Глава 22. А куда он мог еще пойти, с учетом последней неудачной аппарации?

А куда он мог еще пойти, с учетом последней неудачной аппарации? Только каминной сетью и только туда, где его точно ждут.

Стараясь производить как можно меньше шума, Гарри вылез из камина. В гостиной царил уютный полумрак, а на круглом столе стояли кувшин тыквенного сока и тарелка, прикрытая полотенцем. Из-под него одуряюще пахло специями.

Гарри сразу понял, что очень проголодался и осторожно приподнял накрахмаленную ткань.

- Садись. Сейчас принесу хлеб, - голос Молли раздался неожиданно, но был таким мягким и тихим, что Гарри даже не вздрогнул, только с благодарностью посмотрел на стоящую в дверях женщину и, придвинув стул, принялся уплетать за обе щеки горячую картошку с тушеным мясом.

Миссис Уизли села на диван и пока он ел, вязала, изредка поглядывая на оголодавшего героя.

- А откуда вы узнали, что я приду? – с набитым ртом поинтересовался Гарри.

- Считай это материнским инстинктом, – улыбнулась Молли. – И Рон явился еще час назад.

Гарри замер, откладывая вилку.

- Иди сюда, – Молли убрала вязание и похлопала по подушке рядом с собой. Гарри повиновался, не отваживаясь поднять взгляд.

- Дорогой, я очень тебя люблю. Мы очень тебя любим. Ты – часть нашей семьи. Когда Рон сказал, что ты заболел, уж прости, я поговорила с Минервой, – Миссис Уизли пожала плечами, будто извиняясь. Гарри открыл было рот, но она продолжила: - И с Джинни я тоже говорила. Не сейчас, еще перед Рождеством. Послушай меня, пожалуйста. Мы все так виноваты перед тобой, в том, что тебе пришлось расти в таких условиях, вдали от мира волшебников, вдали от тех, кто тебя любит. Ты понимаешь, что это было сделано для твоей безопасности, но это не снимает ответственности с нас. Тебе во многом сложно разобраться – основы не вложишь одними словами – с этим надо вырасти.

- Миссис Уизли, я это знаю. Все в порядке. Теперь, когда все позади, зачем вы снова об этом говорите?

- Потому что ты стал моим мальчиком. Я волнуюсь за тебя, – Молли погладила его по плечу. – И поверь, знаю, как это бывает. У меня шестеро сыновей. Все в свое время были редкостными сорванцами. Даже Билл, - она улыбнулась. – И все экспериментировали. Кроме Перси, наверное. Но он всегда был слишком серьезным. А что творили близнецы… я счастлива, что не знала и о трети их проделок.

Губы миссис Уизли дрогнули, Гарри успокаивающе положил ладонь на ее руку. Она сжала его пальцы и посмотрела в глаза.

- Ты веришь мне?

- Конечно, миссис Уизли. Я тоже вас всех очень люблю…

Он все еще не понимал, о чем идет речь, но чувствовал, что Молли хочет донести до него что-то важное, о чем она давно думала.

- Ты знаешь, у Чарли отличный парень.

Гарри поперхнулся.

- Как только разрешили международные перемещения, он примчался к нему – в газетах написали, что Чарли потерял брата, и он хотел его поддержать. Ты тогда был в госпитале. А Билл в результате предпочел девушек, и у нас с Артуром будут внуки. И Рон с Гермионой обязательно поженятся, я уверена в этом. Значит, кровь Прюэттов и Уизли продолжит жить в их детях. Ты понимаешь?

Гарри ничего не понимал, кроме того, что упускает что-то нужное и очень серьезное.
Молли погладила его по голове.

- Подумай, ты - последний из Поттеров. Если заиграешься, кровь умрет вместе с тобой.

Щеки Гарри вспыхнули.

- Это не игра, – резко сказал он.

