Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Обновленное законодательство о печати 1905 года






Время с 17 октября до 24 ноября современники называли «медовым месяцем свободы печати». Сотрудники большинства газет и журналов упивались долгожданной свободой слова, выпускали номера изданий без цензуры, обсуждали самые острые темы.

Однако в это время легальная печать осталась один на один с Советами, которые по-прежнему не допускали выхода газет не социал-демократического толка, особенно в периоды забастовок, следовавших одна за другой. В связи с началом Декабрьского вооруженного восстания Московский Совет рабочих депутатов с 7 декабря запретил издание всех городских газет и распространение петербургских. Это вызвало резкий протест Союза печати, и «общее собрание Союза печати почти единогласно (возражала одна социал-демократическая «Новая жизнь» в лице ее редактора Н.М. Минского, вышедшего после этого из Союза) постановило, что интересы всего общества и самого освободительного движения требуют, чтобы забастовки не распространялись на периодическую печать, и ввиду того, что рабочие хотели допустить только выход своих изданий, подчеркнуло, что принцип свободы печати требует, чтобы направление издания не играло никакой роли при решении вопроса о выходе его в свет» (выделено мной. – С.М.)[16].

Таким образом, в 1905 г. деятели русской журналистики подчеркивали, что основная цель периодики – информировать читателей о происходящих событиях и свобода прессы означает, в первую очередь, свободу выхода в свет любых изданий вне зависимости от их направления. В это время привычный для русской журналистики принцип оценки издания только по его направлению утрачивает свою обязательность и повсеместность. В переломные моменты истории информационная роль журналистики выходит на первый план, опережает требование последовательности и чистоты направления. Тем более что в момент общественного подъема, всеобщего увлечения революционными настроениями различные оттенки идеологий, политических пристрастий, программ становятся плохо различимыми на фоне общего недовольства существующими порядками. В такое время трудно строго различать направления газет и журналов, отличающихся друг от друга только оттенками, нюансами, не всегда имеющими принципиальный характер.

Зато необходимость в информации, даже по-разному, тенденциозно поданной, ощущалась всеми слоями общества. Эту информационную роль и должна была выполнять пресса, подвергавшаяся ударам и справа, и слева, и со стороны самодержавного государства, к чему все привыкли, и совершенно неожиданно, со стороны восставших, которых значительное число изданий поддерживало.

«Печати, освобожденной от правительственного гнета, грозит произвол, зарождающийся в собственной среде, – писал «Вестник Европы» в январе 1906 г. – Если бы в нашей печати получили право гражданства приказы, идущие от рабочих, то положение ее стало бы худшим, чем при правительственной цензуре». Возражая против забастовок, парализующих деятельность прессы, журнал замечал: «Полная нецелесообразность газетных забастовок не может подлежать никакому сомнению. Успех забастовки создает настроение. Настроение, если не создает, то поддерживает на известной высоте всего сильнее газета – освещением событий и еще больше сообщением фактов... Поэтому первейшее средство понизить напряжение общественного настроения – прекратить газеты... Эти бесспорные соображения заставляли и в октябре, и в ноябре и теперь в декабре поголовно всех издателей, редакторов и сотрудников газет, особенно радикальных, добиваться возможности писать и печатать. Наборщики же, печатники и вообще все механические работники печати всякий раз отвечали решительным и упорным отказом»[17]. Авторы этих строк – К.К. Арсеньев и В.Д. Кузьмин-Караваев – как бы уговаривают рабочих, пытаются доказать им, что пресса полезна и во время забастовок, и прекращение выхода газет; недопустимо с точки зрения общественных интересов.

24 ноября 1905 г. правительство утвердило «Временные правила о печати», где многие обещанные свободы не получили законодательного подтверждения, но было узаконено основное достижение революционного года – явочный порядок выхода новых изданий[18].

Существовавшую раннее систему выхода новых органов называли концессионной. Главное управление по делам печати давало разрешение на выход нового органа, только убедившись в благонадежности его будущих сотрудников. В правилах 24 ноября 1905 г. был узаконен явочный порядок выхода: достаточно было подать прошение и через две недели получить разрешение. Такой порядок давал возможность быстро заменять приостановленное издание другим при том же составе сотрудников. Он был более выгодным для деятелей русской прессы.

После подавления московского вооруженного восстания, когда стало ясно, что самодержавие выстояло, началось наступление на прессу. 18 марта 1906 г. появился высочайший указ, представивший систему арестов номеров газет и журналов в качестве основной меры борьбы с печатью.

