В этом месте по замыслу автора в аудиоверсии книги звучит перекличка музыкальных тем в исполнении группы «Серебро» и Адриано Челентано. 9 страница

– Не спорю. Хотя, я не думаю, что Кришна хотел именнно нас, людей XXI века, чем-то удивить. Слишком уж мы высокого мнения о себе. Он просто развлекался здесь. В конце концов, вся Бхагавад-Гита – это всего лишь несколько минут дружеской беседы Кришны с Арджуной, пока первая стрела не перелетела через поле Курукшетры. Простой ответ на простой вопрос. Ладно, это юг. Там семечко в землю кинь и жди, через пару недель груша вырастет. А возьми Север, Скандинавию, как очевидно успешный исторический проект? А ведь Природа тут далеко не благодетель! Здесь все по-другому, другой фольклор, другие песни. Надо лет десять минимум пахать, чтобы поднять хозяйство, построить дом, ферму. Но им удалось! Почему? Почему мы не можем использовать их опыт?

Взять скандинавию и как штрих кодом протащить через через всю нашу россейскую европу до уральских гор. Здравый смысл, вера в свои собственные силы, здоровый прагматизм, трудолюбие, внимание ко всему новому, передовому – вот залог их успеха.

– Юг, Север, труд, экология, добродетель, – теперь здесь это уже такой замес – концов не найти, – досадливо поморщился Евгений. – И тебе не советую искать. Пока молод, сейчас в России надо «бабки» делать. А вот потом сядем и песенки попоем вместе.

«Так вот, что я тебе скажу. Мне нравится моя работа в этом городе. Нравятся игра умов, борьба за деньги, вещи, определяющие мое положение, пусть тебе и кажется, что у меня сдвиг по фазе.…на х… возвышенное… Я не хочу этих прозрений. Мне надо все и сейчас. Я хочу, чтобы меня тюкала по голове кучка злобных распорядителей торжества. Злющих распорядителей, одурманенных наркотиками. Можешь ты это понять?... Я хочу, чтобы все время что-то происходило. Хочу быть паром из радиатора, ошпаривающим цемент автострады Санта-Моника, после того, как тысячи машин столкнулись в аварии, сложились в громоздкую кучу, а неподалеку шипела бы кислота, вытекающая из разбитых аккумуляторов. Хочу быть человеком в черном капюшоне, включающем сирену воздушной тревоги. Хочу голый обветренный, лететь на самой первой ракете, собирающейся разнести на х… все до единой деревушки в Новой Зеландии... Мы все дрессированные собачки, только случилось так, что я знаю, кто меня ласкает. Но помни – чем больше людей вроде тебя выходят из игры, тем легче победить людям, вроде меня». * Дуглас Коупленд. Generation Х

Женя помотал головой, затем с силой прижал на мгновение ладони к лицу, словно отгоняя навязчивое видение.

- Нет, нет, я не хиппи, я все еще верю в частный капитал и городское развитие. Ты вот фильм не смотрел, там про белых что-то обезьян называется? У вас, кстати, в Питере снимали. Обязательно посмотри. Короче, там паренек, главный герой. Все хотят именно его. «Телка» хочет за него замуж, ее папаша тоже ему благоволит, даже поэтесса, чувствуется, была бы не против с ним «заморочиться по-взрослому». И у всех на него свои расчеты. Почему? Да, потому что он универсален, самообучаем, креативен. Перспективный паренек. Папаша отлично понимает, что с Карпенко он рано или поздно забуксует, не сохранит накопленное. Да и поэтессе, тоже теперь хочется выбраться из андеграунда. Он нужен ей, это понятно. Он то, что надо. Так что Андрюша…, - Женя похлопал приятеля по колену, - Добро пожаловать в наш Клуб Веселых и Находчивых, ты в хорошей компании, все у тебя будет хорошо. Пойми ты, чудак, чтобы один тачдаун сделал, надо чтобы ему точный пас дали, потом двое, трое, четверо блок поставили, проход открыли.

