Упадок истории 8 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

А какая тема волнует вас? Может быть, вы, как Хемингуэй и Диккенс, основываетесь на том, что происходит в вашей жизни? Или, как Мольер, пишете о своих идеях, касающихся общества и природы человека? Каким бы ни был источник вашего вдохновения, помните об одном: задолго до того, как вы закончите, ваша любовь к себе истлеет и умрет, а любовь к идеям ослабнет и угаснет. Вы настолько устанете и потеряете интерес к тому, чтобы писать о себе или своих идеях, что можете не добраться до финиша.

Итак, помимо всего прочего, спросите себя: какой жанр я предпочитаю? Затем пишете в том жанре, который вам нравится. Ведь даже если страсть к какой-либо идее или переживаниям может ослабеть, любовь к фильмам не угасает. Постоянным источником вашего вдохновения должен стать жанр. Каждый раз, когда вы будете перечитывать свой сценарий, он должен вызывать у вас волнение, ведь это должна быть такая история, такой фильм, ради которого вы готовы стоять в очереди под дождем, чтобы войти в зрительный зал и увидеть его. Вопреки советам друзей-интеллектуалов ничего не пишите только вследствие социального значения. Не пишите того, что, по вашему мнению, вызовет похвалу со стороны критиков. Проявите честность в выборе жанра, так как из всех причин, определяющих желание писать, только одна способна подпитывать творческие усилия на протяжении долгого времени, и это — любовь к самой работе.

Сюжет или характер? Что более важно? Этот спор стар так же, как само искусство. Аристотель, оценив и то и другое, пришел к выводу, что история имеет главное значение, а характер второстепенен. Его точка зрения оказывала большое влияние на специалистов, пока в процессе развития романа маятник не качнулся в другую сторону. К девятнадцатому веку многие считали, что структура всего лишь инструмент, предназначенный для изображения личности, а читатели хотят видеть интересные и сложные характеры. И по сей день участники спора так и не пришли к общему мнению. Причина проста: эта дискуссия не имеет под собой реального основания.

Мы не можем задаваться вопросом, что более важно — структура или характер, так как структура есть характер, а характер — структура. Они равноценны, и следовательно, одно не может быть важнее другого. Тем не менее, спор продолжается из-за широко распространенного заблуждения, связанного с двумя важными аспектами вымышленного персонажа, — а именно различием между характером и характеризацией (описанием характера).

Характеризация — это сумма всех заслуживающих внимания качеств человека, которые можно выявить с помощью внимательного изучения: возраст и уровень интеллекта, пол и сексуальность, манера речи и особенности жестикуляции, выбор дома, машины и одежды, образование и род занятий, особенности характера и тип нервной системы, ценности и установки; то есть речь идет обо всем, что мы можем узнать, если будем наблюдать за кем-нибудь изо дня в день. Совокупность этих отличительных черт делает любого человека уникальным, так как каждый из нас представляет собой единственное в своем роде сочетание унаследованных от родителей генов и накопленного опыта. Данный комплекс исключительных свойств является характеризацией... но это не характер.

Истинный характер проявляется в выборе, который человек делает под давлением, — чем сильнее давление, тем ярче проявляется характер, а его природная сущность показывается более правдиво.

Если не довольствоваться лишь описанием характера и внешнего вида человека, а посмотреть глубже, то каким же он предстает перед нами? Что спрятано внутри него? Нежный он или жестокий? Щедрый или эгоистичный? Сильный или слабый? Правдивый или лживый? Смелый или малодушный? Единственный способ узнать правду — стать свидетелем того, как он делает вынужденный выбор и решает, что ему следует предпринять для достижения своей цели. Каков выбор, таков и он.

Наличие принудительных обстоятельств играет важную роль. Выбор, сделанный в отсутствии риска, мало что означает. Если решение сказать правду принимается в ситуации, когда ложь ни на что не влияет, то этот выбор несущественен и ничего не выражает. Но если тот же самый человек настаивает на правде, когда ложь могла бы спасти ему жизнь, мы понимаем: честность — это суть его натуры.

