А ну-ка руки вверх!

Мы подняли руки. А что было делать?

Всем переплести пальцы на затылке, – велел Титус.

Мы с Эдуардом сделали это так, будто раньше тренировались. Ричард помедлил.

Быстро, волколак, а то тебя завалю, где стоишь, а все остальные пули получит твоя подружка.

Ричард переплел пальцы.

Каспар, что происходит?

Каспар сидел на диване – нет, не сидел, развалился. И был он доволен, как сытый кот... Ладно, сытый лебедь.

Эти джентльмены заплатили целое состояние за охоту на ликантропов. Я им даю дичь и место для охоты.

А Титус и Айкенсен гарантируют, что никто ничего не найдет?

Я ж говорил вам, мисс Блейк, что мы немножко охотимся, – сказал Титус.

А тот мертвец – один из ваших охотников?

Глаза его дернулись – не то чтобы отвернулись, но шевельнулись.

Да, мисс Блейк, это был один из них.

Я глядела на двоих в креслах с пистолетами. На седого в дверях я оглядываться не стала.

Вы трое считаете, что охота на оборотней стоит того, чтобы за нее умереть?

Темноволосый глядел на меня из-за очков, и глаза его были отстраненными и спокойными. Если ему и было не ловко направлять оружие на собрата по человечеству, он этого не показывал.

Взгляд бородатого обегал всю комнату, нигде не останавливаясь. Он явно не получал от всего этого удовольствия.

А почему вы с Айкенсеном не прибрали место убийства до того, как Холмс и ее напарник увидели тело?

Мы охотились на вервольфов, – ответил Айкенсен.

Каспар, мы же твой народ, – сказал Ричард.

Нет уж, – ответил Каспар, вставая. – Вы не мой народ. Я не ликантроп. У меня это даже не наследственное. Меня прокляла колдунья, и было это так давно, что я уже даже забыл.

Ты ждешь от нас сочувствия? – спросила я.

Нет. Я даже не думаю, что мне полагается объясняться. Вы двое вели себя со мной достойно, и мне полагалось бы чувствовать вину. – Он пожал плечами. – Это будет наша последняя охота. Большое гала-представление.

Если бы ты убил Райну и Габриэля, я бы почти что тебя поняла, – сказала я. – Но что тебе сделали те ликантропы, которых ты помогал убивать?

Помню, когда колдунья сказала мне, что она сделала, я себе представлял, как стану огромной кровожадной тварью, и мне это нравилось. Я все еще мог бы охотиться. Убивать своих врагов. А вместо этого... – Он широко развел руками.

Ты их убил, потому что они были такими, каким ты хотел быть, – сказала я.

Он чуть улыбнулся.

Зависть, Анита. Ревность. Это очень горькие чувства.

Я думала обозвать его подонком, но это было бы без пользы. Семеро погибли только потому, что этому сукину сыну не нравилось быть птицей.

Этой колдунье надо было тебя убить, и очень медленно.

Она хотела, чтобы я понял урок и покаялся.