Решающую роль в процессе общественного самоопределения газет и журналов сыграло появление в конце 1905 – начале 1906 г. легальных политических партий, в том числе консервативных и умеренных. До этого времени организационно оформились только крайние революционные нелегальные партии, которые во время революции смогли выйти из подполья. Граф Ф.Д. Толстой писал в конце декабря 1905 г. в одном из писем, что только после Манифеста 17 октября «началась деятельная работа общества в смысле дифференциации, составления партий и союзов более или менее умеренных. После 17 октября общество и правительство оказались лицом к лицу с организацией, и притом отличной, только одних крайних партий, все же остальное бродило вразброд, не сознавая даже той опасности, которая грозила им со стороны “сознательного пролетариата”. Только после того, как общество почувствовало неумолимую тиранию всяких союзов социал-демократов и социал-революционеров и прочих, оно начало понимать, что надо организовываться и самим спасать свою шкуру от сильных своей организацией и верой в свои идеалы социалистов всех фракций»[19].

Газеты пропагандировали партийные программы, журналы зачастую разрабатывали такие программы сами, становясь инициаторами создания новых партий.

На крайнем правом фланге стояли черносотенцы, организовавшие «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела». Но у правых единства не было. А.С. Суворин писал в своем дневнике в 1907 г.: «Мы заступались много раз за Союз русского парода, когда видели, что на него нападают несправедливо. Но быть в партии с г. Дубровиным и другими союзниками мы никогда не были и не будем. Не будем мы считать Союз русского народа за русский народ, как не считаем за русский народ ни одной другой партии»[20].

Доктор А.И. Дубровин и В.А. Грингмут – издатель «Московских ведомостей» олицетворяли самую реакционную часть черносотенцев, от них открещивались даже сочувствовавшие Союзу русского народа. Дубровина открыто поддерживал Николай II.

Официальным органом Союза стала газета «Русское знамя», не сумевшая ни у кого завоевать авторитет. А.С. Суворин отмечал, что эта газета пишет холопским языком. В материалах отчета о периодической печати за 1908 г. сохранилась докладная записка одного из членов Совета Главного управления по делам печати, где содержится характеристика газеты: «“Русское знамя” не консервативный, а крайне реакционный орган... Нападки на политику внутреннего управления, которые позволяет себе “Русское знамя”, перестала быть патриотическими... Такого рода литературная борьба получает уже характер революционный»[21].

Черносотенцы тоже были недовольны газетой, которая выражала взгляды самой правой части союза. На съездах не раз ставили вопрос о закрытии этой газеты и замене ее другой.

Крупная буржуазия создала в конце 1905 г. несколько партий «Союз правого порядка», «Всероссийский промышленный союз» но самым долговечным оказался «Союз 17 октября». Его членов называли «октябристами», под этим названием и вошла в истории партия, объединявшая представителей крупного капитала и наиболее умеренные слои русской интеллигенции. Инициатива созданий партии принадлежала московским текстильным фабрикантам, во главе стояли А.И. Гучков и Д.Н. Шипов. «Октябристы» начали издавать газету «Новый путь», но она быстро закрылась. К ним примыкала «Умеренно-прогрессивная партия» во главе с П.П. Рябушинским. Органом прогрессистов стала газета «Голос Москвы».

Близко к «октябристам» стояли и «мирнообновленцы», которые выпускали с декабря 1906 г. газету «Слово». О «Слове» остряки говорили, что эта газета «бывших людей», издавал и редактировал ее бывший министр (М.М. Федоров), из числа сотрудников многие в свое время тоже занимали государственные посты или перешли из других партий.

Самой популярной в России стала партия конституционных демократов (кадетов), занимавшая самые левые позиции среди буржуазных партий. Она с большим преимуществом победила на выборах в I Государственную думу. Единства среди кадетов не было: одно крыло возглавлял П.Б. Струве, который с декабря 1905 г. издавал еженедельник «Полярная звезда», во главе другого стоял П.Н. Милюков. В качестве центрального органа кадеты издавали газету «Речь», просуществовавшую до октября 1917 г.

