Глава 2 психологический подход 2 страница

Глава 5 ОТВЕТ ОРГАНИЗМА Если существование объективного мира зависит от на-ших инстинктов, то как тогда гештальт-психология может ут-верждать, что организм «отвечает на ситуацию»? Это выгля-дит полной противоположностью тому, что мы обнаружили. Первичен ли организм и был ли мир создан для удовлет-ворения его нужд? Или же мир первичен, а организм лишь отвечает его требованиям? Обе точки зрения верны in toto, противоречия здесь нет и в помине: действия и ответные ре-акции тесно переплетены. Прежде чем заняться этой проблемой, нам необходимо понять, что подразумевается под словами «ответ на». Мы при-выкли применять слово «ответ» для обозначения вербально выраженной реакции на вопрос. Однако кивок или покачива-ние головой также принимаются за ответы, хотя они не явля-ются вербальными. Расширяя данную категорию, можно на-звать «ответом» любую реакцию, любой отклик на воздей-ствие. Реакция, ответ – это следствие, нечто вторичное по отношению к чему-то произошедшему ранее. Последовательность «реальность-ответ» контрастирует с одновременностью ситуации «инстинкт/реальность». Внут-реннее напряжение голода и вызывающий аппетит вид пищи возникают и исчезают одновременно, в то время как реак-ция ребенка на требование няни связана только с этим тре-бованием. Опять же необходимо воздерживаться от введе-ния причинности и утверждать, что ответ предопределен вопросом. Единственным исключением окажутся те случаи, в которых за действием стереотипно следует одна и та же реакция. В таких случаях мы станем говорить, например, о «рефлексе», указывая тем самым, что волевое решение не оказывает никакого влияния на последовательность «дей-ствие/реакция». Как я уже прежде замечал, ответ не сводится к словам. Мы можем ответить на ситуацию всем спектром эмоций – тревогой, страхом, воодушевлением, отвращением, моторной активностью, плачем, бегством, нападением и многими други-ми реакциями. Я хотел бы привести всего один пример, взятый из по-вседневной жизни. Несколько человек становятся свидете-лями автомобильной аварии. Большинство отреагирует либо возникновением интереса (interesse = «быть среди»), либо бегством, либо подлинным или притворным безразличием. Заинтересованные люди отреагируют на ситуацию с П. Они стянутся к месту происшествия и проявят разумную актив-ность, вызвав «скорую помощь» или предложив собственные услуги; они также могут просто толпиться вокруг как зеваки или путаться под ногами у других. Другие могут начать вы-давать различные ассоциации, касающиеся того, к примеру, что чья-то тетушка попала в такой же переплет; некоторые начнут читать мораль о вреде скорости и опасностях езды в нетрезвом состоянии. Отношением, противоположным от-ношению данной группы будет избегание (F). Кто-то может упасть в обморок; другие ретируются, объяснив свой уход тем, что они не выносят вида крови и изуродованных тел. Третьи могут заявить, что они не обязаны глазеть на аварию и что это зрелище может отпечататься в сознании, приведя впоследствии их самих к подобной ситуации. Притворное безразличие будет ответом человека, который чувствует себя не в своей тарелке, но хочет напустить на себя бравый вид, и только в случае истинного безразличия ответа не суще-ствует, так как личность не была никоим образом затронута происшествием. Перейдем к следующему пункту обсуждаемой нами про-блемы. Не только мы выбираем себе свой собственный мир, но и другие люди выбирают нас в качестве объектов своих интересов. Они могут предъявлять к нам свои требования: наши ответы на них могут быть как положительными (если наши желания совпадают), так и отрицательными (мы можем отстаивать свои позиции или отвергать их требования). Созданная нами цивилизация полна взаимных притяза-ний. Существуют соглашения, законы, обещания, преодолева-емые расстояния, экономические трудности и целая бездна обязательств, которые мы обязаны выполнять. Все они со-ставляют некую коллективную реальность, обладающую зна-чительной властью и объективную если не по своей сути, то по эффектам, ею достигаемым. И, как будто этого оказалось недостаточно, человек со-здал дополнительный мир, представляющийся реальным для большинства людей. Эта (воображаемая) псевдореальность соткана из проекций, главнейшее проявление которой – ре-лигия. Возвращаясь теперь к нашему примеру с полем, мы можем ввести в ситуацию «ответ организма» и прийти к сле-дующему расширению; Персонаж Ситуация, связанная с полем Отвег Пилот указатель направления ветра приземление Фермер средства к существованию сбор урожая Художник пейзаж рисование Влюбленные укромное место прятанье Агроном почва сбор данных Торговец прибыль предложение денег Теперь мы сможем завершить построение цикла взаимо-зависимости между организмом и окружающей средой. Мы обнаружили: (1) Организм в состоянии покоя. (2) Раздражающий фактор, могущий оказаться: (а) внешним раздражителем – требованием по отно-шению к нам или любым вмешательством, принуж-дающим нас к обороне; (б) внутренним раздражителем – потребностью, на-бравшей достаточную силу стремления к удовлет-ворению и требовательности. (3) Создание образа или реального объекта (функции до-бавления/исключения и феномен фигуры-фона). (4) Ответ на ситуацию, нацеленный на (5) Снижение напряжения – достижение удовлетворения или исполнение требований, приводящее к (6) Возвращению организмического равновесия. Примером внутреннего раздражителя