Медленная смерть

Я был одним из многих, кому говорили: " Тюрьма — твой дом родной". Однако после семи суток пути на Север в столыпинском вагоне никаких родственных чувств я не испытывал и домашнего комфорта не ощущал.

Но какой-то азарт, неистовое желание воевать с этой " совдеповской" системой, в которой для меня не осталось вакантного места, и злобный дух бунтаря с обостренным чувством справедливости переполняли моё сердце. Тайга, как и джунгли, в условиях неволи не делает человека добрее, а учит выживать любыми путями. Тюрьма уничтожает все доброе и светлое, что было заложено в человеке. Начальник учреждения, в которое нас привезли, произнес краткую, но убедительную речь: " Граждане заключённые! Вы попали в Сибирь. Советская власть далеко, так что у вас есть два авторитета. Первый — это я, второй— тайга. Соответственно все жалобы — к тайге, а благодарности — мне. Предложения разрешаю в письменной форме отправлять медведю, надеюсь, адрес его все знают".

Нет папы, нет мамы, а выживать надо. Суровые условия жизни помогают учиться выживать, делать правильный выбор, нести ответственность за каждый поступок, за каждое сказанное слово. Нелегко жить в джунглях среди волков и остаться человеком; либо ты станешь тигром среди них, либо будешь подлым койотом, в лучшем же случае станешь таким же волком в общей серой массе. Остальные заключённые живут в условиях максимальной опасности и постоянного напряжения. Дважды пришлось заглянуть в глаза смерти, но что-то необъяснимое, сверхъестественное помогало мне остаться в живых.

1989 год был для меня очередным годом надежды НАЧАТЬ НОВУЮ ЖИЗНЬ, и возвращаться к старому не было ни малейшего желания. Но он принес мне немного радостных мгновений. Административный надзор по месту жительства помог мне ещё острее ощутить и понять: в этом переполненном экспрессе, называемым обществом, который мчится к светлому будущему, для меня место не заказано. Пришлось проявлять смекалку, прилагать все умения и таланты, чтобы не ехать постоянно на крыше.

За годы заключения у меня выработалось много психологических и моральных комплексов, которые создавали массу неудобств, когда я находился среди нормальных людей. Основная проблема нашего общества — ресоциализация людей, освобождающихся из пенитенциарных учреждений. Человека, совершившего преступление, лишают свободы, к которой он более или менее приспособлен; но после долгих лет деградации в подневольном режиме, получая назад честно заработанную свободу, он просто не способен ею правильно распорядиться. Социум — главный стрессовый фактор, вынуждающий человека возвращаться к употреблению химических веществ и к преступной деятельности. Хочу подчеркнуть: многих освобождающихся эта проблема не пугает, ибо они сознательно продолжают преступную деятельность. Я уверен: если бы общество позаботилось, чтобы освободившиеся проходили полную программу духовной и социально-психологической реабилитации, то беспокоилось бы не о том, как их снова кормить и содержать в местах лишения свободы за очередное вынужденное преступление, а о том, как помочь им трудоустроиться, создать семью и воспитывать достойную смену для общества. Именно из-за отсутствия такой заботы у меня быстро пропал энтузиазм и надежда достичь благополучия в этом обществе. Условия административного надзора не позволяли покидать пределы жилплощади после 20.00, а в праздники и выходные — после 18.00. Нельзя было появляться в общественных местах: театрах, кино, выставках, ресторанах, кафе и т. д. Это называется " статус социально опасного гражданина". Поверьте, в 22 года выдержать подобного рода психологическое издевательство практически невозможно. Тогда мне казалось, что лучше сидеть в тюрьме, чем находиться на свободе.

Любовь и внимание родителей, поддержка старших братьев, казалось бы, могли стать надёжной опорой. Но я был болен смертельной болезнью, которая называется полинаркомания. Серьёзную болезнь необходимо серьёзно лечить. Тяжело оставаться трезвым, когда в семье не придерживаются принципов чистоты и трезвости. У меня просто не было ни сил, ни правильных навыков, ни особого желания противостоять злу. И это, наверное, самый важный фактор, хотя чувство страха по-прежнему присутствовало.

