Гений Джорджа в том, что он видит тенденцию намного раньше других

Джордж Сорос ставил на то, что ЕВС, в просторечии именуемая «змеей», не сможет сохранить статус-кво. Он понимал, что европейцы усмирят спекулянтов только введением во всех странах единых учетных ставок. А пока они различаются, спекулянты вроде Сороса всегда будут начеку и набросятся на более слабые валюты. Именно это началось летом 1992 года. Сорос видел, что его ожидания сбываются.

— Талант Джорджа в том и заключается, — отмечает Гэри Глэдстейн, ответственный сотрудник инвестиционного фонда Сороса, — что он улавливает тенденцию намного раньше других. Джордж понял, к чему все идет, еще при крушении Берлинской стены. Поскольку он мыслил широко, то рано осознал, что объединение Германии будет стоить намного дороже, чем обещал бюргерам канцлер Коль и все остальные. Понимание им макроэкономических процессов позволило нам заблаговременно подготовиться. Джорджу даже не нужно было смотреть на мониторы — в его голове все это уже давно произошло.

Разногласия в Европе нарастали. Менее чем через год после подписания Маастрихтского соглашения многие европейские страны не могли не то что идти, но даже брести вместе. Пока англичане мудрили, как им укрепить национальную экономику, Сорос и другие спекулянты все более убеждались, что Англия не выдержит высоких учетных ставок при такой депрессии. Единственным приемлемым решением было бы снижение учетной ставки, то есть девальвация фунта. А это вытолкнет англичан из ЕВС, чего они торжественно обязались не допустить. Тем временем, лондонским финансистам стало ясно, что валютные спекулянты вроде Сороса начали против фунта стерлингов игру на понижение, усиленно скупая его в предыдущие месяцы.

Кто же победит? Премьер-министр Джон Мейджор или величайший инвестор мира Джордж Сорос?

1992 год неумолимо близился к концу, а по­ложение английского правительства становилось все более щекотливым. Оно хотело добиться понижения Германией учетных ставок, но знало, что это нереально. Правительство стремилось укрепить экономику, но для этого нужно было вернуться к прежнему политическому курсу, что привело бы к потрясениям и даже к отставке правительства.

Джон Мейджор должен был выбирать. Он решил бороться до конца и заявил о верности Британии политике неизменного курса фунта в рамках ЕВС. Тон заявлений премьера, как и лорда-канцлера казначейства Нормана Ламонта, был весьма категоричен.

Однако росло и недовольство политикой за­щиты курса фунта любой ценой. Пока премьер выступал перед парламентариями, курс фунта упал ниже отметки в 2, 85 марки.