- Ну, и кем я там буду, твоим кедди?

-Все, брейк, чемпион, лично я уже как мёртвый п И нгвин. Пора мне тело свое робкое в утесах прятать, – Женя встал с кресла, сладко, со вкусом потянулся, шумно вздохнул, расправил плечи, подставляя грудь порыву ветра с моря, и вышел с балкона.

Андрей и сам в последнее время часто возвращался к этим вопросам. В глубине души он всегда знал, что был религиозен, хотя и не понимал до конца, что это означает. Кроме того, он полагал, что личная просьба Богу может нарушить некую вселенскую гармонию, а потому просто неуместна. И все же, Церковь своим как бы параллельным существованием не ограничивала его духовную свободу, и за это он испытывал к ней чувство хотя бы благодарной симпатии. Сейчас, по мере того как он взрослел, внешний мир все настойчивее, решительнее и грубее вторгался в его личное духовное пространство. Теперь многие, от навязчивой вездесущности коих, он раньше прятался в своем мире, пришли и в Церковь, расположились там уверенно, по-хозяйски. И все же, и все же… Женина установка озадачила его своей неожиданной, пусть и наивной, какой-то свежей, почти потерянной в философских изысках детской простотой. C тех пор, как Зевс изгнал Ату, богиню обмана с Олимпа, а Геракл, совершив свои земные подвиги, говорят, потеснил Фортуну на небесном пиру богов, все смешалось в мире людей. Сила, коварство, обман, удача. Удача, …удача,. лаки, песня была такая, - лаки, лаки гел… Удача, - кажется, так звали ту девчонку, Ленкину подругу. Или нет, Польза. Точно, Польза, ту то звали Польза. Потом еще раз видел ее в «Макдональдсе» на углу Невского и Рубинштейна, хотел подойти, расспросить про Лену. Но… во всяком случае, удача ведь, действительно, – понятие не материальное. Задумался о себе, удачлив ли он, добился ли того, о чем мечтал. А о чём он мечтал?

Снова старт, он взят и нет пути назад

И по кругу кони мчат, почти летят

Вот опять я опоздал на поворот

Подо мною конь чужой и конь не тот

А все могло бы быть совсем не так…

Звёзды горели так же ярко, как на первой морской практике, когда они с Ромкой лежали всю ночь на деревянной палубе под клотиком, болтали о чем-то. Он лежал на спине, заложив руки за голову, глядя на Млечный Путь, пьянея от этой Свободы, мечтая о путешествиях, мечтая увидеть весь этот огромный мир, о Любви, которую он обязательно найдет, ведь Мир так велик… так и уснул, под шелест волн, на качающейся палубе. Ему только что исполнилось шесть лет, скверик на площади Тургенева, мама впереди бежит, тянет за веревку саночки, снег искрится, она звонко смеется, поправляя платок на пышной высокой причёске. Его голова резко запрокидывается назад, и он видит звёзды.

После, ночью он задумался, сколько ему осталось жить? Тогда он только научился считать и делал это везде. Раз все ему прочили 100 лет, а шесть он уже прожил, то значит, осталось…94, через год будет 93. Довольно быстро цифры кончились. Он в истерике выбежал из кроватки и побежал к маме. Выслушав, она успокоила его: «Не переживай, потом мы все просто полетим к звёздам».

Стоит на кухне недопитый горячий шоколад

А он уже себе сопит, мой маленький солдат

Ему приснятся как всегда далекие миры

Планеты, пальмы, города, воздушные шары...

Он успокоился, правда, пытался понять, как долго придётся лететь и где конец. Резонно решив, что конец – это некая каменная стена, покрытая сыростью и плесенью, удовлетворился этим. Эта стена стала границей, неким табу, за которой уже просто ничего нет, и от этого его мысленные путешествия по Вселенной стали вполне обыденны и безопасны, так что он проделывал это теперь почти каждую ночь. Это сейчас, повзрослев, мы начинаем подозревать, что Земля действительно, плоская, как блин, вертится на клюве у петуха, вскарабкавшегося на кошку, вцепившуюся в свою очередь в спину собаки, запрыгнувшей на осла, а тогда… Тогда он ложился на спину, проваливаясь в тишину между двумя пуховыми подушками, как в гермошлем, протягивал руки вверх и крутил воображаемый штурвал. Совершенно естественно, что настал момент, когда он задал себе вопрос: А какой толщины та стена?....

