💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Русская журналистика во второй половине 1820-х годов и в 1830-е годы

Подавив восстание дворянских революционеров 14 декабря 1825 г., Николай I заявил: «Революция на пороге России. Но, клянусь, она не проникнет в Россию, пока во мне сохранится дыхание жизни». Так была определена программа царствования. Все действия правительства были подчинены одной цели – не допустить повторения событий на Сенатской площади.

Уже в 1826 г. Николай I распорядился усилить надзор за «направлением умов». Он ввел новый род полиции, учредив корпус жандармов («вооруженную инквизицию», по словам Герцена), а Особую канцелярию министерства внутренних дел преобразовал в Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии. Так возникла в России высшая тайная государственная полиция, ведавшая делами политического сыска, «центральная контора шпионажа» (Герцен). Начальником Третьего отделения и шефом корпуса жандармов был назначен А. X. Бенкендорф, который пользовался огромным доверием царя и по сути дела встал над всеми государственными учреждениями.

Цензоры получили предписание «принять за правило и строго наблюдать, дабы ни в одной из газет, в России издаваемых, отнюдь не были помещаемы статьи, содержащие в себе суждения о политических видах его величества». Допускалась только перепечатка некоторых сообщений политического характера из «Санкт-Петербургских ведомостей» и «Санкт-Петербургской газеты», которая издавалась на французском языке министерством иностранных дел.

Находя, что печать является основным рассадником вольнолюбивых идей, правительство приняло новый цензурный устав, отменявший прежний, утвержденный в 1804 г. Устав 1826 г. предусматривал сложную цензурную систему: Главное управление цензуры при министерстве народного просвещения, Верховный цензурный комитет, состоящий из трех министров – просвещения, внутренних и иностранных дел, Главный цензурный комитет в Петербурге и три цензурных комитета в крупных городах – Москве, Вильне и Дерпте. Основная цель цензурного устава 1826 г. – борьба с «вольнодумными» сочинениями, «наполненными бесплодными и пагубными мудрствованиями новейших времен». Запрещалось печатать статьи о современной политике и рассуждения, в которых заметны мысли «о происхождении законной власти не от бога» и излагаются взгляды, противные христианской религии.

Всеобщее недовольство цензурным уставом заставило правительство сделать вид, что оно идет на некоторые уступки. Однако вместо того чтобы отменить наиболее тяжелые для авторов и издателей параграфы устава, оно выпустило в 1828 г. новый цензурный устав, в котором еще строже запретило обсуждать печатно вопросы политические и государственные. Изменения коснулись только цензурного аппарата: взамен Верховного комитета и Главного комитета при министерстве просвещения в Петербурге были сформированы Главное управление цензуры и цензурные комитеты в Петербурге, Москве, Риге, Вильне, Киеве, Одессе, Тифлисе. В состав Главного управления цензуры, помимо представителей от министерств, вошел управляющий канцелярией Третьего отделения. По существу, все действия цензуры оказались под контролем Бенкендорфа. Устав 1828 г. предоставил большую свободу действия цензорам: они единолично решали вопрос о вредности или допустимости сочинения и потому, боясь последствий, зачастую не пропускали самых безобидных произведений.

Запрещение писать о политике и о «современных правительственных мерах» (§ 12) выдвинуло в журналистике второй четверти XIX в. на передний план научно-литературные интересы. Русским журналистам – Полевому, Пушкину, Белинскому и другим – нужно было проявлять тонкую изобретательность, чтобы в обход цензуры касаться вопросов внутренней политики. Не случайно в это время широкое распространение в журналистской практике получили разного рода политические намеки, иносказания, т. е. средства «эзоповского языка».

Помимо общей, вводились цензуры при различных министерствах и ведомствах – военная, духовная, медицинская, почтовая, театральная и др. К уставу 1828 г. ежегодно составлялось по нескольку дополнений, урезывающих права писателей и журналистов.

В 1830 г. произошли революции во Франции и Бельгии, началось восстание в Польше, перекинувшееся потом в Литву и Белоруссию. Неспокойно было в это время и в самой России – повсеместные холерные бунты, военное восстание в Севастополе, борьба кавказских горцев с захватнической политикой царизма, восстание новгородских военных поселений («работных людей»). Опасаясь, как бы брожение умов не проникло на страницы периодической печати, правительство издает ряд распоряжений, касающихся непосредственно журналистики. По требованию Бенкендорфа, с 1830 г. в Третье отделение начали доставляться обязательные экземпляры всех выходящих в России периодических изданий для дополнительного контроля. В 1831 г. цензорам предписали «рассматривать периодические издания с особым вниманием и в пропуске назначаемых для них статей соблюдать крайнюю осмотрительность и осторожность».

На издателей градом сыпались обвинения и доносы в неблагонадежности. В конце 1830 г. была приостановлена «Литературная газета» А. А. Дельвига, в 1832 г. запрещен журнал И. В. Киреевского «Европеец», в 1834 г. – журнал Н. А. Полевого «Московский телеграф», в 1836 г. – издания H. И. Надеждина: журнал «Телескоп» и газета «Молва».

