Государственно-правовые аспекты 1 страница

«Блажен муж, который не

ходит на совет нечестивых

и не стоит на пути грешных,

и не сидит в собрании развратителей».

(Псалом 1, 1)

Сторонники глобализации мира понимают, что религия является серьезным препятствием для реализации их планов. Все цивилизации человечества скреплялись во все времена религиями и глобализаторам это обстоятельство явно претит. Поэтому в большинстве стран церковь конституционно отделена от государства, а религия объявляется частным делом человека. Например, во Франции, согласно Закону об отделении церкви от государства 1905 г., Республика не признает и не субсидирует никакую церковь и не оплачивает ее служителей.

В современном мире наблюдается напряжение вокруг государств, в которых поддерживается государственная религия. В Италии, где исторически сильно влияние католицизма, отношения между государством и католической церковью строятся на конституционной и договорной основе. Согласно ст. 7 Конституции Италии, оба субъекта независимы и суверенны каждый в своей сфере, а отношения их регулируются Латеранскими соглашениями, заключенными в 1929 г. Ватикан испытывает вмешательство в свои дела именно со стороны протестантских стран. За государственный характер религии страны Востока объявляются Западом авторитарными режимами с последующими экономическими и даже военными санкциями. Ислам, например, признается государственной религией более чем в 30 странах мира (ст. 2 Конституции Иордании, ст. 7 Конституции Объединенных Арабских Эмиратов, ст. 1 Конституции Катара и др.)[644]. В некоторых мусульманских странах (Алжир, Ирак) объявление ислама государственной религией означает лишь, что государство уважает исповедуемую большинством населения исламскую религию и в общей форме заявляет о своей приверженности определенным исламским традициям, входящим в состав культурного наследия народа. В других странах (Саудовская Аравия, Иран, Пакистан) мусульманское право (шариат) обладает более высокой юридической силой, чем закон и даже конституция.

Глобализаторам хотелось бы, чтобы все страны Востока брали пример с Турции. В Турции, где ислам пока пронизывает жизнь общества, юридическая система, тем не менее, свободна от влияния шариата. Конституция Турецкой республики 1982 г. объявляет республику демократическим, светским и социально-правовым государством (ст. 2). Согласно ч. 5 ст. 24 Конституции Турции, никто не может эксплуатировать религию и злоупотреблять религиозными чувствами либо признаваемыми религией святынями с целью приспособления, пусть даже частичного, к религиозным правилам социального, экономического, политического или правового строя государства. В качестве образцовых национальных лидеров идеологами глобализма признаются лишь те, кто способен увести свой народ прочь от национальной традиции со ставкой на беспочвенную молодежь («младотурков») и потребительские ценности.

В Латинской Америке конституционное право отражает сильные политические позиции католической церкви. Так, Конституция Боливии 1967 г. в ст. 3 предусматривает, что государство признает и поддерживает римско-католическую апостолическую религию, гарантируя при этом возможность отправления любого другого религиозного культа»[645]. Соединенные Штаты Америки сталкиваются с неповиновением прежде полностью подконтрольных режимов Латинской Америки.

Мораль двойных стандартов, распространяемая США даже на сферу международного права, позволяет им собственную неоколониальную политику объявлять «гуманитарной миссией», а попытки стран третьего мира защититься – «религиозным и национальным экстремизмом». Российским законодателем под контролем зарубежных наблюдателей тоже созданы ограничения на создание и деятельность общественных объединений, а именно «запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на осуществление экстремистской деятельности»[646], и еще: «На территории РФ запрещается деятельность общественных и религиозных объединений, деятельность которых признана экстремистской в соответствии с международно-правовыми актами и федеральным законодательством»[647].

