Семья императора Николая II 3 страница

Император Николай II, говоря языком современной психологии, был типичным интровертом. Он любил одиночество и не нуждался в соратниках. В отличие от всех предыдущих императоров и даже от собственной жены Николай не имел личного секретаря и сам следил за своим деловым графиком. На его столе в кабинете лежал ежедневный календарь, куда он заносил предстоящие встречи. Он сам разбирал не только личную корреспонденцию, но и письма государственной важности, сам писал ответы и запечатывал их в конверты. Император поддерживал в своем кабинете такой идеальный порядок, что был способен быстро найти любую нужную ему вещь даже в полной темноте.

В свободное время Николай не терпел разговоров о политике. Он предпочитал беседовать, в том числе и со своими министрами и адъютантами, о погоде, красотах природы, лошадях и игре в теннис, литературе, музыке и театре – о чем угодно, только не о важных политических делах и проблемах.

В государственной деятельности царь также испытывал трудности при необходимости строить отношения с людьми, которых, включая важнейших министров и сановников, он обычно оценивал чисто интуитивно и эмоционально. Он не любил сложных, принципиальных разговоров, прямых столкновений и жестких дискуссий, что часто приводило к недопониманию и к разговорам о лукавстве и лживости его натуры. Николай редко устраивал разносы своим подчиненным и важнейшим государственным чиновникам. Вызвав к себе министра, действиями которого был недоволен, государь дружески с ним беседовал и, случалось, даже благодарил за службу. Чиновник, считая, что инцидент исчерпан, спокойно возвращался в свой министерский кабинет и продолжал заниматься делами, а на другой день неожиданно получал извещение об отставке, подписанное царем.

Отправленный таким образом в отставку всесильный, как казалось, премьер С. Ю. Витте одним из первых заметил эту особенность характера императора, связанную с его воспитанием и положением в семье. Говоря о первых годах правления Николая, он отмечал: «Когда император ступил на престол, то от него светлыми лучами исходил... дух благожелательности, он сердечно и искренне желал России...

счастия и мирного жития». Но позже он все чаще вспоминал свой разговор с министром внутренних дел Иваном Николаевичем Дурново, состоявшийся в один из первых дней после кончины императора Александра III:

«... мы были, конечно, в довольно тяжелом и грустном расположении духа.

Вот Иван Николаевич обратился ко мне и говорит:

– Что же вы, Сергей Юльевич, думаете относительно нашего нового императора?

Я ответил, что о делах говорил с ним мало, знаю, что он совсем неопытный, но и неглупый, и он на меня производил всегда впечатление хорошего и весьма воспитанного молодого человека. Действительно, я редко встречал так хорошо воспитанного человека, как Николай II, таким он и остался. Воспитание это скрывает все его недостатки. На это И. Н. Дурново мне заметил: «Ошибаетесь вы, Сергей Юльевич, вспомяните меня – это будет нечто вроде копии Павла Петровича, но в настоящей современности». Я затем часто вспоминал этот разговор. Конечно, император Николай II не Павел Петрович, но в его характере немало черт последнего и даже Александра I (мистицизм, хитрость и даже коварство), но, конечно, нет образования Александра I. Александр I по своему времени был одним из образованнейших русских людей, а император Николай II по нашему времени обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства».

Средний ум, среднее образование, средний характер, уважение к старшим родственникам (матери, двоюродному деду, дядьям) и зависимость от их мнения – все это, наверное, совсем неплохо для среднего человека, живущего обыкновенной частной жизнью, но недостаточно для государя большой империи в эпоху революций, экономических кризисов и мировых войн. Со временем это становилось все более очевидным для политической элиты России и русского общества. Николаю с трудом удавалось находить решения даже небольших политических проблем, а сложные вызывали у него депрессию или раздражение. Он все больше уходил в жизнь семейную, горести и радости которой находили в нем действительно живой отклик. Постепенно семья стала для него центром вселенной, а о ценностях самодержавной власти и государства он продолжал заботиться только в силу своего положения императора.

Даже с императорским имуществом, расположенным в столице и имеющим, кроме всего прочего, значение государственных символов, Николай, бывало, поступал, как провинциальный помещик со своей усадьбой. Один из таких примеров приводит в своих мемуарах все тот же С. Ю. Витте.

