплывают, и ты их с руки кормишь конфетами. Эти, как их… пастилки… кисло-перченые… национально-патриотические…?

– Кого кормишь?

– Ну не коров же?! Вяйнемяйнен ты наш, – рассмеялся Женя.

– Да ну тебя, – отмахнулся Андрей.

-Ну а что, говорят даже Гекльберри и тот, на самом-то деле был отъявленным финном.

- Ага, пошел за спичками к соседу, ну и... заблудился. В Америке оказался.

-Нет, лично я никуда не хочу на яхте ходить. Меня укачивает жутко.

- Так зачем же тебе яхта? – удивился Андрей.

- Ну, как, я же сказал, чтобы сидя в шезлонге, на террасе своего дома, просто видеть ее внизу, посреди лагуны. Пусть будет.

Андрей задумался, как бы заново осмысливая этот старый «буржуазно-эстетический» символ.

- В этом что-то есть.

- Что-то?! Хо-хо! – довольный воскликнул Женя. – Кстати, я после Финляндии, забираю там жену, потом обратно в Мурманск: дела закрою кое-какие и сразу в Грецию на Родос на доске гонять, там как раз ветер хороший будет. Давай вместе, а, Эндрю?! - скорее просто так, для формы, предложил он.

Андрей ничего не ответил.

В кафе было скучновато. Ребята из ансамбля старательно напевали по-испански какие-то грустные мелодии, но как–то не по-карибасски, слишком уж «целлулоидно». Напротив два молодых человека цинично бледного вида сидели молча и постоянно курили. Рядом у окна, компания девушек с одной бутылкой вина на четверых. За соседним столиком двое - мужчина лет сорока в костюме, с портфелем, и дама с алой розой в руках. Пятница, вечер, настоящий «hard day's night». «Cлужебный роман», - подумал Андрей. Вышел в туалет, на обратном пути бросил ребятам из оркестра:

- Что так грустно поём?

Солист презрительно отвернулся, но девушка подхватила:

- Как платят, так и поём. Мы здесь только до одиннадцати.

- Понятно, - сделал шаг, потом вернулся, - на вот, объявите…- И он наклонился к солисту, держа в руке банкноту, что то объясняя.

- Запомнил? Ну, вот и отлично. - Сел за столик, ничего не говоря.

Вскоре в зале прозвучало: «Следующая песня прозвучит для Евгения, капитана рыболовного сейнера из Мурманска. Много песен сложено о любви, но одна из них особенно запала в его сердце. Она согревает его душу во время дальних морских странствий. Эта песня «BESSAME MUCHO».

Женя вытянулся в лице, а потом заразительно засмеялся:

- Яночка, слышишь, я у тебя капитан! Ты морячка, я моряк, ты рыбачка, я рыбак, - и он потрепал её за носик, – спасибо, Андрей.

Зал оживился. Дама склонила голову на плечо мужчине в костюме. Две девушки вышли в центр пустого зала и стали покачиваться в танце, касаясь друг друга руками, разъединяясь, кружась поодиночке, томно прикрывая глаза, медленно поднимая руки вдоль туловища в характерной испанской манере. Их немного смущенные улыбки, задорный румянец на щеках явно не соответствовал минорной, блюзовой манере исполнения песни. Словно почувствовав это, солист постепенно увлекся, стал убыстрять темп, наполняя зал солнечным, беззаботным, пляжным настроением. Третья девушка присоединилась к танцующим подругам. Одна, тёмненькая, осталась сидеть. Андрей тоже встал к концу мелодии, покачиваясь в такт музыки, слегка отбивая ритм рукой, улыбался, постоянно глядя на одну из танцующих.

- Роджер, - поманил он пальцем пробегавшего мимо паренька, - слушай, - и он доверительно шепнул: «давай-ка на тот столик, бутылочку красненького. Нет, подожди», - взял салфетку, написал: «Я вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать? Люблю тебя и ночью, люблю тебя и днем. Люблю тебя и до, и после, и потом».

