Кале зачерпнула пиво раковиной и предложила Дафне, вдохновляюще кивнув. 10 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

— А человек, который сам создает себе душу... Он был в стране Локахи?

Темные пронзительные глаза некоторое время разглядывали Дафну. Ей показалось, что она выдержала какой-то экзамен.

— Ты очень умна, — застенчиво сказал старик.— Я хотел бы когда-нибудь съесть твои мозги.

Книги по этикету, которыми пичкала Дафну бабушка, почему-то не описывали подобных ситуаций. Конечно, не очень умные люди говорят младенцам: «Ух, какой ты сладкий! Так бы и съел!» Но когда подобные вещи произносит человек, покрытый боевой раскраской и владеющий более чем одним черепом, они кажутся менее забавными. Дафна, чьим проклятием были хорошие манеры, ограничилась словами:

Он кивнул и пошел обратно к соплеменникам, столпившимся вокруг Кокса.

— Не я, а мои мозги! И даже если он их съест, я все равно буду умнее тебя! Ты что, не видишь, что у Кокса в руке? Это револьвер-«перечница»! У одного папиного знакомого есть такой. Шестиствольный. Значит, он может выстрелить шесть раз без перезарядки! И вдобавок к этому у него еще и обычный пистолет.

— Я буду от них уворачиваться, — сказал Мау с возмутительным спокойствием.

Ты что, не понимаешь? У него револьвер и пистолет, а у тебя одно копье. Твое копье кончится раньше, чем его пистолеты!

Зато у его пистолетов кончится бабах раньше, чем у моего копья кончится острота, — ответил Мау.

Мау, я не хочу, чтобы ты умирал! — завопила Дафна. Слова отдались эхом от утесов, и она ужасно покраснела.

А кто должен умереть? Мило? Пилу? Нет. Если кто-то и умрет, это должен быть я. Я уже умирал. Я знаю, как это делать. Разговор окончен!

Тишина упала на боевые каноэ, над которыми виднелись ряды лиц; на кучку вождей на берегу; на людей, которые притаились на утесе, подсматривая. Солнце светило так ярко, что было больно глазам; оно словно высасывало цвет из пейзажа. Мир затаил дыхание.

Не будет ни отсчета, ни сигнала. Нет и правил. Но есть традиция. Поединок начнется, когда первый из сражающихся возьмет в руки оружие. Копье и нож Мау лежали перед ним на песке. В десяти футах от него Кокс после долгих споров положил на песок свои пистолеты.

Оставалось только следить за взглядом противника.

Разве не об этом мечтал каждый мальчишка? Стоять лицом к лицу с врагом? Все собралось здесь, под раскаленным добела солнцем: вся ложь, все страхи, все ужасы, все кошмары, принесенные волной, — все они стояли здесь в виде одного смертного человека. Здесь Мау мог их победить.

Важно было только одно: «Кто не смеет думать, что победит, тот не победит».

У Мау заболели глаза — так пристально он вглядывался. Палящий свет солнца почти ослепил его, но, по крайней мере, в голове больше не слышались голоса...

«Сегодня хороший день для смерти», — сказал Локаха.

Рука Мау взлетела в воздух, швырнув горсть песка в глаза Коксу. Мау не стал ждать — он схватил нож и помчался, слыша ругательства за спиной. Но где нет правил, там нет и обмана. Он подобрал свое оружие, когда положил копье на землю. Он не обязан был говорить, что выбрал в качестве оружия песок. И это было хорошее оружие.

Плана у него не было. У него и раньше не было плана. Была только надежда, самая малость, и еще кое-что, чему научила его девочка-призрак в их самую первую встречу: пистолеты боятся воды.

Сейчас ему надо было оказаться в лагуне, и он мчался туда, по возможности виляя и петляя на ходу. В воде он будет как дома. Кокс — большой, тяжелый, вода будет тянуть его за одежду. Да!

Прогремел выстрел, и пуля просвистела у головы Мау. Но он уже был в лагуне и нырнул, как только вода стала чуть выше колен. Придется подниматься на поверхность, чтобы вдохнуть, но ведь Кокс не рискнет полезть за ним в воду?

Доплыв до середины лагуны, где дрейфовали разбитые каноэ, Мау остановился и воспользовался их прикрытием, чтобы подышать. Потом осторожно выглянул из-за каноэ, чтобы посмотреть, где Кокс. Тот стоял прямо в полосе прибоя и уже заметил Мау.