…всё, в этот миг его хрупкий мир был взорван, его втянуло в эту бездну, как пылинку и понесло мимо мелькающих звёзд, пока они не слились в бесконечный поток света...

Что было потом, он помнил смутно: мамин голос, холодная мокрое полотенце на голове. Во всяком случае, с того дня он стал жадно прислушиваться, а позже вчитываться во всё, что могло рассказать, как устроен мир вглубь и вширь. Поэтому очень скоро его собеседниками и друзьями стали не только герои Ж. Верна, Дюма, Гайдара, Стивенсона, Ф. Купера, М. Твена, Олеши, Льва Кассиля, Каверина, но и Стругацких, Кларка, Бредбери, Кобо Абэ, Ефремова, Беляева, Азимова, Лема. Туманность Андромеды, система Медузы, формула абсолютного топлива, не за горами были уже настоящие полеты землян к другим галактикам. Нужны были знания. Стремление к знаниям переросло в стремление к совершенству во всём. Хотелось знать, как устроен мир, с чего все началось, из чего состоят звёзды, как работает атомный реактор. После окончания школы он поступил в Морскую академию. Он ждал этой встречи с атомоходом и не разочаровался, тот оказался совершенен…

... И снится нам не рокот космодрома,

Не эта ледяная синева,

А снится нам трава, трава у дома,

Зеленая, зеленая трава...

Наконец-то Андрею повезло, резкий шквалистый ветер, который валил его с ног все эти дни, не давая забраться на доску, сменился мягким устойчивым бризом, дующим почти перпендикулярно к берегу. Пораньше придя на станцию, он подготовил снаряжение, соединив доску с парусом, подтащил к самой воде. Потом посидел немного с ребятами, рассказывая о вчерашнем вечере. Ахиллеса не было. Вошёл в воду, забрался на доску. Сосредоточился, приноравливаясь к волне, хладнокровно подтянул парус за линь, правая рука осталась у мачты, перенёс левую на гик, потом и правую. Стал подтягивать парус, разворачивая его на ветер. Почувствовал, как тот стал оживать, вырываться из рук. По мере того как росло его сопротивление, он крепче сжимал руки. В какой-то миг, предвосхитив, он рванул парус на себя, не дав ему сбросить себя с доски. Хлопок, парус надуло ветром и доску просто вырвало из гальки, куда она встряла килем, пока он дрейфовал. Удержавшись на первой волне, доска набирала скорость, и с ней росла устойчивость и уверенность. Мельком оглянувшись, он испугался, как быстро стал удаляться берег. Солнце искрилось на волнах, которые уже не страшили, а, наоборот, подбадривали, вынося доску выше, то снова опуская вниз. И тут чувство безотчётной радости переполнило его. Ничего, никакой техники, никаких моторов, только его мускулы да свист ветра в мачте. Греция, древний герой Ахиллес, Изабель сзади на берегу – всё это мгновенным потоком пронеслось в голове, и он заорал от восторга, не выпуская парус из рук.

К обеду ветер стих. Андрей взял напрокат старенький SCOTT и выехал за ворота отеля. Сидя на велосипеде, он с наслаждением разминал мышцы ног, всё тело, уставшее от однообразного напряжения за дни, проведённые на море.