может быть следу-ющий: (1) Я дремлю на диване. (2) Желание прочитать что-либо интересное проникает в мое сознание. (3) Я вспоминаю о книжном магазине. (4) Я иду туда и покупаю книгу. (5) Я читаю. (6) С меня достаточно. Я откладываю книгу. Цикл внешнего раздражителя может быть следующим: (1) Я лежу на диване. (2) По моему лицу ползает муха. (3) Я осознаю присутствие раздражителя. (4) Я раздражаюсь и хватаю полотенце. (5) Я убиваю муху. (6} Я снова ложусь на диван. По существу, циклы, вызванные внутренними и внешними раздражителями, не отличаются друг от друга. Здесь также инстинкт (к примеру, самосохранение) является первичным двигателем. В определенных ситуациях я могу и не заметить мухи. Тогда, конечно, она не будет действовать как раздражи-тель, и во всем цикле не окажется нужды. Понимание этого круговорота позволяет нам проникнуть в суть одного из наиболее важных феноменов – саморегу-ляции организма, которая, как отметил В. Райх, весьма отлич-на от регуляции инстинктов с помощью морали или само-контроля. Моральная регуляция должна приводить к накоп-лению незавершенных ситуаций в нашей системе и к пре-рыванию организмического цикла. Такое прерывание дости-гается посредством мышечных сокращений и выработки не-чувствительности. Человек, потерявший «чувство себя», при-тупивший, например, свой вкус, не может ясно почувствовать, голоден он или нет. Следовательно, ему уже нельзя ожидать, что его «саморегуляция» (аппетит) станет функционировать нормально, и он начинает разжигать аппетит искусственны-ми способами. Мы можем противопоставить случаям такого нарушения здоровой саморегуляции нормальное ее функционирование. К примеру, в сексуальной жизни выработка железами гор-монов ведет к их избыточному накоплению в организме, по-вышенное сексуальное напряжение создаст образ или вы-бирает из реальной действительности объект, подходящий для удовлетворения потребности в восстановлении организ-мического баланса. Гораздо труднее осознать наличие принципа саморегу-ляции, если взять менее выраженные функции; однако, бу-дучи всеобщим принципом, он оказывается применим к лю-бой системе, любому органу, ткани и к каждой клетке по от-дельности. Без саморегуляции им грозила бы либо атрофия, либо гипертрофия (например, дегенерация или рак). Затруд-нительно также выявить момент равновесия в процессе ды-хания, поскольку потребность в кислороде существует посто-янно, и непрестанно же вырабатывается двуокись углерода. Здесь саморегуляция осуществляется посредством измене-ния уровня концентрации рН. Зевание и вздохи – симптомы саморегуляции. В состоянии тревоги саморегуляция долж-ным образом не работает. Восстановление организмического баланса ни в коем случае не происходит так легко и просто, как могло бы пока-заться на основании вышесказанного. Зачастую бывает не-обходимо преодолеть более или менее сильное сопротивле-ние, которое может включать в себя как географические пре-пятствия, так и денежные затруднения и социальные табу. * * * Принцип, определяющий наши отношения с внешним ми-ром, тот же, что и внутриорганизмический принцип стремления к равновесию. Мы называем достижение гармонии с вне-шним миром «приспособлением». Это приспособление ока-зывает влияние на область, простирающуюся от примитивных биологических функций до далеко идущих повсеместных пе-ремен, вызванных отдельным индивидом. Вообще-то, способность к приспособлению очень огра-ниченна. Мы можем за несколько минут адаптироваться к температуре воды, когда принимаем холодную или горячую ванну, но разница температур тела и воды не должна выхо-дить за определенные границы; в противном случае резуль-тат окажется плачевным (ожоги или шок). Некоторые люди, однако, так натренировали свою способность к приспособ-лению, что могут прыгнуть в ледяную воду или даже ходить по раскаленным углям. Если мы сфокусируем взгляд на каком-нибудь ярком цве-товом пятне, то вскоре яркость исчезнет. Ярко-красный ста-нет, например, тускло-красноватого оттенка, близкого к серо-му. Если мы затем переведем взгляд на нейтральный фон, мы увидим перед глазами дополнительный красному, в данном случае, зеленый цвет. Этот зеленый цвет является дополни-тельной активностью организма, направленной на приспособ-ление; он – минус по отношению к красному – плюсу. Часто нам не нужно приспосабливаться к среде, раз уж мы можем сами приспособить ее к нашим потребностям и желаниям. Кондиционирование воздуха или центральное ото-пление – примеры того, как действует тенденция, противопо-ложная акклиматизации. Мы называем приспособление окружающей среды к на-шим потребностям аллопластическим (формирующим других) поведением, а приспособление себя – аутопластическим поведением. Аллопластическая деятельность птицы изменяет окружа-ющую среду постройкой гнезд или миграцией в места с бо-лее теплым климатом; аллопластические черты характера че-ловека побуждают его организовывать, брать командование на себя или открывать и изобретать разные вещи. Противо-положный, аутопластический характер представлен в живот-ном мире у хамелеона, а среди людей проявляется в виде сил адаптации и пластичности. Аллопластический и аутопластический типы поведения трагическим образом переплетены в человеческих судьбах, особенно это касается той части человечества, что живет в индустриальных странах, где среда проживания изменяется настолько стремительно, что человеческому организму не под силу угнаться за ней. В результате человеческий организм изнашивается бы-стрее, т.