Минут через пять официант торжественно вынес небольшой поднос с бутылкой вина, задрапированной в белую матерчатую салфетку. Рядом, на подносе, лежала записка. Девочки поглупели на глазах, стали смущенно озираться, потом сообразили, заулыбались, пригласили за столик. Женя удивлённо присвистнул, всем своим видом выражая недоумение.

Of all the boys I've known, and I've known some

Until I first met you, I was lonesome

And when you came in sight, dear, my heart grew light

And this old world seemed new to me…

Они пришли отметить день рождения или что-то там ещё. После целого дня, проведённого на море, на солнце, в окружении незнакомых, и от этого кажущихся беззаботными и еще более милыми девушками, стало очень весело и как-то по-детски радостно. Женя «подсел» на чёрненькую, а Андрей развивал морскую тему: шторма, пираты, кораблекрушение, Тортуга, туземцы. Мы качаемся на волне, на жаркой тропической волне. На нас надвигается фронт жары с Ямайки. Остров Сен Винсент 35, Гваделупа 37, Сан Доминго 38, Мартиника 43. Ее тело заставляет подскакивать ртуть до 50 в тени… «Вот такие у них татуировки, вот здесь», - и он щупал соседку за бедро, потом требовал, чтобы она его поцеловала. Когда она решила, что это чересчур, он уже кокетничал с соседкой слева, и тут же, не поворачивая головы, опять щипал первую. Он уверял, что заслуживает их доверия. Что он верный, надежный, доброжелательный, обходительный, любезный, послушный, ловкий, храбрый, чистоплотный, почтительный и что они смогут разжечь огонь не чиркнув спичкой. В конце концов, он уже их обеих крепко обнимал и клялся в вечной любви, а они шутливо отбивались от него вилками.

…Bei mir bist du schon, please let me explain

Bei mir bist du schon means you're grand...

Стояли около Жениной машины, смеялись, шутили. Компанию разбивать не хотелось, но впереди у Жени была длинная дорога, да и Яночка уже клевала носом.

- Адьес, - кричали девушки, прощально маша руками с противоположной стороны улицы, - не грусти, амиго, не скучай, не верь, не обещай. Не говори - прощай!

Андрей соединил пальцы рук вместе «сердечком», направив ладони в сторону девушек в прощальном приветствии.

- Ну, Андрюша, - улыбался Женя, дружески положив руку на плечо Андрея, когда девушки скрылись за поворотом, - я очень рад знакомству. Они пожали друг другу руки.

… Give me, give me just a little smile

That’s all I’m asking of you.

Sunshine, sunshine reggae…

* * *

На Родос он всё-таки попал. В то лето Женя особо плотно «подсел» на сёрфинг. На родине он торговал продуктами питания, экспортировал лес в Скандинавию, примеривался уже и к нефтепродуктам. Дела в целом шли неплохо, да и летом как раз затишье в бизнесе, и он забронировал на всё лето апартаменты в Sun Beach Hotel на греческом острове. Вылетал туда на две – три недели, потом домой на одну – две недели, и снова на остров. На третий раз супруга не смогла составить ему компанию, и он вспомнил об Андрее. До конца отпуска оставался ещё месяц и тот согласился. Рейс Аэрофлота Санкт-Петербург– Афины. Таксисту: «отвезите меня куда-нибудь недалеко покупаться», четыре часа на пригородном пляже на идеальном песке бледно абрикосового цвета, вечером AirFrance, рейс на остров. «Пристегните ремни – взлетаем». Стюардесса – королева эконом класса на время полета, прошлась по проходу, так что по мере ее продвижения все вокруг: спинки сидений, закрылки на плоскости крыла, все принимает вертикальное положение. Набор мощности прямо на месте, а когда от рёва уже хочется заткнуть уши, пилот отпускает тормоза, тебя вдавливает в сиденье и почти с места, после стремительного и короткого разбега, самолет уже в воздухе.

Женя встретил Андрея в аэропорту, загорелый, обнял, хлопнул по плечу, словно еще не веря, что тот все же решился прилететь, сразу потащил на выход, схватив сумку. Представил молодому смуглому от загара греку лет двадцати восьми на вид, короткие темные волосы, черные очки, белозубая открытая улыбка. Одет он был в черные спортивные шорты, шлепанцы на босу ногу и ярко-желтую футболку с аббревиатурой FBI на груди, плотно облегающую поджарую мускулистую фигуру.

