Приспущенный оргазм столетья

Э. Семирадский

Ф рейду не везло с учениками. Самые талантливые из них, вместо того чтобы развивать и уточнять идеи мэтра, уходили в сторону от проложенного им пути. Так случилось и с Вильгельмом Райхом. Начав как восторженный поклонник Фрейда, он довольно скоро стал высказывать еретические с точки зрения ортодоксального фрейдизма идеи. В течение 20-х годов Райх публикует ряд работ, вызвавших резкое неприятие и насмешки коллег, а в 1934 году его изгоняют из Международного психоаналитического объединения.

С тех пор Райх предпочитает избегать термина " психоанализ", называя собственный подход " вегетотерапией", " оргонотерапией", " терапией с помощью оргазма" и т.д. В чем, собственно, состояло размежевание Райха со школой Фрейда?

Прежде всего, в понимании сути психоаналитической работы. Райх настойчиво стремился превратить психоанализ в науку. Психотерапии надлежало обрести методическую и процедурную строгость, сопоставимую со строгостью естествознания. Во Фрейде, на взгляд Райха, чересчур много от " метафизика". А уж о Юнге и юнгианцах и говорить не приходится. Если им следовать, научный концепт - " либидо" - теряет всякие очертания, растворяясь в поэтико-мифологических фантазиях.

Райх пришел к психоанализу от сексологии. Именно в сексологической практике сформировались интеллектуальные новации Райха, обрекавшие его на маргинальность по отношению к сложившемуся вокруг Фрейда сообществу. Если Фрейд и его последователи имели дело с выходцами из образованного класса, то пациенты Райха в большинстве своем - представители низших слоев. Райх посвятил себя лечению, как он сам выражался, неврозов трудящихся, проработав восемь лет в Венской психиатрической амбулатории для бедных. Это означает, между прочим, что за свои сеансы Райх не мог брать денег (и тем самым соответствовать этосу психоаналитика), а также что психические расстройства, с которыми сталкивался Райх, были вызваны чем угодно кроме самокопания " испорченных культурой" индивидов. Из своего практического опыта Райх вынес убеждение, что неврозы - это " не каприз дам из буржуазного общества", а массовое заболевание. Райх ставит вопрос о его причинах. Ответ Фрейда его не устраивает. Указание на неосознаваемые (подвергшиеся вытеснению) влечения оставляет проблему в плоскости психического конфликта, тогда как невроз затрагивает человека в целом. Он имеет не психическое, а психосоматическое происхождение. Тело как организм живет своей собственной жизнью, и Фрейд допустил непростительную ошибку, психологизировав телесное.

Критика Райхом Фрейда за спекулятивность (" метафизичность") очень напоминает критику Плесснером Хайдеггера. Райх упрекает психоанализ за то же, за что Плесснер упрекал экзистенциальную феноменологию: за психофизический дуализм, или, говоря проще, за отрыв души от тела, за отделение " духовного", " культурного" от " материального", " природного".

Поиск связующего звена между телесным и психическим приводит Райха к теории оргона. Оргон - единый источник всех человеческих импульсов, имеющий (не пугайтесь) электрическую природу. В своем стремлении к последовательности Райх позволял себе самый экстравагантный радикализм. Если человек есть существо естественное, т.е. часть мира живого, то он может и должен быть понят естественным (естественно-научным) образом. Если человеческому индивиду присущ определенный биоэнергетический потенциал, то последний должен поддаваться измерению. Мы, стало быть, вправе изучать индивида как машину. Ассоциации с Ламетри вполне уместны. У Ламетри машины были механические, у Райха - электрические. Энергия оргона в отличие от расплывчатого " эроса" (которому поздний Фрейд уподобил либидо), может быть измерена.

Но не стоит спешить причислить Райха к законченным материалистам. " Электричество" понимается им скорее в духе постшеллинговой натурфилософии, чем в смысле современной физики, а " живое" и " жизнь" - скорее в бергсоновском, чем в позитивно-научном ключе. Между прочим, Бергсона Райх высоко чтил, изрядно, правда, приправляя бергсонианство буддизмом.