к. не успевает в достаточной степени восстанав-ливать равновесие. Эта тема широко освещена в книге Ф.М.Александера «Величайшее наследие человека», а также в работах других авторов. Глава 6 ЗАЩИТА Если бы инстинкта продолжения рода не существовало, инстинкт утоления голода посредством поедания животных и растений, мог бы какое-то время удовлетворяться. Но в связи с тем, что поступление нового съедобного материала было бы прекращено, жизнь на Земле вскоре прекратилась бы. С другой стороны, если бы не существовало ни инстин-кта самосохранения, ни голода, а только половой инстинкт, за несколько лет флора и фауна настолько запрудила бы земной шар, что животные не смогли бы двигаться, а расте-ния не находили бы места для того чтобы пустить корни. Таким образом, условия жизни на Земле кажутся весьма сбалансированными: преумножение флоры и фауны обес-печивает достаточное количество пищи, а их потребление препятствует чрезмерному увеличению количества животных особей и растений. Это равновесие закона природы, а вов-се не заслуга мистического Провидения. Как только какое-либо из условий будет нарушено, жизнь исчезнет с лица на-шей планеты. Организмы, однако, не желают быть съеденными и выра-батывают механические и динамические способы защиты. Любая атака, любая агрессия, направленная на наше частич-ное или же полное разрушение, переживается нами как опас-ность. В борьбе за выживание средства нападения и защиты развиваются по связанным между собой, но различным пу-тям. Атакующий всеми способами стремится заполучить свою жертву (FFFП), защищающийся всеми путями стремится ней-трализовать атаку (FFFF). Агрессор не ставит своей целью уничтожение объекта. Он желает овладеть чем-то, но встречает сопротивление. Он продолжает преодолевать сопротивление, оставляя в целос-ти и сохранности ценную для него субстанцию. Это равным образом относится как к нациям, так и к людям и животным. Нацисты тщательно охраняли от разрушения предприятия фирмы «Шкода» когда расправлялись с Чехословакией. Биз-несмен, уничтоживший конкурента, прилагает все усилия к тому, чтобы клиентура конкурента осталась нетронутой. Тигр убивает не ради уничтожения, а ради утоления голода. Опасность, будь она внешняя (атака) или внутренняя*, осо-знается нами при помощи глаз, ушей, кожи, т.е. всех сенсор-ных органов, которые позволят нам установить контакт с про-тивником. Изначально областью контакта и исследования ок-ружающего мира была кожа, эта биологическая граница меж-ду организмом и миром. Позднее передовые отряды оборо-ны, следящие за приближением противника, выносились все дальше и дальше вглубь нейтральной полосы. Вместо того, чтобы ждать эпидермического контакта, уши, нос, глаза, а за-тем и технические приспособления (перископ, радар и т.д.) стали сигнализировать об опасности загодя, предоставляя организму необходимое время для перехода к обороне и раз-вертыванию средств сопротивления. В основном организм живет центробежно, активно. Вся-кая защита включает в себя громадное число всевозмож-ных действий и зачастую избыточных приготовлений. Средства защиты могут носить механический либо ди-намический характер. Механические средства защиты пред-ставляют собой замороженные, окаменевшие, аккумулиро-ванные действия (панцири, бетонные укрепления). Динами-ческие средства защиты бывают моторными (например, бег-ство), секреторными (чернила осьминога, яд змеи) или сен-сорными (издавание громких звуков). Таким образом, защи-щающийся так же активен, как и агрессор. Организмическая тенденция к центробежному существованию поддерживает-ся здесь, как и в почти любой другой функции. * Помимо угроз, идущих извне, нам грозят (чаще всего воображаемые) угрозы, идущие изнутри нас самих. Мы испытываем чувство внутренней опасности всякий раз, когда становимся враждебны какой-то части сво-его «Я". Сильная эмоция может разбить идеал невозмутимого поведе-ния настоящего мужчины; сексуальные импульсы несут в себеугрозудпя набожной девственницы и т.д., и т.п.: когда бы и где бы ни возникла подобная опасность, мы мобилизуем наши защитные ресурсы. Безусловные (в филогенезе) и условные (в онтогенезе) рефлексы являются продуктом предшествующей сознатель-ной активности. Их задача – сберегать внимание и время для более важных дел. Поскольку организация личностных функций построена по принципу «фигура-фон», сознание, бу-дучи неспособно решать несколько задач одновременно, по-лучает возможность заняться наиболее важным, в то время как низшие (рефлекторные) центры, будучи хорошо натрени-рованы, не требуют присмотра. Такой автоматизм приводит к возникновению все еще широко распространенного убежде-ния, что чувствительные нервы отличаются по направлению от двигательных и идущих к органам секреции нервов. Насле-дие эпохи механицизма, когда утверждалось, например, что световые лучи беспрепятственно путешествуют внутри опти-ческих нервов и вызывают некоторые реакции организма, проявляется в том, что только моторные и секреторные нервы относятся к центробежным, а теория и по сей день лежит в основе неврологического учения. Оно постулирует, что одна часть нервной системы афферентна, а другая – эфферентна и обе части составляют рефлекторную «дугу» (рис. 1). По другой гипотезе они представляют из себя два зубца вилки (рис. 2). Гете, невролог Гольдштейн и философ Маркузе подчер-кивали центробежный характер сенсомоторной