Рассмотрим следующую сцену. Два автомобиля двигаются по шоссе. Один из них — проржавевший фургон, заваленный ведрами, тряпками и швабрами. Им управляет нелегальная иммигрантка — тихая, скромная женщина, которая работает, не имея на то официального разрешения, в качестве прислуги и является единственной опорой для всей семьи. Рядом с ней по шоссе в новом сверкающем автомобиле «Порше» едет известный и богатый нейрохирург. У этих двух людей разное происхождение, убеждения, личные качества и язык, на котором они говорят, — абсолютно во всем их характеризации диаметрально противоположны.

Неожиданно едущий впереди них школьный автобус теряет управление, врезается в ограждение и загорается. Пламя мешает детям выбраться из него. Итак, складывается ужасная ситуация, которая покажет нам, что же на самом деле представляют собой эти два человека.

Кто из них примет решение остановиться? Кто предпочтет проехать мимо? Ведь у каждого есть основание продолжить свой путь. Домработница опасается, что если она вмешается, полицейские учинят ей допрос, выявят ее нелегальный статус, депортируют из страны, и ее семья умрет от голода. Хирург боится поранить или обжечь руки, так как не сможет выполнять свои чудодейственные микрохирургические операции, и тысячи его будущих пациентов погибнут. Но, предположим, оба нажали на тормоза и остановились.

Этот выбор дает нам подсказку для понимания их характеров, но кто из них остановился, чтобы помочь, и кто не смог ехать дальше из-за нервного срыва, вызванного неожиданным происшествием? Предположим, оба решили помочь детям. Это уже говорит о многом. Но кто из них вызовет скорую помощь и будет дожидаться приезда врачей? А кто бросится в горящий автобус? Скажем, оба побежали к автобусу — выбор, который еще глубже проявляет характер.

Итак, врач и домработница разбивают окна, пробираются внутрь пылающей машины, хватают детей и выталкивают их наружу. Однако им предстоит сделать еще один выбор. Пламя становится сильнее, превращая все в раскаленный ад и обжигая лица. Они не могут сделать ни вдоха, не опалив легкие. Находясь в центре всего этого ужаса, каждый понимает: остается только секунда на то, чтобы спасти одного из множества детей, все еще остающихся внутри автобуса. Какой будет реакция врача? Потянется ли он, следуя мгновенному рефлексу, к белому ребенку или подхватит на руки чернокожего, который находится ближе к нему? Что сделает, следуя своим инстинктам, домработница? Спасет маленького мальчика? Или крошечную девочку, съежившуюся от страха у ее ног? Чем окажется «выбор Софи» в ее случае?

Мы можем увидеть, что за этими двумя совершенно разными харак-теризациями скрывается одинаковый характер, — оба готовы мгновенно пожертвовать жизнью ради незнакомых им людей. Или вдруг человек, который, по нашему мнению, должен был вести себя геройски, окажется жалким трусом, а тот, от кого мы ждали малодушия, — храбрецом. И, вполне возможно, в самую последнюю секунду мы поймем, что ни для кого из них абсолютный идеал не заключается в самоотверженности. Ведь невидимая сила культурных норм и ценностей может заставить каждого из них сделать спонтанный выбор, который выявит подсознательные тендерные или этнические предубеждения даже в момент совершения бесстрашного поступка. Как бы ни была написана эта сцена, необходимость выбора сорвет маски, создаваемые характеризацией, и мы сможем проникнуть в суть человеческой природы и увидеть истинный облик этих людей.

Раскрытие характера — в отличие или в противовес характеризации — это основа искусства рассказывания историй. Жизнь учит нас: все, что мы видим вокруг, вовсе не такое, каким нам кажется. Люди совсем не те, какими представляются. Истинная натура человека скрывается за его внешними чертами. Вне зависимости от того, что говорят герои и как они себя ведут, мы можем узнать характеры во всей глубине только на основе выбора, который они делают под давлением обстоятельств.