Согласно Конституции Российской Федерации: «Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом» (ст.14). Православие как религия большинства в Конституции Российской Федерации 1993 г. вообще не упоминается, даже в преамбуле. Ни одна идеология, «в том числе и религиозная, – утверждается в Конституции Таджикистана, – не может устанавливаться в качестве государственной». Государство, провозглашается в Конституции Грузии, «признает исключительно роль грузинской православной церкви в истории Грузии и вместе с тем провозглашает полную свободу религиозных убеждений и вероисповеданий, независимость церкви от государства» (ст. 9). Конституция Республики Беларусь закрепляет, что демократия в этом государстве осуществляется «на основе многообразия политических институтов, идеологий и мнений» и что «идеология политических партий, религиозных объединений или иных общественных объединений, социальных групп не может устанавливаться в качестве обязательной для граждан» (ст. 4).

Специальное законодательство стран глобализуемого мира регулирует деятельность религиозных объединений, допуская существование лишь тех, которые доказали свою «лояльность» активным сотрудничеством с глобалистами. Духовный поиск большого количества граждан искусственно направляется в сторону деструктивных сект оккультного характера, но на сей счет в законодательстве препонов не предусматривается. Этот пробел в законодательстве распространен во всемирном масштабе и привел многих к обращению в новые, ранее не разрешенные по соображениям морали и безопасности псевдо-религиозные течения. Увеличившаяся вдруг угроза международного терроризма позволила «прогрессивному» Западу нанести еще один разрушительный удар по традиционным мировым религиям и переключить интерес массы людей с неустойчивой психикой в сторону магии и оккультизма. Сталкивая интересы безопасности и свободу религии в своих целях, глобализаторы ограничивают в правах религиозные объединения, представляющие традиционную духовную культуру. Так, Русской Православной Церкви на территории России запрещено проведение в школах уроков по основам православной культуры.

Сторонники глобализма совершают насилие над духовной природой человека. Нам не уйти от того факта, что «на заповеди Божьи опирается, по сути, любое законодательство современного мира, от церковных канонов и законов шариата до современных уголовных и иных кодексов. Закон Божественный лежит в основе и международного права»[648]. Например, в мусульманском мире и сегодня Аллах (Бог) выступает гарантом договоров. «Согласно доктрине ислама, Бог считается третьей стороной в любом договоре, заключенном мусульманами»[649]. Ш. Монтескье, в своей работе «Об отношении силы религии к силе гражданских законов приходит к выводу: «Так как религия и гражданские законы должны главным образом стремиться к тому, чтобы делать людей добрыми гражданами, то, следовательно, если первая уклоняется от этой цели, вторые должны к ней стремиться сильнее, и наоборот, другими словами, чем менее обуздывающей силы в религии, тем более должны обуздывать законы»[650]. Так, в Японии, где господствующая религия почти не имеет догматов, законы, чтобы восполнить этот недостаток, отличаются крайней строгостью.

«Когда религия устанавливает догмат неизбежности человеческих поступков, законы должны быть строже и общественное управление бдительнее обыкновенного, так как они должны определять поведение людей, которые без того легко поддаются природным влечениям, – полагал Ш. Монтескье. – Другое дело, когда религия устанавливает догматы свободы. Когда религия осуждает то, что гражданские законы должны допускать, появляется опасность, как бы гражданские законы в свою очередь не допустили чего-нибудь такого, что религия должна осудить. Первое свидетельствует о недостатке гармонии и правильности в представлениях, проявляющемся во втором»[651]. Например, у соплеменников Чингисхана считалось грехом положить нож в огонь, не считали грехом похитить чужое имущество или убить человека.

Человеческие и божественные законы отличаются один от другого своим происхождением, своей целью и своей природой. Человеческим законам свойственно от природы подчиняться всем видоизменяющимся обстоятельствам действительности и следовать за всеми изменениями воли людей; напротив, свойство религиозных законов – никогда не изменяться. Постановления человеческих законов относится к благу, установления религии – к высшему благу. Законы можно изменять, потому что они признаются законами только тогда, когда они хороши; но установления религии всегда считаются наилучшими.

