Наиболее частые причины провала намерений «кооперирования» между разведенными родителями

Трудности родителей после развода, что касает­ся детей, заключаются не только в продолжении ста­рых конфликтов, но и в их страхе перед будущим. И прежде всего перед будущим своих отношений с ре бенком.

Многие из тех матерей, которые не дают воз­можности детям встречаться с разведенными отцами или дурно о них отзываются, делают это вовсе не по­тому, что они «бессовестны» или «безответственны», просто мать страшно боится, что отец отнимет у нее любовь детей: ведь теперь он старается их баловать, привлекая на «свою сторону», а кроме того, дети склонны идеализировать родителя, который живет отдельно. Страх свойственен и отцам: они тоже боят­ся за любовь детей, которых видят теперь так редко. Именно по этой причине они тоже часто балуют их или создают коалицию против матери.

Страх матери за любовь детей нередко руково­дит желанием, чтобы отец вообще навсегда исчез из жизни ребенка. Проявляться этот страх может по-разному: от мимоходом брошенных неприятных за­мечаний в адрес отца до более или менее субтильных стратегий «коалиции» («папа был очень зол на нас, теперь мы должны держаться вместе!» или «папа хо­чет отнять тебя у меня!») или даже до открытых запре­тов встречаться с отцом.

Есть и другие причины, вынуждающие многих матерей запрещать посещения и даже искать (и, к со­жалению, находить) поддержку суда и психологов: например, многие дети после посещений становятся очень беспокойными.

Иногда они уже заранее нерв­ничают, вплоть до того, что не хотят идти к отцу, или после посещения отца создается впечатление, что ребенка словно подменили — он становится агрессив­ным, непослушным, не может сосредоточиться в школе или жалуется на головные боли и т. д. Мать «заносит в протокол», что такое состояние ребенка длится почти неделю, пока он снова не становится «нормальным», но потом приходят выходные, когда ребенок опять должен идти к отцу. Многие отцы, в свою очередь, рассказывают нечто подобное: дети в воскресенье вечером не хотят возвращаться к мате­ри, и это даже те, которые вначале не хотели ехать к отцу.

Вера, что ограничение или отмена посещений могут помочь ребенку, базируется на двух недоразуме­ниях. С одной стороны, фальшиво само объяснение феномена: отец или его влияние повинны в реакциях детей. На самом же деле в большинстве случаев речь идет о типичных реакциях на развод, то есть реакциях переживаний, которые могут считаться вполне нор­мальными, особенно для маленьких детей. С другой стороны, нельзя считать, что именно то, что в насто­ящий момент так беспокоит ребенка, непременно должно иметь дурные последствия для его психичес­кого развития.

Здесь я позволю себе привести пример из дру­гой области. В настоящее время во многих европей­ских странах стало правилом позволять родителям ежедневно навещать своих детей, когда те находятся в стационарах больниц. Но еще несколько лет назад родители имели право видеть ребенка лишь раз или два в неделю.

Сохранение такого обычая было удобно медсестрам, которые достаточно справедливо аргу­ментировали свою позицию так: каждый раз, когда родители уходят, дети начинают кричать и плакать, становятся беспокойными и непослушными. Однако если на следующий день с ними бывало еще трудно­вато справиться, то потом они примирялись со своим одиночеством и сестрам снова становилось легче ими управлять. Из-за того, что дети действительно стано­вились спокойнее, считалось, что так лучше и для них тоже.

Итак, внешнее наблюдение вроде бы верно. Но не следует забывать, что внешним проявлениям соответствуют определенные внутренние процессы. Невозможность целую неделю видеть родителей ведет к регрессии, разочарованию и даже к нарушению не­зыблемости основ доверия. Многие родители знают, что после долгих разлук дети встречают их не так, как обычно: они проявляют отчуждение, сохраняют дис­танцию, а иногда реагируют даже яростью или слезы в их радости выдают пережитое отчаянье.

Когда речь идет о разводе, следовало бы спро­сить, действительно ли спокойствие ребенка, достиг­нутое при помощи отмены посещений, свидетельст­вует о пользе для его дальнейшего развития? Я зани­маю в этом вопросе диаметрально противоположную позицию. Все дело в том, что для ребенка чрезвычай­но труден внезапный переход от тройственных отно­шений к двум двойственным.

То есть одно дело, когда я могу одновременно поддерживать отношения с дву­мя родителями, и совсем другое, когда я могу видеть­ся с папой лишь при условии отказа от мамы, и на­оборот. У ребенка появляется страх вообще потерять отца или мать: маленький ребенок не может знать, что случится в его отсутствие: «Кто знает, найду ли я потом маму на месте, не случится ли с нею чего? В по-следнее время я был на нее так часто зол, а вдруг мои злые фантазии исполняться?». Или: «А что будет с па­пой через четырнадцать дней, если я его сейчас брошу и снова уйду к маме?». Кроме того, столь характерная для развода проблематика разлуки в ситуации посе­щений каждый раз вновь реактивируется.

Но если я не просто каким-то образом лишу детей этих болез­ненных переживаний, а, наоборот, постараюсь им по­мочь на их основе приобрести новый опыт, то есть ес­ли дети убедятся, что их опасения напрасны (папа, как обычно, через четырнадцать дней встречает ребенка доброй улыбкой и мама тоже дома и не сердится на него), то из этого кризиса, для которого известная ир­ритация абсолютно естественна, они вынесут только новую силу и новую уверенность в жизни.