Пять месяцев пролетели, как 5 дней, и я снова оказался далеко от родного дома в холодной зловонной тюремной камере. Болезнь взяла верх. Четыре года строгого режима за то, что никому не сделал зла, кроме самого себя! " Всё идёт по плану, я опять в тюрьме", — говорил я себе, в очередной раз попав в тюремную камеру. Обычно в первую ночь снится дом, любимый человек или что-то хорошее, и когда открываешь глаза в темной камере, на контрастном фоне тюремного полумрака чувство тоски и отчаяния с особой силой угнетает тебя. Но на сей раз я ничего подобного не ощутил. Как будто и не побывал дома. Самое страшное — когда привыкаешь. Человек — уникальное творение: везде адаптируется и приспосабливается: " Мы в воде ледяной не плачем и в огне почти не горим..." Но подобного рода лозунги быстро испаряются, поскольку вся система наказания была направлена на то, чтобы сломить самоуверенных и стойких. В тюрьме города Златоуст играли на кровь: проигравшие спускали в алюминиевую миску кровь, а выигравшие поджаривали ее и ели, как кровянку. Нет, это не 33-й год, это 80-е годы " совдеповского" режима исполнения наказаний, политика которого была разработана и направлена на то, чтобы особо выделяющиеся из общей массы сами себя истребляли.

Верующих в тюрьме встречал мало, мне они представлялись замкнутыми отшельниками, жизнь которых мрачна и убога. Однажды нам передали в камеру карманное Евангелие. " Бог услышал наши молитвы и восполнил наши нужды! " — воскликнул я. На тот момент в камере было много табака, а вот с бумагой было туго. Я наугад вырвал первый попавшийся листочек и прежде, чем насыпать в него табака, прочитал несколько строк: " Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живёт в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят; а этот храм — вы" (1Кор.З: 16, 17). " И надо же было вырвать изнутри, а не первый листок", — подумал я и сделал толстую самокрутку. Я прочитал эти живые чудные слова, не покидавшие мой разум на протяжении многих последующих лет, но, к сожалению, сжег их в самокрутке. Всякий раз, когда я брал сигарету, кто-то будто напоминал мне слова Евангелия, и я испытывал очень редко посещавшее меня чувство — я испытывал стыд. Любящий Бог желает, чтобы человек без принуждения обратился к Живому Слову, ощутил его могущественную силу, обрел уверенность и надежду. " Итак, вера от слышания, а слышание от слова Божьего" (Римл.10: 17).

Очередное своё наказание я отбывал в колонии строго го режима №42 (поселок Маневичи Волынской обл.). Там были верующие, которые собирались вместе, кушали, пили чай. Я видел многих лицемеров, которые жили двойной жизнью, прикрываясь Богом, прятались от режима и решения повседневных проблем. Особенно ненавидел одного бывшего бригадира, который причинил достаточно горя многим заключённым. В зоне бригадиров называют " козлами", и я помню, как мой знакомый насмехался над ним и говорил: " В Матфея 25: 31-34 написано, что козлы Царства Божьего не наследуют, так что тебе уготовано место в другом царстве". Сам он был из семьи христиан-протестантов, поэтому знал много библейских текстов наизусть, однако выводов в жизни делать не собирался.

В очередной раз я попал в изолятор за нарушение режима содержания. Буквально через 10 дней мой приятель передаёт мне записку, в которой пишет, что принял Иисуса в сердце и больше не будет передавать мне сигареты. Моему возмущению не было предела. Я ждал встречи, чтобы рассказать ему, " по чём мука в Ростове". Первое, что мне хотелось узнать, кто обыграл моего " непобедимого" приятеля.

Как же я удивился, когда встретил совсем другого человека, не похожего на прежнего моего знакомого. Это был спокойный, уравновешенный, вполне довольный жизнью человек, как всегда энергичный и немного эмоциональный. Мысли его, казалось, были сосредоточены на чём-то возвышенном и серьёзном. Воистину, он сделался примером послушания и кротости, смирения и вежливости, воздержания и порядка. У него был искренний добрый взгляд честного человека. Если бы я не знал, кем он был ещё вчера, то именно так бы и подумал. Он читал Библию и молился Богу. Он рассказывал о великой любви Иисуса Христа, о великой Голгофской жертве за человечество, во имя каких-то принципов, которые не укладывались в моём сознании. Он не курил, не употреблял нецензурных слов. Старательно выполнял свою роботу и находил общий язык со всеми, что в тюрьме практически невозможно.