Je l'ai vu prè s d'un laurier, elle gardait ses blanches brebis
Quand j'ai demandé d'où venait sa peau fraî che, elle m'a dit
C'est d'rouler dans la rosé e qui rend les bergè res jolies
Mais quand j'ai dit qu'avec elle je voudrais y rouler aussi
Elle m'a dit

Солнце на спицах, синева над головой,
Ветер нам в лица, обгоняем шар земной.
Ветры и вёрсты, убегающие вдаль,
Сядешь и просто нажимаешь на педаль.
Даль-даль-даль-даль…

Углубившись внутрь острова, он с жадностью впитывал разнообразные ландшафты: деревеньки, церквушки, долины, усаженные оливковыми деревьями, виноградниками. В одной из деревень он неожиданно наткнулся на знакомые очертания построек и с удивлением обнаружил в них вчерашний ресторан. От ночного величия и блеска не осталось и следа, сельская деревенька, пасутся коровы. Вскоре вдоль дороги потянулась металлическая сетка ограды, за ней асфальтированная площадка с разметкой, нанесенной белой краской. Плац? Да, точно. Дальше здание казармы. Андрей завернул за угол и остановился в тени дерева. Полоса препятствий, турник, деревянный брусок, подвешенный на железных цепях. Рядом футбольное поле. С десяток юношей. Все с одинаковой короткой стрижкой, голые торсы, бронзовые от загара мускулистые поджарые тела, стоят в центре площадки, разминаются, собираются начинать игру. Вот еще один. Подъехал на велосипеде, зашел за ворота, приветствуя товарищей. Невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти на вид в цветной вязаной шапочке на голове, видимо тренер. Поставил мяч – с места удар под верхнюю штангу – мяч в воротах. Какое-то время Андрей, не слезая с велосипеда, наблюдал за их игрой. Один момент чуть не поддался искушению присоединиться к игравшим, уже привыкнув к гостеприимству островитян, тем более что составы по количеству игроков были неравные, но все же, засомневавшись в своем умении, не решился. Андрей осмотрелся, потом, взяв в качестве ориентира огромный крест, возвышающийся над долиной, поехал в этом направлении. Вечерело. Проезжая сквозь небольшие посёлки, деревеньки, он наблюдал за греками, сидящими на ступеньках церкви, беседующими между собой. Иногда такая церковь внешне казалась продолжением цепочки домов местных жителей. Та же невысокая домашняя архитектура, побелка. Видно было, что строили ее соседи в незапамятные времена для себя все вместе одновременно со своими домами. Казалось, что между церковью и их собственными жилищами нет острой грани. Что это место, где они не только решают свои личные отношения с небом, но и просто общаются между собой, сплетничают и отдыхают. Какое отличие от колоссального духовного напряжения, которое оказывает вид огромных столичных храмов Санкт-Петербурга на простого человека. Андрей позавидовал этим людям. Словно они знали какую-то тайну, которая до сих пор оставалась для него недоступна. Давно уже, внутренне согласный с гуманистическими устремлениями Церкви, он не получал какого-то толчка, последнего стимула. При этом всё больше и больше испытывал досаду за это, потому что не мог в полной мере насладиться красотой храмов, глубже, до конца проникнуть, осознать историю и культуру, которая неразрывно связана с историей религиозных, духовных поисков живших в эти времена людей. Словом, теперь его положение все более становилось неким внутренним вызовом, постоянным вопросом, и он все больше ощущал душевный дискомфорт, а сейчас, особенно внутреннюю пустоту и одиночество. Вспомнил свой недавний разговор с ночным портье в гостинице. Андрей частенько задерживался у стойки, чтобы поговорить со словоохотливым джентльменом. Тот деликатно расспрашивал его о России, сам рассказывал о быте островитян. В последний раз, очевидно решившись, спросил, крещеный ли Андрей. Немного помедлив, Андрей тогда ответил утвердительно. Портье как-то сразу удовлетворенно успокоился и словно потерял видимый интерес к Андрею. Тогда он вдруг осознал глубинный подтекст его по сути простого вопроса. Ведь если ты крещеный, православный, то значит, ты никого здесь не убьешь, не изнасилуешь, ничего не украдешь, не разрушишь. И не надо гадать, осторожно выспрашивать, на чьей он стороне в пресловутом «турецком» споре и еще множество вопросов автоматически снимаются сами собой. Ведь на этом острове, перекрестке дорог, много чего уже случалось за те века, что хранит память этого человека. Для этого грека, православие в первую очередь – это «свой – чужой»… Ну, а если у тебя нет видимых «врагов», если жизнь твоя и так вполне благополучна? С таким настроением Андрей приступил к подъёму на гору, поросшую невысокими кряжистыми соснами. Дорога поднималась серпантином вдоль склона холма. Мимо на большой скорости промчался квадроцикл. Впереди за рулем сидела белокурая девушка, сзади –парень в белой рубахе навыпуск, обняв спутницу за талию.