Мау нырнул, но Кокс этого ожидал. Может быть, это правда, что он умеет заглядывать к людям в голову...

Мау обернулся. Он ничего не мог с собой поделать. Мужчины должны стать лицом к лицу с врагом хотя бы однажды...

И увидел, что к нему приближается пуля. Она ударилась о воду в нескольких футах от него, таща за собой хвост пузырей... и остановилась в нескольких дюймах от лица Мау. Он осторожно выловил пулю, когда она стала падать, а потом отпустил и проводил изумленным взглядом. Пуля упала на песчаное дно.

Как это могло случиться? Похоже, пули на самом деле не любят воду...

Мау всплыл, чтобы глотнуть воздуху, и, ныряя обратно, услышал еще один выстрел. Повернувшись, он увидел, что к нему несется поток воздушных пузырей. Пуля отскочила от руки. Отскочила! Мау едва почувствовал ее прикосновение!

Он поплыл к проему рифа, чтобы оказаться на глубине. Проем сегодня наполовину загораживали водоросли. Хоть какое-то прикрытие. Но что такое с пулями? Ведь от Атабы пуля вовсе не отскочила. Она сделала в нем большую дырку, и было много крови.

Придется опять подняться на поверхность: Кокс наверняка гораздо опасней, когда его не видишь.

Мау схватился за край коралла и встал поудобнее на корень дерева, застрявшего в проеме. Очень осторожно подтянулся.

И увидел, что Кокс бежит по дуге старого коралла, ведущей от берега к острову Малый Народ и новому пролому. Мау слышал, как хрустит коралл под сапогами — Кокс ускорял бег, а людоеды-наблюдатели спешно убирались с дороги.

Кокс поднял взгляд, прицелился и, не переставая топотать по кораллу, выстрелил дважды.

Пуля прошла через ухо Мау. Он свалился назад в воду, и первая мысль его была о боли. Вторая — тоже о боли, потому что ее было очень много. Вода становилась розовой. Он потрогал ухо — большая часть его отсутствовала. Третья мысль была: «Акулы». А следующая, существующая в каком-то маленьком собственном мирке: «Он стрелял пять раз. Когда он расстреляет все пули, ему придется перезаряжать оружие. Но я бы на его месте дождался, пока в большом пистолете кончатся патроны, и тогда перезарядил бы его, держа маленький пистолет наготове, на случай, если черномазый вдруг выскочит из воды».

Это была странная, пугающая мысль. Она плясала в голове Мау, как белая нить на зловещем красном фоне. Мысль продолжалась: «Он умеет думать как ты. Ты должен думать как он».

«Но если я буду думать как он, он выиграет», — подумал в ответ Мау.

«Почему же? — возразила новая мысль.— Думать как он — не значит быть как он! Охотник приучается понимать кабанов, но сам от этого не превращается в свинину. Он приучается понимать погоду, но сам не становится облаком. И когда на охотника бросается ядовитый зверь, охотник не забывает, кто из них охотник, а кто дичь! Ныряй! Сейчас же!»

Он нырнул. Дерево, наполовину застрявшее в проломе, было опутано массой водорослей и пальмовых ветвей — все это переплелось и скрутилось, пока волны гоняли дерево по морю. Мау нырнул под защиту дерева.

На нем уже возник собственный маленький мир. Многие ветки были сорваны, но дерево опутали хвосты водорослей, маленькие рыбки вплывали в эти темно-зеленые леса и выплывали обратно. Но еще лучше то, что, втиснувшись между деревом и краем пролома, как раз можно высунуть лицо из воды под прикрытием водорослей.

Он опять нырнул. Вода вокруг порозовела. Сколько может быть крови в одном ухе? Достаточно, чтобы привлечь акул, — вот сколько.

— Ага, мальчик, я тебя поймал, — сказал Кокс. Судя по звуку, он стоял прямо над Мау.— Теперь тебе некуда деваться, а?

Дерево снова закачалось — человек разгуливал по нему взад-вперед в тяжелых сапогах.

— И я не свалюсь, не волнуйся. Для моряка это бревно — все равно что широкий проспект!

Раздался еще удар. Кокс принялся прыгать, раскачивая дерево. Оно слегка повернулось в воде, и Мау не успел спрятаться обратно в тень — мимо лица пролетела еще одна пуля.