«Отношение человека с Богом базируются не на рабском подчинении или притеснении. Скорее, это отношения безграничного доверия, основанного на свободном выборе, сделанном по любви. Любовь, которую господь ждет от своего народа, это их отклик на преданную и проникновенную любовь. По этой самой причине Заповеди, до того как стать правовыми кодексами и нормами права, были восприняты Избранниками Божьими как акт милости, как знак их особой принадлежности к Богу. Примечательно, что израильтяне никогда не говорят о Законе как о бремени, но как о даре»[652].

Есть государства, где законы ничего не значат и служат лишь выражением прихотливой и изменчивой воли государя. Между тем, для общества необходимо, чтобы существовало что-то постоянное; это постоянное и есть религия.

«Сила религиозных законов покоится главным образом на вере в них, а сила человеческих законов – на страхе перед ними», – писал Ш. Монтескье[653]. Ему принадлежит афоризм: «Когда я отправляюсь в ту или иную страну, я интересуюсь не тем, хороши ли там законы, а тем, как они соблюдаются, ибо хорошие законы встречаются везде». Звучит весьма современно и актуально. Между тем право и религия имеют множество точек соприкосновения. Рассматривая внутреннюю взаимосвязь религии и права, нельзя обойти внимание факт единства охраняемых ими интересов. Единство предмета права и религии проявляется в конкретных задачах различных отраслей российского права. Особенно наглядно оно в уголовном праве, среди объектов, охраны которого на первом плане стоят права, свободы, жизни и здоровья человека, собственность, то есть все, что входит и в предмет ведения религии.

Библия определяет человека, как сотворенного Богом по образу и подобию своему. Это означает эквивалентность ряда качеств, принципиального характера. Образ Божий – это сумма свойств, в число которых входят – жизнь, воля, разум, способность другому существу дать жизнь «по своему подобию», созидание, обладание.

Первичный источник достоинства и прав личности – Бог. Однако, сотворив человека как существо телесное и духовное, личностное и социальное, тварное, Он наделил его свободой выбора. Способности и свойства, которыми наделен человек, предполагают также право на их реализацию, откуда и происходят права человека: на жизнь, на свободу, на мысль, слово и убеждение, на создание семьи, на труд, на собственность.

С.С. Алексеев отмечал, что естественное право – это «сумма требований, в своей исходной основе рожденных непосредственно, без какого-либо людского участия, самой натуральной жизнью общества, «природой», «естеством» человеческого бытия, объективными условиями жизнедеятельности, естественным ходом вещей»[654]. Естественное право дано изначально, оно родилось вместе с человеком. «Целесообразно смириться с той очевидной истиной, что естественные права – все-таки ограниченный набор универсальных установлений, чьим автором человек быть не в состоянии. Правовой закон – это закон, основанный на этих установлениях… Но кто бы ни был их автором – Бог или природа, – ясно одно: они обязательны для нормального функционирования человеческого общежития и самого человека в нем»[655].

Природа права имеет религиозно-нравственную основу. В отрыве от религии и нравственности право становится юриспруденцией, лояльной перед любой силой. В основополагающих международных документах по правам человека, в Конституции Российской Федерации, как и в конституциях разных государств, неизменно подчеркивается, что «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц» (ст.17)[656]. Следовательно, запреты, помимо юридического смысла, обретают смысл моральный – это моральное обеспечение прав. Нравственный критерий вменяется Богом в обязанность законодателю: «Горе тем, которые постановляют несправедливые законы, и пишут жестокие решения, чтобы похитить права у малосильных народа» (Исайя 10.1-2).

Опираясь на моральные константы, ограничения закона предусматривают непременное отражение в законодательных нормах моральных обязательств государства перед своими гражданами. Но такие формулировки этих обязательств, как конституционные определения типа «социальное государство», вовсе не являются исчерпывающими. Равным образом и законопослушание граждан – еще не проявление нравственного совершенства общества. Правовая состоятельность закона – не в декларациях, а в том, в какой степени его нормы учитывают нравственные абсолюты, и значит, в какой степени они способны уберечь императивы Божественных установлений.