Поэтому я считаю, что посещения — за исключением, может быть, лишь тяжелейших случав — никогда нельзя ни прерывать, ни редуцировать, поскольку обрыв отно­шений не только помешает бесстрашному привыка­нию к новой ситуации, но и приведет к обратному ре­зультату. Это, как и у детей в больнице: разочарование ребенка будет лишь расти, в результате чего он может и вовсе отказаться от отца. И вряд ли позднейшее во­зобновление отношений станет возможным, не говоря уже о том, что не только ребенок потеряет часть своей любви и доверия, но и у отца появится к нему отчуж­дение.

Если встречи ребенка с отцом прерываются, то можно ожидать вступления в действие необрати­мого процесса, заканчивающегося полным обрывом отношений. (Когда мать — во имя спокойствия ребен­ка — стремится «на время» прервать его отношения с отцом, она бессознательно, собственно, именно то­го и желает. Того же бессознательно желает и отец, ко­торый — все равно по какой причине — «временно» не хочет встречаться с детьми. Об этих скрытых и (или) бессознательных мотивах родителей тоже речь пойдет позже.)

Желание прервать контакты с отцом может ис­ходить и от самого ребенка. Здесь вряд ли идет речь о прямом влиянии матери, скорее это результат бес­сознательной переработки конфликта, заключающе­гося в том, что ребенок приписывает вину за развод отцу или отвечает яростью и обидой на то, что его по­кинули.

А может быть, и собственное чувство вины заставляет его опасаться мести отца. Но в большинст­ве случаев этот феномен возникает из-за конфликта лояльности, в который попадает ребенок в данной си­туации. Конфликт этот может стать настолько невы­носимым, что ребенку ничего не останется, как «рас­щепить» образы родителей, то есть он — конечно же, бессознательно — во всем сделает виноватым и пло­хим отца, а мать, таким образом, станет невинной и хорошей.

Можно сказать, что ребенок в известной степени отказывается от одного из родителей для то­го, чтобы можно было, наконец, безбоязненно суще­ствовать с другим, в полной гармонии идентифици­руя себя с ним²⁶.

Конечно, многие отцы просто забывают о сво­их детях. Около 40 % отцов так или иначе обрывают свои отношения с детьми²⁷.

Вероятно, есть такие люди, которых можно охарактеризовать словом «безответственный». Но, по моему опыту, большинство из тех отцов, которых их бывшие жены считают безответственными и пло­хими людьми, не заинтересованными в своих детях, вовсе не таковы. Чаще это те мужчины, которые про­сто не осмеливаются показываться на глаза своим бывшим женам, им невыносимо приходить в ту квар­тиру, где они жили вместе, и они не выдерживают отчужденного отношения детей, чувствуя себя лиш­ними.

В жизни существуют настолько тяжелые ситуа­ции, от которых многие отцы просто бегут прочь. Ко­нечно, это довольно инфантильный способ решения проблем, но, тем не менее, важно знать, что многие отцы, которые не заботятся о детях, чаще всего посту­пают так по причине своих страхов и внутренних про­блем. Похожими мотивами руководствуются и мате­ри, «не позволяя» детям встречаться с отцом.

Многие разногласия между разведенными ро­дителями подкрепляются особой формой (бессозна­тельного) «расщепления». Чаще всего человек лишь тогда способен расстаться с другим, когда он «сдела­ет» из другого «отъявленного негодяя» или «злющую ведьму». Любые любовные отношения, как известно, весьма амбивалентны.

Если супружество приходит в упадок, наступает такой момент, когда - и это знает каждый, кто прошел через опыт разлуки, - ты зна­ешь, что отношения уже никогда больше не будут сча­стливыми, что они не оправдали твоих надежд, что это далеко не то, о чем ты мечтал, но расстаться у те­бя все же не достает сил. Картина супружества обыч­но очень сложна, и разочарование само по себе еще не означает, что супруг потерял для тебя абсолютно все привлекательные стороны или окончательно ут­ратил свои функции.

Не говоря уже о том, что конец любых отношении так или иначе внушает страх. Час- то я лишь в том случае в состоянии сказать последнее «нет», когда мне удается — конечно, чаще всего бес­сознательно, — вызвать в себе те же психические ме­ханизмы защиты, которые Д1ы уже видели у детей, а именно «расщепление». Я расщепляю представле­ние о себе и о моем партнере так, что все хорошие черты относятся теперь лишь ко мне, и я становлюсь невинной жертвой, которая всегда только заботилась о сохранении брака, в то время как другой становится исключительно плохим, безответственным, бессер­дечным эгоистом и т. д. И, конечно, теперь разойтись с таким человеком намного легче.

Итак, в отношении способности к кооперации разведенных супругов эти бессознательные решения внутренних проблем являют собой форменную ката­строфу. Подумать только, как могу я, ответственная и любящая мать, доверить своего ребенка человеку, чья ненадежность и злонамеренность не вызывают у меня никакого сомнения? И как я, любящий отец, могу не бороться с влиянием матери, если я уверен, что эта женщина только вредит ребенку?