ГЛАВА 25. И началось в Казани среди вельмож и народа большое смятение: возвели все — и знатные, и простые — крамолу на царя своего Сафа-Гирея

И началось в Казани среди вельмож и народа большое смятение: возвели все — и знатные, и простые — крамолу на царя своего Сафа-Гирея, и свергли его с царства, и выгнали из Казани с царицами его. И едва его не убили за то, что принимал он сарацин из Крымской своей земли, приходящих к нему в Казань, и делал их вельможами, и обогащал, и почитал, и наделял их большой властью, и любил их, берег больше казанцев, казанцев же обижал.

И, побежав к ногаям за Яик, остался там царь Сафа-Гирей у заяицкого князя Юсупа и взял себе в жены его дочь, очень красивую и умную. В приданое же взял за ней кочевые улусы, в которых и жил, кочуя. И была это у пего пятая жена. И сильно полюбил он ее, больше своих прежних, старших жен.

И, уговорив тестя своего, князя Юсупа, пришел он с ним захватить Казань, приведя с собой ногайских сарацин — всю орду заяицкую. И стояли они два месяца, штурмуя город, и не взяли его, так как не было у него никаких стенобитных орудий. И возвратился он к ногаям, ни в чем не преуспев, только пограбив Казанскую землю. И разве может кто-нибудь взять такой город одними стрелами, без пушек, если только не отдаст его ему в руки сам Господь!

В это же злосчастное время досаждал казанцам постоянными набегами на их земли касимовский царь Шигалей. И затужили казанцы из-за частых войн, обрушившихся на них, а также и о царе своем, ибо не могли они долго жить без царя, так же как ядовитые осы в гнезде без матки своей или маленькие змееныши без большой змеи. Но не знали, откуда добыть себе царя, ибо не хотели посадить на царство никого другого из известных им. Одни из них хотели послать за каким-нибудь царевичем в Крым, другие же за турецкого царя намеревались заложиться, чтобы взял он их под охрану и прислал им своего царя, при этом не хотели они никому повиноваться, словно правители; иные стояли за Московского Царя и Великого Князя, но боялись мщения его за старые их преступления; иные же хотели снова призвать изгнанного ими царя Сафа-Гирея, но и его боялись, ибо едва не убили его казанцы, всегда подстрекаемые на зло и в горьких делах преуспевающие,

И сообразили они, что пришло подходящее время обмануть им Московского Самодержца: заложиться за пего и отдать ему Казань, и взять на царство царя Шигалея, и погубить его, как и его брата, зарубить его мечами, чтобы не причинял он им великих бед постоянными своими войнами. И послали они лицемерно послов своих с многочисленными дарами к Царю и Великому Князю, чтобы просить у него на царство в Казань царя Шигалея, обещая жить с ним в мире и любви, и навлекли они на себя еще большую вину, обманывая его и заманивая, как лгали и насмехались они над отцом его.

Царь же и Великий Князь по молодости не распознал сразу лукавства казанцев и не послушал старых верных своих советников. И хотя уговаривали они его не доверять казанцам, поверил он им, послушавшись льстивых и злых изменников христианских, которые хотя и были одной с ним веры, более того, — вырастили его, но угождали казанцам. Да не осудит меня никто за то, что лгу на своих, ибо все это правда: воистину достойны такие люди вечного проклятия!

Он же, по лукавому совету их, поверил им и казанцам. И, призвав к себе царя Шигалея, принудил его идти на царство, а вернее, — на смерть, в Казань, чтобы тот, своей волею смирив царство, подчинил его Московской державе. Царь же Шигалей не смел ослушаться Самодержца своего и в чем-нибудь возразить ему, дабы тот не разгневался на него. Покорностью ведь можно большего достичь, чем своеволием!

И пошел он с казанскими татарами и послами, охваченный большою печалью, но не просто так, а, заключив с ними договор о том, что не будет он убит ими, они же не будут им взяты в плен, и что не будет он мстить им за прошлые их провинности; идти же он должен к ним без большого войска, иначе казанцы, побоявшись царской расправы, затворятся в городе и не пустят к себе в Казань ни самого царя, ни своих послов. И такой хитростью обманули его послы. И поймали, как медведя, но не крепкими охотничьими сетями, а лестью и лукавыми словами. И не взял царь с собой ни большого войска, ни стенобитных орудий, ни стрельцов, взял только три тысячи своих варваров и двух московских воевод. Один из них — князь Дмитрий Вельский — был послан для охраны царя и должен был остаться с ним в Казани, при нем была тысяча слуг его и домочадцев; другому же воеводе — князю Дмитрию Палецкому — было приказано лишь проводить даря до Казани, поставить его на царство, а затем возвратиться.