— Ай-ай-ай. У нас царапинка, — сказал Кокс. Отлично. Осталось только подождать, пока явятся акулы. Страсть люблю смотреть, как они кушают.

Мау, перебирая руками, двигался под водой вдоль бревна. За ним тянулся розовый след.

Уже было шесть выстрелов. Мау поднял голову под прикрытием большого клубка водорослей и услышал щелчок.

— Знаешь, я сильно разочаровался в этих людоедах, — сказал Кокс прямо над головой.— Сплошные разговоры, сплошные правила, сплошное мумбо-юмбо. Дикое количество мумбо-юмбо, ха-ха. Они какие-то вегетарианцы. Должно быть, миссионеров переели.

Снова раздался щелчок. Кокс перезаряжал пистолет. Для этого нужны две руки, верно?

Мау протянул руку к поясу и не нашел ножа. Щелк...

Поэтому он поплыл вдоль нижней части ствола, лицом вверх, так что его нос был всего в футе от коры, по которой ползали мелкие крабы.

Так все и кончится. Лучше всего подняться наверх и дать себя застрелить. Несомненно лучше, чем акулья пасть. И тогда все, кто когда-то знал про Народ, умрут...

«Мау, ты что, совсем дурак?» Это был новый голос, и он сказал: «Мау, я — это ты. Просто ты. Ты не умрешь. Ты победишь, если будешь внимателен!»

Бледно-зеленые водоросли перед глазами расступились, и мелькнуло что-то черное. Время словно остановилось — Мау раздвинул водоросли и увидел его. Он плотно сидел в стволе, покрытом зарубками, напоминающими, что мужчины помогают другим мужчинам.

Как Мау гордился собой в тот день. Он вогнал топор алаки в дерево так глубоко, что следующему мальчику пришлось бы напрячь все силы, чтобы его вызволить. Следующим мальчиком оказался сам Мау.

Бездумно, словно наблюдая за собой со стороны, он схватился за топорище и стал поднимать ноги, пока они не уперлись в ствол снизу. Топор сидел плотно.

— Я слышу, как ты там елозишь, — сказали прямо над головой.— Сейчас начнешь елозить еще быстрее. Я уже вижу плавники. Язви твою корень, надо было запастись бутербродами.

Топор освободился. Мау ничего не почувствовал. Голову снова затопила серая мгла. Не думай. Делай то, что надо делать, — одно за другим, по порядку. Топор освободился. Теперь у тебя есть топор. Это факт. Другой факт — Кокс уже зарядил пистолет.

Перебирая ветви, Мау подтянулся к небольшому просвету, где мог дышать, оставаясь невидимым. Точнее, где он мог надеяться, что остается невидимым. Он быстро втянул голову под воду. Мимо пролетела пуля. Осталось пять пуль, и Кокс уже терял терпение. Он выстрелил опять (осталось четыре пули — это факт) и оказался прямо над Мау, стараясь уловить движение в путанице плавающих водорослей. Пуля ринулась вниз, прямо, как копье, но сбилась с дороги. «В воде тяжело бежать, — сказал себе Мау.— Чем больше усилий прилагаешь, тем тяжелее. Это факт. Должно быть, с пулями то же самое. Это новый факт!»

— Ну что, на этот раз я попал? — спросил Кокс.— Надеюсь, что да, для твоего же блага, потому что они уже совсем близко. Нет, я только из любезности сказал, что надеюсь, потому что мне хочется посмотреть, как ты будешь извиваться. Я здесь побуду, пока акула не рыгнет после обеда, а потом вернусь на берег и мило поболтаю с твоей барышней.

В легких у Мау начало саднить. Он потряс ствол дерева и опустился поглубже. Он не слышал, что орал Кокс, но четыре пули плюхнулись в воду над головой. Несколько секунд за ними тянулись хвосты пузырей, а потом пули принялись медленно тонуть, сносимые течением.

Шесть выстрелов. Остался только маленький пистолет. Да, Коксу придется перезаряжать револьвер. А для этого нужны обе руки. Это факт.

Сейчас будут еще факты, один за другим, и все аккуратно встанут на свое место, как маленькие серые кубики.

Мау быстро всплыл, волоча топор за собой. Свободной рукой он схватился за обломанный сук, ногами уперся в другой — легкие уже пылали огнем — и вложил всю тяжесть тела, всю скорость и все оставшиеся силы в бросок.