Ожесточенную борьбу с передовыми идеями в русской литературе и журналистике вел С. С. Уваров, в 1833 г. занявший пост министра народного просвещения. Годом раньше Уваров сформулировал свою теорию «официальной народности». Основными устоями русской жизни он провозгласил «православие, самодержавие и народность», считая крепостное состояние для народа естественным и необходимым. «Если мне удастся отодвинуть Россию на 50 лет оттого, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно», – говорил этот «министр погашения и помрачения просвещения в России», как назвал его Белинский в одном из писем.

Считая периодические издания возмутителями государственного спокойствия, Уваров стремился к тому, чтобы подорвать частно-издательскую деятельность. В 1835 г. выходит циркуляр, запрещающий частным лицам вести предварительную подписку на журнал, т. е. собирать средства для издания. В 1836 г. правительство прекратило «дозволение новых периодических изданий», и этот запрет существовал два десятилетия. Поэтому в России распространилась практика перепродажи полученных ранее прав на выпуск органа печати. Так, А. А. Плюшар в 1837 г. перекупил у А. Ф. Воейкова право на издание газеты «Литературные прибавления» к «Русскому инвалиду», а в 1839 г. А. А. Краевский приобрел У вдовы П. П. Свиньина право на издание журнала «Отечественные записки». Не имея способов основать собственный журнал Некрасов и Панаев в конце 1846 г. приобрели у Плетнева право на издание «Современника».

Выпуск новых частных газет и журналов, и притом только специальных, а не энциклопедических, требовал разрешения императора. Право на издание общественно-литературных или научно-литературных журналов выдавалось в виде исключения лицам, известным своей политической «благонадежностью». С 1837 по 1846 г. появилось только четыре новых журнала общего характера, и три из них были открыто реакционными изданиями: органы «официальной народности» – «Маяк» и «Москвитянин», журнал «Русский вестник», возобновленный в 1841 г. Н. И. Гречем. Четвертый журнал – «Финский вестник» (1845–1847), один из передовых органов 1840-х годов, был позволен как специальный журнал, посвященный финской теме. Заслуга издателя Ф. К. Дершау и сотрудников состояла в том, что они сумели выйти за эти узкие пределы и освещали в «Финском вестнике» вопросы жизни русского общества.

Правительство поощряло возникновение казенных научно-литературных изданий, призванных конкурировать с частными. Учреждаются «Ученые записки Московского университета» (1833), «Журнал министерства народного просвещения» (1834) и другие журналы, не имевшие, впрочем, успеха у читателей.

Для журналистики 1830-х годов характерно заметное сокращение числа общественно-литературных изданий. Зато резко возрастает экономическая и научно-техническая периодика. Большинство отраслевых журналов и газет выпускалось различными ведомствами («Журнал мануфактур и торговли», «Журнал путей сообщения» и т. д.). Возникают две отраслевые правительственные газеты, сыгравшие известную роль в развитии экономики и газетного дела в России, – «Коммерческая газета» (1825–1860), выходившая от департамента внешней торговли, и «Земледельческая газета» (1834–1917), орган департамента земледелия, позже – министерства земледелия и государственных имуществ. Несмотря на свой официальный характер, «Земледельческая газета» знакомила читателей с передовыми методами ведения сельского хозяйства и одной из первых среди русских газет начала помещать иллюстрации – рисунки и чертежи машин, орудий и зданий, изображения растений, животных, птиц.

Появляются также специальные хозяйственные, научные, литературные и другие газеты, выпускаемые частными лицами. Литературные вопросы стали содержанием еженедельной газеты «Рецензент», которую выпускал В. Н. Олин в 1821 г. Вслед за нею в Петербурге появилось несколько изданий такого типа. Наиболее важным из них была «Литературная газета» А. А. Дельвига и О. М. Сомова (1830–1831), в которой ближайшее участие принимал Пушкин. В Москве выходила «Молва, газета мод и новостей» (1831–1836) как приложение к журналу Н. И. Надеждина «Телескоп»; в ней в 1834–1836 гг. сотрудничал Белинский.

Всем частным газетам строго запрещалось касаться политики. Исключение из общего правила представляла только газета Ф. В. Булгарина «Северная пчела», которая начала выходить в 1825 г. как «газета политическая и литературная». Булгарин, ставший в 1826 г. агентом Третьего отделения, единственный из всех издателей получил право помещать в своей газете политическую информацию, что вызывало негодование передовых журналистов и литераторов.

В 1830-е годы заметно умножается провинциальная газетная периодика, правда, пока носящая официальный характер. Выходят «Одесский вестник» (1828–1893), «Тифлисские ведомости» (1828–1831), «Литовский вестник» (1834–1840), «Закавказский вестник» (1837–1855), «Официальная газета Царства польского» (1838–1861).