Бог учреждает «закон» для каждого сотворенного Им явления, следовательно, и для высшего из Своих созданий – человека. И относительно человека, наделенного свободной волей, определение как функций, так и ограничений в его действиях, обретает правовое содержание. Божьи заповеди определяют меру, которая и является правом первого и абсолютного порядка. «Каким судом судите, таким будете судимы; какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф.7; 1).

Правовая мера всегда в связке прав и обязанностей. Нельзя считать, что обязанности, корреспондирующие правам человека, лишь на стороне государства. В жизни люди страдают от ущемления своих важнейших прав, прежде всего, из-за несоблюдения должных обязанностей другими людьми. «Что может быть важнее прав и свобод человека?»[657] – задается вопросом В.Н. Софинский. Позволим себе ответить: еще важнее – обязанности человека.

Соблюдал бы каждый человек фундаментальные, общечеловеческие заповеди: «не убий», «не укради» и т.д., очевидно, не потребовались бы многочисленные законы и репрессивные органы государства. Исторически первым правовым установлением Бога было запрещение человеку есть с древа познания добра и зла. В христианском понимании существование большого числа ветхозаветных заповедей-запретов вместо евангельских «заповедей блаженства», а в праве – большого количества запрещающих и обязывающих норм и жестокой системы наказания, вплоть до смертной казни, «означает, что мы с вами еще не выросли из ветхозаветного состояния и имеем низкий уровень правового сознания»[658].

«Но чем критиковать народ, полезнее дать ему такие законы, которые укладываются в «прокрустово ложе» народного миросозерцания. Эта задача решается, в том числе и через рецепцию церковного права»[659]. Запреты, обусловленные природой человека, делают людей нравственно чистыми, ответственнее. Гегель хорошо сказал: «народ, имеющий плохое понятие о Боге, имеет и плохое государство, плохое правительство и плохие законы»[660].

В современности религиозная подоплека мировой жизни нисколько не утратила своего основополагающего значения. Последнее столетие обозначило особую роль религии в жизни человеческого общества, обнажив все уродство жизни без нее. Любая правовая доктрина или концепция правовой реформы всегда имеет философскую основу, а еще глубже – религиозную, определяющую смысл исторического бытия и определенное видение собственной роли и места в мировой истории. Основой любого общества всегда служила религия. А когда традиционные верования по тем или иным причинам переставали оказывать влияние на общество, государства и даже нации погибали. Ведь по сути дела, все социальные, политические, экономические и культурные процессы представляют собой более низкий план бытия по сравнению с планом метафизическим. В правовой сфере явно присутствует некая глубинная субстанция, проявляющаяся в разных ипостасях и в разные моменты времени, но всегда сохраняющая собственную непознанную до конца суть.

История Права обнаруживает некую цепь преемственности, воспроизведения в действующих юридических положениях элементов Божественной первонормы. Правосознание, утратившее свои религиозные корни, оказывается неспособным поддерживать и отстаивать национальную государственность и культуру. В этом отдают себе отчет глобализаторы мира, поэтому они так настойчивы в дискредитации религии.

Многие авторы отмечают, что связи между Правом и религией, существовавшие в ранних обществах, были разрушены в Новое время[661]. Именно в этот период происходило обмирщение или секуляризация общества, то есть высвобождение от религиозного и церковного влияния всех сфер жизнедеятельности общества и человека. Наблюдалась и интенсивная десакрализация правового бытия и утрата им основополагающих христианских императивов и эйдосов. Удар наносился вполне целенаправленный – по тем абсолютам, которые составляют центр права. Священными были объявлены права человека, и это кощунство позволило манипулировать людьми, чей эгоизм получил гипертрофированное развитие. Либералами стало очень модно называться. Либералами становилась самая экзальтированная часть общества. Мораль и право в воззрениях либералов – это подведение любых конкретных действий индивидов под принцип вседозволенности. Самым главным либералом в природе при этом оставался сам дьявол, который позволяет все: и непомерное, и неприемлемое, и недопустимое. Потому-то он и возглавляет всех социально хищных, объединившихся под планами глобализации мира.

