Л. П. Крысин

Русская литературная норма и современная речевая практика [*]

(Русский язык в научном освещении. - № 2 (14). - М., 2007. - С. 5-17)

Вопросы:

1. Что понимается под нормой при широком и узком подходе к пониманию термина?

2. Раскройте значение терминов система, норма, узус применительно к литературному языку.

3. Приведите примеры узуальных употреблений а) возможных на системном уровне, но находящихся за пределами нормы и б) не допускаемых системой и ненормативных:

4. О чем свидетельствует характерное для современной речевой практики распространение флексии -á, (-я́) в именительном падеже множественного числа на всё более широкий круг существительных мужского рода (инспектора, прожектора, сектора, цеха, слесаря, токаря и под.)?

5. Какие типы варьирования языковых единиц в пределах нормы выделяет Л. П. Крысин? Почему свободная вариативность определяется автором как «слабое звено»?

1. Термин норма часто используется в двух смыслах – широком и узком.

В широком смысле под нормой подразумевают традиционно и стихийно сложившиеся способы речи, отличающие данный языковой идиом от других языковых идиомов. В этом понимании норма близка к понятию узуса, т. е. общепринятых, устоявшихся способов использования данного языка. Так, можно говорить о норме применительно к территориальному диалекту: например, нормальным для севернорусских диалектов является оканье, а для южнорусских – аканье. По-своему нормативен и любой из социальных или профессиональных жаргонов: например, то, что используется в торговом арго, будет отвергнуто как чуждое теми, кто владеет жаргоном плотников; устоявшиеся способы использования языковых средств существуют в армейском жаргоне и жаргоне музыкантов-«лабухов», и носители каждого из двух этих жаргонов с легкостью отличат чужое от своего, «нормального», и т. д.

В узком смысле норма – это результат целенаправленной кодификации языка. Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который иначе называют нормированным, или кодифицированным [1]. Территориальный диалект, городское просторечие, социальные и профессиональные жаргоны не подвергаются кодификации, и поэтому к ним не применимо понятие нормы в узком смысле этого термина [2].

Получается, что применительно к некодифицированным сферам языка мы можем употреблять термины «узус» и «норма» безразлично: то, как принято говорить, скажем, на данном диалекте, это языковой обычай, узус, но это и диалектная норма, отличающая его от других диалектов. Однако относительно кодифицированной подсистемы, каковою является литературный язык, такое безразличие в использовании терминов «узус» и «норма» явно не оправдано: одно дело, как предписывают употреблять языковые средства словари и грамматики (норма), и другое – как в повседневном речевом общении следуют этим предписаниям носители литературного языка (узус, речевая практика). Несовпадение нормативных прескрипций и речевой практики более или менее очевидно, и современная устная и письменная речь предоставляет нам массу примеров такого несовпадения.

2. Из сказанного следует, что применительно к литературному языку полезно различать три сущности: систему, норму и узус.

Система языка понимается как совокупность возможных способов и средств выражения, которыми обладает каждый национальный язык, а норма - как совокупность правил отбора таких способов и средств выражения (возможных в системе данного языка), которые приняты в данном обществе в данное время и которые признаются большинством говорящих наиболее пригодными для использования в той или иной коммуникативной ситуации. Норма реализует далеко не все из тех возможностей, которыми обладает система языка. Между системой и нормой находится узус – использование языка в разных сферах человеческой деятельности, речевая практика. В узусе нередко реализуется, с одной стороны, то, что не является нормой, но разрешает языковая система, а с другой, то, что не только не является нормой, но и выходит за пределы системных возможностей языка. Иначе говоря, узус «перекрывает» и нормативные рекомендации и запреты, и системные потенции языка.