ВВЕДЕНИЕ. Перевод с французского и научная редакция В

Перевод с французского и научная редакция В. Л. Потаповой.

Одно время разделявшие взгляды Жака Лакана Жан Лапланш и Жан-Бертран Понталис стали главными действующими лицами французского психоаналити­ческого движения, кризисных периодов, которые оно переживало и которые в конце концов привели, после разрыва с Лаканом, к основанию в 1965 году Французской психоаналитической ассоциации. Появившаяся в 1964 году, их первая статья не утратила своей актуальности и в наши дни. Она насквозь проникнута оригинальностью, вынесенной из чтения мифов Клода Леви-Стросса. В постскрипту­ме к новому изданию этой статьи (1985 год) они отмечают: «В 1964 году мы, дей­ствительно, настаивали на нашем отказе следовать за Лаканом в том, что отныне называется Школой и что стало его школой. Однако мы даже не допускали мыс­ли, что уже в достаточной степени отдалились от его учения... Совершая, но на наш собственный лад, «возвращение к Фройду», мы отказывались брать билет только в одну сторону — билет, не позволяющий вернуться к Лакану. Тем не ме­нее, параллельно мы не переставали немного заботиться о том, чтобы установить преемственность между ним и Фройдом». Авторы напоминают, что эта статья была написана как продолжение «Словаря психоанализа», вышедшего в свет в 1967 году. Это был проект, инициированный под эгидой Даниёля Лагаша, кото­рый также расстался с Лаканом.

Эти работы вносят важный вклад в комментирование Фройдовского учения и в размышления о способах перевода главных психоаналитических концепций, Как утверждают сами авторы, «сначала следовало вернуться к разъяснению совершенно забытых концепций (забытых с самого начала Фройдистами, если не сказать - самим Фройдом) — таким, например, как первофантазмы. Следовало также придать полное, основообразующее, если не сказать трансцендентальное, значение такому ставшему обычным понятию, как аутоэротизм, или такому обесценившемуся и непонятному понятию, как соблазн».

В этой статье Лапланш и Понталис напоминают о двух смыслах, существующих внутри фройдовского открытия — о противоречии теории соблазнения и роли детской сексуальности для объяснения генезиса симптомов и невроза. Заботив­шийся о том, чтобы показать важность психической реальности по отношению к реальности материальной, Фройд болезненно воспринимал критику Юнга, кото­рый постоянно напоминал ему о произволе индивидуального. Лапланш и Понта­лис поставили перед собой задачу показать, что Фройд ввел в свою теорию первофантазмы (Urphantasie) — первосцена, соблазн, кастрация — для того, чтобы отметить тот факт, что трансцендентная структура требует от субъекта

инициативности. Во фройдовских понятиях приставка Ur могла отсылать к исходному примитивному - в соответствии со сценарием, описанным Фройдом в «Тотеме и табу», относящемуся к предыстории человечества. Огромная заслуга Лапланша и Понталиса состоит в том, что они показали, что эти фантазмы отсылают, скорее, к области первоначального, то есть к тому, что предоставляет опыту усло­вия возникновения возможностей в соответствии с кантовским трансцендентным а priori. С этой точки зрения подобное толкование легко вписывается в теорию различий, созданную Лаканом, между реальным, воображаемым и символичес­ким. Однако авторы совершенно справедливо подчеркивают, что эти перво­начальные фантазмы в первую очередь являются просто фантазмами и что они возникают на основании случайных элементов.