Возникнув в западноевропейской культуре процесс секуляризации неотвратимо разрушал универсум христианского права, обнаруживая свое действие во всех цивилизациях мира. В общетеоретическом плане этот процесс означал замещение сакральных символов и религиозных императивов права на мирские, земные понятия и нормы. Доходившая в своем мировоззрении до безусловного правового нигилизма российская радикальная интеллигенция стремилась восполнить духовный вакуум нигилизма гипертрофированно переживавшимся и казуистически осмыслявшимся морализмом, в котором поколения интеллигенции видели высшую форму духовной жизни мыслящей личности. Отрицателям религиозных оснований права нелишне напомнить глубокую мысль Аристотеля: «Предполагать в человеке только человека – значит ошибаться в нем».

Глобалистская юридическая практика основывается на приоритете земной жизни человека и человеческих сообществ перед религиозно-нравственными абсолютами (особенно в случаях, когда первые и вторые вступают в конфликт). Показательно, что это уже редко кого удивляет и возмущает. Такой же приоритет закреплен в национальном законодательстве многих стран. Нередко он заложен в принципах регламентации различных форм деятельности органов власти, построения государственной образовательной системы и т.д. Многие влиятельные общественные механизмы используют этот принцип в открытом противостоянии вере и Церкви, нацеленном на их вытеснение из общественной жизни.

Глобалистское юридическое сознание и глобалистская юриспруденция впечатляют своим безрелигиозным скептицизмом и рационализмом, духовным вакуумом. Причина – полная дехристианизация этого сознания. Отрицание Бога и высших Божественных идеалов всегда приводили человека к торжеству самопроизвола, к возникновению религиозности в иных, более низких, искаженных формах. «Гуманность, отрицающая Бога, логически приводит к безчеловечности», – писал Ф.М. Достовский[662]. Весь внутренний правовой опыт человека постепенно и последовательно начал мельчать и искажаться. Общество стало испытывать радость нормирования своей жизни, а выход из накапливающихся кризисов видит в принятии все увеличивающегося количества законов. Юридизация общественной жизни означает детальную регламентацию всех сторон жизни, пристрастие к букве закона в ущерб духу. На граждан спускаются сверху нормы, происходящие из конъюнктурных и корыстных соображений.

Основная идея западной юридической мысли о возможности построения правопорядка вне религии и вне национальных традиций оказалась разрушительной. Даже доктрины «естественного права» и «правового государства» создавались в секулярной, безбожной интерпретации, влекущей на практике бездуховное прозябание безнравственных человекоподобных существ, которых используют для наживы меньшинства на погибель всего человечества. Секулярная культура может впечатлять современников лишь апологией чувственности и мифом возвеличивания человека.

Лишившись Божественных начал, право сократило сферу своего действия в современном мире. Главная проблема правовой ситуации в России – не экономические ресурсы, а вера. Современный человек со всеми его «неотчуждаемыми правами» претендует на то, чтобы стать сверхчеловеком в ницшеанском смысле и воссесть на место Бога. Благодаря свободе совести, прописанной в основах конституционного строя всех либеральных государств, религия из общего дела превратилась в частное дело индивида. В действительности свобода совести трансформировалась в свободу без -совестности. Если первоначально государство возникло как инструмент утверждения в обществе Божественного Права, то свобода совести окончательно превращает государство в исключительно земной институт, не связывающий себя религиозными обязательствами.