Через некоторое время после восшествия на престол император уже не мог из-за постоянных конфликтов между его женой и матерью оставаться в родительском Аничковом дворце. Витте предложил ему переселиться в Михайловский дворец, окруженный прекрасным парком, где было бы удобно и приятно гулять императорским детям. Но Николай отказался, заявив: «Я не вижу, почему я должен жить не в тех помещениях, в которых жили мой отец и мой дед». Он переехал в Зимний дворец, закованный со всех сторон в гранит площадей и набережных. Проблему прогулок с детьми он решил просто – отгородил решеткой часть Дворцовой площади, которая принадлежала городу, и приказал развести там небольшой парк. На возражения городских властей он не обратил никакого внимания – так было нужно ему и его семье.

Императорская семья быстро увеличивалась. С перерывом в два года родились три дочери: Ольга, Татьяна, Мария, в 1901 г. – четвертая, Анастасия. Императрица тяжело переносила все свои беременности, страдая от тошноты в первые месяцы. У нее болели ноги, и последние недели перед родами она почти не выходила из спальни. Император трогательно заботился о супруге. По вечерам, когда она уже лежала в постели, читал ей книги по-русски и по-французски. Перед рождением княжны Марии это была, например, «Война и мир» Л. Н. Толстого.

Рождения детей чередовались с потерями и несчастьями, как это бывает в любой большой семье. Летом 1899 г. умер от туберкулеза 27-летний брат императора Георгий, который ввиду отсутствия у Николая сына был наследником-цесаревичем. Осенью 1900 г. тяжело заболел сам царь. Находясь на отдыхе в Крыму, он заразился тифом. Чтобы предотвратить распространение болезни на других членов семьи и прислугу, за ним ухаживала сама Александра Федоровна при помощи своей верной гувернантки мисс Орчард (Орчи). Только Александра перестала беспокоиться за жизнь и здоровье своего мужа, как получила печальное известие из Англии: в январе 1901 г. скончалась королева Виктория. Императрица хотела немедленно отправиться в Лондон, но супруг и свекровь уговорили ее остаться: она была беременна Анастасией.

Смерть 82-летней Виктории (1819-1901) была серьезным ударом для Александры Федоровны. После смерти матери, которую она потеряла в шестилетнем возрасте, бабушка оставалась для нее самым близким человеком. Они постоянно переписывались (к сожалению, Александра уничтожила эти письма в марте 1917 г., после отречения Николая от престола). Виктория подсказывала Александре, как она должна правильно вести себя в своем новом статусе, так как застенчивая и провинциальная немецкая принцесса была совершенно не готова к роли российской императрицы.

Но и при жизни заморская бабушка мало что могла изменить в поведении и манере держаться государыни Российской империи. Застенчивость и неловкость молодой императрицы мешали ей наладить отношения с собственными придворными дамами и женами виднейших сановников. Каждый раз, принимая их во дворце, она с плохо скрываемым нетерпением ждала, когда же закончатся положенные по этикету приветствия и обмен любезностями и она сможет удалиться в свои покои.

Выросшая в маленьком Дармштадте, в немецкой глуши, под строгим надзором нанятых отцом бонн и гувернанток, воспитывавших ее в соответствии со строгими викторианскими требованиями морали, предписанными бабушкой – английской королевой, Александра была шокирована свободными, веселыми нравами петербургского света. Любовные связи, откровенный флирт на придворных балах и приемах, загулы дворян в компании балерин и хористок – все это было ей совершенно чуждо. Она писала родным: «Головы молодых дам Санкт-Петербурга не заняты ничем, кроме молодых офицеров». Молодая императрица решительно принялась за исправление нравов при дворе: из списка приглашенных во дворец она решительно вычеркивала всех, кто не соответствовал ее представлениям о правильном образе жизни аристократии. Вскоре этот список стал слишком коротким для того, чтобы молодая императорская чета имела популярность и опору среди столичной знати. Мало кто поверил в исключительную моральную чистоту Александры Федоровны – многие сочли ее слишком заносчивой, лицемерной и провинциальной. В свете рассказывали анекдот о том, что случилось на одном из первых балов в присутствии новой императрицы. Александре Федоровне показалось, что у одной из приглашенных дам неприлично глубокое декольте. Она не придумала ничего лучше, как отправить к ней фрейлину, чтобы та сообщила нескромной нарушительнице этикета: «Мадам, Ее Величество послала меня сказать Вам, что в Гессен-Дармштадте не одеваются подобным образом». В ответ на это кокетка оттянула лиф платья так, чтобы вырез стал еще глубже, и дерзко парировала: «В самом деле? Пожалуйста, передайте Ее Величеству, что в России мы одеваемся именно таким образом».