системы. Гольдштейн утверждает, что как сенсорная, так и моторная ее части направляют нервные окончания от мозга к периферии. Британское Адмиралтейство не оставалось пассивным, в смысле рефлекторной дуги, в поисках местонахождения «Бисмарка». Его глазами был флот и разведывательные самолеты. Беспроводные приемники устанавливаются для того, что-бы принимать не распространяющиеся по проводам сообще-ния. Мы покупаем газеты, чтобы узнать о событиях в мире, и выбираем для чтения то, что нас интересует. Как только мы начнем воспринимать работу органов чувств как активную деятельность, подобную использованию насекомыми усиков и щупиков, а ее как некий пассивный процесс, который случается с нами, мы поймем, что новая концепция охватывает более широкий диапазон явлений, не-жели старая, и не требует вспомогательных теорий. Если бы червь полз только потому, что его чувствительные нервы раз-дражались бы от контакта с землей, он не смог бы остано-виться до наступления полного истощения. Он полз бы и полз, понуждаемый автоматической импульсацией, которая поступала бы в двигательные нервы из чувствительных. Что-бы увязать теорию и наблюдения, ученому приходится пред-полагать существование дополнительных нервов, оказываю-щих тормозящее влияние на рефлекторную дугу и позволя-ющих червю свободно прекратить движение. Признав цент-робежность существования организма, мы устраняем это противоречие. Червь ползет, используя свою сенсорную и моторную активность в биологической «среде», стремясь до-стигнуть «конечных выгод» от своих инстинктов. Во время прогулки по ночному лесу мы начинаем не слы-шать, а слушать; обостряем наше зрение и вертим головой во все стороны, как бы выставляя дозоры, упреждающие нас о приближении возможной опасности. Сенсорная активность призвана удовлетворять наши нужды в отсутствие опасности так же, как и в случае защиты. Голодный ребенок не просто видит каравай в булочной. Он смотрит, он вглядывается в него. Вид хлеба не пробуждает в нем рефлекс утоления го-лода. Напротив, голод вызывает такие эффекты как поиск пищи и приближение к ней. Откормленная холеная дама даже не видит этого каравая, он не существует, не является «фигу-рой» для нее. Тот факт, что Эго способно сосредотачиваться лишь на одном предмете единовременно, приводит к большому его недостатку: организм возможно застать врасплох, ничего не подозревающим'. Этот недостаток компенсируется использованием брони (раковины и т.п. у низших животных, «панцирный» характер у людей, дома и крепости в обществе). Но даже самая непри-ступная крепость, не может быть герметично изолированной: она должна иметь двери и другие гибкие каналы сообще-ния с внешним миром. Для того чтобы охранять эти каналы, ум человеческий ус-тановил внутри себя цензора, сторожевого пса морали. Цен-зор, чья активность направлена внутрь, занимал одну из клю-чевых позиций в ранних теориях Фрейда. Однако мы не долж-ны забывать о том, что его активность направлена также вов-не. Этот цензор в странах, подобных нацистской Германии, препятствовал проникновению в общественное сознание не-желательной информации, заглушая радиостанции и конфис-куя номера непокорных газет. Инстанция, исполняющая функ-ции цензора в нашем мозгу, стремится не допустить осозна-ния нежелательного материала: мыслей, чувств и ощущений, идущих изнутри; знания, приходящего извне. Цель «этого цен-зора» – допустить лишь тот материал) который он считает хо-рошим, и исключить все плохие мысли, желания и так далее. Но что означает это «хорошее» и «плохое»? * Рассказывая анекдот, мы пользуемся этой слабостью нашего организ-ма, удерживая внимание слушателя в каком-либо одном направлении, а затем неожиданно переключая его на другое и вызывая тем самым лег-кий шок. Мы чувствуем себя тупо, мы растеряны, если нам не удается уло-вить соль шутки, но как только ее значение становится нам понятно, целос-тное равновесие восстанавливается. Уравновешивание происходит сход-ным образом и в случае «анти-шока». Решение внезапно возникает в со-знании, сопровождаясь чувством удивления и восклицаниями типа «Елки-палки!», «Дошло!» и т.д. Если шутка уже с бородой или мы догадываемся о решении, она становится неинтересной или вызывает скуку. Глава 7 ХОРОШЕЕ И ПЛОХОЕ Хотя гештальтпсихология сильно помогла нам в понима-нии наших субъективных индивидуальных миров, существует один фактор, который нуждается в дальнейшем изучении: фактор оценки. Если бы было верным, что мир существует лишь согласно нашим потребностям, тогда объекты либо су-ществовали бы для нас, либо нет. Средний учитель, например, более заинтересован в таких учениках, которые легко учатся и не доставляют хлопот. Есть учителя, которые, по крайней мере время от времени, не замечают «трудных» учеников, об-ращаясь с ними так, как будто их вовсе не существует. Как правило, однако, учителя подразделяют своих учеников на хо-роших и плохих. Такая оценка требует от нзс рассмотрения новой грани нашей жизни. Мышление в терминах «хорошего» и «плохого», этика, мораль – как бы мы ни называли оценочный фактор, он занимает важное место в человеческом сознании. Он не мо-жет быть объяснен ни феноменом «фигура-фон», ни холиз-мом, хотя некая связь между тем, чувствует ли себя человек хорошо или плохо и завершенными/незавершенными целос-тностями, определенно существует. Во имя «хорошего» и «плохого» ведутся войны, люди воспитываются и подвергаются наказаниям, завязываются и разрываются