Если в начале рассказа нам представят характер, который ведет себя как «любящий муж», и к концу он остается таким же — любящим мужем без каких бы то ни было секретов, нереализованных желаний или тайных страстей, — то мы будем крайне разочарованы. Когда характеризация и истинный характер совпадают, а внутренняя жизнь и ее внешнее проявление накрепко сцементированы, роль превращается в череду повторяющихся, предсказуемых поступков. Это вовсе не означает, что такой персонаж не вызывает доверия. Ничем не примечательные люди существуют и в жизни, но они надоедают.

Что, например, случилось с Рэмбо? В «Первой крови» (First Blood) это был очень привлекательный персонаж — ветеран Вьетнамской войны, одиночка, который путешествует по горам в поисках уединения (характеризация). Затем по непонятной причине, возможно, из-за избытка тестостерона, шериф провоцирует его, и обнаруживается другой Рэмбо, безжалостный и непреклонный убийца (истинный характер). И, однажды объявившись, он уже не может вернуться назад. В сиквелах Рэмбо обматывает патронташами свои смазанные маслом, накаченные мускулы и стягивает волосы красной банданой до тех пор, пока характеризация супергероя и его истинный характер не сливаются в образ, который даже менее серьезен, чем персонаж мультфильма, показываемый в субботу утром.

Сравните этот лишенный объема образ с Джеймсом Бондом. Трех фильмов о Рэмбо хватило всем, зато существует около двадцати фильмов о Джеймсе Бонде. Бондиана продолжается, так как мир получает удовольствие от многократного раскрытия глубокого характера, противоречащего портретному описанию. Бонду нравится выступать в роли дамского угодника: одетый в смокинг, он украшает собой роскошные вечеринки, небрежно помешивая коктейль в бокале и беседуя с прекрасными женщинами. Однако затем в истории возникают непредвиденные обстоятельства, и выбор Бонда показывает нам, что под обманчивой внешностью праздного гуляки скрывается думающий Рэмбо. Появление этого остроумного супергероя в контрасте с характеризацией плейбоя, судя по всему, доставляет зрителям бесконечное наслаждение.

Если развить этот принцип дальше, можно сказать, что раскрытие глубокого характера в сравнении с характеризацией или в противовес ей составляет основу раскрытия личности главных персонажей. Скрытые стороны жизни второстепенных действующих лиц показывать не обязательно, но главные герои должны быть прописаны со всей тщательностью — в душе они не могут быть такими же, как выглядят внешне.

В дальнейшем возьмем за основу следующее: лучшие произведения не только раскрывают истинный характер, но в процессе повествования изменяют его внутреннюю суть в лучшую или худшую сторону.

В фильме «Вердикт» (The Verdict) главный персонаж Фрэнк Гэлвин сначала предстает перед нами в качестве бостонского адвоката, одетого в дорогой костюм красавца, каким и должен быть герой в исполнении Пола Ньюмэна. Затем сценарий Дэвида Мамета отодвигает эту характеризацию на задний план, являя нам продажного, разорившегося, опустившегося, безнадежного пьяницу, который за последние годы не выиграл ни одного дела. Развод и унижение сломили его дух. Мы видим, как он ищет в газетах некрологи о людях, погибших в автомобильной катастрофе или в результате несчастного случая на производстве, затем приходит на их похороны, чтобы вручить свою визитную карточку скорбящим родственникам в надежде заработать деньги на судебном процессе по получению страховки. В кульминации этого эпизода он, напившись и ощутив отвращение к самому себе, в бешенстве крушит свой офис, срывает со стен дипломы и рвет их, а потом в изнеможении падает на кучу мусора. Однако вскоре подворачивается судебное дело.

Ему предложили заниматься иском о врачебной халатности и защищать женщину, впавшую в состояние комы. Если дело будет урегулировано быстро, он получит семьдесят тысяч долларов. Но, увидев свою беззащитную клиентку, он осознает, что случай предлагает ему не солидный и легкий гонорар, а последний шанс на спасение. Он принимает решение вступить в бой с католической церковью и политическим истеблишментом, сражаясь не только за свою клиентку, но и за собственную душу. С победой приходит возрождение. Битва в суде превращает его в превосходного адвоката, непьющего и высоконравственного, — именно таким он был до того, как утратил волю к жизни.