Перед последним витком силы его покинули. Он слез с велосипеда и пошёл пешком. Впереди показалась небольшая часовенка. Рядом не было ни души, сверху открывался потрясающий вид на весь остров, долины, аккуратные квадратики посевов, кажущиеся отсюда игрушечными коттеджи с солнечными батареями, а дальше море, отделенное от берега с узкой желтой песчаной полосой пляжей. Андрей зашёл в часовню. Иконостас, горящая лампада и огромное количество свечей разного размера, вопросительными знаками затухших и застывших на подсвечниках. Он не смог удержаться – опустил монеты в железный ящик и взял тонкую свечу. Зажёг её от лампады и поставил на ближайший подсвечник. Постояв так какое-то время в благоговейной тишине, он вышел из храма, не дожидаясь, пока его свечка согнётся от своего жара и затухнет, залитая собственными слезами. Наверху, в конце пути, оказалась смотровая площадка в виде бетонного полого креста, с лестницей внутри, раскопки какого-то архаичного фундамента да кафе, в котором он с удовольствием, растянув онемевшие ноги, пил прохладное пиво под тенью векового раскидистого дерева. Отдохнув и ещё раз, бросив взгляд на остров с этой горы, он подкрутил седло и с азартом сел на велосипед, предвкушая экстремальный, головокружительный спуск вниз. Пролетая мимо часовни, он вдруг неожиданно для себя нажал на тормоза, слез с велосипеда и направился в часовню. Когда он зашёл внутрь, его свеча еще продолжала гореть. Он замер, завороженно глядя на колеблющееся пламя, ожидая, что свеча вот-вот догорит полностью. Наконец, не выдержав, отвернулся. Выходя из часовни, он еще раз обернулся, чтобы запечатлеть в памяти ее живой огонек. Вернулся затемно. В пустом номере раздался звонок: – Андрюша, где ты пропадаешь, – раздался Женин голос в трубке, – дружок, я в аэропорту, звоню с сотового Ахиллеса. Я улетаю.

- Что, горошек зеленый подорожал? - с иронией спросил Андрей.

- Ну-у, есть кое-какие проблемки. Пора начинать буржуазную трудовую жизнь. Сегодня переночую в Афинах, а завтра с утра домой. Отдыхай на полную катушку. Кстати, я видел, как ты сегодня на доске, молодчина. Всё, увидимся в Мурманске, мне на посадку. Как-то нереально быстро все вокруг, сплошной калейдоскоп из новых впечатлений, лиц, знаков. Как всегда, в такие моменты жизни, Андрей стал стелить коврик, чтобы начать упражнения йоги.

Do you need anybody?

I just need someone to love.

Could it be anybody?

I want somebody to love

Oh, I get by with a little help from my friends,

Mmm, gonna try with a little help from my friends

Ooh, I get high with a little help from my friends

Yes I get by with a little help from my friends

with a little help from my friends

Следующий день он провёл на доске. Поймав верное движение, уже безошибочно, на любой волне, выхватывал парус из воды, ловко удерживая его на ветру. Ребята сидели на пляже под навесом и обсуждали предстоящее вечером выступление профессиональной команды серферов F2. Ахиллес с нетерпением ожидал встречи со своим давним приятелем из Австралии Джоном Скоттом, с кем много раз встречался на соревнованиях и дружил много лет. Ветер усиливался, один за другим спортсмены стали выходить на берег из воды. Кто менял парус на меньший, кто-то вообще заканчивал занятия, не желая рисковать на сильном ветру и волнах. Ахиллес выбежал на кромку воды и замахал руками, словно подгоняя ветер, затем развернулся и затрусил в сторону станции широко расставляя ноги, выкрикивая в ритм шагов: «are you ready for the good time!... are you ready». На последних метрах он неожиданно ускорился и, оттолкнувшись ногой от стены сделал сальто назад.