дружеские связи. В драмах обычно имеется один персонаж, герой, изображенный в светлых тонах, с не-видимыми крыльями за спиной, и его противоположность, злодей, черный и с рогами. Небеса и ад. Высокие почести и тюрьма. Кнут и пряник. Хвала и осуждение. Добродетель и порок. Хорошее и плохое, хорошее и плохое, хорошее и плохое... подобно непрестанному вагонному перестуку, «хо-рошее и плохое» всегда проникает в человеческие мысли и действия. На мой взгляд, в этический коктейль входят четыре инг-ридиента: дифференциация, фрустрация, феномен «фигуры-фона» и закон перехода количественных изменений в каче-ственные. * * * Для демонстрации дифференциации мы выбрали при-мер с отверстием в земле и отвалом выбранной породы. Давайте рассмотрим двух людей, произведших такого рода дифференциацию: городского инженера и владельца уголь-ной шахты. Инженеру приходится рыть траншею вдоль ули-цы для прокладки кабеля. Его будет интересовать, прежде всего, точность прокладки, а выбранный грунт окажется до-садной помехой, и не столько для него самого, сколько для уличного транспорта. Владелец угольной шахты, напротив, заинтересован в отвале – огромной горе угля, громоздящей-ся в ожидании продажи. Для него дыра в земле, шахта, из которой был добыт уголь – это только лишние хлопоты, так как закон требует от него мер по предотвращению возмож-ных аварий. Таким образом, мы видим, что оценка и интерес по отно-шению к отверстию и отвалу различны у этих двоих людей. Их симпатии и антипатии противоположны, предпочтение от-дается возбуждающему интерес, неприязнь вызывают требо-вания, предъявляемые к ним. Их установки похожи. Они оба придают своим симпатиям и антипатиям легкий оттенок хо-рошего и плохого. Они могут проклинать или благословлять, но инженер никогда не назовет – в отличие от ребенка – раздражающую его земляную кучу «противной». Он уже на-учился по-разному относиться к объектам и поведению, тог-да как для маленького ребенка все предметы одушевлены и «ведут себя» вместо того чтобы обладать определенными качествами. Мы говорим о хорошем или плохом яблоке, одобряя или не одобряя его качество, но когда мы начинаем применять такую оценку поведения, мы становимся мора-лизаторами. Морализм – различение хорошего и плохого – появля-ется в раннем детстве. Психоанализ утверждает, что в жиз-ни ребенка имеется период, названный амбивалентной ста-дией – период двоякой оценки – и постамбивалентная ста-дия, в ходе которой юноша впервые достигает объективнос-ти, позволяющей ему составлять мнение о положительных и отрицательных чертах личности. Дальнейшее развитие (по ту сторону мышления в категориях «добра» и «зла») может при-вести к возникновению отношения «заинтересованной» от-решенности. Какое построение фигуры-фона приводит к амбивалент-ности? Ребенок не может представить себе мать в качестве от-дельной личности, не может даже приблизиться к построе-нию законченного образа матери, понять ее. Только те части мира, в которых мы нуждаемся, становятся «фигурой», отчет-ливо выдающейся из окружающего хаоса. Соответственно, и для ребенка существует в матери лишь то, что ему требу-ется. Для младенца, по справедливому замечанию Фрейда, мир сводится к чему-то мясистому, выделяющему молоко. Это «что-то» впоследствии принимает имя материнской гру-ди. По мере того, как ребенок развивается и возникают но-вые потребности, все новые и новые качества матери им осознаются и таким образом включаются в его существо-вание. Возникают две возможные ситуации: мать либо идет на-встречу требованиям ребенка, либо нет. В первом случае (на-пример, кормление грудью) ребенок удовлетворен. Ему «хо-рошо», и образ матери (сводимый к виду, запаху и ощущению прикосновения груди) переходит в фон до тех пор, пока во-зобновившийся голод не воскресит его заново (организми-ческая саморегуляция). Вторая ситуация, во всем противоположная первой, воз-никает тогда, когда потребности ребенка не удовлетворяют-ся. Ребенок испытывает фрустрацию, острота желания воз-растает, и организм начинает продуцировать энергию, «сред-ства» достижения завершения – удовлетворения. Ребенок становится очень беспокойным, пускается в плач или прихо-дит в ярость. Если такая усиленная активность приводит в конечном счете к удовлетворению, ребенку не наносится ни-какого вреда: напротив, он овладевает способами самовы-ражения и выпускает излишек энергии. Однако если фруст-рация продолжается и становится невыносимой, ребенок чувствует себя очень «плохо». Образ матери, настолько на-сколько он ее воспринимает, не отходит на задний план, но изолируется, и, откладываясь в памяти, связывается не с ли-бидо, но с гневом. Ребенок переживает травму, которая бу-дет всплывать в его сознании каждый раз, когда он будет встречаться с реальной фрустрацией. Таким образом, ребенок (и человеческий организм в це-лом) испытывает две противоположные реакции в зависимо-сти от того, удовлетворяются или отвергаются его запросы. Ему «хорошо», когда он удовлетворен, и «плохо» – в случае фрустрации. И все же наша теория некоторым образом не соответ-ствует действительности. Удовлетворение инстинкта ведет к забыванию желаемого объекта. Все хорошее, что дает нам жизнь, мы принимаем за само собой разумеющееся. Вели-чайшая роскошь, став обыденной (до тех пор пока она не считается удовлетворяющей какую-либо реальную потреб-ность), не приносит нам счастья. С другой стороны, неудов-летворенное дитя переживает травму: желанный объект ста-новятся «материалом», запечатлевающимся в памяти. Двум этим фактам, однако, противостоит третий – мы за-поминаем также и хорошие вещи. Детальное рассмотрение данного вопроса приводится в следующей схеме: Вознаграждение Временная фрустрация Фрустрация Удовлетворение Немедленное Отсроченное Запоздалое Воспоминание Отсутствует Приятное Неприятное Влияние на личность Инерция Работа Травма Принцип удовольствия/ боли Удовольствие «Реальность» Боль Реакция Безразличная Хорошая Плохая Для объяснения данной схемы давайте рассмотрим слу-чай кислородного голода*. Обычно мы не задумываемся о своем дыхании. Мы не осознаем его и относимся к нему с безразличием. Давайте предположим, что мы находимся в заполненной людьми комнате и воздух постепенно становит-ся все более и более спертым, но так незаметно, что мысль о духоте не переступает порога нашего сознания и организм не испытывает трудностей в приспособлении к ней. Если за-тем мы выйдем на свежий воздух, то сразу же почувствуем разницу и отметим, как легко стало дышать. Вернувшись в комнату, мы ощутим духоту. После этого мы сможем вспом-нить и сравнить ощущения чистого и загрязненного воздуха (принцип удовольствия/боли). Травматической эффект подавления или фрустрации, пе-режитых в детстве, приводит людей к скороспелому заключе-нию, что ребенок не должен испытывать лишений в ходе вос-питания. Однако дети, взращенные согласно такой политике, на поверку оказываются не менее нервозными. Они выказы-вают типичные симптомы невротического характера, не спо-собны выносить фрустрацию и настолько испорчены, что даже небольшая задержка вознаграждения приводит к травме. Когда им не удается тотчас же получить то, чего им хочется, они прибегают к методу плача) который доведен у них до со-вершенства. Такие дети расстраиваются по пустякам и счи-тают свою мать (как будет вскоре показано) «плохой» мате-рью, ведьмой. Исходя из этого мы полагаем, что ребенок должен воспи-тываться на основе того, что Фрейд обозначил как «принцип реальности», принцип, говорящий «да» вознаграждению и вместе с тем требующий от ребенка способности перено-сить «подвешенное состояние» отсрочки'. Он должен быть готов к тому, чтобы проделать некоторую работу ради воз-награждения, и это должно быть нечто большее, нежели ско-роговоркой сказанное «спасибо». *Я умышленно воздержался от приведения примера с младенцем, со-сущим грудь. Во-первых, сейчас еще слишком рано обсуждать предпола-гаемый здесь либидинозный катексис; во-вторых, счастливый насытив-шийся младенец, по нашему разумению, является продутом нашей циви-лизации. Молодое животное сосет тогда, когда ему этого захочется; то же самое происходит и среди примитивных народов, где имеется обычай носить ребенка с собой и давать ему грудь как только он ее попросит. (Вайкланд наблюдал самку кенгуру с детенышем в сумке, который посто-янно сосал мать.) В нашей цивилизации, однако, принято кормить грудью несколько – по возможности рассчитанных по времени – раз на дню. Таким образом, когда наступает время кормления, ребенок получает двой-ное вознаграждение: он возобновляет контакт с матерью (сознательное вознаграждение, т.е. сам процесс сосания) и достигает отсроченного уто-ления голода (вторая колонка). Следовательно, остается решить вопрос, имеет ли младенческое счастье естественное либо социальное происхож-дение (результат временной фрустрации). Немедленное вознаграждение не способствует развитию памяти. «Хорошая» мать – это не та, что спешит сразу испол-нить все требования ребенка, а та, что вынуждает ребенка к отсрочке, к неопределенности. Хорошая мать, представлен-ная в волшебных сказках доброй феей, всегда исполняет нео-бычные желания. Если я и поместил принцип удовольствия в первую ко-лонку, то сделал это лишь потому, что с теоретической точки зрения его место именно там, но обычно в случае незамед-лительного вознаграждения (без сознательного напряжения) это удовольствие настолько незначительно, что остается практически незамеченным. Что касается социального аспекта принципа боли/удо-вольствия, то вполне может оказаться, что представители при-вилегированных классов реже испытывают боль, чем пред-ставители рабочих классов, но живут они подобно испорчен-ным детям (удовлетворение их природных нужд не заставля-ет долго себя ждать) и не чувствуют напряжения или неопре-деленности (устранение которой приносит счастье), заменяя их суррогатами, искусственно вызываемыми с помощью та-ких средств как азартные игры или употребление наркоти-ков. Выигрыш или проигрыш, фрустрация и вознаграждение, связанные с потреблением наркотиков, провоцируют ощуще-ния боли и псевдосчастья. Такое отсутствие счастья – ре-альный факт, хотя в среде беднейших классов бытует пред-ставление о жизни богатых как о блестящей и романтичной. Ужин, который может казаться биржевому маклеру лишь скуч-ной обязанностью, подвергающей опасности его печень, для клерка будет событием, которое он запомнит на всю жизнь. *Несмотря на теорию катексиса, кажется, что Фрейд относился к ре-альности как к некоему абсолюту. Он никогда в достаточной мере не под-черкивал зависимости ее от индивидуальных интересов и общественной структуры. Это не уменьшает ценности того, что он подразумевал под принципом реальности, который было бы лучше назвать «принципом отсрочки», чтобы подчеркнуть фактор времени и противопоставить его тем самым выбирающему кратчайший путь нетерпеливому и