Особое совестливое правочувствие, о котором писал И.А. Ильин, понижено до уровня электронно-протонового комплекса и рефлекторного механизма. «Освобождая» человека от «предрассудков» нравственных императивов, деструктивные силы отняли у него защитный иммунитет, который безоговорочно защищал его достоинство, богоподобие и неприкосновенность. Лишенный совести, современный человек оказался игрушкой в руках самых случайных сил. О нем либо заботятся как о полезном животном, либо уничтожают. Без всякого сострадания на планете уничтожаются миллионы людей, лишаются своего имущества, всех прав, ценностей, изгоняются, и только из-за того, что само их существование является препятствием для чьих-то корыстных замыслов и жажды власти. А юриспруденция (международная и внутригосударственная), став автономным по отношению к Праву явлением, ничего не может поделать с фактическим безправием и порабощением такого множества людей.

На путях преодоления христианской этики и усвоения новых юридических стандартов поведения в качестве нормальных современный человек делается невротиком. Не веря в Бога как в своего Творца, Спасителя и Заступника, он чувствует непреодолимые страхи и тревоги, от которых не может избавиться в одиночку. Когда в центр юридической системы ставится помраченная грехом человеческая личность, законы государства перестают осуждать половые отклонения, супружескую неверность, внебрачные связи, порнографию, пропаганду насилия, наркоманию и алкоголизм. Эти явления рассматриваются как норма общественной жизни на том основании, что они лежат исключительно в сфере ответственности человека перед самим собой и не затрагивают напрямую интересов физического благополучия других индивидов. А ведь перечисленные явления влекут социально опасные последствия: преступность, разрушение семьи, эпидемии заболеваний, передающихся половым путем. Но главное – упомянутые пороки противоречат вековым нравственным нормам, которые установлены свыше и потому имеют безусловный авторитет перед любыми человеческими законами и решениями.

Ответы на многие вопросы, поставленные кризисом окружающей природной среды, тоже содержатся в человеческой душе, а не в сферах экономики, биологии, технологии или политики. Выход их экологического и экономического тупиков может быть основан лишь на духовном преображении личности. По мысли преподобного Максима Исповедника, человек может превратить в рай всю землю только тогда, когда он будет носить рай в себе самом.

Право предшествует возникновению новых форм социальной жизни, а не следует им. Так, новые формы экономики, лишенные правовых оснований, стимулируют распад, беззащитность, дезорганизацию. Ключевые для западной философии предпринимательства установки прибыли и выгодности нужно лишить предикатов транскультурной разумности и самодостаточности, показав их подчиненный характер по отношению к идеалу духовной и физической целостности народа.

В секулярной юридической науке все понятия перепутались, что ведет к безпрерывным недоразумениям на практике. Теоретики и юристы-практики могут действовать согласованно в случае, когда служат духовно-нравственным ценностям права. А они остаются аутентичными лишь в неразрывной связи со своим Источником – Богом, вне этой связи они всегда подменяются и превращаются в свою противоположность. Самый наглядный пример – это превращение богоданной свободы в глобализме в рыночные отношения, в которых таится не свобода, а сверхзакрепощение.

6 апреля 2006 г. Всемирный Русский Народный Собор принял «Декларацию о правах человека», в которой говорится: «изоляция права от нравственности означает их профанацию, ибо безнравственного достоинства не бывает. …Существуют ценности, которые стоят не ниже прав человека – такие как вера, нравственность, святыни, Отечество»[663]. Европейская индифферентность к духовной основе Права не менее разрушительна в наши дни, чем активное безбожие. Самомнение европейской цивилизации, претендующей стать источником права и заменить собою Высший Источник, может обернуться очередной катастрофой общечеловеческого масштаба. Сегодня мы констатируем: Божественные христианские основания права оказались менее всего изученными. Это происходит потому, что современную юриспруденцию правильнее называть не постхристианской, а антихристианской, поскольку ценности, ею прославляемые, суть антитезис христианского учения.