Энергия оргона имеет космическую природу (и здесь нельзя не вспомнить об антиподе Райха - Юнге). " Электрические машины", каковыми являются человеческие существа, не просто " по особому организованы", но еще и " взаимодействуют с космической энергией". Характер и способ этого взаимодействия Райх, к сожалению, не уточняет. Неясным остается и то, как он собирался связать электричество с космосом, соединив тем самым научное, т.е. опирающееся на клинические наблюдения и эксперименты, исследование человека с космологией.

Источником невроза, по Райху, является застой энергии. Застоявшаяся сексуальная энергия влечет за собой не просто переформирование психики индивида, но и изменения в его организме. Психотравма неизбежно сопровождается поражением того или иного органа. Невроз может привести, например, к горловому спазму и, соответственно, к немоте (действительный случай из клинической практики Райха). Или к мышечной блокировке других органов (сердца, в частности). Наконец, болезнь века - рак - представляет собой, по Райху, прямое следствие мышечных зажимов, вызываемых хроническим застоем сексуальной энергии. Поэтому оргонотерапия лечит, наряду с сексуальными, органические расстройства.

Характеризуя различные случаи сексопатологии, Райх настаивает на органической неспособности пациента испытывать удовольствие. Именно в органической сфере следует искать препятствия к выздоровлению от невроза. Там, где Фрейд говорит о неосознанном желании (т.е. о психических процессах), Райх ведет речь о биологических процессах - о таких, в частности, моментах функционирования живого организма, как " расширение под воздействием наслаждения" и " сокращение под воздействием страха".

Читателя ждет немало веселых минут, если он дойдет до пассажей книги, относящихся к практическим опытам Райха, например, научению пациентов путем снятия зажимов в области таза направлять свою сексуальную энергию в русло, ведущее к оргазму. Над райховской простодушной прямолинейностью много иронизировали. Но прямолинейность - прямолинейностью, а результаты - результатами. А они у Райха были.

Демократический гуманизм Райха подкупает. Нельзя без симпатии отнестись и к его озабоченности социальной функцией психоанализа. Психоаналитики, подчеркивал теоретик оргонотерапии, боятся отвечать себе на вопрос, каковы социальные последствия их метода. Ведь сама психоаналитическая ситуация изначально заключает в себе конфликт. Больного принуждают перестать быть тем, чем он был. Его заставляют поверить в истинность того, что говорит о нем другой человек, о котором известно только одно, а именно: это субъект, который знает.

Здесь Райх подходит к проблеме, эксплицитно поставленной уже после него - в " антипсихиатрии". Это проблема властных отношений, продуцируемых самим психоанализом, и психоанализа как части репрессивной машины современного общества. Когда Р. Лэйнг (а чуть позже и Ф.Гваттари) стали утверждать равноценность психотика и психиатра, они лишь сделали следующий шаг в направлении, каким шел в свое время Райх. Именно Райх впервые заявил, что невротик в известном смысле не менее значим, чем пресловутый " нормальный" индивид. " Человек, тяжело пораженный душевным заболеванием, в человеческом отношении более ценен, чем мещанин с его национальными идеалами! Первый по крайней мере чувствовал, что такое космос! ".

В этой связи показательна роль, которую в интеллектуальном становлении Райха сыграла ибсеновская пьеса " Пер Гюнт". Пер Гюнт имеет для Райха метонимическое значение. Он есть воплощение творческого индивида, вступившего в конфликт с не терпящим творчество обществом. Пациенты психиатрических клиник - своеобразные пер гюнты, мятежники, восставшие против " убийства души". Больной прав: мир враждебен индивиду. Он ломает всякого, кто отказывается подчиниться навязанным извне правилам.

Если глубинная причина болезни - страх, то лечение должно быть нацелено на освобождение от страха. На обратный перевод энергии страха в энергию возбуждения.

