Ядро половой идентичности

В начальную фазу установления телесной мужской половой идентичности вносят свой вклад половая при­надлежность от рождения, родительские фантазии и ро­дительские половые гормоны. Далее, мальчик должен определить свой телесный образ, который включает об­наружение им его пениса. В большинстве описанных случаев (Loewenstein, 1950; Kleeman, 1956; Roiphe & Galenson, 1981) это открытие происходит во втором по­лугодии жизни на протяжении ранней фазы разделения — индивидуации и четвертой стадии сенсорно-моторного развития по Пиаже, когда ребенок начинает привыкать к постоянству объекта (т.е., когда он признает объект все еще существующим, даже если он скрыт и невидим непосредственно). Как часть этого процесса, приятный тактильный, двигательный и визуальный опыт, достигае­мый через общее исследование всего тела, генитальной чувствительности и манипуляции с гениталиями, интег­рируется в появляющийся образ себя. Левенштейн (1950) дает замечательное описание материнского наблюдения за ее десятимесячным сыном, обнаружившим свой пе­нис. Ребенок, лежавший голышом в кроватке и играв-

– 374 –

ший со своими ногами и руками, брыкался ножками. Несколько раз он задел пяткой свой пенис. Он вгляды­вался вниз, очевидно, чтобы увидеть, что было причи­ной ощущения. Его выпуклый животик мешал ему уви­деть свой пенис, и он стал играть со своим пупком, нажимая на него. Потом он делал то же со своим живо­том и вдруг увидел свой пенис. Он медленно потрогал его пальцем и, сияя, посмотрел на мать. В течение не­скольких следующих минут он повторял этот маневр не­сколько раз, ползая, садясь, нажимая на живот и трогая свой пенис с некоторой неуверенностью. Ему потребова­лось несколько минут, чтобы осознать, что пенис — на самом деле часть его тела, что он принадлежит ему.

Так как за обнаружением пениса обычно следует намеренное дотрагивание и самостимуляция в сочетании с любящими взглядам на мать (Kleemari, 1956; Roiphe & Galenson, 1981), некоторые аналитики подчеркивают важ­ность взаимодействия мать-ребенок, как необходимой части процесса определения границ тела и установления генитального осознавания (Greenacre, 1953а, 1958; Spitz, 1962; Kleeman, 1965; Francis & Marcus, 1957).

На втором году жизни «практикующий» ребенок начинает приобретать больший контроль и гордость за каждый аспект своего телесного функционирования, осо­бенно гордясь процессом мочеиспускания, как только становится возможным контроль за сфинктером. Удоволь­ствие маленького мальчика от мочеиспускания — это часть его удовлетворяющего взаимообмена с матерью, но теперь очевидно возрастает интерес к отцу и его моче­испусканию (Loewenstein, 1950; Kleeman, 1966; Roiphe & Galenson, 1981).

В связи с интересом к мочеиспусканию и близко ассоциированным генитальным возбуждением (это соче­тание Ференци (1924) определил как уретральный эро­тизм), на втором году мальчик обычно обнаруживает различие полов (Fenichel, 1945). Узнает ли он это в от­ношении братьев и сестер, ровесников, или родителей, он постепенно осознает, по крайнее мере, по временам,

– 375 –

что его генитальный телесный образ отличается от обра­за матери. Поскольку на этой ранней стадии для маль­чика его телесный образ еще нестабилен, обнаружение анатомических различий часто сопровождается страхом кастрации. Мальчик, эгоцентричный в своем мышлении в этом возрасте, делает типичное заключение, что все имеют пенис и ошибочно принимает женские гениталии как результат его потери. Один мальчик восемнадцати месяцев, например, наблюдал в яслях, как пеленали ма­ленькую девочку. Хотя он обычно был свидетелем этой процедуры, в один особый день его реакция была дру­гой. Когда воспитатель сказал ему, что теперь его оче­редь, он убежал, закричав: нет! нет! и зажал свои пелен­ки. Когда пеленки были сменены, он продолжал зажи­мать пенис и кричать нет-нет! Хотя воспитатель объяс­нил ему анатомическое различие, он оставался заметно встревоженным в течение еще нескольких дней при пе­ленании.

Проецируемая агрессия, типичная для анальной фазы добавляет доказательства к кастрационной теории мальчиков. Поскольку накапливаются ожидания и запре­ты, он может бояться кастрации как наказания и может воображать, что следует бояться матери, от которой ис­ходят эти запреты.