Топор вылетел из воды по огромной дуге, рассекая застывшее время, и капли воды зависли в воздухе, отмечая его траекторию. Он закрыл солнце, выманил на небо звезды, и по всему миру загремели грозы и случились странные закаты (во всяком случае, так потом рассказывал Пилу) — и пока время наверстывало свое с удвоенной скоростью, топор ударил Кокса в грудь, и он повалился с бревна спиной вперед. Мау видел, как, падая, Кокс поднял пистолет, потом его лицо расплылось в широкой ухмылке, углы рта обагрила кровь, и его утянуло в бурлящие воды.

Мау полежал на бревне, пока не стало тихо. Он лежал и думал; сквозь алую пелену боли в легких с трудом пробирались маленькие белые мысли: «Хороший топор был. Интересно, удастся ли его отыскать».

Он с усилием встал на колени и моргнул, не очень уверенный в том, кто он такой. А потом посмотрел вниз и увидел серую тень.

«Я пока похожу по твоим стопам», — сказал голос прямо у него над головой.

Мау с трудом поднялся на ноги. Все до единой мысли, оставшиеся в голове, казалось, тоже были покрыты синяками. Он дошел до дальнего конца бревна и перешагнул с него на дорожку, усеянную обломками коралла. Там, где он шел, серая мгла заполняла воздух, и по обе стороны его тихо вздымались и опадали огромные крылья Локахи. Мау чувствовал себя... металлическим: твердым, острым, холодным.

Они дошли до первого из больших военных каноэ, и Мау ступил на него. Немногие воины, до сих пор не попрыгавшие в воду, в испуге рухнули на колени. Он посмотрел им в глаза.

«Они видят меня, они мне поклоняются, — сказал Локаха.— В веру трудно поверить, правда? Ибо сейчас, в этот момент, под этими звездами, у тебя есть дар. Ты можешь убить их прикосновением, словом, касанием своей тени. Ты это заслужил. Какой смерти ты для них хочешь?»

— Отвезите всех своих пленников на берег и оставьте там, — сказал Мау ближайшим людям.— Передайте эту команду всем, а потом можете уходить. Если останетесь здесь, я сомкну над вами свои крыла.

Мау повернулся и зашагал по коралловому рифу. Мысли собирались из кусочков в холодной пустоте головы.

«Я бы поступил по-другому», — сказал голос смерти.

«А я нет, Локаха. Я — не ты. У меня есть выбор».

Он плелся дальше в коконе из тишины и серой тени.

«У тебя выдался удачный день», — сказал Локаха.

Мау не отвечал. За спиной у него в стане охотников за черепами шла испуганная суета. «Нам придется кормить кучу новых ртов, — думал Мау.— Столько дел... Вечно дел невпроворот...»

«Я нечасто удивляюсь, — сказал Локаха, — и ты ошибаешься. В сложившихся обстоятельствах у меня есть одна возможность...»

Песок под ногами Мау почернел, и по сторонам воцарилась тьма. Но прямо перед ним пролегла тропа из сверкающих звезд. Мау остановился и сказал:

«Но это же путь в Совершенный мир! — воскликнул Локаха.— Лишь немногим довелось видеть эту тропу!»

Думаю, если Имо нужен совершенный мир, он нужен ему здесь, внизу, — произнес он.

Он все еще видел окружающий пляж, но смутно, словно за стеной темной воды.

«Этот? Он очень далек от совершенства!» — заметил Локаха.

— За сегодняшний день он стал чуть-чуть совершенней. А впереди еще много дней.

«Ты в самом деле хочешь обратно? — спросил Локаха.— Другого шанса я не дам. Я вообще не даю шансов. Есть только то, что бывает».

«Это? Это тоже бывает, только где-то в другом месте. Все, что может случиться, должно случиться, и у всего, что может случиться, должен быть мир, в котором это случается. Потому Имо построил столько миров, что сосчитать их не хватит чисел. Потому Его огонь и горит таким красным светом. До свидания, Мау. Я с интересом буду ждать нашей следующей встречи. Ты умеешь переворачивать миры вверх тормашками... О, и еще одно. Другие люди, которых я упомянул, — им тоже предлагали пройти сверкающей тропой. Они все сказали то же, что и ты. Они понимали, что совершенный мир — это путь, а не точка назначения. У меня только одна возможность, Мау, но я умею делать выбор».