Толчком к развитию газетного дела в провинции послужило создание в 1838 г. при губернских правлениях печатного органа «Ведомости». Губернские «Ведомости» состояли из двух частей: официальной и неофициальной. В первой части помещались различные распоряжения, сведения о награжденных орденами и произведенных в чины, казенные объявления. В неофициальной части нередко печатались краеведческие материалы – статьи по истории, географии и этнографии данной губернии, художественные произведения местных авторов. Как правило, наиболее интересными и живыми были «Ведомости», в которых сотрудничали политические ссыльные. Так, например, Герцен, сосланный во Владимир, с января 1838 г. по июль 1839 г. редактировал неофициальную часть «Владимирских губернских ведомостей» и поместил в ней несколько своих статей и заметок.

После 14 декабря 1825 г. ведущая роль в периодической печати России принадлежала уже не петербургской, а московской журналистике. Это отмечали все современники. Пушкин, например, писал в «Путешествии из Москвы в Петербург» (1835): «Литераторы петербургские по большей части не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы. Московский журнализм убьет журнализм петербургский. Московская критика с честию отличается от петербургской». Ту же мысль высказал Гоголь в «Петербургских записках 1836 г.»: «Московские журналы говорят о Канте, Шеллинге и проч., и проч.; в петербургских журналах говорят только о публике и благонамеренности. В Москве журналы идут наряду с веком, но опаздывают книжками; в Петербурге журналы нейдут наравне с веком, но выходят аккуратно в положенное время. В Москве литераторы проживаются, в Петербурге наживаются».

Московская журналистика оказалась ведущей потому, что после разгрома декабристов центр передовой русской мысли переместился из Петербурга в Москву. С конца 1820-х годов исключительно важную роль в общественном движении начал играть Московский университет, в котором свято хранились традиции декабризма. В среде университетской молодежи вызревали революционные идеи. В 1826 г. возникло дело о поэме А. Полежаева «Сашка», содержащей открытый протест против угнетения и насилия; автора исключили из университета и отдали в солдаты. Через год правительству удалось раскрыть тайное общество, во главе которого стояли студенты университета братья Критские. Некоторые участники общества были арестованы и заключены в тюрьмы, другие отданы в солдаты. В 1831 г. правительство разгромило связанное с университетом тайное общество, руководимое бывшим студентом Н. П. Сунгуровым; в планы сунгуровцев входила не только широкая антиправительственная агитация, но и подготовка вооруженного восстания.

В 1832 г. из университета исключают Белинского за антикрепостническую драму «Дмитрий Калинин». После исключения из университета Белинский посещал кружок Н. В. Станкевича, который объединил молодежь, серьезно интересовавшуюся философско-эстетическими вопросами.

Одновременно с кружком Станкевича в университете существовал кружок Герцена и Огарева. Оба кружка, по словам Герцена, объединяло «глубокое чувство отчуждения от официальной России» (IX, 36). Но кружок Герцена и Огарева отличался от кружка Станкевича ярко выраженным политическим направлением. «Тридцать лет тому назад Россия будущего существовала исключительно между несколькими мальчиками, только что вышедшими из детства... а в них было наследие 14 декабря, – писал Герцен в «Былом и думах» о революционно настроенной студенческой молодежи начала 1830-х годов. – Мы мечтали о том, как начать в России новый союз по образцу декабристов, и самую науку считали средством»* (IX, 35, 39). Правительство жестоко расправилось с руководителем кружка – Герценом: он как «смелый вольнодумец, весьма опасный для общества» в 1834 г. был арестован и в 1835 г. сослан; сосланы были также члены кружка Огарев и Сатин.

В период между декабристами и началом журналистской деятельности Белинского самым интересным и влиятельным журналом был «Московский телеграф» Н. А. Полевого (1825–1834), названный Белинским «решительно лучшим журналом в России, от начала журналистики» (IX, 693), «Московский телеграф» пользовался большой популярностью у читателей и распространялся по всей России. По мнению Герцена, «с «Телеграфом» в русской литературе начинают господствовать журналы. Они вбирают в себя все умственное движение страны» (VII, 217).

Белинский был центральной фигурой русской журналистики 1830–1840-х годов. Несколько лет он сотрудничал в журнале «Телескоп» и газете «Молва», издававшихся Н. И. Надеждиным, и в журнале «Московский наблюдатель», который в 1838 г. перешел к Белинскому и его друзьям. Уже в этот, московский период Белинский заложил основы демократической журналистики.

В то время, когда в Москве действовали Полевой и Белинский, в Петербурге монополию в журналистике захватили Булгарин и Греч, совершенно порвавший после разгрома декабристов со своим былым либерализмом. В распоряжении Греча и Булгарина находились журналы «Сын отечества», «Северный архив» и газета «Северная пчела», которую в 1825-1830 гг. Булгарин издавал единолично, а с 1831 г. – вместе с Гречем.

В 1834 г. реакционная петербургская журналистика получила сильное подкрепление: стал выходить журнал «Библиотека для чтения» редактируемый О. И. Сенковским. Таким образом, к середине 1830-х годов в Петербурге создается реакционный «журнальный триумвират» в составе «Сына отечества», «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения», принадлежащих трем журналистам: Булгарину, Гречу и Сенковскому.