Ребята словно ждали этого все эти дни. Они срывались с пластиковых кресел, которые от долгого сидения уже наполовину ушли в песок под тяжестью тел, на ходу натягивали гидрокостюмы, хватали паруса, доски, подтаскивали к кромке воды, скрепляли вместе и уходили в море.

Наконец, и Ахиллес схватил свою доску и прямо с берега, с разгона запрыгнул на неё и ушел вдаль. Мгновение, и он уже взвился над волнами в высоком прыжке, задрав доску килем вверх. За ним ушёл и Маркус. Андрей, возбуждённый от своей решимости, как сжатая пружина, тоже потянулся к парусу. Изабель с любопытством посмотрела на него, покачала головой, указывая вместо паруса, за который взялся Андрей, другой, меньшего размера. Но он, помедлив, выбрал тот, что висел посередине. Подтянул трапецию на поясе. Подтащил доску к воде. За эти дни он, и так-то всегда в хорошей спортивной форме, еще больше окреп. Все тело, мускулы слушались его и работали слаженно, как часы. Он ловко вскарабкался на доску, встал, ухватившись за стартшкот, чтобы не быть сброшенным волной. Ему повезло, парус на таком ветру подхватило и он с первой попытки, чудом устояв на доске, ушел от берега. Поймал петлю, болтающуюся на гике, металлическим крюком на поясе и подтянул парус на себя. Потом зацепился одной ногой за ремень на доске. Полностью стоять в ножных ремнях он ещё не научился, не хватило времени. В этом и была главная опасность, так как на таком ветру любой его резкий порыв, любое неосторожное движение и он кубарем, через голову полетит в бездну, рискуя сломать оборудование и получить ушибы. Но сейчас он чувствовал, знал, что справится. Он поймал кураж, и оставалось только идти вперед, не останавливаясь, не оглядываясь назад. В этот момент ничего не было важнее, чем устоять. На мгновение его пронзило воспоминание: ему лет девять, такое же яркое весеннее солнце отражается от подтаявшего снега в парке на окраине города. Обычно узкая речушка со странным, среди новостроек спального района, названием «Оккервиль», набухла от половодья, взломав льдины, и они медленно проплывают мимо ватаги ребятишек на берегу. Он тогда тоже решился перебежать на другой берег речки, прыгая с одной льдины на другую, быстро, не давая им времени провалиться глубоко под его тяжестью… Доску вырвало из воды, она поднялась и, едва касаясь задним краем волн, глиссируя, понеслась с огромной скоростью вперед. Навстречу шли Маркус и Ахиллес. С диким визгом они пронеслись мимо. Андрей шел дальше в открытое море. Разворачивались они почти одновременно: первым, имея фору в расстоянии, пошёл к берегу Андрей, потом Маркус, за ним Ахиллес. Доски выстроились в ряд, словно на соревнованиях, помчались прямо на Изабель, одиноко стоящую на берегу. Ахиллес постепенно «достал» Маркуса, потом и Андрея, одобрительно крича что-то и, словно помогая ветру, еще и раскачивая парус руками. Пошли рядом. Ахиллес в какой-то момент отпустил на миг левую руку, чтобы показать знак одобрения Андрею, но не удержал доску на резкой волне и уронил парус. Азарт соревнования заставил его быстро вскочить на доску, но Андрей уже шёл первым, Маркус вторым и Ахиллес третим. Андрей не стал искушать судьбу, в паре метров от берега бросил парус и выскочил прямо на Изабель. Та улыбалась. Гу-уд, Эндрю, вэл дан, супер. Это была победа! Огромная радость переполняла его, он ослабил трапецию и пошёл под душ.