Кадетов поддерживала почти вся легальная пресса. «Наша жизнь», «Русь», «Товарищ», «Русские ведомости» и многие другие влиятельные органы периодики разделяли взгляды партии «народной свободы», как себя называли кадеты. На несколько недель, в конце 1905 г., до выхода «Речи» органом кадетов стали «Биржевые ведомости», сменившие название на «Народную свободу», а позже ставшие «Свободным народом». Опытный делец – издатель «Биржевых ведомостей» С.М. Проппер передал газету П.Н. Милюкову, решив тем самым снискать симпатии подписчиков. Но этот союз профессионального издателя и лидера партии быстро распался. «Кадеты съели всю подписку во мгновение ока, – жаловался Проппер, – и стали уже отучать публику, воюя со всеми другими партиями. А у меня правило – ни с кем не воевать»[22].

Довольно быстро некоторые органы печати разочаровались в программе конституционных демократов. Так, разошлись с ними по вопросам партийной дисциплины и признания принципа демократического централизма в качестве основополагающего при организации партии ведущие сотрудники журнала «Вестник Европы», являвшиеся видными земскими деятелями. В начале 1906 г. журнал опубликовал программу новой организации – партии демократических реформ, инициаторами создания которой стали редактор журнала М.М. Стасюлевич, политический обозреватель К.К. Арсеньев, активные сотрудники М.М. Ковалевский, В.Д. Кузьмин-Караваев и др. В качестве неофициального центрального органа партии была основана газета «Страна», редактором которой стал М.М. Ковалевский. Как политическая организация партия не состоялась, но о своей верности программе, опубликованной в 1906 г., журнал заявлял неоднократно – и в 1909 г., когда редактором стал К.А. Арсеньев, и в 1915 г., отмечая 50-летие своего издания.

На левом фланге стояли эсеры и социал-демократы, в 1903 г. разошедшиеся на две фракции – большевиков и меньшевиков. Первую возглавил В.И. Ленин, вторую – Г.В. Плеханов. До 1912 г. обе фракции существовали в рамках одной партии. В конце 1905 г., когда появилась возможность издавать легальные газеты в качестве центральных органов своих партий, большевики использовали газету «Новая жизнь», разрешение на издание которой получил поэт Н.М. Минский, а эсеры превратили в свой орган уже издававшийся «Сын Отечества». Правда, эти газеты были вскоре закрыты. Обе партии в годы революции снова и снова пытались организовать свои легальные и нелегальные печатные органы, которые быстро исчезали под ударами цензуры.

Разобраться сразу во всех программах вновь появившихся многочисленных партий было очень сложно и читателям, и властям. Главное управление по делам печати, привыкшее группировать все издания периодики «по направлениям», попыталась это сделать и в революционные годы. В «Отчете о периодической печати за 1907 год чиновники стремились разложить петербургскую прессу “по полочкам”». В отчете были выделены следующие группы изданий: 1 – партии эсеров; 2 – имеющие общий революционный характер (внепартийные); 3 – издания, посвященные истории революционного движения; 4 – партии социал-демократов (большевиков и меньшевиков); 5 – партии трудовиков; 6 – общего характера; 7 – христианско-социалистического направления; 8 – партии реальной политики; 9 – народно-социалистического направления; 10 – имеющие анархический характер; 11 – резко оппозиционные правительству издания (без принадлежности к определенной партии); 12 – умеренно-оппозиционного направления; 13 – партии кадетов; 14 – партии демократических реформ; 15 – Союза 17 октября; 16 – умеренно-прогрессивного направления; 17 – сионистского направления; 18 – консервативно-патриотические и монархические; 19 – безразличные в политическом смысле; 20 – эротического характера; 21 – официальные[23].

Для определения направления разных газет и журналов Главному управлению оказалось мало только партийных симпатий, хотя в отчете они учтены, понадобилась более детальная «роспись» журналистики. Интересно и соотношение разных групп в цифрах. Примерно из 500 органов периодики, за вычетом 13 официальных, только 41 издание указано в рубрике «консервативно-патриотические и монархические», 263 названы безразличными в политическом смысле, но почти половина петербургских изданий – оппозиционные.

Создание партий и партийной прессы сделало систему русской журналистики более современной для начала XX в. «Русская печать стала носить характер, напоминающий политическую прессу Западной Европы и Америки», – справедливо заметил журнал «Русское богатство» в 1906[24].

Правда, при одинаковой партийной ориентации различные газеты и журналы сохраняли собственные взгляды, не совпадающие в нюансах и оттенках. Некая разноголосица возникала подчас и внутри одного издания, особенно в толстых ежемесячниках. Чисто партийными становились официальные и неофициальные центральные органы, в основном газеты.