Серая пелена развеялась и попыталась забрать с собой воспоминания. Мозг Мау вцепился в них, не давая ускользнуть, серый барьер рассеялся, и снова хлынул свет.

Мау был жив. Это факт. Призрачная девочка бежала ему навстречу по песку с распростертыми объятиями, и это тоже был факт. Мау ощущал странную слабость в ногах, и этот факт с каждой секундой становился все более неопровержимым. Но когда она обняла его и они вдвоем стали смотреть, как людоедские каноэ выгружают свой скорбный груз, и не двинулись с места, пока последнее каноэ не стало точкой на горизонте... это была очевидность размером с весь Народ.

Мау пришел в себя. Незнакомая женщина кормила его кашей с ложечки. Увидев, что он открыл глаза, она слегка взвизгнула, чмокнула его в лоб и выскочила из хижины.

Глядя в потолок, Мау ждал, пока вернутся воспоминания. Кое-что еще было в тумане, но дерево, топор и смерть Кокса он видел так же ясно, как геккончика, который сейчас сидел вниз головой на потолке и смотрел на Мау. В памяти все отложилось так, словно Мау наблюдал за кем-то со стороны. В событиях участвовал другой человек, и этим другим человеком был он сам.

Этот вопль пронзил голову Мау, словно молния. Клюв, из которого он исходил, располагался в шести дюймах от уха Мау.

— Покажи нам...— Попугай осекся, забормотал что-то вполголоса, потом довольно мрачно закончил: — Невыразимые.

— О, замечательно. Как ты себя чувствуешь? — спросила, входя в хижину, девочка-призрак.

— Да, я знаю. Моя последняя хорошая блузка, — ответила Дафна.— Зато больному стало гораздо лучше. По правде сказать, я собой горжусь. Мне пришлось отпилить человеку ногу ниже колена! А рану я запечатала — плеснула на нее из ведра горячей смолы, точно как в учебнике!

— Разве это не больно? — спросил Мау. От того, что он сел, у него закружилась голова, и он снова лег.

— Нет, если держать ведро за ручку.— Она посмотрела на его непонимающее лицо.— Извини, это была шутка. Благослови небо миссис Бурбур: она может усыпить человека так, что он не проснется, что с ним ни делай. В общем, я думаю, он выживет, а с такой ужасной раной на это нельзя было и надеяться. А сегодня утром мне пришлось отпилить ступню. Она вся... в общем, это был кошмар. Людоеды просто ужасно обращались с пленниками.

— И теперь ты отпиливаешь от них негодные куски?

— Спасибо тебе большое. Вообще-то это называется хирургия. И это совсем не трудно, если только найти кого-нибудь, чтобы держал справочник открытым на нужной странице.

— Нет, нет, я не говорю, что это плохо! — торопливо поправился Мау.— Я только... просто потому, что ты этим занимаешься. Я думал, ты не выносишь вида крови.

— Потому я и стараюсь ее остановить. Раз уж могу что-то исправить. Ну-ка, давай поставим тебя на ноги.

— А что за женщина меня кормила? Я ее вроде бы где-то видел.

— Она говорит, что ее настоящее имя Фи-а-эль, — ответила Дафна. Мау вцепился в стену, чтобы не упасть.— Мы ее раньше звали Безымянной Женщиной, а теперь зовем Женщиной — Бумажной Лианой.

— Что? Но ведь она совершенно по-другому выглядит...

— Ее муж оказался в одном из тех каноэ. Она сразу подбежала к нужному каноэ и вытащила оттуда мужа своими руками. Разрази меня гром, если я знаю, как она угадала. Я послала ее смотреть за тобой, потому что, ну, это ему я вынуждена была отпилить ногу.

— Ньютон лучше всех! — заорал попугай, прыгая вверх-вниз.

Все думали, что попугай погиб, кроме самого попугая. Он объявился вчера. У него не хватает одного пальца на ноге и кучи перьев, но, думаю, когда у него заживет крыло, все будет в порядке. Теперь он за птицами-дедушками бегает. Им это страшно не нравится. И я, э-э-э... начала его перевоспитывать, чтобы не ругался.

— Да, я так и подумал, — ответил Мау.— Что такое Ню-тан?