Эта взаимосвязь между характером и структурой существует на протяжении всего периода существования художественной литературы. Сначала история представляет нам общее состояние главного героя (его характеризацию): вернувшись домой на похороны отца, Гамлет чувствует себя подавленным и растерянным и мечтает о смерти: «О, если б этот плотный сгусток мяса растаял...»1.

Затем нас посвящают в суть характера. Его истинная натура проявляется, когда он принимает решение совершить какое-либо действие: призрак отца Гамлета сообщает, что был убит дядей Гамлета, Клавдием, который теперь стал королем. Выбор, сделанный Гамлетом, показывает, насколько он умен и осмотрителен и как борется со своей незрелостью и свойственными ей безрассудством и страстностью. Гамлет решает отомстить за смерть отца, но не раньше, чем будет доказана вина короля: «Пусть речь грозит кинжалом, не рука».

Далее эта глубокая натура вступает в противоречие с внешним проявлением характера, контрастируя с ним, а может быть, даже опровергая его. Мы чувствуем, что герой не такой, каким кажется. Он не просто грустен, чувствителен и острожен. Под его маской спрятаны другие качества. Гамлет говорит: «Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли».

Показав внутреннюю суть характера, история начинает оказывать на героя все большее и большее давление, чтобы делать выбор становилось все сложнее: Гамлет охотится за убийцей отца и находит его стоящим на коленях и молящимся. Он может с легкостью убить короля, но понимает, что если Клавдий умрет во время молитвы, то его душа может попасть в рай. Поэтому Гамлет заставляет себя подождать и убивает Клавдия, когда душа короля «черна, как ад, куда она отправится».

Наконец, к кульминационному моменту истории сделанный героем выбор в корне меняет суть его характера: войны Гамлета, явные и тайные, подходят к концу. Он достигает умиротворенной зрелости, а его живой ум обретает мудрость: «Дальше — тишина».

Функция структуры — обеспечивать постоянно нарастающее напряжение, которое вовлекает персонажи во все более трудные ситуации, когда они вынуждены принимать сложные и рискованные решения и совершать действия, постепенно раскрывающие их истинную сущность — вплоть до неосознанного «я».

Функция характера — привносить в историю черты характеризации, необходимые для убедительной реализации выбора. Проще говоря, персонаж должен быть в определенной степени правдоподобным: достаточно молодым или старым, слабым или сильным, практичным или простодушным, образованным или невежественным, великодушным или эгоистичным, остроумным или занудным. Каждый характер вносит в историю комбинацию качеств, которые позволяют аудитории поверить в то, что этому персонажу следует делать именно то, что он делает.

Структура и характер соединены между собой. Событийная структура истории формируется на основе выбора, который герои делают под давлением обстоятельств и предпринимаемых в результате этого выбора действий, при этом их характеры раскрываются и меняются в зависимости от того, как они предпочитают действовать в сложной ситуации. Если измените что-то одно, то тем самым поменяете и другое. Позволив себе исправить структуру событий, вы внесете изменения в характер, а если измените глубокий характер, то придется переделывать структуру, чтобы показать его новую природу.

Предположим, история включает в себя центральное событие, во время которого главный герой, подвергаясь серьезному риску, решается сказать правду. Однако сценарист чувствует, что первый вариант данной сцены никуда не годится. Анализируя ее, и переписывая заново, он приходит к выводу, что его персонаж должен солгать, и меняет структуру истории, развернув ее в противоположном направлении. При замене одного варианта сценария на другой характеризация главного героя остается нетронутой — он точно так же одевается, все там же работает, смеется над теми же шутками. Однако в первом варианте он честный человек. Во втором — лжец. Радикально изменив событие, автор создает совершенно новый характер.