Общественно-политические газеты и толстые журналы быстро поняли, что выступать под флагом строгой партийности издания, рассчитанные на более разнородные круги читателей, не могут. Вот что писал Н.Ф. Анненский – член редколлегии «Русского богатства» в письме к В.Г. Короленко после того, как журнал стал организатором новой партии народных социалистов (энесов), близкой к эсерам, но более умеренной в тактике: «Решено твердо оставить его (журнал. – С.М.) органом беспартийным. Он останется журналом “направления” более широкого... хотя, конечно, близкого и однородного с основной линией той партии, к которой принадлежит ядро его сотрудников. Это совершенно необходимо, но для свободы журнала не опасно, так как относится только к программным вопросам. В обзоре тактики журнал останется совершенно не связанным с решениями родственной ему партии»[25].

Осознание того факта, что последовательная пропаганда только партийных программ сужает возможности периодического органа в освещении широкого круга проблем, привело русскую журналистику к повсеместному отказу от открытого признания своей связи с определенной партией. Уже в 1910–1912 гг. на титульных листах многих изданий появляются подзаголовки типа «Беспартийный орган прогрессивной мысли» или «Беспартийная газета экономики, политики и литературы».

Отказу прессы от партийной ориентации способствовало разочарование в самой популярной партии – партии кадетов, не оправдавшей возлагаемых на нее надежд.

Скрывать свои партийные симпатии русским газетам и журналам пришлось и из-за цензурных притеснений, многократно усилившихся после поражения первой русской революции и наступившей реакции.

3 июня 1907 г. министр внутренних дел П.А. Столыпин распустил III Государственную думу, оказавшуюся более революционной, чем хотелось бы правительству. «Столыпинский переворот» означал окончание революции, все завоевания почти трех лет борьбы с самодержавием были сведены на нет. Особенно сильно это ощутила на себе пресса. Временные правила о печати были отменены, их заменило «Положение о чрезвычайной охране», устанавливающее систему штрафов и фактически возрождающее предварительную цензуру. Современники писали, что такого количества штрафов, приостановок, административных взысканий, как в 1908 г., не было за 40 лет (с 1865 по 1904 г.) истории русской журналистики. Доход казны от административных штрафов только с газет за 9 месяцев 1908 г. составил около 80 тыс. рублей. Штрафы накладывались 165 раз. Газеты и журналы были полны сообщениями об очередных репрессиях[26].

При Охтинской полицейской части в Петербурге для журналистов была отведена особая камера, в ней редко находилось менее 40 человек. Все помещения жандармских управлений были забиты конфискованными книгами и номерами газет и журналов. Их собралось несколько миллионов экземпляров. Особенно трудным оставалось положение провинциальной прессы. Симферопольские «Южные ведомости» в 1910 г. «праздновали» 50-ю конфискацию) «Новый край» (Харбин) за короткий срок приостанавливали несколько раз, и в конце концов газета была закрыта.

П.А. Столыпин начал свою деятельность с требования составить для него список газет с указанием степени их распространения размеров приносимого ими «вреда». К Рождеству 1909 г. Тамбовский губернатор приказал разослать в библиотеки, читальни и школы циркуляр, где все издания были разделены по рубрикам на «желательные», «нежелательные, но терпимые» и «безусловно нежелательные». К «желательным» относились «Новое время», «Россия», «Московские ведомости», журналы «Исторический вестник», «Русская старина», «Нива»; к «терпимым» – «Петербургская газета», «Русские ведомости», «Вестник Европы», «Русская мысль». «Безусловно нежелательными» были «Речь», «Биржевые ведомости», «Утро России», «Русское слово», «Современный мир», «Русское богатство», «Образование».

В 1909 г. деятели русской журналистики пытались отметить 200-летие провинциальной прессы, но в условиях реакции сделать это не удалось.

Но несмотря на сложнейшие условия, цензурный и административный гнет, русская печать продолжала развиваться и в количественном, и в качественном отношении. Появлялись новые типы изданий. С июля 1908 г. начала выходить в Петербурге «Газета-Копейка», в 1910–1911 гг. такие «Копейки» появились во многих городах страны. Им было суждено сыграть значительную роль в периодике начала XX в. Дешевое бульварное издание при всей недостоверности информации и откровенной второсортности остальных публикаций приучало читать периодику малообразованного читателя. Большое распространение «Копейки» имели в рабочей среде.