Изабель тоже вошла в воду. Направление ветра постепенно поменялось, и она, не рассчитав этого, меняя галсы, безуспешно пыталась вернуться в точку отплытия. Андрея немного покоробило, что Ахиллес весело позлорадствовал по этому поводу. Действительно, здесь главным был закон спорта, закон ветра, закон лучшего. В конце концов, обессилев, она вынуждена была выйти из воды далеко от станции. Отцепив парус, подняв его над головой, она побрела в сторону ребят, проваливаясь по щиколотку в песок пляжа. Андрей хотел помочь ей, но не решался. Наконец, поняв, что ей просто не осилить второй раз этот маршрут, решительно направился к ней навстречу. – Shit! Basta, – произнесла она, поравнявшись с ним. После обеда, ближе к вечеру, все стали стягиваться на пляже соседнего немецкого отеля. На горизонте показалась тень, стремительно приближаясь, стала расти, и вот уже быстроходный океанский катер с узнаваемой эмблемой F2 на борту закачался на волнах вблизи заполненного гудящей толпой пляжа. Прямо с борта в воду полетели ярко-жёлтые доски, хит этого года, уже собранные паруса и замелькали бронзовые тела, прыгающие прямо в воду.

Это было великолепное зрелище. Только сам промучившись несколько дней с парусом, Андрей смог по достоинству оценить то, что вытворяли спортсмены. Они играли с досками, стоя на них, поворачивались спиной к парусу, наклоняя и вращая его вокруг себя, раскручивая доску почти на месте. Это был танец. Танго. Танец мужчины, с парусом вместо партнёрши, под свист ветра и одобрительные аккомпанементы толпы зрителей на берегу. Спортсмены стартовали в сторону берега, оставляя пенные следы, словно соревнуясь в скорости на глазах у публики. С шиком подлетая к самой кромке воды, казалось ещё чуть-чуть, и доска чиркнет по берегу, они разворачивались в последнее мгновение и уносились вдаль.

Вечером дети солнца, моря и ветра собрались в маленькой таверне-погребке. Было тесно, шумно и весело от гула толпы, приветствий, тостов. Андрей любовался этими парнями с задубевшей, просоленной всеми морями кожей. Облупленные носы, лица, как ни защищайся от палящего солнца. Они здоровались, знакомились, хлопали друг друга по плечам, смеялись, что-то орали ни о чём. Он был с ними, он был среди них. Ахиллес был рядом:

- Андрей, это мой друг Джонни из Австралии, а это мой московский друг, - представил он Андрея, - он сёрфер, - добавил он.

Андрей не стал поправлять. Это не имело вообще никакого значения здесь.

- Сёрфер, а почему не по-нашему здоровается? – Джон, высокий мускулистый парень с открытой улыбкой и копной курчавых, выгоревших на солнце светлых волос, ещё раз сжал руку Андрея, показывая условный знак сёрферов. – Ну, схватил? Повтори!

Все одобрительно загудели, Изабель улыбалась, глядя на Андрея. Потом был танец, когда она повисла у него на шее обеими руками, опустив голову, слегка отстранившись, просто покачиваясь на месте в такт музыке и гулу голосов в баре.

Angie, Angie, when will those clouds all disappear?

Angie, Angie, where will it lead us from here?

Расходиться не хотелось, пошли на пляж. Кто-то предложил покататься ночью. Ахиллес поправил прожектор, направив его в сторону воды, но свет едва доставал до кромки прибоя, плавно переходя в лунную дорожку. Ахиллес первый скинул одежду и голышом вскочил на доску, растворившись в черноте ночи, за ним Джонни, потом ушёл Маркус. Изабель осталась на берегу, отдав Андрею свою бутылку пива Foster's и опёршись обеими руками ему на плечо. Она наблюдала за ребятами и смеялась…

In the misty morning, on the edge of time

We've lost the rising sun, a final sign

As the misty morning rolls away to die

Reaching for the stars, we blind the sky...