Освежающую струю в петербургскую журналистику вносили издания связанные с именем Пушкина, – «Литературная газета» и журнал «Современник» (1836). Но Пушкину и его группе очень трудно было бороться с реакционными изданиями: «Литературная газета», в силу цензурных постановлений, ограничивалась кругом литературно-эстетических проблем, а «Современник», разрешенный как литературный сборник, выходил только четыре раза в год. И все же им удалось нанести сильный удар по реакционной журналистике.

Осенью 1839 г. в Петербург переезжает Белинский. Он становится ведущим сотрудником и фактическим редактором журнала Краевского «Отечественные записки». С этого времени петербургская журналистика вновь получает руководящую роль в периодической печати России.

В условиях жесточайшего цензурного гнета 1830-х годов небывало возросло значение литературной критики для воспитания современников в духе передовых общественных идей. Чернышевский указывал в «Очерках гоголевского периода русской литературы», что в журналистике этого времени «эстетические вопросы были... по преимуществу только полем битвы, а предметом борьбы было влияние вообще на умственную жизнь»[75][23]. С каждым годом литературная критика приобретала все большую роль в формировании сознания современников.

Усиление интереса к литературной критике со стороны читателей в свою очередь свидетельствовало об их духовном росте. Если в 1834 г. в «Литературных мечтаниях» Белинский отмечал, что в 1820–1830-е годы «жизнь журнала» составляют повести, рецензии и картинки мод, то в начале 1840 г. он уже заявлял, что теперь «ни один журнал или газета не может существовать без отдела критики и библиографии; эти страницы разрезываются и пробегаются нетерпеливыми читателями даже прежде повестей». Все это, по мнению критика, убеждает в том, что «в нашей лите­ратуре настает эпоха сознания» (IV, 21). В подготовке этой «эпохи сознания» главная роль принадлежала статьям и рецензиям самого Белинского.

в начало

Издания Ф. В. Булгарина и Н. И. Греча и журнал «Библиотека для чтения»

Объявив жестокую борьбу прогрессивной журналистике, правительство Николая I охотно поддерживало реакционные издания Булгарина и Греча.

Фаддей Булгарин появился в Петербурге в 1819 г. Бывший офицер, выгнанный из службы за дурное поведение, он стал карточным шулером, вором и пьяницей. Когда войска Наполеона вступили в пределы России, Булгарин перебежал к французам, выхлопотал себе чин капитана и сражался против русских. В 1814 г. он попал в плен к пруссакам, а после окончания войны и обмена военнопленных поселился в Варшаве, откуда затем переехал в Петербург. Здесь Булгарин прикинулся либералом, свел знакомство с передовой литературной молодежью – Рылеевым, братьями Тургеневыми, Кюхельбекером, Грибоедовым, но особенно сошелся с Гречем. Он сотрудничал во многих петербургских изданиях и с 1822 г. начал выпускать собственный журнал «Северный архив». Вскоре Булгарин сделался известным Аракчееву, министру просвещения Шишкову, генерал-губернатору Милорадовичу, душителям просвещения Руничу и Магницкому. Пресмыкаясь перед ними, Булгарин добился разрешения на издание с 1825 г. газеты «Северная пчела», причем ему, единственному из всех русских журналистов, правительство доверило помещать в газете политическую информацию.

После победы царя над восставшими декабристами Булгарин составил докладную записку «О цензуре в России и книгопечатании вообще», в которой потребовал усилить надзор за печатью и передать цензуру периодических изданий особой канцелярии министерства внутренних дел. Записка понравилась Николаю I, и Булгарин получил два назначения: гласное – чиновник особых поручений при министерстве просвещения, и тайное – агент Третьего отделения. Бенкендорф поручает Булгарину следить за писателями и журналистами, донося обо всем, что удастся узнать. «Полицейский Фаддей», как называл Булгарина Пушкин, написал множество доносов, и Бенкендорф был доволен помощником.

Греч в Третьем отделении не числился, но оказывал Булгарину постоянную помощь в его служебных стараниях. Современники их не разделяли. Пушкин в памфлете «Торжество дружбы...» (1831) сказал, что Булгарина и Греча связывает «сходство душ и занятий гражданских и литературных». Та же мысль в памфлете Герцена «Ум хорошо, а два лучше» (1843): «Нет ни одного человека в Петербурге, который бы умел понять врознь Булгарина и Греча, – хотя бы один жил для удовольствия и нравственных наблюдений в Париже, а другой для нравственных наблюдений и для удовольствия в Дерпте».

В распоряжении Булгарина и Греча находился старейший журнал «Сын отечества». Он значительно растерял своих читателей, и тираж его с 1800 экземпляров упал до 600–500. Уже в 1825 г. Греч в качестве соиздателя-соредактора пригласил в «Сын отечества» Булгарина, который не только усиливает монархическую преданность журнала, но и старается внести в него дух предпринимательства и наживы. В журнале начинают печататься разного рода непроверенные факты и сообщения, имевшие целью поразить внимание читателей и привлечь подписчиков.