И пришел туда царь, и встретили его казанцы одетыми в панцири и доспехи, не с царскими дарами, а с оружием, блещущим и проливающим кровь. И впустили они царя в Казань против его воли одного, без воеводы, и с ним князей и мурз его сто человек. И, схватив их, заключили в темницах, а всех остальных перебили на поле, когда встречали царя, не пустив их в город.

И видя стрясшееся с царем несчастье, проводил его воевода, князь Дмитрий, с плачем и со слезами поклонившись царю, и, не отдохнув ни одной ночи, как было ему велено, возвратился очень скоро в Москву, рассказав обо всем Самодержцу. Казанцы же отпустили воеводу в Москву, ни одного худого слова не сказав ему, а после раскаивались, что отпустили его.

Другой же воевода остался с царем, и дали ему дворы для постоя за городом, на посаде. И не сторожили они его, предоставляя жить по своему усмотрению, но только к царю ездить не давали и уговаривали его вернуться в Москву: пусть-де идет от них без страха со всеми своими людьми, ни в чем не понеся ущерба, а о царе-де не тужит. Он же предпочитал умереть у них вместе с царем, нежели, оставив его живого, одному возвратиться и умереть в Москве.

Скажу же о нем, что был тот воевода тайным другом казанцев, поэтому они, ходя войной на Русь, ни сел, ни городов его не разоряли, но обходили их стороной, не взимая с него дани ни одним куренком. Поэтому следует знать, что был он предателем. И пробыл тогда царь в Казани всего один месяц, в году 7054 (1546), не как царь, но как пленник, схваченный и крепко охраняемый, — никуда не отпускали его гулять из города с приближенными его. И, видя, что ввергнут он казанцами в непоправимую беду, тужил он и плакал, и в тайне молил своего Бога, и русских святых на помощь призывал, и раздумывал, как бы избежать жестокой смерти.

И вместо того, чтобы показывать царскую свою власть, смирялся он перед ними, и повиновался им, и ни в чем не прекословил, и каждый день устраивал для них славные пиры, и одаривал их подарками, не на царстве стараясь утвердиться, но желая тем самым избежать горькой смерти. Они же царскую его честь и дары, подносимые им со смирением, ни во что не ставили, но, злые, расхищали сосуды его, серебряные и золотые, расставленные перед ними на столах, понапрасну выводя его из себя; если же он что-нибудь говорил им, то они тут же, вскочив, готовы были рассечь его мечами, словно звери-сыроядцы — разорвать овцу или козла.

Но царская смерть без ведома Божия не случается, так же как и смерть любого другого человека, ибо все Божьими руками охраняемы: умирают по суду Его, никто не может быть убитым до назначенного ему дня.

И в награду за праведные страдания царя за христиан вложил Бог жалость к нему в сердце знатного князя-правителя Чуры Нарыковича: имел тогда Чура большую власть надо всеми в Казани. И князь этот, посмотрев на царя человеколюбиво и милостиво, пожалел его сердцем своим и душою и привязался к царю преданно и искренне, оказывая ему большую помощь своими советами, отгоняя от него печаль и указывая ему время, подходящее для его побега, и тем избавляя царя от незаслуженной смерти; доносил он ему на казанцев, а также назвал и тех московских вельмож, что были казанскими доброхотами и, узнавая плохие и хорошие новости, передавали их казанцам, получая за это от них богатые дары. И для верности передал царю грамоты, скрепленные их печатями.

Казанцы же, не медля, со дня на день хотели убить царя, но побеждало их его смирение. И отговаривал их Чура, и день за днем откладывали они убийство. В один же день некоего сарацинского праздника — казанцы имеют обыкновение устраивать праздники, и веселиться, и в корчемницах напиваться — созвал царь на обед к себе всех казанских вельмож, и правителей, и судей всех, и ратных людей, и всех богатых купцов, и зажиточных людей, и простых граждан и разместил их сам в царских палатах по своему царскому усмотрению. Почему же народу городскому повелел он возить еду, и питье, и мед, и вина, наливать их в большие сосуды и следить, чтобы не кончалось в них вино, и расставить их на царском дворе, и на площади, и по всему городу: и по улицам, и по переулкам, и на перекрестках, где собираются люди на торг, и ходят, и переходят, и давать им беспрепятственно пить, сколько они захотят. Также и всех царских воевод, приходящих к нему, кормил он, поил, и одаривал — уланов и князей, и мурз. И упились все допьяна и разъехались но домам своим. Простые же люди лежали прямо по улицам, кто где повалился. И хвалили все царя, убогие же и нищие Бога о нем молили.