– Ахиллес, – представил его Женя.

– Как, как?!

– Ахиллес, – повторил он, смеясь. – Привыкай, здесь герои Олимпа ходят среди людей.

Сели в машину. Ахиллес за рулем без конца болтал:

– Вы обязательно должны посетить мой ресторанчик; если нужны новые доски – скажите; потом съездим, я покажу остров; зимой я поеду к вам, в Москву. У меня там девушка есть, Наташа зовут, будем на досках кататься. «Джига-джига». – Ахиллес энергично задвигал бедрами, заложив руки за голову.

– Он из Петербурга, Ахилл!

– А-а, ну, да всё равно.

Действительно, по сравнению с расстоянием, которое только что преодолел Андрей, семьсот километров, которые разделяли два города…

Вел свой Форд-эксплорер Ахиллес также " лихо", как и только что пилот самолета.

В какой-то момент он откинулся от спинки сиденья, потянувшись правой рукой в бардачок за новым диском, и Андрей прочитал надпись у него на спине: Female Body Inspector.

Длинный, тягучий проигрыш музыкального вступления прорвался наконец мощным бесконечным потоком завораживающей мелодии

… Welcome to the Hotel California,

Such a lovely place,

Such a lovely face…

Женя жил здесь давно, вероятно уже успел насытиться местной экзотикой и был сконцентрирован на доске с парусом. Лето кончалось, надо было успеть отшлифовать повороты, научиться прыгать на волнах. Поэтому утром, когда Андрей «продрал» глаза от глубокого сна, тот уже мылся в душе после получасовой пробежки.

- Да у тебя тут спортлагерь!

- А-то! Вставай завтракать.

Но Андрей не спешил. На новом месте, если позволяла обстановка, обычно он начинал день с гимнастики. Женя с любопытством наблюдал, как тот открыл настежь балконную дверь, постелил на холодный кафель пола аккуратно сложенное покрывало и замер, сидя с прямой спиной, положив руки на плотно сдвинутые бёдра.

-Это что такое?

Но тот уже ничего не отвечал...

Закончилась гимнастика медленными глубокими вздохами с резким выдохом.

- Ну, всё. Что тут у нас на завтрак? - захлопал в ладоши Андрей, улыбаясь и переминая на месте ступни ног.

Море, море, да-а! Это не Арктика, это даже не Балтика. Тёплый солёный питательный раствор, который зачал и взлелеял молодое человечество. Андрей вырос на воде, в детстве проводя у Черного моря практически каждое лето. Он не боялся его. Ещё мальчишкой любил дождавшись, наконец, штормового предупреждения, нырять в толщу волны, подгадывая точный момент броска и оседлав ее, взлетать выше всех на пляже, растягиваясь на песке у ног своих товарищей невредимым. Или, истомившись от жары в горячем песке пляжа, нырнуть с волнореза глубже всех, пытаясь успеть ухватить за клешню огромного краба, спрятавшегося в расщелине скалы. Тогда он мог позавидовать только пилотам планеров, которые в одиночку или дружными стайками бесшумно парили в голубой выси над морскими бухтами, исчезая в степных просторах внутреннего Крыма.

Это место на острове, словно самой природой предназначено было для паруса с доской. Начиная с мая и по август, сентябрь здесь днём поднимался стабильный устойчивый бриз, который, слегка затихая к обеду, усиливался ко второй половине дня и уже не утихал до заката солнца. Стоял август, ветер был наиболее сильный, берег в этом месте был каменистый и сразу, буквально уже через два метра уходил в замутненную волнами бездну. Поэтому, если бы не появление виндсёрфинга, прозябать бы этим каменистым бухтам, завидуя шумным, заполненным телами загорающих людей, пологим песчаным пляжам противоположного берега острова. Ничего удивительного, что в этом месте, один за одним возникали отели, рассчитанные специально на экстремалов. Особенно это касалось немцев. Хотя «экстремалами» назвать их можно было с натяжкой. Обучение виндсёрфингу они проводили как всё в своей жизни – строго по плану. Начинали у себя дома с видеокурсов, теоретических занятий на тренажёрах, потом на идеальной глади озёр. И только на второй, третий год обучения приезжали сюда, на Родос, останавливались в своих, немецких отелях и под руководством опытных немецких инструкторов продолжали совершенствовать технику по плану на ближайшие две недели в реальных морских условиях. Впрочем, надо признать, что такая методика была эффективна и в чем-то даже совершенна, как автоматическая трансмиссия серийного ряда ZF немецких авто, как оптика Цейса, швейная машинка Зингер, как котел Висман, как пиво Хайнекен, как тройной флип в исполнении Катарины Витт.

