Дети – наше будущее

Вскоре наступил новый этап моих злоключений. Призывная комиссия в военкомате направила меня на лечение в Криворожский наркодиспансер (КНД). Хочется подробнее описать этот период, поскольку именно тогда в моей жизни произошли серьезные как физиологические, так и психические изменения. Кроме того, социально-нравственное развитие личности также было серьезно нарушено.

В те годы в подобных заведениях был очень большой поток пациентов. Я попал в отделение несовершеннолетних. Детей завозили целыми партиями. Участковые, инспектора по делам несовершеннолетних, следователи уголовного розыска, военкомат — все направляли туда своих подопечных. Шла активная борьба за благополучие и здоровье подрастающего поколения. Такая забота часто превышала все общепринятые нормы. Кроме того, многие родители сами добровольно привозили своих детей в надежде спасти и уберечь их от страшной волны наркомании, захлестнувшей все слои населения Кривого Рога. Открывались все новые клиники и лечебно-трудовые профилактории (ЛТП). Общество успешно воплощало в жизнь идею " добровольно-принудительной" помощи.

Сколько себя помню, всегда испытывал сострадание и жалость к обиженным и несправедливо наказанным. Когда меня содержали в СИЗО для малолетних, где царили хаос и беспредел по отношению к слабым, я часто страдал из-за обостренного чувства справедливости. Я почему-то всегда встревал туда, мимо чего другие проходили, закрыв глаза. Но там понятно — это тюрьма. Однако едва попав в больницу вольного типа, хотя отделение и было закрытым, я столкнулся с таким беспределом, какого не встречал даже в тюрьме. Слабых беспощадно притесняли. Выживали только физически сильные и самостоятельные, способные дать отпор.

В этом диспансере трое физически сильных, но морально ущербных ребят держали в напряжении и страхе весь блок — 43 человека. У младших и слабых подростков забирали лучшие продукты: масло, пряники, халву, мед — все, чем могли порадовать своих несчастных детей потрясенные бедой родители. Самое страшное заключалось в том, что руководство отделения (лечащий врач, старшая медсестра) не препятствовало такому укладу внутрибольничной жизни, ибо с помощью этих " лидеров" они влияли на остальных и держали ситуацию под контролем. Дать власть больным — значит выписать путёвку в морг всему заведению. Конечно же, эти трое пользовались особым расположением руководства и имели определенные привилегии. Они выходили из отделения за обедами на пищеблок и работали на территории больницы. Только они могли позволить себе курить в отделении с жёстким антиникотиновым режимом, и не дай Бог проявить кому-то инициативу или непослушание.

Но в один из вечеров все радикально изменилось. После этого инцидента я стал врагом номер один для лечащего врача, и он откровенно пообещал сделать из меня " заторможенную обезьяну". Наверное, в тот момент он представлял себе наше общество медленно развивающимися джунглями, а себя — в роли доброго доктора Айболита.

В один вечер были нарушены покой и благоденствие. Рухнула вся система контроля. Я искренне благодарен медработникам, поддержавшим меня в моих справедливых действиях. Многие из них имели своих детей и не одобряли методы начальства, но в силу определенных обстоятельств не могли что-либо изменить, а некоторые и не хотели этого.

Насмотрелся я, как действуют нейролептики, которые назначались лечащим врачом за любую мелочь.

Я смеялся, когда видел, как выпадает язык под воздействием галоперидола. Никогда бы не подумал, что у человека такой длинный язык. Мы громко шумели, когда у одного из наших сотоварищей начинались страшные судороги, он кричал от невыносимой боли в каждой мышце. Мы сильно возмущались, когда медсестра неторопливо шла в манипуляционную, чтобы купировать приступ у страдающего. Практиковался ещё так называемый вертолёт — уколы серы в четыре точки. Один укол под одну лопатку, другой — под другую и два — в ягодицы. Таким образом парализовалась работа конечностей и поднималась высокая температура. А лихорадило так, будто человек находился в морозильной камере. Хочу напомнить: это был не психоневродиспансер для буйных и не республиканская психбольница тюремного образца, где практикуются подобные методы усмирения. Это — городской наркодиспансер для несовершеннолетних.

На третьем месяце моего " усиленного" лечения врач все же ухитрился подмешать мне в шприц с магнезией двойную дозу препарата " Модитен-депо" *, от которого не только рушится психика, но и сводится на нет весь смысл дальнейшей жизни. В те годы упомянутый препарат испытывали на многих так же, как это делали в концлагерях. Не исключено, что кто-то получил научную степень, наблюдая за симптоматикой действия препарата и поведением подопытных, которым вводили очередную дозу " Модитена". Я видел, как активные ребята превращались в " заторможенных" болванчиков, не способных почистить зубы или заправить постель. Конечно, многим сегодня такая действительность покажется фантастической и нереальной. Пусть это останется на совести практиковавших подобные методы, а также тех, кто мог изменить положение, но ничего не предпринял. Да не оставит Бог без Своей милости каждого из нас. " Ибо у Господа милость и многое у Него избавление" (Псал. 129: 7).