С другой стороны, допустим, что процесс происходит следующим образом: у автора неожиданно возникает новое понимание характера главного героя, и это вдохновляет его на создание абсолютно иной психологической зависимости, превращающей честного человека в лжеца. Для того чтобы показать полностью изменившийся характер, писателю придется не только переработать его отличительные черты. Черный юмор может добавить истории своеобразия, но этого недостаточно. Если история останется прежней, то и характер не изменится. Если автор переделает характер, то придется создавать новую историю. Измененный характер требует от персонажа принятия новых решений, присущих только ему действий и жизни в другой — в своей — истории.

По этой причине фраза «история, приводимая в движение характером», избыточна. Все истории «приводятся в движение характером». Событийная структура и структура характера зеркально отражают друг друга. Характер можно представить во всей глубине только через структуру истории.

Относительная сложность характера должна определяться жанром. Боевик/приключенческий фильм и фарс требуют простоты характера, потому что его сложность будет отвлекать нас от безрассудной смелости или смешных промашек, обязательных для этих жанров. В историях о личных и внутренних конфликтах, таких как сюжет воспитания и сюжет искупления, характер должен быть сложным, так как простота лишит нас заранее обусловленного понимания человеческой природы. Это очевидная истина. Так что же на самом деле означает «приводимый в движение характером»? Очень многие писатели понимают это выражение как «приводимый в движение характеризацией», что приводит к появлению ничем не примечательного портрета, в котором хорошо показана маска, но характер проработан недостаточно глубоко и не показан в полной мере.

Структура и характер должны быть взаимосвязаны на протяжении всего фильма, вплоть до финала. Почитаемая многими в Голливуде аксиома предупреждает: «Фильмы рассказывают о том, что происходит в течение последних двадцати минут». Другими словами, чтобы картина получила свой шанс на успех, последний акт и его кульминация должны вызывать у зрителей наиболее сильный отклик. Неважно, чего вы смогли достичь в течение первых девяноста минут, ведь если финальные кадры не удались, фильм исчезнет с экранов в первый же уик-энд.

Сравним два фильма. Первые восемьдесят минут «Свидания вслепую» (Blind Date) Ким Бейсингер и Брюс Уиллис принимают участие в фарсе, вызывая постоянные взрывы смеха у зрителей. Однако после кульминации второго акта улыбки исчезают, третий акт не производит никакого впечатления на аудиторию, и то, что должно было стать хитом, терпит неудачу. С другой стороны, «Поцелуй женщины-паука» (Kiss of the Spider Woman) начинается с тридцати или сорока минут однообразия, но постепенно все больше увлекает нас, темп действия убыстряется, и кульминация истории воздействует на нас значительно сильнее, чем многие другие драмы. Зрители, скучавшие в начале просмотра, приходят в восторг к его окончанию. Молва помогла фильму преодолеть все трудности и обрести популярность: Уильям Херт, сыгравший одну из главных ролей, был удостоен премии «Оскар» за лучшую мужскую роль.

История — это метафора жизни, а жизнь существует во времени. Поэтому фильм представляет собой временное, а не пластическое искусство. Его родственники не пространственные средства выражения, такие как живопись, скульптура, архитектура или фотография, а временные формы: музыка, танец, поэзия и песня. И первая заповедь всех этих видов искусства гласит: вы должны оставить самое лучшее напоследок. Финальная часть балета, кода симфонии, заключительный куплет песни, последний акт и кульминация истории должны быть самыми важными и производить наиболее благоприятное впечатление.

Очевидно, что законченный сценарий воплощает в себе сто процентов творческого труда автора. Подавляющая часть этой работы, 75 или более процентов, приходится на создание глубокого характера, который согласуется с придумыванием и компоновкой событий. В диалоги и описания вкладывается то, что остается. А семьдесят пять процентов времени, затраченного на разработку самой истории, уходят на создание кульминации последнего акта. Работа над главным событием — важнейшая задача сценариста.

Джин Фаулер однажды сказал, что писать легко, нужно всего лишь сидеть и смотреть на чистый лист бумаги, пока на лбу не выступят капли крови. И если чему-то и суждено вызвать появление крови у вас на лбу, так это кульминации последнего акта — апофеоза и средоточия смысла и всех эмоций, окончательного результата всего того, что происходило раньше, и высшей степени зрительской удовлетворенности. Если эта сцена не получится, не удастся и вся история. Пока не написана кульминация последнего акта, нет и истории. Если вы не сможете достигнуть блистательной вершины в кульминации, все предыдущие сцены, характеры, диалоги и описания станут не более чем искусно выполненным упражнением по машинописи.