Ничего этого Андрей тогда не знал. Он видел только море и людей, с видимой легкостью парящих, перескакивающих с волны на волну и растворяющихся вдали настолько, что становилось непонятно, в каком направлении они идут – обратно к берегу или всё еще в открытое море.

Женя привёл его на пляжную сёрфстанцию, познакомил с ребятами. Кроме Ахиллеса, здесь работала Изабель, девушка из Лиона, да швед Маркус из Мальме. Сан-Бич принадлежал греку, поэтому тот старался обслуживать туристов не только из Германии, но и Англии, Франции, Скандинавии. Ребята работали по контракту всё лето, занимаясь обучением новичков, следили за инвентарём.

Сам Женя явно выделялся из общей массы сёрферов. И, хотя он и утверждал, что в его венах по материнской линии течет толика и греческой крови, своим до конца он среди них так и не стал. Он жил здесь уже практически целое лето в одном из лучших номеров отеля, периодически исчезая на неделю в далекой северной стране. Прилетел со своим оборудованием по последней технической моде. Богат, однако, язык он знал не важно. Только Ахиллес постоянно крутился вокруг него, раскручивая на вечерние рестораны и «впаривая» очередную футболку с эмблемой O’NEILL из магазинчика спортивной одежды, которым владел в долях с сестрой.

Поэтому эта настороженность и даже некоторая холодность ребят распространилась вначале и на Андрея. Да он и не лез им в душу. Сразу оплатив прокат доски на неделю, кувыркался у берега целый день, пытаясь для начала взобраться на неё на крутой волне. К вечеру он содрал колени в кровь о шершавую поверхность доски. На следующее утро, превозмогая боль от морской воды, разъедающей вчерашние ранки, он приступил к следующему уроку, пытаясь вытащить парус из воды.

Просто за верёвку вытянуть 5-7 квадратных метров паруса с мачтой и всей оснасткой, на ровной-то воде - задача не из лёгких. Ну а когда твою доску бросает на волнах, ветер сбивает тебя с ног - дело совсем безнадёжное. Даже опытные спортсмены далеко не с первой попытки делали это здесь, среди волнения и ветра. Просто они использовали другие приёмы: бичстарт с берега или водный старт прямо из воды. На освоение этих приёмов уж точно у Андрея ушёл бы весь отпуск, а может, и больше. Так что выхода не было. На третий день своих мучений с парусом, когда он обессиленный, со сбитыми в кровь коленями пришёл под тент станции и не смог скрюченными от длительного напряжения пальцами даже открыть бутылку с минеральной водой, Изабель помогла ему – открутила колпачок и подала бутылку. «Всё равно, он был чужак. Ведь у них, у сёрферов, своё братство, свои знаки, свои приветствия, свои песни, свои идеалы и интересы. Он никогда не будет сёрфером», - она хлопнула его по плечу, подозвала к доске с парусом, лежащем невдалеке на песке и стала медленно вытягивать парус за стартшкот. Правая рука, левая, правая, левую - на гик, правую рядом, разворот на ветер, откинула плечи назад, хлопок, полиэтилен надулся от ветра. Она стояла, вытянув руки, прогнувшись на ветру, отведя голову назад, равнодушно, словно выполнила долг, сделала свою работу. Спросила: «понял?». Бросила парус и отошла под тень навеса, не оглядываясь. Ахиллес что-то сказал ей по-французски и сам же один засмеялся.