Приняв православную веру, Александра Федоровна с энтузиазмом неофита стала увлекаться чтением религиозной литературы, собиранием старинных икон, поездками по святым местам, общением со священниками, монастырскими старцами и юродивыми. Светское общество Петербурга, привыкшее с детства относиться к своим религиозным обязанностям как к рутинной части быта, с недоумением восприняло желание императрицы быть «святее Святейшего Синода». Ее благотворительное начинание по созданию в столице общества рукоделия, члены которого обязывались связать по три вещи для передачи беднякам, было встречено в штыки. Аристократки, к которым Александра обращалась с предложением вступить в общество, заявляли, что им некогда заниматься такими глупостями.

Неправильно повела себя Александра Федоровна и по отношению к семейному клану Романовых. Императоры и императрицы независимо от внутрисемейных симпатий и антипатий считали своим долгом поддерживать связи с близкими и дальними родственниками, нанося визиты и устраивая ужины, чаепития и пикники в своем кругу. На этих встречах обсуждались и решались семейные дела и проблемы. Александра, считая мужа почти своей собственностью и желая как можно больше быть с ним наедине, свела эти традиционные сборища Романовых до минимума, тем самым изолируя царя не только от столичного бомонда, но и от его собственной родни. Семья кипела возмущением. Великие княгини и княжны, приходившиеся родными дочерьми и внучками русским императорам, просто отказывались понимать, как эта худородная немецкая принцесса из нищего герцогства смеет лишать их привилегии напрямую общаться с государем и постоянно бывать в царских дворцах.

Семья и высшее общество открыто встали на сторону императрицы-матери Марии Федоровны в ее конфликте с невесткой и получали удовольствие от их ссор и маленьких побед старшей царицы. Марию Федоровну все это ужасно раздражало, и, чтобы понапрасну не гневаться по поводу поведения жены сына, она все чаще уезжала из России и подолгу гостила то у отца и брата в Копенгагене, то у сестры в Виндзоре (принцесса Александра стала к этому времени английской королевой) или же отдыхала на своей собственной вилле на французской Ривьере.

Императрица, также как и ее муж, постепенно все больше замыкалась в своей собственной жизни. Природная застенчивость, слишком строгое воспитание, плохое знание русского языка, раннее восшествие на престол, к которому у нее просто не было времени подготовиться, и отсутствие рядом близких родственников (сестра Элла жила в Москве вместе с мужем генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем) сделали невозможными ее тесное общение с высшим обществом и дружбу с великими княгинями и княжнами – тетками, сестрами и кузинами Николая II. К тому же первое десятилетие ее жизни в России в качестве императрицы состояло из постоянной подготовки к рождению детей, тяжелых родов, болезней после них, выхаживания младенцев. Она лично нянчила всех своих детей, постоянно следила за их здоровьем и почти никогда далеко от них не отлучалась. Такое материнское рвение и поведение заботливой «наседки» в обычной русской патриархальной семье могло бы только приветствоваться, но оно мешало выполнять обязанности императрицы и не способствовало популярности Александры Федоровны в обществе.

Императрица не могла и не хотела устранить преграду непонимания и недоверия, возникшую между ней и русской аристократией. Ей было проще внушить себе, что высший слой российского общества состоит не из истинно русских людей, а из эгоистичных личностей, испорченных влиянием западноевропейской цивилизации. Она создала иллюзорный образ «православного крестьянина-хлебопашца», готового отдать жизнь и душу за «матушку-государыню», и представляла себя «народной императрицей». Среди этого мифического «народа» не было места ни заводскому пролетариату, ни студентам с их революционными идеями, ни капризным министрам и чиновникам.