Предположим, однажды утром вы просыпаетесь с мыслью написать такую кульминацию истории: «Герой и злодей преследуют друг друга в пустыне Мохаве на протяжении трех дней и трех ночей. На грани обезвоживания, физического истощения и психического расстройства, когда до ближайшего источника воды не менее ста миль, они вступают в драку, и один убивает другого». Вам это кажется захватывающим... пока вы не вспоминаете, что ваш главный герой — семидесятипятилетний бухгалтер на пенсии, передвигающийся с помощью костылей и страдающий аллергией на пыль. Он способен превратить вашу трагическую кульминацию в анекдот. Хуже того, ваш агент сообщает, что Уолтер Мэттоу хочет сыграть этого персонажа, как только вы определитесь с концовкой фильма. Что же делать?

Найдите ту страницу сценария, на которой впервые появляется главный герой, отыщите, где написано «Джейк (75)», затем удалите цифру 7 и на ее место вставьте 3. Другими словами, переделайте характеризацию. Сам характер не претерпит изменений, потому что вне зависимости от того, тридцать пять лет Джейку или семьдесят пять, он по-прежнему обладает силой воли и упорством, необходимыми для того, чтобы преодолеть себя в пустыне Мохаве. Но вы должны сделать этот образ достоверным.

В 1924 году Эрих фон Штрогейм снял «Алчность» (Greed). Кульминация этого фильма разворачивается в течение трех дней и трех ночей, в течение которых герой и его антагонист пересекают пустыню. Фон Штрогейм снимал этот эпизод в Мохаве в разгар лета, когда температура воздуха поднималась выше 55 градусов по Цельсию. Он едва не погубил актеров и съемочную группу, но получил то, что хотел: простирающуюся до горизонта ослепительно белую соляную равнину. Под палящими лучами солнца сцепились герой и злодей; их кожа так высохла и потрескалась, что сама напоминает поверхность пустыни. Во время схватки злодей хватает камень и разбивает герою голову. Однако перед тем как умереть, тот собирается с последними силами и пристегивает себя наручниками к убийце. Последнее, что мы видим, это скорчившийся в пыли преступник, пристегнутый наручниками к человеку, которого он только что убил.

Блистательная концовка фильма «Алчность» (Greed) возникает на основе решений, раскрывающих характеры во всей их глубине. Любой аспект характеризации, разрушающий достоверность действия, должен быть принесен в жертву. Сюжет, как утверждал Аристотель, более важен, чем описание персонажа, однако структура истории и истинный характер представляют собой одно явление, воспринимаемое с двух точек зрения. Выбор, который герои фильма совершают, скрываясь за своими масками, одновременно формирует их внутренний мир и продвигает историю вперед. От царя Эдипа до Фальстафа, от Анны Карениной до лорда Джима, от грека Зорбы до Тельмы и Луизы мы имеем дело с виртуозным рассказыванием историй, определяемым соотношением характера и структуры.

Аристотель подходил к вопросу об истории и ее смысле следующим образом: почему, спрашивал он, когда мы видим мертвое тело на улице, у нас одна реакция, а когда читаем о смерти у Гомера или видим ее в театре, другая? Потому что в жизни мысль и чувства возникают раздельно. Разум и эмоции принадлежат к разным сферам человеческой натуры, и, редко согласуясь между собой, они, как правило, находятся в противоречии.

В жизни при виде безжизненного тела у вас происходит резкий выброс адреналина: «О Боже, он мертв!» Возможно, вы в страхе бежите. Затем по прошествии времени, немного успокоившись, начинаете размышлять о кончине незнакомого вам человека, о том, что тоже смертны, и о своем существовании под тенью смерти. Эти раздумья могут изменить восприятие мира, и в следующий раз, когда вы столкнетесь со смертью, реакция будет другой, наверное, более сочувственной. Или, если перевернуть модель, в юности вы крайне серьезно, но не очень реалистично относились к любви, сформировав идеалистическое представление, которое приводит к бурному, но причиняющему сильную душевную боль роману. Это может ожесточить ваше сердце, превратить в циника, который в последующие годы будет считать мучительным то, что молодому человеку кажется сладостным.