Невозможно описать симптомы действия препарата, но в крови он сохраняется очень долго. Скажу только, что через месяц мне просто надоело жить в таком состоянии, и я стал предпринимать попытки покончить жизнь самоубийством. Меня не выпускали на свидания к отцу, мотивируя это тем, что я нарушаю больничный режим и лишен свиданий с родными. На самом же деле я медленно умирал от страшного чувства отчаяния и безнадежности. Кто пережил глубокую депрессию, тому будет понятно мое состояние.

Медсестра, которая проявляла ко мне сочувствие и симпатию, не выдержала постоянных зрелищ моих страданий. Она отважилась поехать к моим родителям и рассказать отцу о том, что на самом деле творится в отделении. Не могу даже представить себе состояние родителей, которые доверили врачам своё заблудившееся в этом царстве тьмы и беззакония, нечаянно споткнувшееся, ещё глупое дитя. А теперь они узнали, что их сына дважды вытягивали из петли в состоянии полного отчаяния.

В тот же день отец поехал в Днепропетровск на прием к министру черной металлургии, который лично награждал отца высшей наградой Родины — орденом Ленина. Думаю, он сам, будучи родителем, прекрасно понял состояние отца, обратившегося к нему за помощью. Сразу же связался с облздравотделом, приказав выдать отцу бланк государственного образца на свидание со мной и лично сопроводить отца ко мне в палату. Также было дано строгое распоряжение немедленно позвонить в облздравотдел, и если факты соответствуют действительности, тотчас направить туда комиссию.

В нашем отделении начался переполох, когда отец поднялся на третий этаж, а нянечки вывели под руки меня — ничего не соображающего болванчика, с открытым ртом и постоянно текущей слюной. Если учесть тот факт, что в системе лечения наркологических больных было запрещено использовать упомянутый препарат, а тем более как средство наказания, можно понять, что грозило работникам диспансера. На веки вечные в моей памяти запечатлелись слова отца, сказанные в ту минуту, когда он увидел, что осталось от здорового жизнерадостного сына. " Ах вы, фашисты! Чем же вы здесь занимаетесь? Сынок, потерпи немножко, скоро приедет комиссия и тебе помогут". В тот момент я никому не желал зла, только хотел поскорее выписаться, потому что вместо предусмотренных в путевке 75 дней, я находился в наркологическом диспансере уже полгода и четыре дня. При мне трижды выписывались и снова поступали из милиции на лечение некоторые ребята.

На тот момент я знал единственное проверенное средство, которое облегчит мои душевные и физические страдания. Но, к великому сожалению, я глубоко ошибался. Однако иных путей избавления не знал. Находясь дома, я стал панически бояться этого страшного состояния и потому до беспамятства закалывался наркотиками. Опиум и транквилизаторы были единственным, что помогало мне успокоиться и на короткое время забыться.

Вскоре, в 1986 году, я вновь оказался в тюрьме. Наверное, тогда это был единственный способ сохранить меня от верной гибели. Не один раз, ужасаясь снова ощутить смертельное отчаяние, тоску и безнадежность, а также ту страшную заторможенность от " Модитена", я в панике принимал смертельные дозы наркотиков. Но даже в эти безысходные минуты передозировок всякий раз чудом оставался жив. Теперь я знаю, Кому обязан жизнью и Кому под силу подобные чудеса.

Господи, как же Тебе тяжело и невыносимо больно, когда у Тебя на глазах гибнет Твое дитя, духовно слепое и неустойчивое в бурном потоке зла и безрассудства, который называется современным миром! Твои милость и любовь безграничны и непостижимы для человеческого разума; они побеждают всякое зло и беззаконие. Воистину: пути Господни неисповедимы! Мы не в состоянии объяснить, каким путем Бог ведет каждого человека к спасению, и что Ему со слезами на глазах и болью в сердце приходится допускать в жизни Своих детей.

Никогда не мог бы подумать, что в 20 лет попаду в тайгу на лесоповал, где под злобный лай сторожевых собак и под дулом автомата мне придется каждый день размышлять над своей дальнейшей участью, бороться за выживание, мужать и крепнуть в жизненных испытаниях, которые, по большому счёту, сам себе и устроил. Следующий период моей жизни — Красноярский край.

* В настоящее время препарат " модитен-депо" известен, как одно из эффективных психотропных средств. Но можно понять автора, который на себе пережил ужасы " карательной психиатрии ". В те годы не только модитен-депо, но и другие психотропные препараты в больших дозах широко применялись, как " средства усмирения". — Прим. эксперта)