Эмансипаторский потенциал райховской теории остро чувствовали " новые левые", придавшие студенческому бунту 60-х характер " сексуальной революции". " Болезни молодежи вызваны конфликтами вокруг онанизма. Здоровью не вредит только самоудовлетворение без чувства вины. Молодежь имеет право на счастливую жизнь в оптимальных условиях. Продолжительное половое воздержание, безусловно, вредно. Болезненные фантазии исчезают только при половой жизни, приносящей удовлетворение. Боритесь за это право! ". Это не студенческая листовка мая 68-го. Это фрагмент антифашистского резюме, составленного Райхом в начале 30-х. Освобождение от вины и " новая чувственность", критика патриархальных основ буржуазных порядков и идеализация матриархата - все это неомарксисты той поры почерпнули или непосредственно у Райха, или у вдохновленного им Маркузе.

Но Райху не суждено было порадоваться ренессансу своих идей. Он умер в 1957 году (кстати, от рака) (непонятно откуда автор это взял, т.к. во всех остальных источниках говорится, что Райх умер от сердечного приступа - прим. редакции сайта), не увидев попыток практического воплощения собственной сексуально-революционной утопии.

Расцвет теоретической активности Райха приходится на 30-е и 40-е годы, в связи с чем, не убоявшись банальности, заметим, что Райх - дитя своего времени. Пиетет, с каким он относится к естественным наукам, его недоверие ко всякого рода " метафизике" вполне созвучны чрезвычайно модным тогда исследованиям в области этологии (Конрад Лоренц). Типично для той эпохи и внимание к телесности. Первые десятилетия ХХ в. в Австрии и Германии (а начало 20-х - и в России) отмечены бурным протестом против " буржуазной морали". Союзы гимнастов и молодежные спортивные организации (к слову, весьма активные и влиятельные) имели своей идейной основой культ тела и телесного здоровья.

Как ни парадоксально, в некоторых пунктах своего мировоззрения Райх перекликается с идеологией, ярым критиком которой он был, - с фашизмом. И Райхом, и ранними идеологами фашизма культура понимается в качестве своего рода порчи, как институт, враждебный здоровому инстинкту, биологической сущности человека.

Биологический редукционизм Райха как нельзя лучше просматривается в том, что он сводит желание к удовольствию. Желание интересует его лишь постольку, поскольку оно составляет момент " оргастической потенции" и " оргастического возбуждения". Желание, таким образом, есть лишь функция удовольствия. В этом утверждении он, между прочим, отказывается замечать то, что было очевидно многим его коллегам, а именно: сфера, называемая желанием, не может быть адекватно описана в сексуальных терминах. Не зря Фрейд избрал для характеристики базовых импульсов латинское слово. Не случайно в лексиконе последующего психоанализа наряду с термином Lust (немецкий эквивалент " либидо") появляется Begehren (соответственно desire и desir в английском и французском). Begehren - это желание как таковое. Желание власти, например, или честолюбие, или стремление к славе. И мы не много продвинемся в объяснении человеческого поведения, пытаясь найти основу всех этих вещей в генитальной сфере.

Райх, кстати, не просто дитя, а именно сын своего времени. Как бы много ни говорил автор о женской сексуальной эмансипации, его текст явно принадлежит мужскому дискурсу. Символ оргазма, витающий перед его мысленным взором, - это семяизвержение (хотя, повторимся, Райх много раз подчеркивал, что говорит о человеке как таковом, а не о мужчине только).

Когда в конце прошлого века был открыт феномен женской сексуальности, возникла новая идеологема. С одной стороны, с женского влечения был снят запрет. Было громогласно заявлено, что женщина есть субъект удовольствия, а не его объект, не пассивный инструмент удовлетворения мужчины. Женщину наделили правом на удовольствие и, соответственно, правом на оргазм. С другой стороны, это право было мгновенно идеологизировано. Оно сделалось своего рода обязанностью, принудительной необходимостью. Новый императив требовал от женщины, во-первых, непреложного хотения и, во-вторых, столь же непреложного переживания оргазма. Все, кто этому требованию не соответствовал, тут же попадали в разряд не совсем полноценных. Не хотеть или хотеть не так, как то полагалось новым представлением о здоровом и правильном, означало отклоняться от нормы. Дискуссии вокруг вагинального (как нормального) и клиторального (как ненормального) оргазма - характерное тому подтверждение. Понадобилось несколько десятилетий упорной борьбы, чтобы вскрыть идеологическую подоплеку такой постановки вопроса и дезавуировать сами эти дебаты в качестве элемента механизма власти.