Кризис в отношениях между императорской четой и обществом стал особенно очевиден в годы русско-японской войны и первой русской революции 1905-1907 гг. Даже после Кровавого воскресенья, когда 9 января 1905 г. была расстреляна мирная демонстрация рабочих в столице и начал раскачиваться маятник революционных беспорядков, императрица продолжала оставаться в плену своих иллюзий и заблуждений. Она писала своей сестре принцессе Виктории в Германию: «Санкт-Петербург – это прогнивший город, где ни на йоту нет ничего русского. Русский народ глубоко и искренне предан своему государю, а революционеры используют его имя для провокаций против хозяев, но каким образом – я не знаю. Как я хочу поскорее понять действительность. Я люблю мою новую страну. Она так молода, так полна сил и так много хорошего в ней, но крайне неуравновешенна и наивна. Бедный Ники вынужден вести горькую и тяжелую жизнь. Встречайся его отец чаще с людьми, сплоченными вокруг него, мы бы подобрали им соответствующие посты; а сейчас только старики или совсем юнцы, никого более вокруг нас. Дяди плохие, Миша (великий князь Михаил Александрович, младший брат императора. – Л. С.) еще совсем ребенок...»

Последующие события показали, что наивная вера императрицы в то, что подданные после убийства Александра II уже больше никогда не совершат покушения на жизнь членов императорской семьи, оказалась напрасной. В феврале 1905 г. от рук революционеров-террористов погиб дядя царя, муж ее сестры Эллы великий князь Сергей Александрович. Как и его отец, император Александр II, он погиб совсем недалеко от дома. Попрощавшись с женой, московский генерал-губернатор отправился по делам из Кремля, где они в то время жили. Как только экипаж выехал за ворота, на его крыше взорвалась бомба, брошенная террористом. Услышав взрыв, Елизавета Федоровна сразу поняла, что случилась. С криком: «Это Серж!» она бросилась на улицу. Там она не нашла даже тела мужа: взрывом его разорвало на куски и разбросало по дороге. Великая княгиня вела себя мужественно. Чтобы облегчить страдания смертельно раненного кучера, считавшего себя виновным в том, что не уберег своего господина, она солгала ему, что Сергей Александрович жив. Потом собственноручно собрала кресты, ладанки и перстни, бывшие на муже, а теперь раскиданные на снегу, и унесла их с собой. Позже она посетила в тюрьме убийцу великого князя эсера И. П. Каляева и предложила ходатайствовать о его помиловании перед царем. Каляев отказался, сказав, что уверен в своей правоте и что его смерть послужит делу свержения самодержавия.

Великий князь Сергей Александрович, несмотря на свои сомнительные нравственные качества, конечно, не заслужил такой страшной смерти. Хоть он и говорил сам о себе: «Я вполне доволен своей судьбой. Моя жизнь – батальон, мой интерес – рота, мой мир – казарма, мой горизонт – Миллионная (улица в Петербурге недалеко от Зимнего дворца, на которой стояли казармы Преображенского гвардейского полка. – Л. С.)», его интересы не ограничивались военной службой. Ученик знаменитого профессора истории Сергея Соловьева, Сергей Александрович сохранил любовь к прошлому на всю свою жизнь. Он был попечителем московского Исторического музея, одним из создателей Музея изящных искусств и русского Палестинского общества.

Похоронили останки Сергея Александровича в кремлевском Чудовом монастыре. Удивительным образом его гробница сохранилась, в то время как сам монастырь при советской власти был взорван. Гробницу обнаружили на территории Кремля в начале 1980-х гг. и не тронули, рассудив, что там все равно ничего нет. В середине 1990-х великий князь был перезахоронен в Новоспасском монастыре в Москве, в одной из старинных усыпальниц дома Романовых.