Я встречал многих " актёров" в этом болоте, которые обладали способностью превращаться из лягушки в пеликана и при первой же необходимости снова становиться зелёной мерзкой жабой. Да и сам я был одним из таких " виртуозов". Но все мои сомнения мгновенно исчезли, когда он обнял меня по-братски и сказал поразительные слова: " Я молился за тебя". Я не понимал происходящего, но четко осознавал, что встретился с чем-то сверхъестественным. Он с улыбкой на лице и слезами на глазах рассказывал, какое чудо совершил в его жизни Иисус, о Котором он никогда раньше не рассказывал. И хоть я реально, своими глазами созерцал это чудо, извращённая натура влекла меня в болото, в котором мог реализовать себя, найти развлечения и ложное утешение, не приносящие ни покоя, ни удовлетворения. Мне было стыдно признаться, что у меня внутри происходит что-то непонятное, но появилось сильное желание изменить свою жизнь. Каждый день размышляя над всем услышанным, я не находил ответа и реально осознавал, что бессилен самостоятельно изменить свою жизнь. Но где взять силы и кто поможет?

Как-то раз, сильно обкурившись марихуаной, я взял Библию и закрылся в каптерке, чтобы никто не увидел, как я читаю эту книгу. Открыв ее наугад и прочитав, что Авраам родил Исаака, а Исаак родил Иакова, я испугался и подумал, что с моей головой не всё в порядке. Одно из двух: или марихуана слишком тяжёлая, или автор книги имел неправильную ориентацию. Пропало всякое желание читать дальше. Утром снова суета, движение, масса нерешённых проблем, административный прессинг, а впереди не видно ничего, что даровало бы уверенность и надежду. Меня пугала мысль о приближающейся свободе, а там — ничего нового, всё то же болото, из которого, казалось, мне не выбраться до конца дней. А признаться честно — сильного желания выбираться из него не было.

Случались разные ситуации в жизни, когда остро ощущал нужду в Боге, в Его поддержке, прощении, но как только всё налаживалось, о Боге не вспоминал, как будто Он этого и не заслуживал. Но следующий случай заставил меня повернуться к Богу лицом и в слезах преклонить колени.

Я ожидал денежный " переброс" со свободы, чтобы уплатить проигранный долг. Особых переживаний не было, так как денег ребята привезли в три раза больше. Вот только приехали в самый последний день. Процесс " переброса" прост: примотать деньги к электроду и без особых усилий аккуратно перебросить их через высокую сетку огражденья. Сердце моё остановилось, когда электрод угодил в натянутую сверху проволоку и упал на запретную полосу. Залезть на " запретку" нетрудно, трудно не стать живой мишенью для автоматчика на вышке. Зная меткую стрельбу солдат, которым попасть в голову с такого расстояния не составляет никакого труда, я в ужасе, при всех присутствующих там, упал на колени и попросил у Бога прощения и помощи. Я понимал: если сегодня не уплачу долг, меня никто не простит, ибо и сам никому не прощал. Мгновенно в голове промелькнула молитва, которую так часто вспоминал в трудные минуты: ".... прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим", только в этот момент я прочувствовал глубину и жизненную важность этих слов. Не помню, как оказался на " запретке". Прозвучало несколько одиночных выстрелов, но я в состоянии шока через мгновение оказался в безопасной зоне. Это было что-то из области сверхъестественного, ведь снайперы на вышке с первого раза попадали в кошку, случайно забежавшую на запретку, или в летящий килограммовый пакет с чаем, а уж не попасть в такого " оленя", как я, было просто необъяснимо. Сработала сигнализация, шум на всю зону, но главное — деньги в руке. " Слава Богу, спасён", — подумал я. Но спасен ли? Вряд ли я до конца осознавал, Кому сейчас обязан жизнью. Я вовремя отдал долг, и, казалось бы, спать мог спокойно. Но не тут то было. Странное чувство переполняло меня, сон пропал, и я вдруг понял, что не поблагодарил Бога. Никогда до этого у меня не возникало такого непреодолимого желания помолиться. Я зашёл в красный уголок и, не включая света, опустился на колени и заплакал. Если бы кто-то заглянул в эту минуту, меня бы неправильно поняли. Но, на удивление, в тот момент меня это вовсе не тревожило. Я плакал так, будто давно потерял что-то очень дорогое и до сих пор не могу найти. Я благодарил Бога и говорил Ему в слезах, что ничего не могу изменить в своей жизни, но мне бы очень хотелось жить иначе. В ту ночь мне снился дивный сон. Раньше я часто летал в снах высоко над землёй, даже дух захватывало, но в этом сне я видел себя со стороны и казалось, что чьи-то сильные невидимые руки носили меня по всему спальному бараку. В тот момент у меня не захватывало дух — я просто ощущал неописуемое блаженство и легкость.