жадному поведению. Но это переживание сохранит свой блеск лишь при условии, что окажется единственным такого рода. Клерк, попавший в привилегированные круги, вскоре также свыкнется со своим новым образом жизни, как и его бывший босс, и так же най-дет ее пресной (биологическая саморегуляция). Я надеюсь, что прояснил одну вещь: настоящее воз-награждение требует определенного напряжения. Когда на-пряжение слишком возрастает, тогда (в соответствии с за-коном диалектики) количество переходит в качество, удо-вольствие становится болью, объятия – костоломством, по-целуй – укусом, ласка – ударом. При обратном процессе. когда напряжение снижается, чувство неудовольствия сме-няется удовольствием. Это и есть то состояние, которое мы называем счастьем. * * * Исправив наше первоначальное замечание, касающееся того, когда людям «хорошо», а когда «плохо» (в связи с воз-награждением и фрустрацией), мы должны теперь задаться вопросом: почему же мы так редко переживаем чувства «хо-рошего» и «плохого» в качестве реакций. Что заставляет ре-бенка говорить «мама плохая» вместо того, чтобы просто сказать «мне плохо»? Для того чтобы понять это, нам при-дется заняться процессом проецирования, который играет большую роль в формировании нашего склада ума и важ-ность которого не может быть переоценена. Находясь в кинотеатре, мы видим перед собой белый эк-ран; позади нас находится машина под названием проектор, сквозь которую движутся полоски целлулоида, называемые пленкой. Мы редко видим эти пленки, и, когда кино нам нра-вится, мы, естественно, о них и не вспоминаем. То, на что мы смотрим и от чего получаем удовольствие – это проецируе-мый фильм, картинка, появляющаяся на экране. То же самое происходит, когда ребенок или взрослый осуществляют про-екцию. Ребенок, неспособный отличить свои реакции от того, что их вызвало, не чувствует себя просто хорошо или плохо; он скорее склонен к тому, чтобы выставлять мать в хорошем либо дурном свете. От такого рода проекции берут свое на-чало два феномена: амбивалентность и этика. Мы уже выяснили, что всякое крайнее поведение, хоро-шее и плохое, может и должно быть запомнено. Ребенок, силь-но пораженный хорошими и плохими поступками матери, обя-зательно запоминает их. Они не становятся изолированными сущностями в детской памяти, но образуют обширные целос-тности, составленные по принципу близости. Вместо хаоти-ческой массы воспоминаний у ребенка формируются две их «группы»: сцены с хорошей и плохой матерью. Эти две груп-пы кристаллизуются в образы: хорошей матери (феи) и пло-хой матери (ведьмы). Когда на передний план выходит хоро-шая мать, плохая ведьма отступает на задний и наоборот. Порою обе матери присутствуют в сознании одновремен-но, и тогда ребенка раздирают противоречивые чувства. Не-способный долее выносить этот конфликт и принять мать та-кой, какая она есть, он мечется междулюбовью и ненавистью и испытывает крайнее замешательство (подобно Буриданову ослу или собаке с двойным обуславливанием профессора Павлова). Амбивалентное отношение, конечно же, встречается не только у ребенка. Никто не избавлен от него, исключая оп-ределенные сферы и определенное время, в которых эмо-циональный подход замещен рациональным; психоаналити-ческая идея постамбивалентной стадии – это недостижи-мый идеал, которому даже в строгом мире науки соответ-ствуют лишь до определенной степени. Достаточно часто маститые ученые выходят из себя; когда их любимые теории подвергаются сомнению. Объективность – это абстракция, которая вряд ли может быть достигнута, учитывая разнооб-разие точек зрения, расчетов и дедуктивных выводов, но вы и я, мыс вами – люди, и потому не можем оказаться «по ту сторону добра и зла» (Ницше), морализируя или вынося суж-дения с утилитаристской либо эстетической позиции. Вероятно, вы сможете припомнить человека, когда-то очень близкого вам, который разочаровал вас и стал вам от-вратителен, и чтобы он ни делал, отношение ваше к нему не улучшалось. Нацисты даже возвели это отношение в прин-цип. Они назвали его теорией «друга-врага», следуя которой, они могли объявлять всякого человека своим другом или вра-гом по собственному желанию, сообразуясь при этом лишь с политической ситуацией. Правильное и неправильное, хорошее и плохое ставят пе-ред нами те же проблемы, что и реальность. Так же, как боль-шинство людей относится к реальности как к чему-то абсо-лютному, они относятся и к морали. Даже те, которые понима-ют всю относительность концепции морали (что «правильное» в одной стране может оказаться «неправильным» в другой), действуют в соответствии с моральными стандартами, как только дело касается их самих. Водитель машины, не терпя-щий пешеходов, станет проклинать других водителей, когда сам окажется в числе пешеходов. Оценка ребенком своей матери зависит, как мы видим, от выполнения и невыполнения его желаний. Родители тоже ис-пытывают к ребенку амбивалентные чувства. Если ребенок исполняет их желания (если он послушен) и даже не протес-тует против бессмысленных требований, родители довольны, а ребенок считается «хорошим». Если ребенок вызывает у родителей фрустрацию (даже в тех случаях, когда он очевид-но не способен понять, не то чтобы выполнить, то, что от него требуется, и совершенно не несет ответственности за свои действия или реакции), его зачастую называют «негодным» или «плохим». Учитель разделяет своих учеников на «хороших» и «пло-хих» в соответствии с