Смерть мужа совершенно изменила жизнь великой княгини Елизаветы Федоровны, одной из красивейших женщин Европы того времени. Привыкшая к роскошной жизни, пользовавшаяся вниманием кайзера Вильгельма II и императора Николая II, любительница нарядов, балов и веселья светская львица, казалось, умерла вместе со своим супругом, которого, как выяснилось, очень любила, несмотря на его несносный характер и не внушающий уважения образ жизни. В тот роковой февральский день Елизавета Федоровна надела траур, который через пять лет сменила на монашеское одеяние. В Москве она основала Марфо-Мариинскую обитель с больницей и богадельней, которую возглавила в качестве настоятельницы. Последним действием, которое выдавало в ней настоящую принцессу, был заказ эскиза монашеского одеяния выдающемуся русскому художнику Михаилу Васильевичу Нестерову. Будучи тонким знатоком религиозного искусства и обрядности, Нестеров создал для нее изящное платье с капюшоном из шерстяной ткани жемчужно-серого цвета с белым покрывалом. Этот наряд она носила до конца жизни, когда разделила участь своей сестры и зятя в 1918 г.

В тяжелые для империи и династии дни, когда Россия терпела неудачи в русско-японской войне, императорской семье неожиданно улыбнулось счастье. Каждая беременность императрицы Александры Федоровны сопровождалась надеждой, что будет наследник, но четыре раза подряд рождались девочки.

Императрица всякий раз чувствовала себя виноватой перед мужем и униженной перед его матерью, которая в свое время исправно рождала наследников. Чтобы выполнить «царицын долг» перед династией Романовых, Аликс была готова сделать что угодно и поверить во что угодно. Будучи личностью мистически настроенной, доверяя снам, приметам и предчувствиям, она безоговорочно поверила французскому хироманту, астрологу, целителю и авантюристу Филиппу Вашо из Лиона, пользовавшемуся тогда европейской известностью. Он предсказал, что у нее обязательно родится сын, нужно только дождаться этого момента.

Александра Федоровна так уверовала в это предсказание, что в 1902 г., в тридцатилетнем возрасте, будучи матерью четверых детей, она внушила себе, что беременна. Она была настолько в этом убеждена, что распространила известие о своей беременности среди членов семьи; скоро об этом уже говорил весь Петербург. Статс-секретарь императора А. А. Половцов в своих воспоминаниях писал, что у императрицы и мысли не возникало, что ее уверенность не соответствует действительности. К врачам она не обращалась, пока в августе вдруг не начала худеть. Тогда Аликс пригласила для консультации лейб-акушера Отта, который объявил ей, что никакой беременности нет и в помине. Официальное известие о том, что ожидаемого прибавления императорского семейства не будет, опубликовали в «Правительственном вестнике». При этом внятно объяснить, что произошло, никто не удосужился. В результате во всех слоях населения стали распространяться слухи один нелепее другого. Например, как утверждает А. А. Половцов, говорили, будто императрица родила урода с рогами, «которого пришлось придушить». Но и после этого неприятного эпизода императорская чета продолжала верить в предсказание француза и надеяться на чудо.

Половцова не могла не тревожить обстановка в царской семье, которую он хорошо знал не только как придворный чиновник, но и как родственник Романовых. Александр Александрович Половцов (1832-1909) был женат на Надежде Михайловне Июневой – внебрачной дочери великого князя Михаила Павловича, правнучке императора Александра II, которая воспитывалась в семье придворного банкира А. Л. Штиглица. В конце жизни Половцов был председателем Русского исторического общества.

12 августа 1904 г. наконец родился мальчик – цесаревич Алексей Николаевич. В тот же день этого титула лишился его дядя Михаил Александрович, считавшийся наследником при брате, не имевшем до этого детей мужского пола. Счастливый отец записал в своем дневнике: «Великий незабвенный для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья. В 1 час дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем».

Мальчик был долгожданным, но родился неожиданно. Когда императорская семья ждала первенца, она даже заранее придумала имя будущему наследнику. Мальчика назвали бы Павлом, но тогда на свет появилась девочка и получила приготовленное для нее имя – Ольга. Ожидая пятого ребенка, никаких планов уже не строили. Более того, императрица рассчитывала, что будет рожать немного позже. 12 августа семья находилась в Петергофе. Во время второго завтрака Александра Федоровна вдруг почувствовала себя нехорошо и, извинившись, удалилась в свою комнату. Не прошло и часа, как у нее родился мальчик (все предыдущие роды были более длительными и тяжелыми). Младенец весил 3 килограмма 200 граммов. На рождение ребенка сразу же отозвались салютом пушки Петергофской батареи, потом ударили пушки Кронштадта, и, наконец, Петербург услышал салютную канонаду орудий Петропавловской крепости. Горожане по привычке считали залпы – на этот раз их оказалось не 101, как ранее, когда рождались девочки, а 300.