Утром, открыв глаза, я пожалел, что проснулся. Меня ожидала жестокая действительность строгого режима содержания со всеми вытекающими последствиями. Я знал одно: чтобы выжить, эти джунгли нужно пройти до конца. Но где же он, этот конец?

Тяжёлая психологическая атмосфера не позволяла расслабиться ни на минуту. Вокруг много " друзей", но как только ты проявишь малейшую слабость, каждый из них не прочь будет тебя проглотить. Или ты, или тебя. Ежедневно общаясь со своим другом, который, несмотря ни на что, олицетворял человека, живущего в абсолютной гармонии с собой и окружающим миром, я делал для себя определённые выводы. Многие говорили о нём как бы с пониманием и жалостью, а я, глядя на него, испытывал надежду. И, наверное, именно надежда помогла мне пройти остальные шесть кругов ада. Это было доброе семя личного примера, с любовью брошенное во взрыхлённую почву моего сердца. Однако суета и обыденность закружили, завертели и снова вынесли меня в открытый океан.

Год 1993 встретил меня коварной свободой. Родители и братья были в трудную минуту рядом, отец даже приехал встречать блудного сына. Как всегда, поблизости оказались и друзья, также готовые всегда " помочь". Они привезли очередную дозу смерти. Болезнь снова взяла верх. Извинившись перед отцом, мы отлучились в ближайшую гостиницу, где остановились мои друзья. Наркотик был сильной концентрации, и я не рассчитал дозу. Я укололся и скоро понял, что это был мой последний укол. Меня отливали, делали искусственное дыхание, держали язык, чтобы я не проглотил его и не задохнулся. Будто вдалеке я услышал слова: " Мы его не спасем, дай ему шприц в руку, и вынесем его на ступеньки в подъезд". " Господи, — подумал я, — не оставь меня, пожалуйста, ведь дома ждет больная мама. Она этого не переживет". Почему-то тогда я подумал именно об этом. Скольких я на своем веку спасал и откачивал, а сам вот так по-глупому погибну! Разве стоило ради этого все претерпеть? Глупые, необъяснимые поступки. Однако я снова выжил, но благодаря Кому? И для чего?

Моя болезнь прогрессировала. Я кололся и ничего не мог с этим поделать. Однажды я зашел в квартиру, где лежала моя подруга, которую бросили " друзья", не смогшие привести ее в чувство после передозировки. Это была ужасная картина. Девушка сидела на полу, опершись о диван, мокрая, в огромной луже воды. У нее был сильно вздутый живот, поскольку ей делали искусственное дыхание, но не выдавливали воздух обратно. Тело уже покрылось синими пятнами, почернело. Больше часа я делал ей массаж сердца и искусственное дыхание, при этом молился и говорил ей на ухо: " Таня! Надо жить, надо сделать только один вдох! " Сегодня она жива, но Кто вдохнул в нее дыхание жизни? И для чего? Понимает ли она, что это не моя заслуга? Сомнений быть не могло: Бог услышал мои молитвы и показал, что Он рядом и печется о каждой душе, чтобы никто не погиб, но чтобы каждый имел возможность покаяться. К сожалению, я не сделал должных выводов. Очевидно, необходимо было опуститься на самое дно, чтобы оттолкнуться и выплыть на поверхность.