В этой диалектике между психической и материальной реальностью Фройд показал, что доступ к реальности зависит от истории влечения, в которой реальность не только с самого начала доступна всем субъектам, но также представляет собой намеченную цель — результат некоего завоевания. Психоанализ исследует психику на уровне влечения — там, где объект представляет собой то, благодаря чему влечение находит свое удовлетворение. Именно здесь генетическая концеп­ция в полной мере обретает смысл: если возникновение желания связано с реаль­ными функциями, зависящими от самосохранения, в соответствии с моделью опоры, то она, кроме того, ставит проблему доступа к реальности и постепенного конституирования либидного объекта, что предполагает горе по утраченным архаическим объектам либо нарциссического, либо опорного типа, или горе по запрещенным инцестным объектам. Именно это психическое приключение исследует Паш, ведущий специалист в области изучения проблем, связанных с психозом. В своих размышлениях он отталкивается от такого понятия, как «щит Персея». Согласно древнему мифу, Персей мог победить Медузу только в том случае, если он не будет смотреть ей в лицо, иначе он превратится в камень. Ему не оставалось ничего другого, как смотреть на изображение, отражающееся на щите. Таким образом, щит Персея приобрел двойную защитную функцию. Ины­ми словами, речь идет о барьере, который разделяет мать и ребенка и препятству­ет их слиянию, и о зеркале, которое посылает образы, а именно отражения. Рассматривая генезис психической жизни, Паш указал на необходимость поставить нечто ощутимое между ребенком и матерью как условие его самостоятельности и как основу создания фетиша и переходного объекта. Он также показал важность функции репрезентации для преодоления тревоги недифференцированности, свойственной психозу.

Рене Руссийон поставил перед собой задачу углубить роль и расширить функцию первичного объекта в развитии способностей субъекта к символизации и, таким образом, показать условия, помогающие осуществить переход от фантазматической привязанности к реальности и открытию внешнего мира. Он описы­вает взаимный перенос в отношениях или, скорее, отношений с объектом, через связь с аппаратом символизации или с деятельностью символизации. Наряду с классически описанной противовозбудительной функцией объекта автор уделя­ет особое внимание серии «потребностей Я», соблюдение которых благоприятству­ет развитию символизации и субъективному приспособлению, которое она делает возможным. Итак, вырисовывается разница между объектом, «годным к» символизации, и

объектом «для» символизации, а также между отношением к объекту и регистром «использования объекта» (Винникотт), в частности, вопросом о символизирующей функции объекта. Этот последний должен обеспечивать отклоняющуюся и отражающую функцию у субъекта, избегать возврата и реторсии в ответах, которые он дает на импульсивные движения субъекта, мучительно пы­тающегося осуществить переработку. Он неизбежно должен творчески проявить себя.

В истории инвестиции влечением реальности было бы уместно уделить соответствующее внимание как нарциссическим, так и объектным инвестициям, которые концептуализировал Фройд, в частности, при сопоставлении идеала нарциссического Я (идеальное Я) и постэдипова Сверх-Я. В «Недомогании культуры» он показывает, каким образом Сверх-Я создает связь между индиви­дуальной и массовой психологией, равно как и между поколениями, поскольку Сверх-Я родителей, интроецируемое ребенком, имеет в своей основе Я прароди­телей. Беспомощность ребенка вынуждает его подчиняться запретам родителей, поскольку он боится лишиться их любви. Агрессивность и насилие, которые сле­дуют из фрустрации, оборачиваются против субъекта. В этом Фройд усматривает проявление стремления к смерти. Итак, это могло было бы быть следствием ци­вилизации, которая способна породить силы, стремящиеся ее разрушить.

В своей статье Жильбёр Дяткин развивает фройдовское понятие «культурного Сверх-Я», для того чтобы показать, как оно извне усиливает действие индивидуального Сверх-Я. Значимость нарциссизма в массовой психологии вынуждает его разъяснять то, что говорил Фройд о «нарциссизме малых различий»: группа, благодаря своим коллективным идеалам, защищает своих членов, причем исклю­чительно своих членов, другие же отвергаются и порой подвергаются насилию при возникновении своего рода коллективной паранойи. Следовательно, нар­циссизм малых различий превращает ближайшего соседа в не-человека. Он так­же подавляет элементарные нравственные заповеди. Малые различия ставят под сомнение идеальное Я группы, это идеальное Я образуется для каждого из членов группы из своей нарциссической идентификации с матерью. В глубине этой нарциссической идентификации с матерью идентификация, осуществляемая самой матерью, ребенка с отцом, — лежит в основе чувства принадлежности к челове­ческому роду у ребенка. Автор также рассматривает отдельные последствия для психоанализа, вызванные потерей веры в неотвратимый характер процесса цивилизации, в который твердо верил Фройд, равно как и все его современники.

Жан Лапланш и Жан-Бертран Понталис