Новорожденного назвали Алексеем, в честь царя Алексея Михайловича, любимого государя императора Николая II. Цесаревич Алексей был первым порфирородным наследником в царской семье с XVII в., то есть рожденным от отца, уже сидящего на троне. Все это казалось его венценосным родителям хорошим предзнаменованием. Почему-то царская семья предпочла забыть, что несчастного, приговоренного отцом к смерти старшего сына царя Петра I тоже звали Алексеем, и он тоже был порфирородным (тогда его отец делил трон со своим старшим братом Иваном V).

Великий князь Алексей Николаевич был очень красивым ребенком, со светлыми, слегка вьющимися волосами и голубыми глазами и казался совершенно здоровым. Он привел в полный восторг своих старших сестер – 9-летнюю Ольгу, 7-летнюю Татьяну, 5-летнюю Марию и 3-летнюю Анастасию.

Младенца с первых минут окружили особой заботой, ведь другого сына у царской четы могло уже и не быть. После четырех девочек нельзя было искушать судьбу. Крещение наследника обставили со всевозможными предосторожностями. Церемония совершалась в Петергофской дворцовой церкви. К купели его несла на подушке из золотой парчи пожилая фрейлина Мария Голицына, которой уже доверяли предыдущих императорских детей. Чтобы обеспечить полную безопасность младенца, подушка крепилась к плечам фрейлины специальной широкой золотой лентой, а к туфлям Голицыной были приклеены резиновые подошвы, на случай, если пол окажется слишком скользким.

На крестины приехало много гостей. Порадоваться правнуку явился даже 87-летний датский король Христиан IX. Обряд совершал старый придворный протоиерей Янышев, который был духовником еще Александра III. Он, опуская кричащего младенца в купель, нарек его именем второго царя династии Романовых, Алексея.

Император с императрицей по православной традиции не могли находиться в храме во время крещения своего сына. Николай ждал снаружи, пребывая в сильном волнении. После крещения в Петергофском дворце состоялся большой прием для аристократии и иностранных послов. Многие из них впервые видели императрицу Александру Федоровну в прекрасном настроении, она была доброжелательна с многочисленными гостями и часто улыбалась счастливой улыбкой стоявшему рядом мужу. Наконец-то она сделала то, что от нее ждали уже 10 лет, – подарила престолу наследника.

Но радость императорской семьи длилась недолго. Через шесть недель с ребенком стало происходить что-то страшное и непонятное. У Алексея открылось кровотечение из пуповины, с небольшими перерывами оно продолжалось целый день. Несмотря на то что малыш был при этом спокоен и весел, вызвали придворного хирурга Федорова, и тот в 7 часов вечера наложил повязку. Кровотечение возобновилось на следующее утро, но потом прекратилось само собой. Через несколько дней все успокоились, кровь больше не шла.

Вновь причина для беспокойства появилась через несколько месяцев, когда малыш начал вставать в своей кроватке и ползать. Когда он ударялся обо что-нибудь, то на его руках и ногах появлялись синяки, которые превращались через несколько часов в зловещие сизые опухоли, доставлявшие Алексею боль. Врачи, которые осматривали его, подтвердили страшное подозрение родителей: цесаревич болен гемофилией, его кровь не обладает способностью свертываться, и каждый его ушиб или порез может быть не только очень болезненным, но и смертельным. С медиков взяли слово молчать, царская семья решила скрывать болезнь Алексея даже от родственников так долго, как только удастся. Шла война с Японией, в стране было неспокойно – надвигалась революция, и династии были ни к чему лишние домыслы о ее будущем.