— Ньютон, — рассеянно поправила Дафна.— Помнишь, я рассказывала тебе про Королевское общество? Он был одним из первых его членов. Я считаю, что он величайший из всех ученых, которые когда-либо жили, но в старости он сказал, что чувствовал себя лишь маленьким мальчиком, собирающим камушки на берегу необъятного океана неизведанных истин.

Мау сделал круглые глаза. Дафна, потрясенная, поняла, что давно не видела его таким молодым.

— Ну, э-э-э... не на этом пляже, конечно, — объяснила Дафна.— Может, он и вообще не был ни на каком пляже. Брючники называют это метафорой. Это такая особенная ложь, которая помогает понять правду.

— Не сомневаюсь.— Дафна улыбнулась.— А теперь пойдем на свежий воздух.

Она взяла Мау за руку. У него в нескольких местах была сильно содрана кожа — он не помнил, как это произошло, — все тело болело, а на месте уха была рваная рана. Но он легко отделался. Он вспомнил пулю в воде — как она замедлила ход и свалилась ему на ладонь. Вода бывает жесткой — это знает любой, кто хоть раз падал на нее животом с высоты, — но все равно...

— Идем же! — воскликнула Дафна, таща его на свет.

В Женской деревне кипела жизнь. Люди работали на полях. На пляже было людно. В лагуне даже играли дети.

— У нас так много работы, — сказал Мау, качая головой.

Они стояли молча и смотрели. Скоро люди заметят их, и они вернутся в мир, но пока что они были частью пейзажа.

— Я помню время, когда здесь ничего не было... только мальчик, который меня даже не видел.

После еще более длинной паузы девочка спросила:

— Ты бы согласился вернуться назад? Если бы мог?

— Тогда я бы вернулся домой, все были бы живы и я бы стал мужчиной.

— Ты бы предпочел быть тем мужчиной? Поменяться с ним местами? — спросила девочка-призрак.

— И не быть собой? Не знать, что мир — шар? Не встретить тебя?

Мау открыл рот, чтобы ответить, и обнаружил, что слов слишком много — они застряли. Пришлось ждать, пока в них не показался просвет.

— Как я могу тебе ответить? Я не знаю нужных слов. Был мальчик по имени Мау. Я мысленно вижу его. Он так гордился собой, потому что собирался стать мужчиной. Он оплакивал свою семью и превратил слезы в ярость. Если бы мог, он сказал бы: «Да не будет!», и волна укатилась бы обратно, словно ее никогда и не было. Но есть другой мальчик. Его тоже зовут Мау, и голова его не может вместить того, что он узнал. Что он может сказать? Он родился в этой волне, он теперь знает, что мир — круглый, он встретил девочку-призрака, которая сожалеет, что стреляла в него. Он звал себя синим крабом-отшельником, мечущимся по песку в поисках новой раковины, а теперь он смотрит на небо и знает, что любая раковина будет слишком мала. Любая. Как ты попросишь его не быть? Любой ответ неверен. Я могу быть только тем, кто я есть. Но иногда он плачет у меня внутри, зовя своих родных.

— И сейчас плачет? — спросила Дафна, глядя в землю.

— Каждый день. Но очень тихо. Ты не услышишь. Послушай, я должен тебе рассказать. Локаха говорил со мной. Он простер надо мной свои огромные крыла там, на пляже, и прогнал охотников за черепами. Ты не видела?

— Нет. Охотники за черепами бежали, как только упал Кокс, — сказала Дафна.— Ты хочешь сказать, что ты повстречался со Смертью? Снова?

— Он сказал мне, что миров больше, чем чисел. И «не бывает» на самом деле не бывает. Бывает только «бывает где-нибудь еще».

Мау пытался объяснить, а она пыталась понять.

— Ты хочешь сказать, что где-то есть мир, где волны не было? Где-то... там?

— Думаю, да... Я думаю, что я почти увидел этот мир. Иногда по ночам, карауля на берегу, я его почти вижу. Я его почти слышу! И там есть Мау, человек, который я, и я жалею его, потому что в его мире нет девочки-призрака...

Она обняла его за шею и осторожно притянула к себе.

— Я бы ничего не стала менять, — сказала она. Здесь я не какая-то кукла. Я приношу пользу. Люди меня слушают. Я совершила поразительные вещи. Разве я могу вернуться в прежнюю жизнь?