Высказывания самого Райха в этой связи показались бы теоретикам феминизма 70-х весьма реакционными. Еще бы: к двадцатым годам среди психоаналитиков утвердилось положительное отношение к клиторальному типу возбуждения. Райх же воюет с этим подходом, поскольку он противоречит его генитальной теории.

Бросается в глаза огромный социально-критический пафос книги Райха. В ее авторе больше говорит просветитель и гуманист, чем ученый. Очевидно, что райховские панегирики оргазму имели скорее политическое, чем научное значение (см. выше о сексуальной революции). Нельзя не заметить и того, что своей апелляцией к чистой чувственности Райх усиливает дихотомию, которую намеревался преодолеть: дихотомию естественности и искусственности, природного и культурного. Он хотел бы освободить (" правильную") человеческую природу от (" неправильных", извращающих эту природу) социальных предписаний и условностей. Но условностей полно уже в природе. Любое существо животного мира (если, конечно, это не одноклеточное) живет по правилам. Его поведение регулируется - как инстинктом, так и образцами, прививаемыми ему сородичами. Львенок научается правильно вести себя благодаря урокам воспитания, которые ему дает сначала мать, а потом взрослые львы. Иными словами, формы социальности, свойственные животным, показывают, что удовольствия абсолютно естественного не бывает. Его нет в природе. Тем более это относится к человеку, удовольствие которого всегда культурно нагружено. Нет наслаждения как такового. Есть пользование наслаждением - в зависимости от представлений о том, что может, а что не может служить удовольствием.

Отголоски теории Райха ощутимы по сей день. К числу его радикальных приверженцев относятся, например, полурелигиозные секты, исповедующие тождество жизни и секса. Leben ist ficken, ficken ist leben - так звучит их лозунг на родине Райха. Это, так сказать, практики перманентной сексуальной революции. Но если последняя и не изменяет своей перманентности в эпоху СПИДа, то ее значение теперь принципиально иное. Открытие, которое она с собой несет, заключается не в преодолении отчуждения человека от его биологического естества, а в обнаружении фундаментальной связи сексуальности и биологической жизни. Связь эта, однако, уже не может быть приемлемым образом выражена формулой " сексуальное удовлетворение есть жизнь". Робкая коррекция этой формулы " только моногамный секс есть жизнь" не скроет того факта, что начиная с 80-х годов всякий половой акт - и особенно тот, что заканчивается оргазмом - несет с собой прямую угрозу жизни индивида. Встает вопрос: может ли сохраниться, и если да, то в каком виде, сексуальное влечение в эпоху (без)опасного секса? Естественная ценность этих отношений и их кульминация в оргазме поставлены под сомнение самой практикой этих отношений. Биологический пол и половая идентификация разделены. Неконвенциональные сексуальные идентичности почти получили социальное признание. Гомосексуалы выбрались из медицинских пространств, и обратно их не загнать. Не только " другой пол" (женщины), но и множество " других полов" (геи и лесбиянки, трансвеститы и транссексуалы) требуют социального признания. Волны дискуссий на эту тему, не говоря уже о проблеме лавинообразного роста числа адептов опосредованного (телефонного или виртуального) секса, докатываются через масс-медиа и до так называемого нормализованного индивида.

Новое время - новые неврозы. И все же выносить окончательное суждение относительно шансов Райха в современной России было бы преждевременно. Истории известны случаи, когда авторы, казалось бы, безнадежно отодвинутые на периферию, перемещались в центр общественного внимания. Количество невротиков среди " новых русских" так велико, а доморощенный отечественный психоанализ отличается таким дилетантизмом, что райховская оргонотерапия вполне может обрести второе дыхание.