- Может быть, – примирительно сказала Молли. – Я готова поверить, что в восемнадцать лет ты нашел то единственное. Почему нет? Тем более, что ответственность перед предками прививается с младенчества, воспитанием. У тебя таких ограничений нет – ты взрослый и волен делать все, что вздумается. Но подумай и о своем… хм… друге. Маги не придают большого значения однополым связям – в мире, где есть Оборотное зелье, такое было бы странно, но это не значит, что мы их одобряем. Семья – основа магического общества, гарантия того, что волшебники не исчезнут с лица земли. Подумай – такой ли ты единственный для него, чтобы отбросить все, чему его учили, принципы, семью. Ведь он тоже последний, и если он не продолжит свой род, фамилия Малфоев умрет.

Гарри почувствовал, что задыхается. Ровный спокойный голос Молли, казалось, проникал в сердце.

Миссис Уизли будто почувствовала и обняла одной рукой, устраивая его голову у себя на плече. Гарри вдохнул теплый запах с нотками ванили и свежевыстиранного белья.

- Мы думаем, что Малфой – вейла, и это пройдет само.

Молли прижалась щекой к взлохмаченной макушке, ласково ероша волосы на затылке.

- Вы еще такие дети. Конечно, пройдет. Все проходит. Помни об этом. Я не хочу сказать, что тебя используют – в конце концов, ты вырос привлекательным парнем, и кто знает, что происходит в ваших головах? Может, ты действительно увидел в нем то, чего не видел семь лет, то, чего не видим мы? Но я не хочу, чтобы тебе было больно. Когда придет время выбирать, подумай, что он выберет? Вы закончите школу и окажетесь в разных мирах – тебе нужно будет строить свою жизнь, у него уже есть жизнь, которую он должен прожить, в которой для тебя нет места.

Гарри чувствовал, что на глаза вот-вот навернутся слезы – от жалости к себе. Хотелось свернуться в мягких материнских объятиях и замереть, наслаждаясь их защитой. Внешний мир вдруг показался жестоким и несправедливым – не жизнь, а непрекращающаяся поездка на драконе: если сам не упадешь, то тебя сдует. Почему он решил, что теперь все наладится и станет простым и ясным? Во что играет Малфой, если знает, что у них нет будущего? Может, действительно обратиться к Кингсли, поставить вопрос ребром, не боясь показаться смешным – пусть проверят теорию Гермионы. В конце концов, эта неясность мучительна. Если Драко узнает, что их отношения лишь его генетический каприз, они вместе смогут решить, надо ли им продолжать или лучше сразу разбежаться в разные стороны, чтобы ослабить связь. А если нет – то это слишком жестоко.

Самого Гарри уже не пугала мысль о том, что он мог вот так взять и влюбиться в хорька. Седьмой год разделил его жизнь на до и после, и мелкий белобрысый слизняк никак не ассоциировался в сознании с тонким высоким блондином, открывшим дверь в кабинет зельеварения, подающим воду, читающим стихи, не выдавшим Джинни… Многие из окружающих предстали в совершенно ином качестве – будто повернулся объектив детского калейдоскопа, и Малфой не стал исключением – просто еще одним стеклышком, внезапно изменившим свой цвет.

А он, Гарри, остался прежним. Так почему поверил в искренность Драко? Только потому, что очень хотелось? Потому что вдруг после всепоглощающего одиночества затеплилось новое чувство и стало легче дышать? С чего бы ненавидящему его столько лет Малфою быть таким… таким другим? Изощренная месть по-слизерински или просто использовал случай в своих интересах? А летом все: пока, Потти, было мило, отвали.

Молли продолжала успокаивающе гладить его по голове. Гарри прислушался.

- Джинни своевольная избалованная девочка. А что делать – она у нас единственная, и ее все очень любят. Но она не злая, поверь. Не знаю, что именно она сотворила, но ты прости ее. Джинни очень тебя любит. И может быть, я еще стану твоей тещей.

Вздрогнув, Гарри отстранился от улыбающейся женщины. Миссис Уизли потрепала его по щеке.

- Ну что ты всполошился? Я пошутила. Сами разберетесь. Просто знай, мы все тебя любим… и иди спать. Я тебе постелила в комнате Билла и Чарли.