Годы реакции были очень тяжелы не только для журналистики. После поражения революции 1905–1907 гг. общество переживало разочарование. Не оправдались надежды, которые связывала с революцией почти вся русская интеллигенция. Самодержавие выстояло. Надо было понять причины поражения, подвести итоги, определить дальнейшие пути развития страны. Разброс мнений был очень велик: от признания несвоевременности вооруженной борьбы до отказа от борьбы с правительством вообще. Большевики во главе с В.И. Лениным видели причину неудачи московского восстания в отсутствии поддержки со стороны крестьянства, двойственная природа которого (труженик, с одной стороны, собственник – с другой) помешала ему поддержать пролетариат. Меньшевики придерживались мнения, что революционные события начались преждевременно, оказались неподготовленными. Г.В. Плеханов считал, что за оружие браться было рано.

Очень серьезно рассматривали произошедшие события представители либерального лагеря. П.Б. Струве в первом номере журнала «Русская мысль» за 1908 г. опубликовал нашумевшую статью под названием «Великая Россия», где провозгласил новую национальную идею: «Национальная идея современной России есть примирение между властью и проснувшимся к самосознанию и самодеятельности народом, который становится нацией. Государство и нация должны органически срастись». Для создания великой России, о которой мечтал Струве и многие его соратники, эта идея оказалась бы очень плодотворной, но в стране, только что пережившей тяжелейший революционный кризис, в разгар реакции.

30. Основные типы газетной периодики начала 20 века
• Информационные газеты.
• Капитализм и печать.
Основные типы русских газет одним из первых на основе скрупулезного статистического анализа определил А.В. Пешехонов в 1901 г., оговорив тот факт, что эти типы еще недостаточно развиты. По его мнению, в столице можно выделить три типа газет: «большие» — самые дорогие и влиятельные газеты, рассчитанные на образованные, подготовленные круги читателей; «малые» — га­зеты, небольшие по объему и более доступные по цене, ориентиро­ванные на широкие круги читателей; «дешевые» — газеты, отлича­ющиеся от других не только низкой ценой, но и качеством. Наибо­лее дифференцированной по типам он считал петербургскую прес­су. О трех типах русских газет несколько позже, в 1904 г., писал и С.Н. Кривенко: «...газеты начали дифференцироваться на большую и так называемую малую прессу. Пяти- и четырехрублевые газеты приспосабливаются уже на всякую потребу, стараясь больше всего о разнообразии содержания, а специально уличные листки, с их со­вершенно особой разухабистостью, сенсационными заглавиями, описанием убийств и уголовными романами, имеют в виду городскую полуинтеллигенцию, до приказчиков, швейцаров и дворников включительно... теперь появилась недавно в Петербурге даже трех­рублевая газета, предлагая которую, газетчики кричат: «Русская газета стоит только одну монету» (то есть 1 копейку)1.
С.Н. Кривенко тоже отмечал наличие трех типов русских газет. Но если «большую» газету он оставляет практически без характе­ристики как уже известный в России тип газетного издания, то «ма­лую» и «специальные уличные листки» описывает достаточно подробно, так как это было явление новое для русскойжурналистики. Пяти- и четырехрублевые газеты отличаются низкой ценой под­писки (напомним, подписка на «большие» стоила от 8 до 12 рублей), разнообразием содержания, снижением уровня публикаций («приспосабливаются на всякую потребу»), размером и форматом. По терминологии Пешехонова — это «малая» газета.
«Уличные листки» — совсем низкая цена («дешевые», по опре­делению Пешехонова), специфическая аудитория (городская полу­интеллигенция, швейцары, приказчики, дворники), особое содержа­ние и форма публикуемых материалов (сенсационные заголовки, разухабистость, уголовные публикации и т.д.). Этот тип быстро по­лучил название бульварных изданий. Для более полного ознаком­ления с такими газетамижурналисты обратили внимание на фран­цузские издания, предназначенные для «кабаре и бульваров», ста­тьи о которых появились в русской прессе.
Современники очень точно определили, какие особенности газе­ты создают ее тип.
Если перевести принятое на рубеже XIX и XX вв. деление газет на «большие», «малые» и «дешевые» на современную терминоло­гию, используемую при анализе европейских и американских газет, то «большая» соответствует понятию «качественная», «малая» — «массовая», а «дешевая» — «бульварная» газета. Таким образом, русская журналистика, приблизившаяся в начале XX в. к мирово­му уровню развития, и в газетном деле повторяла путь, уже прой­денный наиболее развитыми странами.
Первыми в России возникли качественные газеты, которые рас­считывали на интеллигентного читателя. Они являлись изданиями чет­ко выдержанного единого направления, печатали серьезные статьи.
Массовые газеты — продукт рубежа XIX и XX вв., первые из чих возникли в самом конце XIX в., когда к активной общественной Жизни приходит новый читатель, не подготовленный к восприятию публикаций серьезной, качественной газеты. Это издания с нечетким, хотя в большинстве случаев обличительным направлением, более во­стребованным широкой аудиторией, учитывающие момент опреде­ленной развлекательности, необходимый для привлечения внимания «улицы» — так называли тогда читателей массовых, малых газет.
И, наконец, бульварные, дешевые газеты. В 1900 г. они существо­вали только в Петербурге (по подсчетам Пешехонова их было 13), в 1904 г. появилась одна, стоившая 1 копейку, а в 1908—1910 гг. они распространились по всей стране в форме многочисленных «Газет-Копеек», сразу же нашедших своего читателя.
Но в последней четверти XIX в. с разницей в 20 лет возникли две газеты, которые по своим характеристикам «не вписывались» ни в одну из типологических групп. По влиянию на русское обще­ство, по распространению среди читающей публики они быстро вышли на первое место в системе газет России. Речь идет о «Новом времени» А.С. Суворина и о «Русском слове», имевшем самый большой тираж после 1902 г., когда издатель газеты И.Д. Сытин пригласил редактировать газету В.М. Дорошевича. Определение типов этих газет вызывало споры в начале XX в., нет единства по этому вопросу и в современной исследовательской литературе.