				На фото: А.А. Датченко, разработчик одеяла ОЛМ-1
В настоящее время в ряде учебных заведений, таких как Мюнхенский институт парапсихологии, Американский колледж оргономики в Принстоне (штат Нью-Джерси), Международный институт биоэнергетического анализа в Нью-Йорке и др., студенты с первых лекций начинают знакомиться с учением Райха. Кто же такой Райх? Родился он в 1897 г. в Австро-Венгрии. Получив образование в Венском университете на факультете медицины, Райх специализировался по психоанализу в клинике Зигмунда Фрейда. Далее для молодого способного врача начинается стремительное и уверенное восхождение на Олимп славы.

	На фото: Мнушко В.Н., директор фирмы " Виктория-Т"
В 1993 году ОЛМ-01 успешно прошло медицинские испытания в: - НИИ неврологии РАМН; - НИИ клинической психиатрии НЦПЗ РАМН; - Всероссийском научном центре реабилитации и физиотерапии; - НИИ общей патологии и патологической физиологии РАМН.
Современная модель Одеяла лечебного многослойного ОЛМ-01 разработана на основе российского изобретения " Способ полифакторного лечебного воздействия и устройство для его осуществления" (патент № 2053804). В настоящее время единственными законными производителями Одеяла лечебного многослойного ОЛМ-01 являются фирма " Виктория-ТМ" (г. Таганрог) и ОКБ " Ритм" (г. Таганрог, по лицензии фирмы " Виктория-ТМ").

Сексуальная контрреволюция

(Журнал " Полярная Звезда" 20 апреля 2000 г.)

Стал почти хрестоматийным эпизод последних дней Александра Блока: предчувствуя приближающуюся смерть, тяжело больной поэт в неистовстве разбивает кочергой находившуюся в его квартире статую Апполона - мифологический образ, ассоциирующийся с архаичной эротической чувственностью, " темной стихией астартизма" (В.Соловьев). Этот аффективный поступок приобретает явную символичность в контексте поэтического мировоззрения и обстоятельств личной жизни Блока. Казалось, вся его судьба была предопределена неким мистическим знаком непрестанной борьбы двух противоположных начал, образовавших роковые зигзаги его биографии: то одержимость соловьевской идеей " белой любви" и крайний половой аскетизм, то посещение вошедших в декадентскую моду оргиастических хлыстовских радений. И в конце жизни - снова отказ от сексуальности, распространяющийся уже далеко за пределы личной судьбы. Следует особо отметить, что этот последний жизненный этап Блока совпал с периодом революционных потрясений, коренной ломки старого мира. Совпадение двух этих обстоятельств и дало, преломившись в творчестве поэта, " Двенадцать" - уникальный по своей новизне мировоззренческий дискурс. Уникальный в том отношении, что именно в " Двенадцати" впервые (скорее всего, непроизвольно) были соединены темы сексуальности и социума, предвосхищая появившиеся лишь в 20-х годах теоретические построения позднего Фрейда и неофрейдистов.

Любопытно, что в ряду персонажей " Двенадцати" (буржуй, поп, писатель-вития и др.) непропорционально большое место отведено проститутке Катьке. По сути, основная интрига поэмы и строится вокруг ее гибели. Кроме того, озадачивает сам факт, что в поэме, посвященной пролетарской революции, гибнет в общем-то безобидная с классовой точки зрения проститутка, а не, казалось бы, более заслуживающие этой участи буржуй, поп или, скажем, предатель-Ванька. Пуля красногвардейца настигает именно уличную блудницу, тем самым именно её отождествляя с подлежащим отмене " старым миром". Неслучайность произошедшего подтверждается и тем, что сожалению о содеянном, пробудившемуся в невольном убийце (" Эту девку я любил...") противопоставляются неукоснительные императивы восстания: " Шаг держи революцьонный! ", " Над собой держи контроль". Тончайшее поэтическое прозрение Блока подводит к неожиданному и потрясающему сопоставлению Эроса и Революции, обнажая глубинные коллизии, конфликты, разломы человеческого бытия...