тем, выполняют ли они его желания, касающиеся обучения, прилежания или способности сидеть спокойно; если учитель интересуется спортом, он может от-дать предпочтение тем ученикам, что разделяют его интерес. Страны с различным государственным укладом предъявляют различные требования к своим гражданам. «Хорошими» граж-данами являются, естественно, те, кто уважает законы, тогда как преступников называют «плохими» гражданами. Гражда-нин, довольный правительством, восхваляет его, называя «хо-рошим». Если же, однако) оно налагает на него слишком мно-го ограничений и предъявляет слишком много требований, то становится «плохим». Государство, обычный отец семейства и гувернантка – все они ведут себя подобно испорченным детям. Они заме-чают человека лишь тогда, когда он прославит себя чем-либо из ряда вон выходящим: героическим поступком, блестящим спортивным достижением, правильным поведением в исклю-чительно сложной ситуации. С другой, негативной стороны, существуют граждане, вставляющие палки в колеса отрабо-танного механизма государства – великие преступники. Им отводятся те же первые полосы газет, что и героям. Иной без-различный отец наверняка обратит внимание на своего ре-бенка, когда тот нарушит его священный сон. В каждом обществе существует, в добавление к указан-ным эмоциональным реакциям, ряд требований, настолько не-поколебимо жестких, настолько укоренившихся в сознании, что они стали канонами поведения, догмами и табу, придающими нашей этической системе косность и неизменность. Эта кос-ность поддерживается в нас существованием такой особой моральной инстанции как «совесть». Совесть руководствует-ся застывшей моралью. Ей недостает гибкости в оценке ме-няющихся ситуаций. Она видит принципы, не замечая фактов, ее символом может служить аллегорическая фигура слепого Правосудия. * * * К чему же мы все-таки пришли? Хорошее или плохое, пра-вильное или неправильное – все это суждения, выносимые индивидами или общественными учреждениями на основе выполнения их требований или сопротивления им. По боль-шей части они утратили личный характер и, каково бы ни было их социальное происхождение, превратились в стандарты и правила поведения. «Организм отвечает на ситуацию». Человек вообще за-был о том, что «хорошее» и «плохое» были первоначально эмо-циональными реакциями и склонен принимать их за факты. Результатом этого оказывается то, что как только отдельного человека или группу начинают звать «хорошей» или «плохой», возникает эмоциональный ответ (любовь и ненависть, П и F, аплодисменты и проклятия. Любовь к фюреру и ненависть к оказавшемуся под рукой врагу, поклонение собственным и отвращение к чужим болям). Как только мы сталкиваемся с «хорошим» и «плохим», мы испытываем весь спектр эмоцио-нальных реакций, от негодования до жажды мщения, от мол-чаливого одобрения до оказания высоких почестей. Называние людей или предметов «хорошими» или «пло-хими» содержит в себе, помимо описательного значения, и динамический момент. Выражение «Ты – плохой мальчик» заряжено по большей части гневом, даже враждебностью. Оно требует перемены и грозит неприятными последствиями, в то время как эмоциональное содержание выражения «Ты – хороший мальчик» сулит похвалу, гордость и открывающиеся перспективы на будущее. Поскольку интенсивность реакций различается, задей-ствуются разные количества П и F Несложно понять, что наша реакция на хороших людей и хорошие вещи является П. Стремление завязывать контакт находится в связи с эмоцио-нальными реакциями любви и симпатии. Мать ласкает хоро-шего ребенка, ребенок выражает свою благодарность гувер-нантке тем, что обнимает и целует ее, король пожимает руку герою, президент Франции во время церемонии награждения солдат Почетного легиона обнимает награждаемого. Контакт зачастую бывает опосредованным: детям дарят подарки, на-пример, для ублажения желудка (сладости); взрослым дарят то, что льстит их тщеславию (медали и титулы). На другой чаше весов находится уничтожение. Плохой предмет или человек представляется помехой или раздра-жает до такой степени, что возникает желание разделаться с ним. Ребенок хочет выбросить «плохую» мать из окна, же-лая ей смерти. (Необходимо подчеркнуть то, что ребенок действительно имеет это в виду в продолжение периода фрустрации. Как только фрустрация отступит на задний план, желание смерти, возможно, исчезнет.) Мать, со своей сторо-ны, может пригрозить уходом от несносного ребенка и ли-шить его своего присутствия, хорошо понимая, насколько она ему нужна. Римская Католическая Церковь отлучает своих обидчиков. В восточных сказках деспот уничтожает всех, кто досаждает ему. В наше время эта политика достигла куль-минации в нацистском методе уничтожения оппозиции (кон-центрационные лагеря, «расстрел при попытке к бегству», истребление целых рас). Рассматривая противоречие, которое очевидно присут-ствует в этике (отчетливые недвусмысленные эмоциональ-ные реакции, с одной стороны, и относительность этических норм, с другой), мы обнаружили, что хорошее и плохое проис-ходит изначально из чувств комфорта и дискомфорта. Пос-ледние проецируются на объект, вызывающий эти чувства, и он именуется хорошим или плохим соответственно. Позднее термины «хороший» и «плохой» изолировались от исходных поступков, но сохранили сигнальную функцию, способность возбуждать – пусть и в ином контексте – все слабые и силь-ные реакции на исполнение желания и фрустрацию. Глава 8 НЕВРОЗ