Успехи в обучении туалету могут также порождать ранние кастрационные реакции. В дополнение к трево­ге, порождаемой конфликтом развития между желания­ми матери и ребенка, тревога может порождаться успеш­ным использованием горшка для дефекации, поскольку ребенок видит свой нарциссически инвестированный продукт выброшенным и потерянным (Heimann, 1962). Климан (1965) описывает мальчика, которые в период возросшего генитального осознавания и интереса к мо­чеиспусканию отца, начал дергать собственный пенис, говоря: «Прочь» или «оторвать», — что совпало с успеш­ным использованием горшка (Roiphe & Galenson, 1981).

Гринэйкр (1953а, 1958) подчеркивает важность пер­вых восемнадцати месяцев для стабильности конечной

– 376 –

половой идентичности мальчика. Наблюдая, что гени­талии являются источником интереса, удовольствия и тревоги задолго до фаллической фазы, она считает, что травма, длительное наблюдение материнских гениталий, или заметное нарушение в отношениях мать — ребенок, может приводить к нарушениям и неопределенности образа тела и предрасполагает мальчика к дальнейшим кастрационным реакциям. Однако, следует отметить, что проявления ранней кастрационной тревоги дают дока­зательство, что сделан шаг по направлению к ядру по­ловой идентичности, при чем мальчик осознает, что он — мужского пола.

Приведем пример. Мальчик двух с половиной лет упорно отказывался пользоваться горшком. Когда его раз­девали, он бегал вокруг и помахивал гениталиями, как крыльями, говоря: «Бабочка! бабочка!» Хотя во многих областях отношения матери и ребенка оказались доста­точно хорошими, мать чувствовала себя побежденной им в приучении туалету. Дальнейшие исследования показа­ли, что он не только наблюдал наготу родителей, но недавно также был свидетелем церемонии обрезания у своего маленького брата. Мальчик рассказывал любимую историю о гусенице, которая легла спать, проснулась ба­бочкой и улетела. Аналитик обнаружил, что наблюдение женских гениталий, свидетельство обрезания и анальные сражения с матерью были организованы вокруг кастра­ционной тревоги. Его когнитивная незрелость привела его к страху того, что его пенис, как бабочка, улетит в наказание за его гневную борьбу с матерью, дефекация для него доказывала потенциальную возможность потери части тела.

Чтобы минимизировать раннюю кастрационную тревогу мальчика и стабилизировать телесную половую идентичность, оптимальной может быть помощь отца. Он может редуцировать влияние материнской поглощающей тенденции, так же как и облегчить разрешение конф­ликта воссоединения, таким образом переводя кастраци­онную тревогу, подразумеваемую в этом конфликте, в

– 377 –

менее вредную. Как мужская фигура для идентифика­ции, отец становится все более важным для мальчика, который постепенно осознает «мужское бытие» и ищет как раз такую фигуру; отождествляясь с отцом, мальчику легче разотождествиться с матерью (Greenson, 1954). Идентификация с отцом усиливает чувство мужественно­сти и придает уверенность в целостности гениталий, и телесный образ мальчика становится более стабильным.

Центральную роль отца для установления прочно­го чувства мужественности у мальчика не следует пре­уменьшать. Фрейд утверждал, что «анатомия — это судь­ба», подразумевая, что чувство «мужественности» гаран­тировано наличием пениса (1912). Столлер (1985), одна­ко, заключает, что прочное чувство мужественности — это достижение. Так как чувство собственного «я» появ­ляется частично через идентификацию с матерью, маль­чик имеет «встроенную» уязвимость. Чтобы установить уверенное чувство мужественности, он должен иметь чув­ство отличия от матери, чувство, которое появляется, когда есть мужчина, с которым он может идентифици­роваться. Когда отец не является легко доступным, иден­тификация с ним может быть задержана или невозмож­на, и установление уверенного чувства мужественности у мальчика нарушается. Трудность нейтрализации иденти­фикации с матерью, когда отцовская фигура недоступна, была показана на примере психологической оценки од­ного трехлетнего мальчика. После того, как были успеш­но показаны все части тела на картинке, его одинокая мама потрогала его под рубашкой и настаивала, чтобы он показал свои соски. Она объяснила, что цветастый жакет, который он носил, достался по наследству от до­чери подруги и, к несчастью — подошел! О его длинных локонах она говорила, что они делают его похожим на девочку, но они такие хорошенькие, что она не хочет их отрезать.

Одной особенностью важного проявления мужской идентичности является мочеиспускание стоя, которой мальчик обычно учится, подражая отцу, или видя это,

– 378 –

или тогда, когда отец или мать говорят: «Мальчики это делают стоя, как большие дяди». Гордость за струю мочи, которую он может произвести, помогает мальчику прий­ти к соглашению в борьбе за обучение туалету. Когда отец отсутствует или не вовлечен, интерес к функции мочеиспускания оказывается задержанным (Roiphe & Galenson, 1981), и писание стоя тоже задерживается. Это часто предполагает неуверенность в чувстве мужествен­ности (P. Tyson, 1982b).