В 1930 г. известный теоретик марксизма Карл Каутский выступил с резкой критикой активиста германской компартии Вильгельма Райха - автора доктрины " сексуальной революции". Главным основанием критики послужило то, что сексуальная революция с ее тезисом о достижении " сексуального счастья" отвлекает пролетариат от классовой борьбы, лишает рабочих их " идеалов". Однако ни Каутскому, ни другим лидерам рабочего движения не удалось склонить Райха к отказу от " вредных" воззрений, и в 1933 г. он был исключен из Германской коммунистической партии. Весьма показательно, что одновременно с жесткой критикой, исходящей из марксистской среды, родоначальник фрейдомарксизма подвергся не менее решительному остракизму и со стороны кругов, представляющих другой компонент его учения - психоанализ. Райх, прямой ученик Фрейда, был исключен и из Международной психоаналитической ассоциации. В чем же причина столь единодушного отвержения сексуальной революции? Попытаемся ответить.

Довольно спорным представляется расхожее мнение о гонениях и запрете на психоанализ в нацистской Германии. Некоторые притеснения действительно имели место, но касались они не психоаналитического движения как такового, а его конкретных деятелей. Дело в том, что большая часть ведущих германских психоаналитиков того времени были евреями, и в силу начавшейся при Гитлере расовой дискриминации они были вынуждены покинуть страну. В остальном же психоанализ нашел в Третьем Рейхе благодатную почву для собственного развития. На месте Международной психоаналитической ассоциации, распавшейся из-за эмиграции большинства своих руководителей, было создано и успешно функционировало новое Международное медицинское общество психиатрии, возглавлял которое стопроцентный ариец небезызвестный Карл Густав Юнг. Собственно каких-либо идеологических препятствий для существования психоанализа в национал-социалистическом государстве не было. Напротив, основные его максимы предельно соответствовали духу ницшеанского нацистского этоса. И психоанализ, и нордическую доктрину Третьего Рейха пронизывал общий пафос волевого преодоления инертной человеческой данности - того, что Ницше презрительно именовал " слишком человеческим". Известно восклицание, вырвавшееся из уст Фрейда уже в преклонном возрасте после первого прочтения А.Шопенгауэра, одного из предтеч философии сверхчеловечества: " Сколькими открытиями я обязан моей недостаточной начитанности! ". Закономерно поэтому, что один из апологетов " нацистского психоанализа" Мюллер-Брауншвайг характеризовал психоаналитический метод как инструмент для " выращивания героического человека".

Практически с момента своего появления психоанализ преследуем сложившимся о нем представлением как о неком ниспровергающем нравственные устои сексуально-эмансипаторском течении. Стоит ли говорить о крайней поверхностности и необоснованности такого взгляда - в чем, в чем, а в пропаганде животной инстинктивности заподозрить почтенного венского невролога никак нельзя. " На месте Ид должно быть Эго", - этот емкий императив сам Фрейд неоднократно называл центральным для своего учения. Вопреки распространенному мнению, психоанализ (в своей ортодоксальной форме) - вовсе не апология сексуальности, но ее критика. Осознание в ходе психоаналитического процесса глубинных либидиозных комплексов выступало как обретение субъектом независимости от них посредством катарсической силы Эго: " психоанализ освобождает невротика от оков его сексуальности" (Фрейд). Либидо воспринималось как нечто демоническое, как то, что следует преодолеть. Собственно концепция " отказа от инстинкта" и явилась одним из основных камней преткновения между первоначальной формой психоанализа и его поздними модификациями.