Рон и Гермиона, будто сговорившись, не приставали ни с какими вопросами, вели себя как обычно, и Гарри был им безмерно благодарен. Грейнджер обругала друзей за то, что они забыли приобрести какую-то книгу по истории магии, жизненно необходимую в этом семестре, а Рон перед самым выходом сожрал какую-то гадость, найденную в комнате близнецов, покрылся ярко-розовыми звездочками и теперь стеснялся идти в Большой зал. Гарри уже отправил сову Джорджу с просьбой спасти вечно голодного брата, но тот с ответом не торопился. Правда, звезды сами исчезли за несколько минут до ужина, но рыжий все равно был очень обижен.

В дверях они столкнулись с Гойлом, тот оттеснял толпящихся младшекурсников, давая пройти неспешно вышагивающему Малфою.

У Гарри перехватило дыхание – первым порывом было броситься к нему, но вспомнив, как Драко холодно выпроводил его, вспомнив, что говорила миссис Уизли, Гарри сдержался, надеясь, что невероятная радость не отразилась на его физиономии.

- Привет, Малфой, – как можно нейтральнее сказал он и почувствовал, как все вокруг замерли. Гермиона так вцепилась в его руку, что стало больно, и даже на обычно каменном лице Гойла промелькнуло удивление.

Малфой замедлил шаг, слега искривил губы в подобии улыбки, кивнул и с непроницаемым лицом пошел к слизеринскому столу.

- Ты с ума сошел? – прошептал ему в ухо Рон, пока они пробирались к своим местам.

- А что? – Гарри пожал плечами. – Мы были его гостями – элементарная вежливость.

- Ты уверен? – Уизли с подозрением заглянул в глаза другу.

- Уверен. А если ты про то самое, то у меня все под контролем и больше никаких обливаний соком и медитаций на хорька не будет.

- Хочешь сказать, что все закончилось?

Гермиона дернула рыжего за ухо.

- Отстань от него. Смотри лучше – пироги появились…

Черная тоска сменивлась абсолютным счастьем только от одного вида Малфоя. Гарри начал уставать от таких перемен настроения, они его пугали, и в принципе он был готов не по-гриффиндорски сбежать, чтобы освободиться от навязчивых мыслей и желаний.

Слушая громкое чавканье Рона, Гарри решил, что ему все же надо поговорить с Малфоем. Просто поговорить, понять, как быть дальше. Поговорить, не думая о бледных губах, которые от поцелуев краснеют, о светлых глазах, затуманивающихся, когда он прикасается к его маленьким розовым соскам, о почти прозрачном горле, где под тонкой кожей судорожно дергается кадык, когда Драко пытается сдержать стон…

Гарри украдкой взглянул в сторону слизеринского стола – Малфой поднес ко рту ложку с клубничным пудингом и с аппетитом облизал ее. Продолжать ужин моментально расхотелось, но Гарри героически высидел до конца, не отрывая больше глаз от тарелки, размазывая по ней остатки картофельного пюре.

***

Кажется, Драко никогда еще так сильно не хотел в Хогвартс. А время, как назло, текло медленно-медленно и никак не получалось придумать, чем себя занять, чтобы отвлечься. За день он отправил четыре письма отцу. Писал о какой-то ерунде, которая тут же забывалась, а глядя вслед очередной сове, сгорал от стыда, представляя, что подумает об этом Люциус. Наверняка все поймет. Хотя Драко не знал, что именно отец должен понять. Слишком много всего он переживал сейчас. От злости на себя до желания немедленно оказаться где-нибудь поблизости от Поттера, лучше всего – на расстоянии вытянутой руки, чтобы можно было дотронуться при необходимости и увериться, что он – здесь. Не с Уизли, не с Грейнджер, а с ним. И не нужно больше смотреть в зеленое пламя до рези в глазах, а потом возвращаться в пустую спальню и ворочаться до утра.

Чемодан давно был собран, и кубок Малфоев лежал на дне. Бережно завернутый в слизеринский шарф.

Конечно, Драко вспомнил о нем слишком поздно. А ведь не было ничего проще, чем напоить из него Поттера в этот раз. Тонизирующим зельем или позже – водой. Но тогда было не до этого. У Поттера был такой вид, будто он вот-вот потеряет сознание. И Драко мог думать только о побелевших губах, закрывающихся глазах и странной улыбке, от которой сжималось сердце.