Интеллектуальная жизнь подготавливает к эмоциональным переживаниям, в дальнейшем подталкивающим к свежим ощущениям, которые, в свою очередь, становятся залогом новых встреч и открытий. Эти две сферы подвержены взаимному влиянию, причем поочередному. Ведь в реальной жизни одновременная вспышка мысли и чувства случается очень редко, и когда нечто подобное происходит, вы думаете, что на вас снизошло божественное озарение. Однако если жизнь разделяет идею и чувство, то искусство их объединяет. История — это инструмент, позволяющий, при желании, вызывать подобные прозрения, иными словами, речь идет о таком явлении, как эстетическая эмоция.

Источником любого вида искусства является первичная доязыковая потребность человеческой души избавиться от стресса и разлада с помощью красоты и гармонии, использовать творческие силы для возрождения жизни, когда она лишена радости под грузом повседневных забот, и установить связь с реальностью через инстинктивное, сенсорное ощущение правды. Подобно музыке и танцу, живописи и скульптуре, поэзии и песне, история — это первое, последнее и извечное переживание эстетической эмоции, представляющей собой одновременное сосредоточение мысли и чувства.

Когда идея соединяется с эмоциональным зарядом, она становится более сильной, глубокой и запоминающейся. Вы можете забыть, что когда-то увидели на улице мертвое тело, но смерть Гамлета будет тревожить вас всегда. Жизнь сама по себе, без формирующего ее искусства, погружает в замешательство и хаос, а эстетическая эмоция приводит знания и чувства к гармоничному соответствию, позволяя с большей долей уверенности сориентироваться в окружающей действительности. Одним словом, хорошо рассказанная история предоставляет именно то, что вы не можете получить от жизни: осмысленное эмоциональное переживание. В жизни события становятся понятными через некоторое время, после размышлений. В искусстве они осмысливаются в тот момент, когда возникают.

В таком случае история, по сути, не является интеллектуальным произведением. Она не выражает идеи в виде сдержанных, беспристрастных утверждений в духе эссе. Но это не означает, что история противостоит интеллектуальности. Мы ждем от писателя серьезных идей и умения постигать суть вещей. Однако при общении художника с аудиторией идея выражается напрямую — через чувства и восприятие, интуицию и эмоции. Для совершенствования этого общения и замены невысказанного и чувственного объяснениями и обобщениями не нужен ни посредник, ни критик. Эрудиция позволяет оттачивать вкус и суждения, но никогда не следует путать критику с искусством. Интеллектуальный анализ, каким бы умным он ни был, не может дать пищу для души.

Хорошо рассказанная история не является воплощением непогрешимых умозаключений или выражением сильных эмоций. Ее успех определяется соединением рационального с иррациональным. Работа, в которой эмоциональный или интеллектуальный компонент преобладает, не может быть достаточно достоверной, чтобы апеллировать к нашей душе, чуткой к сочувствию, сопереживанию, предчувствию, восприятию, и к нашей врожденной восприимчивости к правде.

Творческий процесс объединяет две идеи: замысел, пробуждающий у писателя желание создать историю; управляющая идея, которая отражает суть истории, выраженной через действие и эстетическую эмоцию кульминации последнего акта. Однако в отличие от управляющей идеи замысел редко представляет собой законченное высказывание. Это, скорее, вопрос, допускающий разные толкования: «Что случилось бы, если бы...» Что будет, если акула заплывет на морской курорт и нападет на отдыхающего? «Челюсти» (Jaws). Что произойдет, если жена уйдет, бросив мужа и ребенка? «Крамер против Крамера» (Kramer vs. Kramer). Станиславский называл это «магическим " если бы..."», предположением, которое открывает дверь в воображаемый мир, где все представляется возможным.