Современная юриспруденция противопоставила себя правоведению, а правосознание перестало быть формой общественного сознания. Так называемые правоохранительные органы государства, юридические вузы и факультеты, средства массовой информации не предпринимают серьезных шагов для спасения и укрепления права, но в известной степени даже способствуют уничтожению великого правового наследия либо безучастны к его исчезновению. Кто захочет выступать в защиту Божественных атрибутов права, зная наверняка, что его подвергнут публичному осмеянию и остракизму?

Сегодня каждый ученый может веровать во что угодно, и «деидеологизированное» государство будет индифферентно к этому, пока это не мешает сугубо языческим ценностям – комфорту, рынку и совершенно лишенным духовного наполнения правам индивидов. Право как священное явление заменено людьми на новоязыческую юриспруденцию. Этот переход готовился долго и тщательно, пока людей окончательно не увлекла идея неотчуждаемых прав, среди которых главное место отводится свободе от нравственных ограничений, свободе от ответственности за других, свободе от Бога. Свобода из вспомогательного средства обретения Истины, способа добровольного обретения Бога превращена в абсолютную ценность, в идола, которому призывают «молиться» (клясться свободой, мечтать о свободе, бороться за свободу, поступать свободно и т.д.).

В современном юридизированном западном мышлении прочно укоренилось, еще со времен Ж. Ж. Руссо, представление о том, что достаточно обеспечить свободу и наделить правами личность, а она сама неизбежно выберет добро и полезное для себя. Поэтому никакие внешние авторитеты не должны ей указывать, что есть добро, а что есть зло. Человек сам определяет нравственные нормы поведения. Это называется нравственной автономией человека. И такая автономия может быть ограничена только автономией другого человека. В этой идеологии отсутствует понятие греха, а есть плюрализм мнений; то есть человек может выбирать любой вариант поведения, но при одном условии, что его поведение не должно ограничивать свободы другого человека. Печальное следствие такого антропоцентричного подхода заключается в том, что сегодня в большинстве стран выстраивается юридическая система, которая потворствует греху и устраняется от задачи нравственного совершенствования личности. Общества столкнулись с циничной подменой – допустимость безнравственности оправдывается учением о достоинстве человека.

Как современный человек будет нравственно использовать свою свободу, если телевидение демонстрирует ему в качестве успешного образа жизни потребление, насилие, разврат, азарт и другие пороки? Порок легко продается и легко воспринимается человеком, склонным к греху. С древних времен такие действия назывались соблазном.

Однако же, перестав верить в Бога и замечать подлинное право, а в нем – Божественную природу, люди все-таки остаются созданием Бога. И изжить это полностью невозможно. Правовое проявляется в юридическом, как бы юристы-технологи и казуисты ни старались. Душа людей с врожденным нравственным содержанием остается «душой-христианкой», хотя и искаженной. Отрешиться от нравственного содержания, которое дано душе человеческой, люди не могут до настоящего этапа глобализации мира.

Православные христиане ближе к тем, кто слабее, к мировым изгоям и неудачникам, чем к сильным и процветающим. «Православный готов вернуть Богу счастливый билет в заветное Царство, если он куплен ценой слезы невинного ребенка», – заметил Ф.М. Достоевский. Эта нравственно-религиозная впечатлительность и неугомонность по поводу искания Правды очень мешает господам мира сего – по этой причине они принялись за Россию всерьез. Новому глобальному порядку Россия мешает как тип духовной культуры, решительно не вписывающийся в новую систему глобального естественного отбора. Для принятия навязываемого сегодня русским американского эталона жизни, наше население, судя по всему, должно пройти путь индейцев по этапам колонизации, резервации и последующей свободы… от своей Отчизны. В Генеральном плане «Ост» Гитлер предвосхитил нынешнюю глобализацию мира, указав: «Мы должны избегать того, чтобы одна церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах России должна заключаться в поощрении любой формы разъединения и раскола»[664].