Драко понятия не имел, как теперь вести себя в школе. Ну не бросаться же Поттеру на шею при встрече! И мимо пройти тоже как-то… неверно. Он теперь не сомневался, что не сможет сопротивляться, если Поттер будет продолжать в том же духе. Да и надо ли? Рядом с ним все равно невозможно соображать, хотя сейчас и на расстоянии плохо получается. Статья в «Пророке» уже не казалась реальной, потому что Гарри, который вламывается в Малфой-мэнор и целует так, что все мысли вылетают из головы, невозможно не верить. Да кому тогда вообще верить, если не ему?

Драко погладил снежный шар, который по-прежнему стоял в центре стола, и улыбнулся. Я сделаю все, что смогу, отец, но большего не обещаю.

В школе стало немного легче. Правда, после выходки Поттера у Большого зала пришлось долго бороться с собой, чтобы не смотреть в сторону гриффиндорского стола. А смотреть хотелось. Очень. Но ошарашенная физиономия Уизела и вопросительный взгляд Панси были слишком красноречивы.

На Панси можно было не обращать внимания, но интуиция подсказывала, что она не единственная из слизеринцев, кто заметил. Драко не собирался никому ничего объяснять, но и становиться объектом сплетен не хотелось. К тому же, Поттер, кажется, тоже не собирался делиться своими достижениями с лучшими друзьями. Драко мог поклясться, что Уизли и Грейнджер ничего не знают ни о ночи в Малфой-мэнор, ни о позавчерашнем визите. Интересно, почему? Потому что Поттер считает это слишком личным? Или наоборот – тем, к чему не стоит относиться серьезно?

Выяснить можно было только поговорив с Гарри, но этого Драко делать не собирался. Уж что-что, а ждать он умеет. И проходить мимо, окидывая невидящим взглядом, и слегка задевать плечом в коридоре, не поворачивая головы, и покусывать кончик пера на сдвоенных уроках, заставляя себя не оборачиваться под пристальным взглядом.

Держаться на расстоянии было непросто, но Драко обещал отцу, что сделает все возможное, и делал, надеясь, что Поттер не выдержит раньше и получится с чистой совестью сдаться на милость победителя. А дальше – будь что будет. В конце концов, осталось еще целых пять месяцев в Хогвартсе, а потом… наверняка что-нибудь изменится, да и в любом случае, это уже потом. К тому же, кубок… Если Поттер вейла, то отец не станет возражать. И можно будет…

Драко выронил перо, забрызгав пергамент чернилами, и уткнулся лицом в ладони. Биннс, конечно, не заметил, в отличие от сидящего рядом Забини.

- Ты что? – шепнул он.

- Ничего. Все нормально, - Драко только сильнее прижал ладони к лицу. Видение было слишком ярким. Запрокинутая голова Поттера, руки, комкающие простыню и разведенные бедра. Слишком широко. Слишком откровенно.

Драко сглотнул и сосчитал до десяти. Конечно, покоситься через класс было ошибкой. Поттер смотрел прямо на него, рассеянно царапая что-то пером. В паху запульсировало и, услышав звонок, Драко чуть не застонал от облегчения.

Схватив сумку, он вылетел из класса первым и ринулся в ближайший туалет. Сунул голову под кран и вцепился в края раковины. Спокойно, Драко, спокойно. Поттер обязательно подойдет сам. Не может не подойти!

Помогало плохо. Однако возбуждение спало, и Драко, подняв голову, долго изучал в зеркале собственное лицо с растрепанными мокрыми волосами и лихорадочно блестящими глазами. А потом… Пара взмахов палочкой – и прическа в порядке. А взгляд… можно отвести.

На ужине Поттера не было. Но вместо облегчения Драко почувствовал разочарование. Пожевав безвкусный салат и выпив пару стаканов сока, он пошел в подземелья. Слагхорн собирался поговорить о чем-то с ним и Панси. Это, пожалуй, к лучшему - можно отвлечься, хотя бы ненадолго.