Ты это собираешься сказать отцу? — В голосе Мау слышалась печаль.

К тому времени, как они добежали до лагуны, шхуна встала на якорь за рифом. Пока с корабля спускали шлюпку, Дафна пошла туда вброд, настолько глубоко, насколько могла, не обращая внимания на всплывающий вокруг нее подол платья.

Мау смотрел с берега: человек спрыгнул с кормы, как только шлюпка приблизилась к Дафне, и, одновременно смеясь и плача, поддерживая друг друга, двое выбрались на песок. Толпа расступилась, чтобы освободить место для обнимающихся — но Мау следил за двумя мужчинами, вылезающими из шлюпки. На мужчинах были красные куртки, а в руках они держали сложно устроенные палки и смотрели на Мау, словно он был в лучшем случае неприятной помехой.

— Дай посмотрю на тебя, — сказал его превосходительство, отступая на шаг.— Да ты стала совсем... Что случилось? У тебя кровь на плече! У нас на борту доктор, я его сейчас...

— Это просто брызги, — отмахнулась она.— И вообще это не моя кровь. Мне пришлось отпилить человеку ногу, и я не успела помыться.

За спиной у них из шлюпки вылез третий солдат с толстым рулоном и принялся его разворачивать. Он нервно поглядывал на Мау.

— Что здесь происходит? — резко спросил Мау.— Почему у них ружья? Что делает этот человек?

Он шагнул вперед, и два штыка загородили ему путь.

Дафна повернула голову и отстранилась от отца.

— Что такое? — решительно спросила она.— Вы не можете запретить ему ходить по его собственной земле! Что в этом рулоне? Флаг, верно? Вы привезли флаг! И ружья!

— Малыш, мы ведь не знали, что мы тут найдем, — сказал слегка опешивший отец.— Видишь, у вас тут пушки.

— Ну да, у нас тут пушки, — пробормотала Дафна; ее саму, кажется, страшно смутила эта вспышка гнева.— Они только для виду.

Его превосходительство кивнул солдатам, которые опустили мушкеты на песок — осторожно, но очень быстро. На шум пришел Мило, а он умел угрожающе выситься.

— Эванс, будьте добры, подержите его пока так, — сказал его превосходительство.— Понимаешь, малыш, мы не хотим ничего плохого этим... э-э-э...— он бросил взгляд на Мило, — милым людям, но нам нужно укрепить свои претензии на острова Четвертого Воскресенья Великого Поста. Мы утверждаем, что они являются лишь частью архипелага Государственного Выходного Дня...

— Он не получит этот остров! — заорала Дафна.—

— Чего захотел! Обойдется! Он еще с Канадой не разобрался!

— Милая, кажется, лишения, перенесенные тобою на этом острове, не прошли даром...— начал его превосходительство.

— Лишения? Да я не променяю этот остров ни на что на свете! Я помогала при родах! Я убила человека...

— Того, которому ты отпилила ногу? — спросил сбитый с толку отец.

— Что? Этот? Нет, этот, скорее всего, поправится, — Дафна небрежно махнула рукой.— Нет, тот, кого я убила, был убийцей. И еще я научилась варить пиво. По-настоящему хорошее пиво! Папа, слушай меня внимательно. Очень важно, чтобы ты понял прямо сейчас. Папа, это другой край света, правда. Это — самое начало. Это... место, где ты сможешь простить Бога.

Слова вылетели словно сами собой. Отец стоял как громом пораженный.

— Извини, папа, — сказала она.— Вы с бабушкой в ту ночь так громко кричали, что я не могла не услышать.— И, поскольку сейчас было не время лукавить, добавила: — Особенно потому, что старалась.

— Здесь есть пещера. В ней вырезаны в камне удивительные вещи. Она древняя. Возможно, ей больше ста тысяч лет.

— Пещерные люди, — хладнокровно произнес его превосходительство.

— Я думаю, там на потолке карты звездного неба. Эти люди изобрели... да практически всё. Они совершали кругосветные путешествия, когда мы еще жались вокруг костров. Я думаю, что смогу это доказать.

— В лампах еще есть керосин, — сказала она.— Пойдем, я тебе покажу. Да не вам! — добавила она, обращаясь к солдатам, которые тут же встали по стойке «смирно».— Вы останетесь здесь. И никаких захватов чужих земель, пока нас не будет, ясно?