Приближенные замечали угнетенное состояние императора, но не знали его причины. Многим казалось, что депрессия государя вызвана военными неудачами на Дальнем Востоке. В это время Николай II вдруг вспомнил, что его собственный день рождения приходится на день памяти святого Иова Многострадального. В минуту отчаяния он сказал одному из своих министров: «Я имею тайное убеждение, что мне предназначено ужасное испытание и что я не получу удовлетворения на этой земле».

Императорская семья должна была научиться жить со своей бедой. Долгожданное счастье – рождение наследника – обернулось своей противоположностью. На фоне политических событий начала XX в. гемофилия Алексея казалась самим Романовым, да и до сих пор кажется некоторым писателям и публицистам мистическим наказанием свыше за грехи династии. Но в действительности по странному стечению обстоятельств именно в это время взорвалась бомба замедленного действия, заложенная в их собственных генах.

Американский писатель и историк Роберт Мэсси, занимавшийся исследованием истории России времени Николая II и истории императорской семьи, собрал большой материал, связанный с распространением гемофилии в королевских семьях Европы. Остановимся и мы кратко на этом вопросе, так как он тесно связан с трагедией, разыгравшейся в семье Романовых на закате династии.

Гемофилия – тяжелая и довольно редкая болезнь крови, которая поражает преимущественно мужчин. Она была известна людям еще в глубокой древности. Тогда она считалась следствием проклятия, насылаемого кем-то на семью больного. Долгое время гемофилию не могли лечить, и больной находился постоянно под дамокловым мечом этого недуга. В настоящее время для облегчения положения больного ему делают переливание свежезамороженной или концентрированной кровяной плазмы, используют сильнодействующие обезболивающие и защитные приспособления из легких металлов и пластмасс. Если больному удается выжить в детстве, то со временем наступает некоторое улучшение, и далее человек может жить сравнительно нормальной жизнью. Но все новые методы лечения гемофилии и ухода за больными гемофилией разработали во второй половине XX в., а во времена Николая II были недоступны даже императорским семьям.

В XIX – начале XX в. гемофилия проявилась у членов правящей династии Британии, Испании и России и поэтому получила название «королевской болезни». Современная наука полагает, что, скорее всего, гемофилия является результатом спонтанной мутации. Дефектные гены несут в себе женщины, но они почти никогда не болеют гемофилией. Болезнь коварна, и вероятность ее проявления нельзя заранее просчитать. Далеко не все сыновья женщины-носительницы заболевают и не все дочери наследуют от нее опасный ген. В королевских семьях Европы гемофилия распространилась по причине частых близкородственных браков между ними, когда вероятность ее проявления увеличивается согласно законам генетики. Венценосные особы стали жертвами не судьбы, а природы и собственноручно созданных традиций, направленных на сохранение и передачу власти в узких рамках старшей ветви одной династии.

Носительницей гена, от которой он распространился во владетельных домах Европы, была английская королева Виктория, приходившаяся бабушкой многим принцам и принцессам. Гемофилией болел ее младший сын Леопольд, герцог Олбэнский, а две из пяти дочерей, Алиса и Беатрис, были носительницами заболевания. Их дочери, внучки Виктории, получившие опасный ген в наследство, вышли замуж за представителей правящих династий России и Испании, в связи с чем наследники обоих этих домов оказались больны гемофилией.

Гемофилия и раньше встречалась в аристократических родах Европы, но королева Виктория считала, что «эта болезнь не нашей семьи», до тех пор пока в 1853 г. не родился принц Леопольд, пораженный тем самым опасным недугом. Его пришлось тщательно оберегать от царапин и шишек. О состоянии его здоровья писал Британский медицинский журнал. Королевские медики считали, что единственным средством борьбы с болезнью является постоянное наблюдение за организмом принца и оказание ему соответствующей помощи. Но Леопольд был упрям и не всегда прислушивался к советам придворного доктора, в результате у него после одного из ушибов осталась хроническая хромота. Королева Виктория очень сердилась, когда кто-то из родственников случайно или намеренно наносил принцу хотя бы малейшую травму. Она расстроилась, когда маленький племянник Леопольда, будущий немецкий кайзер Вильгельм, в ответ на замечание дяди по поводу его поведения ударил того ногой. В тот раз принц Леопольд нисколько не пострадал, но инцидент всем доставил немалое беспокойство.