И никто тогда никого не стерег, и мог бы царь, если бы захотел, всех перебить в городе от мала до велика, всех без исключения. Но если сам он до этого не додумался, или некому было его вразумить, только убил он своими руками одних лишь знатнейших князей и мурз, богатых же вельмож, пьяных, с собою захватил и увез. Проснулись они уже в пути, ведомые в цепях и оковах, и зло плакали они от стыда, и не могли понять, как все случилось.

Когда же царь и воевода его были готовы к побегу и настала ночь того дня, а горожане все были пьяны от мала до велика, проводил Чура царя из Казани до Волги, выпустив его и уговорив бежать. И сказал ему так: «Я, царь, вместо тебя умру и отдам свою голову вместо твоей. Ты же, избавленный мною от смерти, не забудь меня: когда будешь в Москве и раньше меня предстанешь перед Самодержцем, поведай ему о своем спасении и расскажи все обо мне». И открыл Чура царю весь свой замысел: «И я готов бежать вслед за тобой в Москву и перейти на службу к Самодержцу: ведь если я не убегу, то убьют меня казанцы за то, что отпустил тебя». И условились они, что дождется его царь в некоем известном им месте в назначенный день, а он с женами своими, и с детьми, и со слугами, и со всем своим скарбом, не медля, побежит вслед за ним к русским людям в пограничные земли.

Ибо разгневался князь Чура на казанцев из-за царя Шигалея за то, что обманули они царя, не послушавшись его совета, и, клятвенно пообещав ему безопасность, захотели убить его, словно какого-нибудь злодея или безвестного человека, не побоявшись Бога и затеяв кровопролитную войну с Московским Самодержцем, уготовив тем месть себе и своим детям.

И, выпущенный Чурой, я же скажу — Богом, побежал царь из Казани, здоров и невредим, и с ним воевода его, князь Дмитрий, со всеми своими отроками: воеводу ведь казанцы не стерегли, только за царем строго следили. И побежали они к русским границам, к городу Васильеву в быстроходных стругах, ничего не имея за душой, в чем мать родила, чтобы только головы свои унести от жестокой смерти, бросив всю казну свою в Казани: золото и серебро, и оружие, и одежду, освободясь от пут, словно птица, вырвавшаяся на воздух из сетей, во второй раз уйдя от казанцев, от страха смертного. И забыл царь и не подождал в назначенном месте друга своего Чуру Нарыковича, избавившего его от смерти.

Утром же следующего дня приехали некие князья и мурзы следить за царем и увидели, что двор царев стоит пуст: не было видно ни входящих в него, ни выходящих, ни стражей, ни охранников, ни слуг царских, прислуживающих ему. И, поискав царя в спальнях его, не нашли его ни в одной из комнат. И увидели они только побитых стражников царских. И сказали они: «Ох! Ох! Увы! Обмануты мы, и каждый теперь посмеется над нами, когда узнают казанцы о бегстве царя».

И погнались они за ним, и, поняв, что не смогут его догнать, начали между собой ссориться и браниться, один наскакивая на другого, и убили многих неповинных. Гневались все на Чуру, ибо унимал он их, когда хотели они убить царя, и роптали на него, и скрежетали зубами. Другие же почитали Чуру за его храбрость и за то, что был он самым умным в городе.

Чура же через некоторое время, собравшись с женами своими и детьми, — было с ним пятьсот вооруженных рабов, служивших ему, всех же воинов с ним была тысяча, так как присоединились к нему некоторые князья со всем богатством своим, с женами и детьми, — будто бы в села свои поехал прогуляться из Казани. И побежал он в Москву через десять дней после царя Шигалея, и достиг назначенного места, и не нашел там царя, ждущего его. И горько ему было в тот час.

А казанцы, узнав о бегстве Чуры, погнались за ним и догнали его. Он же отгородился от них в удобном месте, надеясь отбиться, и долго сражался с ними. И убили они храброго своего воеводу Чуру Нарыковича с сыном его и со всеми отроками его как изменника Казани и царского доброхота. И только жена его с рабынями живой возвратилась в Казань. И нет ничего выше той любви, когда отдают душу за господина своего или друга.