Это была честь для него, а ещё вызов. Он вытащил доску в море, но уже обессиленный за день, даже не смог на неё забраться.

Вечером зашёл Ахиллес и повёз их с Женей в местный деревенский ресторанчик. Дорога петляла среди долин и холмов, так что запомнить этот маршрут в темноте было практически невозможно. Ресторан оказался открытой площадкой, огороженной невысокой каменной оградой. Мягкий нижний свет, белоснежные скатерти и рубашки официантов вкупе с декорацией из чёрного звёздного неба создавали ощущение девственной первозданной чистоты и умиротворенности. Уже в полуметре от стены стояла непроглядная темень. Сама деревня, вероятно, специально не освещалась. Хозяин, один, в белой рубашке, восседал на возвышении в центре зала за отдельным столиком, приветствуя входящих гостей легким наклоном головы. Ахиллес подошел к нему, почтительно поздоровался, что-то объяснил, указывая на ребят. Андрей посмотрел меню. Несколько десятков блюд без цены. Так и есть, им стали по очереди подносить, угощать каждым из блюда по списку. Такого культа еды, изощрённого гурманства и фантазии в приготовлении блюд из местных овощей, олив, сыров, вина Андрей ещё не встречал, пожалуй только еще в книге Питера Мейла «Год в Провансе».

Здесь никто не танцевал, да и женщин почти не было, если не считать тех, которые пришли с иностранными посетителями. Не дойдя до конца списка угощений, Андрей взмолился и отказался от основного блюда, да и день, проведённый на море, давал о себе знать. Женя подозвал официантку, чтобы расплатиться. Та отошла к хозяину, потом вернулась и что-то сказала по-гречески. – Микаэль сказал, что денег сегодня не возьмет. Сегодня он угощает, – перевел Ахиллес на английский. Поймав его взгляд, Женя приложил руку к груди и благодарно поклонился. Гостеприимный хозяин с улыбкой кивнул в сторону ребят.

Ахиллес повёз друзей на местную дискотеку. На деле оказалось, что это огромный полутёмный барак, просто раскрашенный изнутри разноцветной краской крупными, грубыми мазками. Оглушительно ревела музыка. Зал был полностью заполнен стоящих группами по 3-5 человек местных ребят, молодых греков и гречанок. Никто не танцевал, все стояли на месте, несмотря на грохочущую зажигательную музыку. Ахиллес подвёл ребят к своим знакомым – это была его сестра и ее подруга со своим молодым человеком. Немного поговорили, Андрей похвалил кухню, море. Стелла, так Ахиллес представил сестру, увидев пластыри на руках Андрея, поинтересовалась откуда. Он рассказал, все дружелюбно посмеялись. Андрей спросил, почему никто не танцует. Оказалось, здесь так принято, никто не может подойти к незнакомому человеку, его должен сначала представить кто-нибудь из общих знакомых. Девушкам вообще не следует проявлять инициативу. Почему-то это не удивило Андрея после посещения ресторана. Но это сейчас, а раньше?

Ночью, лёжа на шезлонге на балконе под напевы Цесари Эворы, доносящиеся из радиоприемника, на волне «ЭЛЬДО-радио», вертя в руках песочные часы, купленные здесь в сувенирной лавке и смотря в звёздное небо, Андрей подумал, не разочаровала ли его Греция в это первое знакомство? Ведь невольно он сравнивал свои впечатления сейчас с древними мифами и легендами, прочитанными книгами, кинофильмами. Горы, море, солнце, дружелюбные гостеприимные люди. Нет, не разочаровала. Но она, нынешняя Греция, уже другая. В той его Греции все были юные, даже редкие старики были стариками не из-за того что старились, а потому что так было задумано, что бы подчеркнуть молодость большинства остальных. Та Греция была, словно один большой кампус, где ты учишься, отдыхаешь, знакомишься, заводишь друзей, влюбляешься, участвуешь в спортивных соревнованиях, сочиняешь стихи, сражаешься на мечах, поешь песни. Там оттачивали свое мастерство в риторике, в пении, стихосложении, метании диска, чтобы добиться признания, успеха. Там люди не старились, не умирали, просто куда-то уходили. В той Греции все были вместе, все на виду. Даже когда оставались одни, они, словно знали, что за ними заботливо наблюдают с заоблачной высоты. Тогда были те же горы, леса, населенные птицами, зверем, что и сегодня. Моря, где обитают рыбы, медузы, русалки. И еще люди. Их, людей, было не так много, как сейчас, но они и не были так одиноки... Как же здесь, хорошо! Эх, собраться бы снова вместе здесь, на Родосе! Со всеми, с кем когда-то дружил, был близок, с кем развела жизнь.