И ту и другую газету отличала большая насыщенность инфор­мацией. Вот как определял своеобразие издания Суворина В.В. Ро­занов, сотрудничавший в газете около 30 лет и хорошо знавший ос­новные принципы ведения этой газеты ее редактором-издателем. «Ничего — специального, ничего — частного, ничего — личного, ничего — особенного и партийного, все для всей России, для целой России». То есть аудитория газеты самая широкая (вся Россия), и для этой аудитории важно, чтобы она была «общераспространенною, первой по величине, живости и подписке». Розанов отмечает особый способ изложения материала: «Все целесообразно — и скан­дал и шутка, введено в газету, чтобы она была... первой по величи­не, живости и подписке». По его мнению, именно эти качества «Но­вого времени» способствовали тому, что Суворин добился такого внимания публики, «какого он никогда не мог бы получить, говоря со страниц малообразованной газеты или заслуженного академичес­кого органа печати»2.
Значит, Розанов говорит о таком типе газеты «Новое время», который находится посредине между «малообразованной» газетой и «академическим» органом прессы. Так же сложно опреде­лить тип «Русского слова» под редакцией В.М. Дорошевича. «Анализ не только содержания, но и социального состава коррес­пондентов (авторов писем), проведенный в начале века самой же редакцией «Русского слова», убедительно характеризовал изда­ние как орган привилегированных классов и слоев русского обще­ства»3. Но если это верно для начала XX в., то после первой рус­ской революции тиражи газетыстремительно растут, достигая со­тен тысяч и даже миллиона в 1917 г. — показателей, для России невиданных. Говорить о привилегированной публике, читающей газету, уже не приходится. Пытаясь понять феномен «Русского слова», один из исследователей прессы того времени Н.Я. Абрамович упрекал издание Сытина—Дорошевича прежде всего за то, что в газете не было «духовной возбудимости, резкого отклика, нервного повышенного тона», т.е. всего того, к чему привык чи­татель качественной газеты.
Автор отмечал также, что в «Русском слове» нет академизма и сухости, свойственных большим серьезным газетам, но нет в нем и типичной для малой прессы «желтизны», убийств, пожаров, скан­далов. Задача газеты, по определению памфлетиста, — «осведомитель», ее «могущество и служение» — выполнение информацион­ной функции. И в этом Абрамович был прав. Современники назы­вали «Русское слово» «фабрикой новостей».
Таким образом, на рубеже XIX и XX вв. современниками был замечен, но не назван четвертый тип русских газет. Газеты, относя­щиеся к этому типу следует назвать информационными. Если опре­делять историческое место информационных газет, то они возника­ли вслед за качественными, почти одновременно с массовой прес­сой. Информационные газеты вводили в орбиту влияния периоди­ки более широкие слои достаточно образованных читателей, созда­вали привычку ежедневного чтения газет для получения ежеднев­ной информации о событиях, происходящих в стране и в мире. Массовые газеты эту привычку закрепляли, вовлекали в сферу воз­действия периодики совсем не подготовленные к чтению слои насе­ления. Ту же задачу, хотя и на самом примитивном уровне, выпол­няла бульварная газета.
В начале XX в. в деятельности и информационных, и массовых, и бульварных газет начали проявляться тенденции, пугавшие журналистов и всю русскую интеллигенцию, привыкших видеть и оце­нивать идейное служение обществу газет и журналов XIX в. Речь шла о проникновении капиталистических отношений в журналисти­ку, и в первую очередь, в газетное дело.
«Ареною желанного господства для капиталистов является именно ежедневная печать, проникающая повсюду, доставляющая не только огромные денежные обороты и доходы, но и возможность значительного промышленного влияния на многочисленные массы потребителей», — писал в 1910 г. один из известных публицистов «Вестника Европы» Л.З. Слонимский в статье «Периодическая пе­чать и капитализм»4. Ему вторил С. Мельгунов: «...приспособление газет к новым задачам меняет и самый облик печати. Там, где на первый план, как в «капиталистическом предприятии», выдвигает­ся вопрос о товарообмене — нет места идейному служению обще­ственным и политическим задачам. Современная газета начинает оправдывать свое итальянское происхождение... сорока. Этот со­рочий стрекот не стесняется средствами, т.к. его единственная цель подладиться под вкусы обывательского мира и иметь успех»5. Тип такой газеты, «как теперь признано», констатировал С. Мельгунов, олицетворяется «Русским словом». Действительно, неприя­тие многими современниками и «Русского слова», и «Нового вре­мени» объяснялось еще и тем, что обе газеты издавались предпри­нимателями капиталистического толка. Абрамович упрекал Дорошевича в том, что оп несет «знамя служения рынку», а не обще­ству, что он насытил газету «воздухом улиц, театральных фойе и ресторанных зал»6.