Булгарин не остался в долгу перед Гречем и предложил ему стать соиздателем «Северного архива». По своему типу это был двухнедельный научный журнал. В нем печатались оригинальные и переводные статьи по истории, географии, этнографии, правоведению, публиковались исторические документа, древние рукописи и т. д. Булгарин несколько расширил программу «Северного архива», открыв в нем в 1825 г. отделы «Правоведение» и «Нра­вы», а затем отдел библиографии. После этих преобразований «Северный архив» из чисто научного журнала превращается постепенно в журнал научно-литературный и становится как бы двойником «Сына отечества». Опасаясь, как бы один из журналов не остался вовсе без подписчиков, Булгарин и Греч решают объединить их. С 1829 г. начинает еженедельно выходить «Сын отечества и Северный архив. Журнал литературы, политики и современной истории» под общей редакцией Булгарина и Греча.

Объединенный орган еще более укрепился на реакционных позициях, с новым усердием славословил правительство, ожесточенно боролся с передовой литературой и журналистикой и прежде всего с теми изданиями, в которых сотрудничал Белинский. Однако эти качества только оттолкнули читателей от «Сына отечества». Он оказался не в состоянии конкурировать с «Московским телеграфом», «Телескопом», «Современником», и тираж его в середине 1830-х годов снизился до 400 экземпляров.

В 1837 г. Булгарин и Греч передают издание «Сына отечества» опытному издателю и книгопродавцу А. Ф. Смирдину, оставляя за собой редакторские функции. Смирдин приглашает в качестве неофициального редактора бывшего издателя «Московского телеграфа» Н. Полевого. Но и это не помогло. Потеряв надежду на успех, Булгарин, Греч и Полевой в 1839 г. оставляют редакцию «Сына отечества». В последующие годы журнал переходил из рук в руки и в 1852 г. прекратил свое существование.

Из всех изданий Булгарина и Греча наиболее влиятельным была политическая и литературная газета «Северная пчела» (1825–1864) – первая крупная частная газета в России.

В номере «Северной пчелы» каждая из четырех страниц-полос делилась горизонтальной линейкой на две части. В верхней находились три постоянные отдела: «Внутренние известия», «Новости заграничные», «Стихотворения. Нравы. Словесность»; в нижней части – четыре отдела: «Новые книги», «Смесь», «Литературные новости», «Наряды». Получив право на помещение политических известий, «Северная пчела» сразу же заняла привилегированное положение по отношению к другим частным изданиям, которые этого права не имели. В начале 1828 г. «Северной пчеле» правительство даровало еще одну льготу: ей первой разрешили печатать театральные рецензии. В 1825–1830 гг. газета выходила три раза в неделю, с 1831 г. – ежедневно. Булгарин и Греч руководили газетой до 1859 г.

Политическая позиция «Северной пчелы» определилась не сразу. В 1825 г. в газете печатаются произведения Пушкина, Рылеева, Ф. Глинки, газета положительно отзывается о творчестве Пушкина, о думах и о поэме «Войнаровский» Рылеева, об альманахе декабристов «Полярная звезда». Со стороны Булгарина это был тактический ход: он понимал, что в пору общественного возбуждения только эти имена принесут успех изданию. Но уже тогда в «Северной пчеле» намечается то направление, которое вполне устраивает правительство: за верноподданническую статью о кончине Александра I Булгарин получил благодарность от царской семьи. Эти ощутимые связи Булгарина с правительством приводили в негодование передовых современников: «Ты не «Пчелу», а «Клопа» издаешь», – упрекал Булгарина Рылеев и грозил ему: «Когда случится революция, мы тебе на «Северной пчеле» голову отрубим!».

С конца 1825 г. «Северная пчела» открыто превращается в правительственный орган, в «почти официальную газету» (Пушкин). Прославление «верноподданнических чувствований», демонстрация «преданности престолу и чистоте нравов» становятся ее главной целью. Политической частью «Северной пчелы» руководило Третье отделение, Бенкендорф лично контролировал деятельность газеты и снабжал Булгарина деньгами.

С особой ревностью защищала «Северная пчела» самодержавно-крепостнические устои в 1830–1831 гг., в пору революционных событий на Западе и роста народного движения внутри страны. Булгарин и его сотрудники на все лады костили заграничных «мятежников» и расписывали «безграничную верность» русского народа своему монарху. Бенкендорф неоднократно поручал заведующему канцелярией Третьего отделения фон Фоку составлять для «Северной пчелы» статьи, имеющие целью «успокоить публику насчет иностранных дел и событий», и они печатались в газете как редакционные.

Выполняя заказ своих хозяев распространять официальные мнения как можно шире, Булгарин пытался найти такие средства и способы подачи газетного материала, которые обеспечили бы «Северной пчеле» доступ во все слои населения и прежде всего к широкому читателю. Жанры и формы материалов газеты пришлись «по плечу» малотребовательному, неискушенному «среднему» читателю – купцам, мещанам, ремесленникам, мелкому чиновничеству, провинциальным помещикам. Булгарин и его сотрудники старались предлагать легкое занимательное чтение, часто основанное на сенсации, вымысле и непроверенных фактах, но начиненное советами хранить преданность царю и церкви.