Андрей проснулся c оcтрым чувством голода. В бесконечности вчерашнего дня он практически ничего не ел после завтрака. Тихонько, стараясь не разбудить её, он прошёл на кухню, включил чайник, заложил в тостер несколько кусочков булки, достал из холодильника арахисовое масло…

Изабель незаметно появилась сзади в его футболке, еще сонная, глаза как щёлки. Уверенно забрала чашку кофе из его рук и отпила глоток.– Тебе понравилось… быть со мной, – тихо спросила она.

– Да... очень,

– Это было лучше, чем арахисовое масло? – она улыбалась.

Он прикоснулся к ее пересохшим губам, ощутив аромат ночного послевкусья, смешанного с запахом свежезаваренного кофе. Ее губы были еще горячие… Решили, что сегодня обойдутся без спорта. Она спросила, был ли он в городе.

– Нет.

– Нет?! Тогда поедем!

В условленное время она уже была в фойе гостиницы.

– Бонжур, - первой произнесла она.

Сначала он даже не узнал её. Он привык видеть её в бейсболке, короткой бирюзовой футболке, небрежно обрезанной ножницами выше пупка, и розовых шортах с эмблемой зеленого крокодильчика сбоку на бедре. Сейчас на ней была голубая юбочка с тонкими белыми полосками по бокам, голубые же туфельки, блузка под стиль юбки, с преобладанием белого, и крупные бусы цвета аквамарин.

Водитель такси передвинул рычаг автоматической коробки, потом помедлил, поправил зеркало заднего вида и настроил приемник на волну LOVE-радио:

Just a little bit my love

Just a little bit my passion

This is how it should begin

Skin on skin…

На светофоре водитель затормозил, «мерседес» качнуло, и Изабель коснулась легко рукой колена Андрея, приблизившись к нему. Он почувствовал легкий сладковатый запах ее духов, обнял и потянулся к ней.

- Зис уан? - кивнул он, в сторону проплывающего мимо рекламного щита с группой обнаженных юношей и девушек - рекламой нового парфюма. Она обернулась, и он коснулся губами ее шеи, мягко притянув ее к себе.

-Ох...Эндрю... форбиден..., - прошептала она, положив свои руки сверху на его, поддаваясь, оставаясь в его объятиях...

– Смотри-ка, это же Ахиллес! – воскликнул Андрей, указывая на поравнявшегося рядом с ними мотоциклиста. Тот наклонил голову, коснулся рукой перчаткой шлема в приветствии и сорвался на зеленый вперед, поставил мотоцикл на заднее колесо и долго, до следующего изгиба дороги ехал впереди. Наконец выровнял мотоцикл и умчался вперед. Оказалось, что Изабель уже второй год работает в San Beach, а до этого была здесь с родителями и буквально влюбилась в остров. Она рассказывала ему о его истории, природе, о долине бабочек. Они договорились, что обязательно побывают там снова. Казалось, она знает о Родосе все. Ему нравилось слушать, как она разговаривает с легкой хрипотцой в голосе, слегка коверкая английские слова на французский манер. Сначала он внимательно слушал её комментарии, но потом запутался в эпохах, стилях, и они просто стали бродить по старому городу среди толпы из тысяч туристов со всех уголков планеты. Сели обедать на открытой террасе, на втором этаже кафе, с видом на фонтан в центре площади. Из глубины кафе поплыла мелодия Дэмиса Руссоса:

... Goodbye, my love, goodbye,

Goodbye and au revoir,

As long as you'll remember me,

I'll never be too far.

Goodbye, my love, goodbye...

У стойки невысокий паренек с фотокамерой Nikon на груди, вертя в руках бутылку с вином, оживленно жестикулировал, знаками объясняясь с барменом при помощи французских и английских слов.