Представители идейной прессы, гордящиеся направлением сво­их изданий, пытались доказать, что русская журналистика, в отли­чие от европейской, сможет противостоять проникновению капитала в издание периодики. «В этом своеобразном товаре, который пуска­ется в оборот литературно-газетной промышленностью, всегда оста­ется нерастворимый, неуловимый для капитала, не поддающийся его захвату, остаток духовности, индивидуального творчества», — писал Слонимский, доказывая таким образом, что журналистика никогда до конца не будет подвластна капиталу. Кроме «заряда духовности», захвату прессы капиталом в России препятствуют и чисто русские условия: гнет цензуры, постоянный риск закрытия газеты или журнала не дают уверенности в получении стабильного дохода и делают вложение капитала в периодику невыгодным.
Слонимский не мог, конечно, не видеть, что целый ряд газет, в том числе крупных, уже издается на основе новых предпринима­тельских принципов, но он утверждал, что издавать газеты могут только «идейные капиталисты», и «между издателями, редактора­ми и главными сотрудниками больших газет часто устанавливаются товарищеские отношения, и все участники общего дела нередко дей­ствительно становились товарищами по несчастью». Кстати, таким «идейным капиталистом» Слонимский считал А.С. Суворина — ре­дактора-издателя «Нового времени». Автор «Вестника Европы» выражал уверенность всех старых русских журналистов в том, что «газетное и журнальное издательство является у нас поприщем не для выгодного помещения капитала, а для самоотверженного об­щественного служения». Это и давало возможность закончить ста­тью на оптимистической ноте: «Твердо установившиеся традиции русской журналистики позволяют надеяться, что в ней никогда не удастся восторжествовать чисто коммерческому капиталистическо­му духу, и что, избавившись от внешнего гнета, печать никогда не подпадет под другое иго, еще худшее, отравляющее самую ее ду­ховную сущность, ее душу»7. В этих словах отразилось огромное уважение к журналистике, характерное для русского общества, вера в то, что пресса сохранит свои лучшие традиции. Но общий итог статьи не соответствовал реалиям жизни:

капиталистические отношения проникали в прессу все активнее, как и в других сфе­рах деятельности.

31. Основные типы журнальной периодики начала 20 века – хз((

 


 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.