Среди своих читателей газета Булгарина стала популярной и к началу 1830-х годов собрала 4000 подписчиков – число по тем временам очень большое. Как свидетельствует А. В. Никитенко, ревизовавший в 1834 г. петербургский учебный округ, провинциальные чиновники «ничего не читают, кроме «Северной пчелы», в которую веруют, как в священное писание. Когда ее цитируют, должно умолкнуть всякое противоречие».

Видное место в «Северной пчеле» занимала рубрика «Нравы», под которой помещались коротенькие нравоучительные рассказы, диалоги, шутки, написанные бойко, но без всякой глубины. Здесь печатались и фельетоны. Самая рубрика «Фельетон» в русских газетах появилась только в 1840-х годах, но как форма журнальных и газетных материалов фельетон постоянно встречается в русской периодике уже в 1820–1830-е гг., причем «Северная пчела» первой из русских газет стала помещать его. Это были главным образом нравоописательные фельетоны в духе «улыбательной» сатиры Екатерины II с большой дозой официальной морали.

Под рубрикой «Словесность» публиковались не только «малые формы» художественной прозы, но также статьи о литературе, прикладном искусстве и т. д. С 1828 г. здесь иногда печатаются «анекдоты», якобы извлеченные из иностранной периодики, а в действительности представлявшие собою грубые и грязные пасквили-доносы на политических и литературных противников «Северной пчелы», в частности на Пушкина и Белинского.

В отделе «Смесь» помещались короткие заметки, небольшие фельетоны, а также разного рода сообщения, в которых рекомендовались изделия фабрик, заводов, мастерских и т. д. и произведения литературы и искусства. При этом «Северная пчела» расхваливала вещи, руководствуясь размерами взятки, полученной издателями. В повести Гоголя «Портрет» достоверно описано, как хозяин «ходячей газеты», т. е. «Северной пчелы», за десяток червонцев устроил пышную рекламу художнику Чарткову, обеспечив ему верную клиентуру. Подобного рода оплаченные «рекомендации» Булгарин вставлял почти во все материалы газеты: в статьи, очерки, фельетоны, указывая фамилии фабрикантов, названия фирм, адреса модных магазинов и мастерских.

Усердно служа правительству, Булгарин не забывал и о личной выгоде. Этот делец от журналистики превратил «Северную пчелу» в доходное предприятие, внес в журналистику взяточничество и шантаж. «Северная пчела» оказалась родоначальницей продажной «желтой» буржуазной прессы в России, положила начало тому «торговому направлению» в русской периодике которое укрепила и развила затем «Библиотека для чтения» (1834–1865) – первый русский многотиражный журнал.

Издатель и книгопродавец А. Ф. Смирдин еще в 1833 г. начал объединение писательских сил, выпустив первую книжку литературного сборника «Новоселье»[76][24]. В «Новоселье» приняли участие Пушкин, Гоголь, Жуковский, Вяземский, Крылов, Погодин, Хомяков, Греч, Булгарин, Сенковский, Шишков, Хвостов и др. Если требовательному, думающему читателю далеко не все нравилось в сборнике, то «средний» читатель пришел от него в восторг. И когда Смирдин объявил, что с 1834 г. он станет выпускать новый журнал «Библиотека для чтения», указав, что в нем будут сотрудничать все видные литераторы, от подписчиков не было отбоя.

Смирдин организовал «Библиотеку для чтения» как крупное коммерческое предприятие. Взяв на себя финансово-хозяйственную сторону дела, он пригласил в качестве редактора журнала О. И. Сенковского, назначив ему огромное жалование – 15 тыс. руб. в год, не считая платы за сотрудничество[77][25]. Впервые в русской печати Смирдин ввел твердый авторский гонорар, полистную оплату авторского труда – 200 руб., увеличив его до 1000 руб. и выше для знаменитых писателей. По меткому замечанию Белинского, Смирдин «крякнул да денежкой брякнул и объявил таксу на все роды литературного производства» (I, 98).

Тридцатые годы XIX в. в истории русской литературы и журналистики Белинский назвал «смирдинским периодом»; основная черта этого периода – проникновение денежных отношений в литературу и журналистику, что имело свои сильные и слабые стороны. Хорошо, что литературный труд стал, наконец, оплачиваться, это позволило принимать участие в печати лицам, не имеющим других средств к существованию. Таким образом, введение гонорара способствовало демократизации литературы и журналистики, профессионализации писательского и журналистского труда. «Будем радоваться от искреннего сердца и тому, что теперь талант и трудолюбие дают (хотя и не всем) честный кусок хлеба», – писал Белинский в статье «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя» (1836). Но вместе с тем для многих издателей и авторов гонорар становится средством обогащения, они пишут и печатают, думая не о развитии просвещения, а о личной выгоде. И это тоже внесла «Библиотека для чтения», издатель и редактор которой больше заботились о числе подписчиков, приносящих доход, чем о качестве журнала.