Неслучаен резонанс, полученный учением Фрейда в кругах модернизма, пронизывавшего мировоззренческую атмосферу начала ХХ века. В контексте революционно-новаторских притязаний модерна, выступавшего как радикальная альтернатива всему ветхому, природно- косному, " неусовершенствованному", психоанализ виделся необходимым средством преобразования самого человека, его освобождения из-под власти инертного физиса. Адепты дада и сюрреализма, всерьез говорившие об обустройстве жизни по образцу своих эстетических фантазий, погружались в тревожную стихию бессознательного, извлекая из нее шокирующие параноидально-патологические видения. Все " естественное", " здоровое", " нормальное" ставилось под вопрос, отрицалось, абсурдировалось в навязчивых гротескных образах разъятой, деформированной плоти, в вызывающем генитальном натурализме. Приверженцы появившегося позднее " боди-арта" довели эту линию до крайности, превратив истязающие манипуляции с собственными телами в экстремальное эстетическое шоу. Телесность, плотское начало воспринимались как нечто лишнее, как досадный балласт, препятствующий заветному прорыву в новую, необыкновенную реальность. Пьер Клоссовски, участник авангардистского " Союза борьбы революционных интеллектуалов" (наряду с А.Бретоном и Ж.Батаем), писал об иллюзорном характере реальности тела, понимавшегося как психологическая фикция - комплекс социально и лингвистически обусловленных представлений. Сходные интуиции без труда обнаруживаются и в теоретических построениях психоанализа: широко известны слова Юнга о том, что пенис есть всего лишь фаллический символ. Умы и " декадентов", и психоаналитиков были захвачены головокружительной манией эйдетического максимализма, опровергающего всякую природно-материальную причинность и зависимость. Все бурлило, пульсировало в волнующем предвкушении великого бунта, трансцендентного рывка в притягательную неизвестность Иного.

В 30-х годах в среде политически активного немецкого пролетариата зарождается движение под странным названием " Секс-пол". Идеологическим стержнем нового движения выступала так называемая " сексуальная экономия" - альтернатива традиционной политэкономии, потерявшей, якобы, свою актуальность. В.Райх, идейный вдохновитель " Секс-пола", определял его цели как " осознание и развитие жизнеутверждения", а также развитие " положительного отношения рабочих к сексуальному наслаждению" как необходимому условию " рабочей демократии".

Движение, как уже говорилось, было крайне критически воспринято и политическими, и научными кругами того времени. И это понятно: охранительные ценности " жизнеутверждения" и " сексуального счастья" явно диссонировали с принимающей глобальные масштабы контр- натуралистической авантюрой модерна.

Характерно, что идеи " сексуальной революции" получили настоящую известность и распространенность лишь в 60-х годах, уже после смерти своего автора. Реанимированные маргинальными радикалами нью-лефта, они, как не странно, практически сразу были восприняты идеологами " мэйнстрима", превратившими " сексуальную революцию" в расхожее клише западной масскультуры. И дело тут не только в последовавшей за " sex-revolution" легализацией сверхприбыльного порнобизнеса. Сам социальный настрой, " дух времени" способствовал воскрешению райхианства, для которого появился благоприятствующий контекст в виде капитулянтской этики постмодерна. К 60-м годам стал абсолютно очевидным окончательный провал революционно-обновленческого проекта модернистов, что открыло дорогу всевозможным формам постмодернистской реакции, суммирующим итогом которых явилось так называемое " экологическое сознание" - антипод природо-нигилистической идеологии модернизма.

Сексуальная экономия Райха, не имеющая, казалось бы, отношения к экологистской риторике последних десятилетий, на самом деле послужила первой экспликацией упадочно-реакционного по своей сути инвайронменталистского дискурса современных " зеленых", этих " ревматических друзей природы" (Т.Маринетти). Разница лишь в векторе: в случае райхианства, выдвигающего ценности сексуально-психического здоровья и избавления от неврозов, мы имеем дело с экологизмом, так сказать, внутренним - своеобразным селф-инвайронментализмом.