Here I go

Out to the sea again

The sunshine fills my hair

And dreams hang in the air…

… I need a friend

Oh, I need a friend

Да, нынешняя Греция уже другая. Андрей подумал, что, наверное, не смог бы полностью, принять ее, пока та, прежняя Греция - Эллада, еще жива в душе. Теперь у нее другой характер. Взрослый, мужской. Задумался, возможно, у Германии мужской, у Испании. Дон Кихот, тореадор, идальго, Кармен, конкистадор. Нет, это в Америке. Что там еще приходит в голову? Барселона, как же его... Корбюзье? Гуччи? Гарринча? Нет это Пеле, футбол. Гойя? Гауди! Точно, Гауди... Или вот, Пикассо, Сальвадор Дали, Веласкес, Гарсиа Лорка…. Да-а, Испания – владычица Мира. А потом все это еще как-то и на Франко «замешано»... В чем теперь это осталось? Фламенко? В «кольчугах» Пако Рабана, в эстетике Альмадовара, в его женских характерах? Нет, он не разрушает. Все то, что было можно, нужно, то что нельзя, все было уже сделано до него. Вероятно, они ему любопытны, жалеет, наверное, даже любит по-своему. Или, взять тот фильм, там девушка сама все решила для себя. Приехала из Америки искать отца, а нашла парня, любовь… или это итальянский… да, но там же женщины? Ну, правильно, Испания, Италия - это " она", женского рода. А как же Швеция? Что, тоже - она? Подумал о Маркусе и о других знакомых шведах. Что-то во всем этом есть, но дело не в названии. Женский род - это от земли, принадлежность к территории, а я ведь сейчас о характере, традициях. Вот, принято считать, что немцы более сдержанны в проявлении чувств, в отличие от «романтичных», скажем, итальянцев. Но это, как посмотреть. Судя по футболу, итальянцы играют довольно хладнокровно и расчетливо. А «болеют» немцы тоже неслабо. Так что, есть еще национальный характер? Или может, тогда, вообще, надо совсем перестать про страны говорить, границы стираются, каждый человек теперь сам за себя. Но, страны-то, страны остались, значит, есть и отношения! Не одними же деньгами? Он стал искать женские страны. Возможно это Франция. Тут же вспомнил Изабель. Хм, интересно, а какой у неё характер? Все это Европа? Ну, конечно! Эти аналогии увлекли его дальше. Очень может быть, что многовековые отношения между разными странами - это как… повести, истории, романы любви и ненависти, ревности и равнодушия между людьми, между мужчинами и женщинами. Наверное, есть страны, которые уже не могут никого любить, и как старые люди, только вспоминают. Мужчины, женщины… Возможно, именно здесь сейчас лежит тот самый водораздел, пресловутый инь - янь, Север- Юг, Восток - Запад. Он проходит не по какой-то широте или долготе. Нет, это нравственная категория. Кто-то отстаивает право владеть женщинами - им нужна власть, кто-то право покупать их по всему миру - для этого нужны деньги. И те, и другие, похоже, готовы идти до конца в своем…, в своем безумии. А что же делать остальным, которые всего лишь хотят любить? Почему же они сами, женщины, почему они молчат?! Фантазии унесли его дальше. А как же вся планета Земля? Женщина. Бесспорно, женщина! Но тогда должно быть и мужское начало, которое оплодотворило всю эту красоту...

На балкон вышел Женя, и Андрей рассказал ему о своей теории, тот заинтересовался, спросил, а как Россия? Андрей задумался, потом убежденно произнес: