Агрессивность и соревновательность

Только тот, кто готов пойти на чрезмер­ный

риск, узнает, как далеко вообще он может зайти.

Томас Элиот

Характерные черты гегемонной маскулинности — высо­кая соревновательность, агрессивность, стремление к дости­жению, любовь к новизне и риску, «крутизна» — являются нормативными, базовыми для любой мужской культуры. А как обстоит дело со среднестатистическим мужчиной? На­сколько распространены среди мужчин эти качества, как они сочетаются друг с другом и проявляются в разных соци­альных контекстах?

Согласно метаанализам, гендерные различия в агрессивности реально существуют, но большей частью являются умеренными, средними (Hyde, 2005), многое зависит от ха­рактера оцениваемого поведения и социального контекста. Черты личности и свойства ее поведения далеко не одно и то же.

Соревновательность и агрессивность тесно связаны с эмо­циональным миром личности, который описывается множе­ством разных, сплошь и рядом не соподчиненных друг с дру­гом понятий: чувства, эмоции, эмоциональная реактивность, эмоциональность, регулирование эмоций (эмоциональный самоконтроль), эмоциональная культура, эмоциональная компетентность, эмоциональная коммуникация и даже «эмо­циональный интеллект». В общей сложности, психологи на­считали 412 отдельных эмоций. Иногда эмоциональные реак­ции подразделяют на первичные и вторичные (Greenberg, Safran, 1987). Первичные — это непосредственные эмоцио­нальные реакции (такие, как страх, гнев или печаль), вызы­ваемые конкретной причиной (например, физической угро­зой собственной безопасности или потерей любимого) и из­меряемые силой реакции (например, интенсивностью или частотой переживания чувства). Вторичные реакции — это индивидуально выработанные реакции на переживание пер-

винных эмоций (например, боязнь испытывать страх или чувство тревоги по поводу переживаемого гнева).

Половые/гендерные различия существуют на обоих уровнях, начиная с психофизиологии и степени выразитель­ности лица и кончая способностью расшифровывать эмоци­ональное выражение других людей и описывать собственные переживаний. Поскольку мужчины реже женщин выражают свои эмоции, хуже расшифровывают выражение лица дру­гих людей и реже сообщают о своих отрицательных эмоцио­нальных переживаниях, их считают менее эмоциональными, чем женщины. При национальном опросе ФОМ «Чувства и эмоции в нашей жизни» (июнь 2007 г.) на вопрос «Скажи­те, пожалуйста, вы считаете себя эмоциональным или неэмо­циональным человеком?» эмоциональными признали себя 57% российских мужчин и 69% женщин. На вопрос «Скажи­те, пожалуйста, а вам обычно легко или трудно сдержать, скрыть свои эмоции?» вариант «трудно» выбрали 27% муж­чин и 37% женщин (Вовк, 20076).

Особенно велики различия в переживании и передаче бо­лее тонких вторичных эмоций. Женщины чаще мужчин вы­ражают чувства грусти, страха, стыда и вины, тогда как муж­чины больше сообщают о переживаниях, связанных с вла­стью (например, гнев). Сравнение данных по 37 странам показало, что эти различия культурно универсальны (Fisher etal., 2004).

У мужчин и женщин разная эмоциональная память. Уче­ные из Стэнфордского университета сканировали мозг 12 мужчин и 12 женщин в то время, когда им показывали се­рию из 96 образов, из которых одни были нейтральными, скучными, а другие эмоционально-заряженными, вызываю­щими тревогу. Три недели спустя испытуемым показали те же самые образы плюс 48 новых и предложили вспомнить, какие из этих 144 картинок им уже знакомы. Оказалось, что скучные картинки мужчины и женщины запомнили одина­ково, а эмоционально заряженные сцены женщины запомни­ли на 10—15% лучше. Причем во время сканирования эмоци­онально заряженных образов у мужчин и женщин активизи­ровались разные участки мозга, у женщин ярче светилась

левая сторона мозга, а у мужчин — правая. Поскольку левая сторона мозга ассоциируется с речью, ученые предполагают, что просмотр эмоциональных сцен вызывал у испытуемых женщин внутренний диалог, что и способствовало лучшему запоминанию этих сцен (Canli et al., 2002). Позднейшие ис­следования эти выводы подтвердили.

Женщины лучше мужчин способны описывать свои лич­ные воспоминания (Herlitz, Rehnman, 2007). Их воспомина­ния содержат больше конкретных эпизодов, связанных с чело­веческими взаимоотношениями. Это доказано большим популяционным исследованием взрослых (от 35 до 80 лет), которые должны были запомнить ранее предложенные им сло­ва, предметы и действия. Женщины также во всех возрастах лучше мужчин распознают лица (Lewin, Herlitz, 2002; Lewin, Wolgers, Herlitz, 2001). Эти различия проявляются в мужских и женских дневниках и автобиографиях (см.: Пушкарева, 2007), косвенно подтверждая гипотезу Ричарда Липпы, что женщины больше ориентируются на людей, чем на вещи.

Различия мужской и женской эмоциональности связаны с особенностями мужского и женского стиля мышления. По мнению кембриджского психолога Саймона Бэрон-Коена (Baron-Cohen 2003), у женщин лучше развита эмпатия, то есть способность непосредственного вчувствования в чужие эмо­циональные переживания (мозг типа Е), тогда как мужчины являются скорее систематизаторами, их мозг (мозг типа S) за­программирован на то, чтобы исследовать законы функциони­рования вещей (это близко к тому, что было сказано выше об экспрессивности и инструментальности и об особенностях мужских и женских хобби и интересов). Среди обследованных в лаборатории Бэрон-Коена людей типично «женский», «эмпа-тизирующий» мозг типа Е проявили 44% женщин и 17% муж­чин, а типично «мужской», «систематизирующий» мозг типа S — 54% мужчин и 17% женщин. Однако эти свойства не явля­ются взаимоисключающими, существует значительное число обладателей и обладательниц «сбалансированного» мозга (мозг типа В), которые одинаково хорошо (или одинаково плохо) справляются с обоими типами задач. Кроме того, в ос­нове этой дифференциации могут лежать не имманентные

свойства «мужского» и «женского» мозга, предположительно уходящие своими корнями в эволюционную биологию, а осо­бенности индивидуального развития и те нормы, которые об­щество предписывает мальчикам и девочкам.

Сила и способы проявления эмоциональной реакции за­висят от социальной ситуации, которая часто имеет для мужчин и женщин разное значение. В отличие от психофи­зиологов, говорящих о пониженной эмоциональности муж­чин, социальные психологи склонны думать, что «мужчины так же эмоциональны, как женщины, но их эмоции возника­ют в несколько ином контексте, как функция социальных процессов, которые они переживают в этих контекстах» (Larson, Pleck, 1999. P. 27). Недаром результаты эксперимен­тальных исследований зачастую противоречивы.

Например, в исследованиях, основанных на словесных са­моотчетах, женщины выглядят более тревожными и чаще ис­пытывающими страх, чем мужчины, тогда как объективное, с помощью кожно-гальванической реакции, измерение эмоци­ональных реакций мужчин и женщин в стрессовых ситуациях показывает, что гендерные различия невелики. Сопоставляя эти факты с тем, что традиционная мужская роль запрещает мальчику (мужчине) испытывать страх, психологи предпола­гают, что мальчики просто подавляют или утаивают часть сво­их, не соответствующих канону маскулинности, чувств и пере­живаний, о которых женщины говорят открыто. Недаром мужчины имеют в этих вопросах более высокие показатели по контрольным шкалам «лжи» и «психологической защиты».

Экспериментальные исследования на довольно больших выборках (Jakupcak et al., 2003) показывают, что эмоцио­нальные реакции мужчин сильно зависят от идеологии мас­кулинности. Мужчины, придерживающиеся менее традици­онной идеологии, переживают первичные эмоции гораздо интенсивнее, чем те, кто считает, что мужчина всегда должен держать себя в руках. Жесткая маскулинная идеология побу­ждает бояться не только таких специфически «немужествен­ных» чувств, как страх, тревога или нежность, но и любых аффективных состояний, которые ассоциируются с потерей самообладания. Подавление и скрывание эмоций — элемент

стратегии сохранения контроля над своими переживаниями и опытом (Timmers, Fischer, Manstead, 2003).

Нормативные запреты и нежелание выглядеть слабым, не­мужественным блокирует выражение чувств у мужчин, ко­торые рассматривают любые неконтролируемые эмоции как признак зависимого, подчиненного статуса. Недаром в нор­мативных определениях маскулинности часто педалируется эмоциональная невыразительность, за исключением чувства гнева как признака необходимой воину или борцу агрессив­ности и одновременно — средства устрашения врага. Хотя это кажется всего лишь «правилом дисплея», «выражение» и «переживание» взаимосвязаны.

Для понимания этих тонких переходов структурный ана­лиз индивидуальных различий между мужчинами и женщи­нами (gender-as-difference) дополняется процессуальным ана­лизом межличностных взаимоотношений (gender-as-process), причем общение мужчин друг с другом, особенно на работе, рассматривается отдельно от общения мужчин с женщинами, прежде всего в семье. Чтобы зафиксировать спонтанно возни­кающие, неконтролируемые эмоции, психологи применили такой метод. Испытуемые постоянно носили пейджер, в опре­деленное время суток им звонили и просили сообщить их эмо­циональное состояние в данный момент (непосредственный отчет дает меньше искажений, чем ретроспективные самоот­четы). Хотя разница между мальчиками-подростками и де­вочками-подростками при описании своих эмоциональных состояний оказалась меньше, чем между взрослыми мужчина­ми и женщинами, гендерные различия были значительными. Мальчики реже девочек сообщали о положительных эмоциях (чувство радости, возбуждения) и значительно чаще — о чув­стве тревоги и беспокойства. В то же время мальчики, как и взрослые мужчины, чаще девочек осознавали себя сильными и соревновательными (Larson, Pleck, 1999).

Степень психологических гендерных различий зависит не только от типа индивидуальности (одни люди склонны к тре­воге и депрессии, а другие — нет), но и от социального кон­текста — с кем и по какому поводу индивид в данный момент взаимодействует. Отношения между мужчинами на работе

в основном безличны и соревновательны, между ними редко возникают нежные чувства. В домашней среде, с женщинами и детьми характер общения другой, вместе с ним изменяются и мужские чувства. Как полагают Ларсон и Плек, у мужчин и женщин не столько разная эмоциональная реактивность, сколько разная эмоциональная культура: от мужчин требует­ся максимум самоконтроля и сдержанности, тогда как у жен­щин проявление чувств допускается и предполагается. Соот­ветствующие навыки вырабатываются в детстве, в процессе общения детей друг с другом, которое чаще всего происходит в условиях гендерной сегрегации. Позже, когда мальчики и девочки начинают интенсивно интересоваться друг другом, ранее выработанные ими качества зачастую оказываются дисфункциональными, но изменить сложившуюся систему самоконтроля уже сложно.

Впрочем, как и во всякой другой деятельности, здесь су­ществуют большие внутригендерные социальные вариации. Например, доказано, что женщины, занятые в сфере сорев­новательного индивидуализма (бизнес, соревновательный спорт), и мужчины, задействованные в сфере межличност­ных отношений и взаимной поддержки, становятся более по­хожими друг на друга, чем те, кто живет в более традицион­ной культуре.

Все это необходимо иметь в виду, говоря о мужской агрес­сии. В массовой литературе мнения на сей счет часто бывают полярными. Одни авторы утверждают, что мужчины самой природой предназначены быть насильниками и агрессорами, потому что агрессивное поведение детерминируется и стиму­лируется тестостероном, а любые попытки его модификации эквивалентны кастрации или психологической девирилизации мужчин. Другие, напротив, считают мужскую агрессивность исключительно следствием неправильного воспитания маль­чиков. По мнению автора популярной американской книги «Мальчики останутся мальчиками. Как разорвать связь меж­ду маскулинностью и насилием» (Miedzian, 1991), спасти че­ловечество от мужской агрессивности можно лишь путем ра­дикального изменения воспитания мальчиков, которых нуж­но с раннего детства готовить к отцовству и учить мирно

разрешать конфликты. За поведением взрослых мужчин так­же нужен контроль. Следует запретить все виды агрессивных спортивных игр, включая футбол и бокс, дети должны смот­реть по ТВ только специальные программы, без агрессии и се­кса, подросткам не следует продавать диски хэви-металл и т. д.

Впрочем, крайние точки зрения редко подтверждаются. Прежде всего, сами понятия агрессии и агрессивности много­значны (Бэрон, Ричардсон, 1997; Берковиц, 2001; Реан, 2001 и др.). В общем виде, агрессивными называются действия, умышленно направленные на причинение вреда кому-либо другому (или самому себе). По способу действия психологи различают агрессию физическую и вербальную, активную и пассивную, прямую и косвенную, а по мотивации — враж­дебную (когда главной целью является причинение вреда жер­тве) и инструментальную (когда агрессия является не самоце­лью, а только средством достижения каких-то других целей, например достижения господства, власти и т. п.). Не совпада­ют и понятия агрессии и насилия (violence), причем оба эти яв­ления могут быть как анти-, так и просоциальными. Инстру­ментальная агрессия легко смешивается с потребностью в дос­тижении, высокой соревновательностью, предприимчивостью, готовностью и умением отстаивать свои интересы, стремлени­ем к власти и т. п. Вероятность сочетания этих мотивов или ре­ализации их с помощью насильственных методов зависит, с од­ной стороны, от принятых в обществе методов разрешения конфликтов и распространенности в нем «культуры насилия», а с другой — от индивидуальных особенностей личности.

В разговорах о человеческой агрессивности часто исполь­зуются аналогии с поведением животных. О повышенной (по сравнению с самками) драчливости и агрессивности самцов существует огромная этологическая литература, начиная с классических работ Конрада Лоренца. Между поведением доминантного Альфа-самца, пахана преступной шайки и ав­торитарного политического лидера действительно много об­щего (Дольник, 2007; Протопопов). Но при всей эвристиче­ской ценности таких сравнений следует учитывать, что фор­мы и характер внутригруппового насилия — против кого оно направлено, в чем оно проявляется и как поддерживается —

зависят от особенностей видового образа жизни и даже от­дельно взятой популяции животных. Этой темой серьезно за­нимаются этологи и приматологи. Изучение агрессивности как проявления индивидуального состояния индивида (ин­дивидуальная модель) дополняется и отчасти заменяется при этом пониманием агрессии как производной конфликта интересов и одного из способов социального решения кон­фликта (модель отношений) (см. об этом подробнее: Агрес­сия и мирное сосуществование, 2006).