«Библиотека для чтения» была создана как энциклопедическое, универсальное издание, как ежемесячный «журнал словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод». Каждая его книжка включала 25–30 печатных листов. Выходил журнал с исключительной точностью – первого числа каждого месяца. Уже во второй год издания «Библиотека для чтения» насчитывала 5000 подписчиков, через два года их число увеличилось до 7000.

Большой тираж позволил Смирдину установить сравнительно невысокую подписную плату за год – 50 руб.

«Библиотека для чтения», как и «Северная пчела», ориентировалась на «среднего» читателя – городских и провинциальных чиновников, мещан, младших офицеров. Но главную поддержку журналу Смирдина оказывали провинциальные помещики, их интересам прежде всего и служил журнал. В статье «Ничто о ничем» (1836) Белинский определил «Библиотеку для чтения» как «по преимуществу журнал провинциальный» и заметил, что «в этом отношении невозможно не удивляться той ловкости, тому искусству, с какими он приноровляется и подделывается к провинции».

Книжки «Библиотеки для чтения» имели постоянные отделы: «Русская словесность», «Иностранная словесность», «Науки и художества», «Промышленность и сельское хозяйство», «Критика», «Литературная летопись», «Смесь». Номер заключался описанием модных туалетов, и к нему прилагались картинки мод.

Уделив большое место изящной словесности, наукам и искусствам, критике и библиографии, Смирдин все же придал своему журналу экономический уклон. Отражая интересы и потребности капитализирующейся русской экономики, издатель «Библиотеки для чтения» вводит слово «промышленность» в название журнала и создает отдел «Промышленность и сельское хозяйство». Духом буржуазного практицизма были проникнуты не только экономические статьи, но и многие материалы отдела «Науки и художества», в которых предлагались технические и естественнонаучные сведения. Экономический и научный отделы, а также «Смесь» были в «Библиотеке» лучшими.

При своей ставке на «практическую полезность» журнал Смирдина – Сенковского демонстративно выступил против теоретических и научных обобщений, особенно против передовых философских и политических теорий, видя в них источники вольнодумства и неповиновения властям. Обвинения, насмешки, почти ругательства так и сыплются на «новейших мудрецов», «заносящихся умников»; самое слово «философ» в устах сотрудников «Библиотеки для чтения» становится бранной кличкой.

Содержание и направление журнала, весь его облик определялись деятельностью редактора-директора Сенковского который получил от Смирдина неограниченные полномочия

Ученый-востоковед Сенковский в 1820-е годы возглавлял в Петербургском университете две кафедры – арабского и турецкого языков. Но уже к началу 1830-х годов у него ослабевает интерес к научной деятельности и он решает полностью посвятить себя литературе и журналистике.

В 1833 г. Сенковский дебютирует в печати как фельетонист, сначала в «Северной пчеле», потом в «Новоселье» Смирдина. Политическая позиция будущего редактора «Библиотеки для чтения» отчетливо проявилась уже в фельетоне «Большой выход у Сатаны», опубликованном в «Новоселье»; это настоящий пасквиль на участников Французской революции 1830 г. и польского восстания

1830–1831 гг. Ту же линию продолжил Сенковский и в журнале Смирдина. Многие фельетоны Сенковского, объединенные личностью рассказчика, печатались за подписью «Барон Брамбеус». Вскоре «Барон Брамбеус» из обычного псевдонима превращается в литературную личность со своей биографией, интересами, образом мысли, индивидуальной манерой разговаривать и писать.

Открытый консерватизм и скептицизм, подчеркнутая беспринципность, поверхностное остроумие, показная, развязная веселость, назойливая болтовня, ничем не ограниченное многословие, трескучие фразы, грохочущие слова («ракеты, искры, бенгальский огонь, свистки, шум», по определению Герцена) – вот что было характерно для Брамбеуса-Сенковского. В статье «Библиотека» – дочь Сенковского» Герцен писал, что «Сенковский так же принадлежит николаевскому времени, как шеф корпуса жандармов.., как неприхотливая «Пчела», находившая даже в николаевском царствовании мед» (XIV, 266).

Самодержавно-охранительному направлению подчинялись все материалы «Библиотеки для чтения». Поскольку в журнале не было политического отдела, политика вошла в «Библиотеку для чтения» через фельетоны Сенковского, в частности, через фельетон «Брамбеус и юная словесность» (1834, №3). «Юная словесность» – это литература революционной Франции; она решительно осуждается за «уничтожение» нравственности, за похвалы «остервенению» и легкомыслию. «Парижская школа, – утверждает Барон Брамбеус, – пожелала произвести в словесности нечто вроде революции 1789 года, с настоящею свирепостью Конвента. Она решилась... уничтожить нравственность, как революция уничтожила христианскую веру». Брамбеус не забывает высмеять деятелей революции 1789 г. («сумасбродов того плачевного времени») и подчеркнуть свою полнейшую благонамеренность: «Брамбеус пишет наибольшею частью в сатирическом роде, где самый тон веселости и шут­ки свидетельствует о невинности как сочинения, так и намерения».