Небезынтересно привести оценку экологизма в этногенетической теории Л.Н. Гумилева. Ученый-евразиец видел в подобных явлениях настораживающий симптом этнического упадка, бесплодного пассионарного вакуума. Сильным же, продуктивным этносам свойственна активная, подчиняющая, насильственная установка в отношении окружающей природосферы. Именно они вырубают леса, сдвигают горы, осушают водоемы, заменяя все это реальностью, созданной по зову собственной созидательной воли: городами и дорогами, каналами и многомильными стенами. Таков неодолимый императив Абсолютной Субьектности, постулат сакрально- демиургического противостояния cultura versus natura.

Примечательно, что несмотря на внешний революционизм, доктрина Райха представляет собой сугубо консервативное, реакционное явление. За три десятилетия до появления " Секс-пола" знаменитый русский консерватор В.Розанов приобрел шумную известность своими статьями по половому вопросу. В связи с этим Розанова часто называли " русским Фрейдом" - эпитетом громким, но чрезвычайно поверхностным. В действительности, ничего близкого Фрейду у Розанова нет. Да, их обоих занимала половая тематика, но отношение к ней было диаметрально противоположным: у одного - утвердительное, апологетическое, у другого - негативное, резко критическое. Любопытно отметить, что даже Л.Троцкий строил свою критику Розанова на противопоставлении его Фрейду: "...парадоксальнейшие преувеличения Фрейда куда более значительны и плодотворны, чем размашистые догадки Розанова, который сплошь сбивается на умышленное юродство и прямую болтовню, твердит зады и врет за двух".

Другое дело - Розанов и Райх. Внутреннее, коренное родство идей тут совершенно очевидно. В обоих случаях - благоговейный натурофилический настрой, культ сексуальности, трепетный пиетет рода, естества. Ценности суть ветхие, языческие, исконные. Вполне закономерна поэтому смена Райхом в конце жизни собственных левых убеждений на реакционные праворадикалистские воззрения.

Столь свойственная модернистскому сознанию экзистенциальная оптика совершенно чужда сексуальной революции. Индивидуальность, единичная экзистенция растворяются тут в эссенциалистских, промискуитетных императивах высвобождения животной сексуальности. Характерен явный антисексуализм глубоко экзистенциальной по своей сути антиутопии Хаксли: "...попробывать бы, что получится, если застопорить порыв, отложить исполнение желания...". Экзистенциальной проблемы пола, трагической раздвоенности, половинчатости человека, для Райха не существует. Она просто не укладывается в грубые рамки обезличивающей либидоцентристской идеологии секс-экономизма. И напротив, проблематика пола до крайности обострена, акцентирована в пространстве модернизма. Предельно выразительно в этом отношении футуристское " Облако в штанах" с его кульминационным:

В этом " Ха! " - лучшее опровержение всей сексуальной экономии. Ведь неспроста выкрикнуто в Первом Манифесте футуризма: " Долой женщин! ".

Дело не в категорическом отрицании сексуальной свободы, не в оправдании отдающей рессантимантом брачной морали. Так, еще до появления идей сексуальной революции лондонский эстет и оккультист Алистер Кроули основывает свой " антимонастырь" - знаменитое Телемское аббатство, в котором половая раскрепощенность и избавление от навязчивого сексуального морализирования выступали главными принципами его обитателей. Но что общего между дешевым бэби-бумеровским " make love" и магическим кроулианским " love under will"?!

Сексуальная революция - постмодерн психоанализа. Упадок, исчерпанность, тупик. Sex, лицемерно названный счастьем вместо страдания, благом вместо трагедии, истиной вместо мучительного самоотчуждения. И в это поверили, обессилено отдавшись вязкой, тянущей в бездну инерции тела, инстинкта, материи. Дух содрогнулся, мир качнуло в новом витке вселенской гностической драмы...

Вильгельм Райх закончил свои дни в тюрьме. Исследования, которые он проводил, сочли опасными, запретили применение его метода, большинство его книг изъяли и уничтожили. Жаль, что эпоха не распознала в нем своего истинного пророка. Кажется, она не распознала его до сих пор.

Hegel & Дети