Фельетонную манеру Сенковский ввел также в отделы критики и библиографии. Он не придерживался какого-то определенного литературного направления, а защищал чисто субъективистскую позицию личного «вкуса». Руководствуясь своими соображениями, редактор «Библиотеки для чтения» ставил Пушкина ниже третьестепенного поэта Алексея Тимофеева, отождествлял Гоголя с бульварным французским писателем Поль де Коком, зато в Кукольнике видел русского Гете и Байрона, а в Загоскине – Вальтера Скотта. Но в этих фокусах Сенковского скрывался и другой смысл. Дело в том, что на титульном листе «Библиотеки для чтения» в 1834 г. из номера в номер печатался список около шестидесяти авторов, чьи литературные и ученые труды предполагалось помещать в журнале. За одно только согласие известного писателя указать свое имя в списке будущих сотрудников Смирдин платил до 1000 руб. Прошло меньше года, а от журнала уже начали отходить лучшие литературные силы – Пушкин, Жуковский, Крылов, Денис Давыдов, Баратынский и др., некоторые из перечисленных на титуле авторов вообще не дали ни строчки. Перед Сенковским встала задача создать своих «знаменитостей» и этим удержать читателей при журнале.

Критических статей и рецензий в собственном смысле слова в «Библиотеке для чтения» почти не было; их заменяли критические и библиографические фельетоны Барона Брамбеуса, который плоско острил над названиями рецензируемых произведений, фамилиями авторов, выискивал несущественные погрешности в языке и стиле.

Чернышевский, рассмотрев в «Очерках гоголевского периода русской литературы» некоторые литературно-критические отзывы Сенковского, представил себе, как редактор «Библиотеки» произвел бы разбор «Мертвых душ»: «Выписав заглавие книги «Похождения Чичикова, или Мертвые души», начинать прямо так: Прохлаждения Чхи! чхи! кова – не подумайте, читатель, что я чихнул, я только произношу вам заглавие новой поэмы г. Гоголя, который пишет так, что его может понять только один Гегель». Это место работы Чернышевского напомнил В. И. Ленин, полемизируя с «легальным марксистом» П. Н. Скворцовым. Показав недобросовестность приемов «некритического критика» Скворцова, Ленин писал: «Ведь это совершенно такая же «критика», как та, над которой смеялся некогда Чернышевский; возьмет человек в руку «Похождения Чичикова» и начинает «критиковать»: «Чи-чи-ков, чхи-чхи... Ах как смешно»[78][26].

В отделе «Словесность» печатались низкопробные вирши доморощенных «знаменитостей». Проза была представлена преимущественно повестями и пьесами с занимательными, «захватывающими» сюжетами, что так нравилось провинциальным читателям. Такова же была в «Библиотеке» и переводная беллетристика, причем переводы иностранных произведений зачастую сильно отличались от подлинника: редактор сокращал текст, переделывал его, вносил дополнения – и все в интересах своих читателей. Например, чтобы угодить провинциальной публике, любившей счастливые развязки, Сенковский изменил окончание романа Бальзака «Отец Горио»: он сделал Растиньяка миллионером.

Эту способность редактора «Библиотеки» угадывать интересы своего читателя высоко оценивал Белинский. «Сенковский на эти вещи – гений, он не даром первый начал печатать в журнале романы и драмы», – заявлял критик (XI, 453). Осуждая некоторые приемы, используемые Сенковским для привлечения читателей, Белинский в то же время утверждал: «Нам не нравится направление «Библиотеки для чтения», но нам нравится, что в ней есть направление... Об аккуратности издания этого журнала, равно как и о том, что он умеет угодить своим читателям – ничего и говорить, а это – согласитесь, два важные качества в журнале» (III, 124). Еще в 1836 г. Белинский самым большим недостатком «Библиотеки для чтения» считал то, что она не развивает читателя, а сама идет на поводу у него, «без нужды слишком низко наклоняется, так низко, что в рядах своих читателей не видит никого уж ниже себя» (II, 46–47). Годы шли. «Библиотека для чтения» стояла на месте, а читатель рос, развивался – и прежде всего благодаря статьям Белинского. Читатель уже не мог доверять журналу, который заявлял, например, что «Герой нашего времени» Лермонтова – это «просто неудавшийся опыт юного писателя».

В «Очерках гоголевского периода русской литературы» Чернышевский писал, что «Библиотека для чтения» играла «некоторую роль» в литературе и журналистике только «до того времени, когда «Отечественные записки» приобрели решительное господство», т. е. до 1840-х годов. В 1848 г. Смирдин, не желавший терпеть убытки, передал издание «Библиотеки» книгопродавцу В. П. Печаткину; руководство редакцией принял А. В. Старчевский. Журнал просуществовал до 1865 г.

в начало